Немецко-фашистское командование рассчитывало захватить Москву путем глубокого обхода с флангов и сокрушительного удара с фронта.
30 сентября начали свое продвижение к столице части 2-й танковой армии противника. Остальные силы группы армий "Центр" - 2 октября. Гитлер в своем приказе заявил: "Созданы наконец предпосылки к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага". Японскому послу в Берлине он пообещал овладеть Москвой к 12 октября. Захват Москвы должен был стать сигналом для начала военных действий империалистической Японии против Советского Союза на Дальнем Востоке.
На дальних подступах к столице развернулись упорные бои. Наши войска под сильным напором врата постепенно отходили на Можайскую линию обороны.
Враг был временно остановлен на рубеже восточнее Волоколамска, Можайска, Малоярославца и Калуги.
Москва представляла в эти дни вооруженный лагерь.
В конце октября гитлеровцы возобновили наступление. На ряде участков фронта создалась тяжелая обстановка.
Тревожные дни переживала Москва. Как-то я застал Сталина, когда он стоял у стола и возбужденно говорил с кем-то по телефону.
- Парашютисты? Сколько? Рота? А кто видел? Вы видели? А где высадились? Вы - сумасшедший. Не может быть, я не верю. Я говорю вам, не верю. Вы скоро скажете, что на ваш кабинет тоже уже высадились!
Верховный с раздражением бросил трубку телефона и сказал мне:
- Вот уже несколько часов меня терзают воплями о немецких парашютистах, не дают работать. Все ссылаются на слухи, а сами не видели и понятия не имеют. Болтуны и паникеры!
Я рассказал, как недавно, в бытность мою начальником Главного управления ПВО, вот так же звонили по телефону и докладывали о том, что в направлении города Владимира прорвалась группа вражеских дирижаблей, которая производит высадку крупного воздушного десанта. Наши командирские разъезды отправились для выяснения района высадки и определения хотя бы примерного количества немецких парашютистов. Кроме того, была послана воздушная разведка. Вскоре выяснилось, что никаких дирижаблей и немецких парашютистов не было да и быть не могло. Просто-напросто необычного вида кучевые облака приняли за дирижабли противника, а уж дальше вовсю разыгралась перепуганная фантазия. В первые дни войны при стрельбе нашей зенитной артиллерии по самолетам противника снарядами старого образца обычно образовывались в воздухе белые облачка, которые очень часто принимали за раскрывшиеся парашюты противника. Это тоже было основанием для паники.
Во время нашего разговора звонки о мнимых парашютистах противника продолжались. Сталин уже не хотел слушать эти доклады и отвечал, бросая трубку:
- Вранье! Нужно судить таких злостных паникеров военно-тюлевым судом!
В этой напряженной обстановке доклад, с которым я прибыл, отказался своевременным. Я предложил сформировать новые противотанковые артиллерийские дивизионы для усиления обороны Москвы, вооружив их 76-миллиметровыми орудиями, накопившимися в нашем резерве. Орудий других калибров под руками у нас тогда не было.
- Теперь даже пушки стали прятать от меня? - сказал Верховный. - Сколько дивизионов сможете сформировать?
- Десять по шестнадцать орудий в каждом.
- Это, конечно, мало. Хотя бы еще столько же...- Он задумался.- Слушайте, а что если мы эти дивизионы назовем полками?
Я стал возражать, какой же это полк из шестнадцати пушек?
- Нет, нет, вы вдумайтесь. Что значит дивизион? В нашем понимании, это единица маленькая. Командир дивизиона попадет в подчинение к какому-нибудь небольшому общевойсковому начальнику, с ним никто и считаться не будет, а в результате и артиллерию используют неправильно. Давайте, право же, назовем новые подразделения полками. Командир артиллерийского полка - это звучит! С ним не только командир дивизии, глядишь, и командир корпуса посчитается! Мало орудий в полку? Что же поделаешь. Сейчас случается, что в дивизии людей меньше, чем в нормальном полку. Но командир дивизии все-таки остается командиром дивизии. Так что пусть у нас будут артиллерийские полки. После мы увеличим в них количество батарей, как только наша промышленность получше снабжать нас будет.
Назвать артдивизион полком - просто, но как на деле осуществить эту реорганизацию? Для полка требовалось больше командного и личного состава, а взять их в те тяжелые осенние дни было неоткуда. К тому же общевойсковые командиры в боевой обстановке сразу поймут, с кем и с чем они имеют дело. Но что поделаешь, пришлось подчиниться приказу.
Отвели нам на формирование новых полков десять суток. Я попросил выделить в мое распоряжение людей двух противотанковых артиллерийских полков из бригады полковника Полянского, которые сейчас используются на Северо-Западном фронте в качестве обычной пехоты.
- Эти люди,- сказал я,- в свое время отличились под Шауляем. Они сражались до последнего снаряда. Не их вина, что в бою погибли их пушки. Теперь они передадут свой опыт борьбы с вражескими танками воинам новых полков.
Предложение тут же было принято. Действительно, боевые артиллеристы вскоре сыграли немалую роль в обучении бойцов новых подразделений и геройски сражались под Москвой. Это благодаря им вновь созданный 289-й артиллерийский противотанковый полк под командованием майора Ефременко в октябре - ноябре 1941 года на подступах к столице уничтожил и повредил 186 вражеских танков. 296-й артиллерийский противотанковый полк под командованием капитана Алешкина подбил тогда же 88 вражеских танков. Отличившиеся бойцы и командиры получили высокие правительственные награды.
Напряженными, бессонными были октябрьские ночи. Все силы брошены на оборону Москвы. Каждый чувствовал личную ответственность за безопасность любимой столицы. Приказом НКО устанавливалось новое служебно-правовое положение для старшей группы комсостава артиллерии: начальников артиллерии фронтов, армий, корпусов, дивизий и бригад назначить заместителями соответствующих общевойсковых командиров, предоставив им все права, установленные существующими уставами и положениями Красной Армии. Это имело большое значение для нашей артиллерии.
Ставка Верховного Главнокомандования и ГКО в трудные октябрьские дни 1941 года не покинули Москвы, а продолжали напряженно работать. Их присутствие в сражающемся городе вдохновляло людей, побуждало воинов и трудящихся еще более стойко оборонять родную столицу. Близость к фронту помогла Ставке более целеустремленно и оперативно руководить боевыми действиями войск.
Решили подтянуть под Москву ряд артиллерийских полков большой и особой мощности для стрельбы по противнику на больших дальностях и более мощными снарядами. Нам это стоило огромного труда. Упорство и изобретательность проявляли штаб начальника артиллерии, его отделы и Главное артиллерийское управление. Генерал М. С. Громадин мобилизовал силы и возможности ПВО страны на формирование частей наземной артиллерии для обороны Москвы, вооружив их зенитными орудиями.
Как-то пришел ко мне временно исполнявший должность начальника Артиллерийской академии А. А. Благонравов и доложил о том, как стало трудно в такой обстановке готовить кадры для артиллерии. Академию задергали. Комендант города Москвы вызвал как-то Благонравова и предложил получить со складов значительное количество взрывчатых веществ.
- Зачем, для чего? - удивился Благонравов.
- Уничтожать танки противника на улицах Москвы.
- Каким образом?
- Силами личного состава академии надо рассыпать взрывчатое вещество по улицам города. Танки противника пойдут и будут взрываться.
Мы вместе с А. А. Благонравовым искренне посмеялись над военной безграмотностью уважаемого коменданта. Но я пришел к выводу, что учебному заведению надо помочь. При первом же разговоре в Ставке я предложил немедленно эвакуировать Артиллерийскую академию из Москвы. Со мной согласились. Воспользовавшись этим, я высказался о целесообразности эвакуации еще двух академий - воздушной и бронетанковой. И на это было дано согласие. Три академии были срочно эвакуированы.
Ночью мы разработали по заданию Ставки предложения по увеличению производства минометов, а утром я поехал к Народному комиссару вооружения Д. Ф. Устинову для согласования выдвигаемых предложений. Быстро договорились по всем вопросам. В кабинете собралось много товарищей. Все переживали за судьбу столицы, к тому же кое у кого было неправильное, излишне мрачное представление о положении на фронте.
Как мог, я пытался ободрить людей, кратко рассказал об обстановке. Да, она тяжелая, но причин для уныния и растерянности нет.
- Знаете что,- сказал я,- а вы не примете у меня заказ на охотничье ружье?
- Сейчас мы его не выполним. Ведь под Тулой идут бои.
- Ну, ладно. Сделайте, когда будет возможно.
Дмитрий Федорович взглянул на меня и достал из-за шкафа прекрасное, тульской работы, штучное ружье 16калибра:
- Вот бери, Николай Николаевич. Я не охотник, а тебе пригодится.
Мне пришлось выискивать причины для отказа: калибр не тот, да и легковато для моей комплекции. Попросил Д. Ф. Устинова взять лист бумаги и записать заказ на новое ружье. Дмитрий Федорович все записал. По моему настоянию заказ был принят без указаний срока изготовления.
- Вы всерьез надеетесь охотиться? - недоверчиво спросили меня.
- А как же! Вот только разгромим немцев... Лица товарищей повеселели. Мы обменялись взаимными пожеланиями успеха и по-братски распрощались. Красивое и ценное ружье вновь заняло свое место за шкафом.
Точно в срок я докладывал в Ставке о готовности Новых противотанковых артиллерийских полков. Примем уже не десяти, а двадцати! Я испросил разрешение обратиться в Генеральный штаб за директивой: куда и когда направлять эти части. Верховный посмотрел на меня с недоумением:
- А кто там сейчас это может решить? Давайте сейчас, здесь же примем решение и отправим полки немедля на фронт. А вы должны проследить, чтобы они попали именно туда, куда направляются Ставкой.
Тотчас же была развернута карта, и Сталин отметил на ней, куда направить новые части. Я доложил также о переформируемых, перевооружаемых и восстанавливаемых артиллерийских полках большой и особой мощности.
Я торопился быстрее распорядиться об отправке на фронт артиллерийских резервов. Поэтому попросил разрешения уйти, но мне было предложено подождать. Позвонил в штаб и приказал приступить к подготовке всех необходимых документов, а также дать частям предварительные распоряжения.
В эти часы я был свидетелем кипучей деятельности Ставки, куда были вызваны для решения неотложных задач по обороне столицы крупные партийные и советские работники. Когда большинство вопросов выяснилось, мне сказали:
- Сейчас вами займемся. Принято решение направить вас в Ленинград полномочным представителем Ставки. Вы подождите, вам должны дать пакет особой важности для командования Ленинградского фронта.
Вскоре принесли этот пакет. Огромный конверт из плотной бумаги был скреплен массивными сургучными печатями. Мне пересказали краткое содержание пакета и предложили хорошо запомнить. Это были указания о наступательных действиях в районе Невской Дубровки. Встречными ударами Ленинградского фронта и 54-й армии, наступавшей с востока, предполагалось пробить брешь в обороне противника и разорвать кольцо блокады.
Неожиданной критике подверглись работники Генерального штаба:
- Как можно в таком виде вручать важный документ!
Последовало распоряжение сделать пакет маленьким, а документ напечатать на тонкой папиросной бумаге, чтобы при опасности можно было его мгновенно уничтожить. Пришлось терпеливо ждать, пока все переделают.
Мне предложили позвонить командующему Военно-воздушными силами П. Ф. Жигареву и потребовать, чтобы он выделил для меня специальный самолет и истребители сопровождения дальнего действия.
Героический Ленинград