Энрике Больянос в этом бою был ранен. После выздоровления он взял на себя тяжелую, но благородную миссию - стал ездить по всем пушечным батареям и учить артиллеристов бить танки противника.
В дни боев под Мадридом я любил нести вахту на башне "Телефоники", откуда удобнее всего руководить борьбой с вражеской артиллерией. Особенно привлекательны были дневные часы - с двух до четырех. Это время обеда. Как ни странно, в эти часы вовсе прекращались боевые действия с обеих сторон. В обеденное время я часто ходил в полный рост по передовым позициям, вне окопов и ходов сообщения и ни разу не попадал под огонь - обед у испанцев был своего рода всеобщим священнодействием. С башни "Телефоники" прекрасно просматривалось оживленное движение во вражеском стане в эти обеденные часы, что помогало нам заполучить немало ценных данных.
Однажды перед обедом, наблюдая с башни "Телефоники" за боевыми порядками фашистских войск, я обнаружил 155-миллиметровую батарею противника, которая, по-видимому, готовилась стрелять по Мадриду. Я показал эту цель командиру батареи, который имел наблюдательный пункт в этом же здании, и помог ему перенести огонь с ранее пристрелянной цели на вновь обнаруженную. Командир батареи экономил снаряды и с моей помощью корректировал каждый разрыв.
Вскоре мы отчетливо увидели прямое попадание в одно из орудий противника, а затем и в другое. На позиции фашистской батареи началась суматоха.
Вдруг раздалась решительная команда командира батареи:
- Альто! (Стой!)
В чем дело? - воскликнул я. - Почему батарея перестала стрелять?
- Комида! - ответил переводчик. - Обед!
Мои увещевания не помогли: командир и все находившиеся с ним немедленно приступили к обеду. Артиллеристы уверяли, что сразу же после обеда фашистская батарея будет добита, она никуда не уйдет - у мятежников ведь тоже обед!
Этот обычай стал меня уже раздражать. Я отказался от предложенного мне обеда и вина и в продолжение двух часов, пока длился обеденный перерыв, непрерывно вел наблюдение за недобитой батареей противника. В конце второго часа к разбитым орудиям подошла грузовая автомашина, в нее погрузили убитых и раненых.
Ровно в четыре часа дня раздалась команда:
- Фуэго! (Огонь!)
Стрельба возобновилась. Разрывы ложились вблизи молчаливо стоящих орудий противника. Командир республиканской батареи оказался все-таки прав: мятежники за время обеда так и не притронулись к своим пушкам.
Но пасаран!
В первых числах ноября мятежники объявили, что они вступают в Мадрид, и пригласили иностранных корреспондентов быть свидетелями их торжественного марша по улицам побежденного города. Радио Рима, Лиссабона, Берлина истошно вопило о взятии Мадрида. Но героический город продолжал борьбу.
К 5 ноября 1936 года определилась явно предательская роль главы республиканского правительства Ларго Кабальеро и его ближайших приспешников. Крылатые, гордые слова великого русского полководца М. И. Кутузова: "С потерею Москвы не потеряна Россия", они перефразировали на свой лад: "С потерей Мадрида еще не потеряна республиканская Испания", не замечая, что изменились времена и условия и сейчас этот лозунг звучит предательски, деморализует защитников города.
"Пятая колонна" все чаще наносила удары в спину трудовому народу Испании. Коммунистическая партия призывала к бдительности и отпору предателям.
6 ноября правительство Ларго Кабальеро эвакуировалось из Мадрида в Валенсию. Туда же выехали все правительственные учреждения. Оборона Мадрида была поручена престарелому генералу Миаха.
В сущности, правительство Ларго Кабальеро бросило Мадрид на произвол судьбы. Но в городе остался революционный народ во главе с коммунистами. В столь сложной обстановке 5-й коммунистический полк в полном составе поступил в распоряжение генерала Миаха. В Мадриде образовался новый штаб обороны. Немалую роль сыграл подполковник Рохо, взявший на себя обязанности начальника штаба и проявивший большие организаторские способности. Он стал правой рукой генерала Миаха.
- Но пасаран! (Не пройдут!) - стало лозунгом испанских бойцов. Тысячи новых людей взяли в руки оружие.
Весь день 6 ноября я был на передовых позициях, среди войск, отбивавших атаки мятежников. Командиры и бойцы дрались до последнего патрона и были полны решимости, во что бы то ни стало отстоять город. Конечно, в эти дни, как и в последующие, по всему фронту с обеих сторон был забыт обеденный перерыв - до обеда ли было в горячке отчаянных боев!
Как же я был удивлен и расстроен, когда получил прямое приказание ночью выехать из Мадрида в Валенсию. Никакие просьбы и возражения не помогли. Я был включен в колонну, которую вел генерал Купер. Никто толком не мог объяснить причин отъезда. Все ссылались на строжайшие и категорические приказы высшего командования.
В дороге нас застал дождь, мы сбились с пути и до рассвета блуждали по горным дорогам. Наконец утром 7 ноября остановились в городе Таранконе. У всех было мрачное, подавленное настроение.
За обедом подняли бокалы в честь годовщины Великой Октябрьской революции. На Родине был праздник, а у меня тяжелый камень лежал на сердце. Я спрашивал себя вновь и вновь: правильно ли я поступил, уехав из Мадрида, надо ли было подчиняться этому приказу? Безусловно, я не мог нарушать военные порядки другой страны, но к чести ли советского человека слепо следовать безрассудным приказам?
Я предложил связаться с Мадридом и выяснить обстановку. Вскоре нас соединили со штабом генерала Миаха. Оказалось, что в Мадриде ничего не изменилось - враг стрелял и бомбил, а республиканская артиллерия вела ответный огонь. Мятежники предприняли разведку боем, чтобы выяснить, не покинут ли город. Встретили достойный отпор и откатились. Оборона столицы с каждым часом усиливалась. Голос, доносившийся из Мадрида, звучал бодро, уверенно. Как бы между прочим было сказано, что республиканцами только что захвачен секретный приказ по войскам мятежников, раскрывающий военные планы противника.
Это сообщение переполнило чашу нашего терпения. Оно как бы послужило сигналом к действию. Мы вскочили в машины и понеслись обратно в Мадрид.
В штабе генерала Миаха царило возбуждение. В этот день республиканцы захватили итальянский легкий танк "Ансальдо". В полевой сумке убитого фашистского офицера был найден оперативный приказ генерала Варела о штурме Мадрида. В приказе были перечислены десять наступающих колонн мятежников, каждой колонне указаны районы сосредоточения, исходное положение для наступления, ближайшие задачи и направления дальнейших действий.
Штаб обороны Мадрида решил активными действиями сорвать наступление противника и разгромить его под стенами города. Правда, при этом по-прежнему далеко не полностью учитывались возможности республиканской артиллерии. Действия артиллеристов предусматривались лишь в день наступления республиканцев, причем на артиллерийскую подготовку отводилось всего 15 минут.
Я сразу же взялся с группой артиллеристов за разработку системы "концентрированного огня" (так называли испанские офицеры сосредоточенный и массированный огонь артиллерии) по всем важным объектам, перечисленным в захваченном приказе генерала Варелы. Силы республиканской артиллерии были весьма скромны, не хватало боеприпасов, поэтому надо было вести огонь экономно, но точно, нанося врагу возможно большие потери.
Мадрид с каждым часом обретал новые силы. В ряды дружинников, защищавших важнейшие подступы к городу, влилось много пожилых рабочих. Они храбро сражались на баррикадах. Жители столицы решили до последней капли крови отстаивать каждую улицу, каждый переулок.
8 ноября продолжались упорные бои с противником. Главный удар мятежники наносили в парке Каса дель Кампо и продвинулись здесь в этот день на полтора километра.
Долгие часы я проводил в башне "Телефоники" - изучал боевые порядки противника, помогал командирам батарей корректировать огонь.
Артиллеристы каким-то путем добыли немецкую звукометрическую станцию фирмы "Симменс", которую вскоре удалось использовать для засечки стреляющих батарей противника. Данные звуковой разведки перепроверялись с помощью визуального наблюдения с башни "Телефоники". Теперь наш огонь стал еще более точным. Вскоре мы обнаружили, что и противник стреляет по нашим батареям на основе данных звукометрической разведки. Одна из наших батарей занимала огневую позицию на окраине Мадрида и успешно стреляла по фашистам. Мятежники рьяно охотились за ней, но фашистские снаряды обычно ложились на небольшой пустырь, расположенный позади огневых позиций батареи. Мадридские артиллеристы даже огородили этот пустырь и вывесили предупреждающие знаки: "Стой! Здесь смерть!"
Мы задумались, почему так происходит, и пришли к выводу: выстрелы орудий республиканской батареи, расположенной среди городских зданий, образуют искаженную звуковую волну, которая регистрируется вражеской звукометрической аппаратурой. Видимо, вера в технику у фашистов была настолько слепой, что они изо дня в день били в одну и ту же точку, хотя и видели, что огонь их не наносит вреда и республиканские орудия продолжают стрелять.
Атаки следовали за атакой. Участки парка Каса дель Кампо переходили из рук в руки. Ожесточенные бои развернулись у моста Принцессы. Мятежники попытались прорваться в Карабанчеле, у Толедского моста, но партизанский батальон ликвидировал прорыв. Беззаветно сражались бойцы интернациональных бригад, то и дело прибегая к штыковым схваткам.
Артиллерия мятежников, постоянно получая подкрепления из Германии и Италии, усиливала огонь по городу. Непрерывно, днем и ночью, бомбила Мадрид фашистская авиация, поджигая целые кварталы. Это были трагические дни.
Контрнаступление республиканцев в ноябре не удалось. Несмотря на поразительный героизм и самоотверженность бойцов, оно захлебнулось, и все попытки отбросить противника оказались безуспешными.
Но и противник не смог продвинуться вперед. Теперь он стремился при помощи авиации интервентов стереть город с лица земли, сломить боевой дух защитников непрестанными ударами с воздуха и артиллерийскими обстрелами.
Пребывание на башне "Телефоники" становилось день ото дня опаснее. Но никто не покидал боевого поста.
В один из ноябрьских дней мне особенно повезло - я обнаружил в стереотрубу колонну пехоты противника численностью более тысячи человек, располагавшуюся на привал. Несколько республиканских батарей немедленно получили задачу подготовиться к открытию огня. Они быстро доложили о своей готовности. Когда мятежники собрались на относительно небольшой площади, была дана команда "Огонь!". Снаряды накрыли место привала. Все окуталось дымом и пылью. Когда дым рассеялся, стало видно, что противник понес большие потери.
Как-то я работал в штабе одного из секторов обороны Мадрида. Комната была большая, все говорили громко, непрерывно звонили телефоны. Я обратил внимание на командира в полевой защитной форме, шумно разговаривавшего с начальником штаба. Было видно, что это не испанец, а скорее всего иностранный офицер-доброволец. Когда шумная беседа была закончена, он подошел ко мне, представился на русском языке с иностранным акцентом. Это был командир 2-й Интернациональной бригады генерал Пауль Лукач, он же венгерский писатель Матэ Залка. Генерал был взволнован тем, что штаб отказывает ему в самой элементарной помощи.
- Войдите в мое положение! - темпераментно говорил он. - Завтра бригада вступает в бой, а командир бригады не имеет даже положенного ему револьвера!
Я тотчас расстегнул свой кожаный пояс вместе с револьвером в добротной кобуре и опоясал им своего нового товарища. Генерал Лукач был растроган и объявил меня своим другом на вечные времена.
С тех пор мы часто встречались. Это был интересный, умный, храбрый человек. Мы с ним условились, что если будем обращаться друг к другу с просьбами, то только с самыми серьезными и неотложными - не выполнить такие просьбы нельзя. И я знал, что если Лукач просит добавить ему артиллерии или срочно сосредоточить огонь в том или ином пункте, то это действительно необходимо.
Бригада Лукача, по моему мнению, была одной из лучших среди интернациональных бригад. Бойцы ее проявляли в боях подлинное геройство.
Трагическую гибель генерала Лукача, легендарного командира-интернационалиста, оплакивала вся республиканская Испания, а народ объявил его своим национальным героем.
Добрую славу заслужили интернациональные бригады, руководимые Клебером, Вальтером и другими талантливыми командирами. По ним равнялись, у них учились воевать все бойцы-республиканцы. Но, конечно, главная тяжесть борьбы с мятежниками и интервентами ложилась на испанские бригады и дивизии. Под руководством замечательных командиров - Листера, Модесто и многих других - они выросли в грозную силу. Вдохновляемые коммунистической партией, рабочие, крестьяне, интеллигенция Испании и прибывающие из многих стран добровольцы-интернационалисты сражались плечом к плечу и проявляли невиданную храбрость в боях за республику, за кровью добытую свободу.
В середине ноября пришла помощь сражающемуся Мадриду из Каталонии: сюда прибыл из-под Сарагосы известный анархист Дурутти с тремя тысячами хорошо вооруженных бойцов. Анархистов называли "рохо-негро" - красно-черными, по цвету их рубашек и головных уборов.
Дурутти объявил, что он со своим войском пришел спасать Мадрид и, как только выполнит эту задачу, сразу же вернется под Сарагосу. Дурутти потребовал себе самостоятельный участок фронта, на котором он всем покажет, как нужно сражаться. Его направили в район Каса дель Кампо.
На следующий день анархисты ринулись в атаку, чтобы выбить из парка засевших там марокканцев.
Однако, несмотря на точные бомбовые удары республиканской авиации и не менее удачную стрельбу артиллерии, атака провалилась. Стоило противнику открыть огонь, как анархисты бросились назад.
Дурутти обещал на следующий день возобновить наступление, но из-за анархического беспорядка и недисциплинированности время было упущено марокканцы сами перешли в наступление и даже проникли в университетский городок, находящийся на окраине Мадрида. На выручку были посланы интернациональные батальоны, однако противник уже успел закрепиться в нескольких зданиях.
Дурутти стал неузнаваем - он осунулся, похудел, был до крайности подавлен сознанием, что его подчиненные пропустили врага на территорию города. Вскоре он погиб от шальной пули.
24 ноября с двух часов ночи на всем Мадридском фронте обороны завязалась ружейно-пулеметная перестрелка, затем включилась и артиллерия. Мятежники начали новое наступление. Особенно опасной была их попытка ворваться в центр Мадрида через университетский городок. Республиканцы встречали врага огнем пулеметов и артиллерии. Испанские и интернациональные батальоны и бригады не раз бросались в контратаки.
Из перехваченного по радио сообщения стало известно, что Франко обещает 25 ноября захватить Мадрид. Началась самая напряженная подготовка республиканской артиллерии по сосредоточению огня на важнейших направлениях.
Это очень пригодилось с рассветом 25 ноября, когда фашисты усилили натиск. Мятежники сразу почувствовали на себе "концентрированный" да еще перекрестно-фланговый огонь артиллерии обороны Мадрида.
Бой шел непрерывно весь день. К вечеру мы узнали, что в оливковых рощах пригорода сосредоточивается конница, образующая десятую наступающую колонну противника. Несколько наших батарей немедленно обрушили огонь на эти рощи. Все насторожились, многие бинокли были направлены в район, где разрывались снаряды. Вскоре мы увидели, как оттуда вскачь помчались перепуганные кони, в большинстве без всадников. Не описать радости артиллеристов, наблюдавших за этим с башни "Телефоники". Вскоре от пленных стало известно о больших потерях марокканской конницы.
Франко снова просчитался. Мадрид, несмотря на по- тери, не только выстоял и на этот раз, но, по сути дела, одержал победу над хорошо вооруженным врагом. Представители "пятой колонны", как оказалось, в этот день были готовы к выступлению в центре столицы, но из-за неудач фашистов на фронте не посмели поднять головы. Трудящиеся Мадрида, отстояв город, взялись за решительное искоренение предателей.
В поисках пополнений
Силы артиллерии Мадрида все более истощались. Надо было предпринимать самые срочные меры для ее пополнения.
Конечно, никакого производства орудий в республиканской Испании не было. Все надежды возлагались на частные закупки за границей. Прибыли пушки изготовления 1914-1918 годов с большим количеством плохо сохранившихся боеприпасов. Все это было подвергнуто чистке, разборке, смазке и опробованию на полигоне. Перед стрельбой ко мне явился немецкий антифашист-артиллерист, участник первой мировой войны, и сообщил, что некоторые снаряды помечены разноцветными крестами, указывающими на их химическое наполнение. Таких снарядов оказалось значительное количество.
Мне стало не по себе. Какую свистопляску поднимут на Западе, если мы применим химические снаряды! На эту партию наложили вето. Но как проверить содержимое снарядов без соответствующей контрольной базы?
Говорят, голь на выдумки хитра. Был найден весьма простой способ. На импровизированном артиллерийском полигоне одно орудие стреляло прямой наводкой в песчаный карьер. После каждого выстрела мы, сломя голову, мчались на автомашинах нюхать образовавшееся при разрыве облако. К счастью, признаков отравляющих веществ ни разу не обнаружили. После этого все снаряды с подозрительными знаками были срочно направлены на фронт.
Республиканское правительство закупило в СССР около сотни малокалиберных противотанковых пушек. Они были крайне нужны для борьбы с танками. Срочно приступили к подготовке кадров. Я написал небольшую памятку по основам тактики и стрельбы по вражеским танкам.
Легкие и весьма подвижные пушки пользовались заслуженной любовью у республиканской пехоты и применялись не только для борьбы с танками, но и с пулеметными гнездами противника.
Прибыла небольшая партия советских зенитных пушек среднего калибра. Мадридцы встретили их с ликованием. Первые зенитчики города учились с большим увлечением и в кратчайшие сроки освоили эту сложную технику.
Торжественно проходили боевые стрельбы артиллерии на полигоне. На наблюдательный пункт съехалось много испанских офицеров с женами и детьми. Такова уж здесь традиция. Мне рассказывали, что раньше в Испании практические стрельбы артиллеристов приурочивались обычно ко дню именин короля и проводились залпами при большом скоплении публики.
Стрельбы прошли успешно, и вскоре все батареи убыли на фронт.
К сожалению, теоретический уровень испанских артиллеристов издавна был невысок. Однажды на полигоне готовился к проведению учебной стрельбы молодой командир батареи, математик по образованию. Я немного усложнил задачу:
- В ваш наблюдательный пункт попал снаряд противника, вы и телефонист остались невредимы, уцелела связь, но все артиллерийские приборы оказались уничтоженными. Вы с пункта видите, что ваша батарея на огневой позиции готова и ждет команды для открытия огня. Готовьте исходные данные для стрельбы.
Руководящие офицеры-артиллеристы были удивлены этой вводной, не понимая, как можно действовать в такой обстановке. Однако командир батареи, немного подумав, доложил, что готов к открытию огня. Ему помогла математика. Он все сделал правильно и хорошо провел стрельбу. Мне не раз потом пришлось встречаться с этим офицером в боевой обстановке, он стал отличным командиром и каждый раз вспоминал экзамен, который я ему устроил. Он признался позднее, что после стрельбы испанские артиллерийские начальники вызвали его к себе, и он растолковал им "секрет" своего решения. Между тем в те времена в Красной Армии подобную задачу умели решать даже младшие командиры-артиллеристы.
Трудно было работать без знания испанского языка. А мой переводчик Энрико выполнял свои обязанности весьма небрежно. Обучая как-то группу молодых офицеров наводке орудия, я детально разобрал ошибки каждого. Энрико переводил мои слова очень односложно. На лицах командиров - удивление. Вблизи случайно находилась знакомая переводчица, и я спросил ее, в чем дело.
Она сказала, что Энрико все мои подробные советы излагает одной стандартной фразой: "У вас все плохо!"
Без знания испанского языка нам, советским добровольцам, работать было очень трудно. Мы ведь должны были не только советовать, но и учить тактике, управлению огнем, помогать осваивать иностранные образцы орудий, приборов и боеприпасов. Приходилось разрабатывать проекты планов боевого применения -артиллерии, правила стрельбы, инструкции и краткие руководства. Все это требовало тщательных переводов на испанский язык. Тут нам оказывали неоценимую помощь советские переводчицы Ю. Фортес, Н. Чегодаева, А. Петрова. М. Зайцева, Л. Самсонова, Л. Константиновская и другие. Своим неутомимым трудом они внесли неоценимый вклад в наше общее дело.
Неизгладимые воспоминания остались у меня от встречи с Хозе Диасом и Долорес Ибаррури в Мурсии.
Говорили о многом. Они живо и интересно рассказали о политической обстановке на Пиренейском полуострове, об испанских рабочих, крестьянах, прогрессивной интеллигенции, о мужественной борьбе испанского народа с мятежниками и интервентами. С грустью и болью говорили о больших нехватках в вооружении и боеприпасах, о том, что неплохо бы иметь в испанской армии сильную артиллерию и надежные кадры офицерского состава.
Прощаясь, Долорес Ибаррури по существующему в Испании обычаю подарила мне сувенир. Это был толстый металлический многоцветный карандаш. Через три года подарок Долорес спас мне жизнь.
Кадры республиканской артиллерии хоть и медленно, но пополнялись. В районе Альманса был создан центр по обучению артиллеристов, а в Лорка военно-артиллерийская школа, готовившая офицеров.
Вспомнив сообразительного математика, успешно стрелявшего на полигоне, я предложил призвать в артиллерию значительную группу молодых математиков и физиков-преподавателей гражданских учебных заведений. Так и было сделано. После короткой подготовки многие из этих молодых научных работников оказались отличными командирами батарей. Я не раз встречал их потом на фронте и видел, как сноровисто они действовали в боевой обстановке.
В Каталонии
Вскоре я был направлен на Каталонский фронт, под Теруэль, где готовилась небольшая наступательная операция. Несмотря на мои настойчивые приглашения, Фуэнтес категорически отказался ехать со мной и лишь пожелал мне вернуться невредимым.
В Барселоне я встретился с членами местного анархического правительства, которые вручили мне мандат на право посещения четырех боевых колонн фронта. На мандате было поставлено 8 печатей, по две на каждую колонну. Он производил в частях магическое действие.
Русский офицер-артиллерист был здесь для всех диковинкой. Ко мне отнеслись сначала настороженно, но вскоре почувствовали, что прибыл человек, искренне желающий помочь им.
В это время анархисты готовились к захвату важного опорного пункта в обороне фашистов, расположенного на кладбище.
Капитан Гольего, начальник артиллерии Каталонского фронта, не возлагал больших надежд на свои подразделения. Он весьма туманно представлял, как артиллерия будет готовить атаку, и сопровождать огнем наступающую пехоту.
Я просил Гольего собрать артиллерийских командиров, которые будут участвовать в операции. Речь пришлось повести с азов. Я, опираясь на опыт нашей армии, рассказал о значении артиллерийской разведки, о роли артиллерийской подготовки, централизованном управлении огнем, приемах огневой поддержки атакующей пехоты. Все это показывалось на карте с учетом конкретной боевой обстановки, реальных сил и средств (еще до беседы мы вместе с Гольего провели рекогносцировку на непривычной для меня гористой местности).
Артиллеристы слушали меня с большим интересом и задали множество вопросов. Высказывались сомнения в осуществимости новой тактики в здешней обстановке. В конце концов решили рискнуть.
Прежде всего, попытались централизовать управление артиллерией. Оказалось, что в артиллерийской подготовке смогут принять участие одиннадцать батарей, но было неизвестно, согласятся ли комитеты колонн хотя бы на время выделить эти батареи в подчинение начальнику артиллерии фронта, отпустят ли снаряды. Капитан Гольего даже сомневался, могут ли все батареи одновременно начать артиллерийскую подготовку.
- Надо знать характер наших командиров батарей! - говорил он горячо. Нельзя насиловать их волю и намерения!
Будучи людьми экспансивными, каталонцы воодушевились новыми замыслами и уговорили комитеты колонн на артиллерийские эксперименты. Началась самая деятельная организация артиллерийской подготовки по русскому образцу. Я не жалел времени, чтобы растолковать своим новым друзьям порядок взаимодействия, сочетания огня и движения, помогал им наладить взаимодействие артиллерии и пехоты.
В день наступления артиллерия одновременно обрушила свой огонь на позиции противника. Артподготовка и перенос огня были выполнены довольно четко. Но атака пехоты была до удивления старомодной. Анархисты двинулись вперед медленно, без перебежек, сплоченными рядами, в полный рост, как на демонстрации. Из-за каменной ограды кладбища раздалось несколько винтовочных выстрелов, среди анархистов оказалось двое убитых и несколько раненых. Этого было достаточно для того, чтобы колонна остановилась и двинулась назад, неся на руках убитых. Заставить повторить атаку было уже невозможно: анархисты считали необходимым, прежде всего, похоронить погибших товарищей. Соседняя колонна, следуя этому примеру, самовольно отошла в исходное положение.
Какой удачный момент был упущен! Противник, впервые испытав на себе хорошо организованный артиллерийский огонь, был основательно побит и морально подавлен. Не потребовалось бы много усилий, чтобы захватить его опорный пункт. Но все пошло насмарку, бои снова приняли затяжной характер.
На этот участок прибыла рота танков во главе с очень храбрым командиром. Мы вновь провели артподготовку, под прикрытием огня вперед рванулись танки, но пехота никак не хотела идти за ними. Дело доходило до того, что командир танковой роты вылезал из своего танка, шел во весь рост и жестами призывал пехоту двигаться вперед. Но все было безуспешно. Анархическое воспитание и низкая дисциплина делали свое вредное дело.
Однажды из Валенсии приехал знакомый мне волонтер Петрович. Перед наступлением темноты мы отправились на передовой наблюдательный пункт, с которого хорошо просматривались позиции противника.
По пути встретили военного, который нес на плече кипу одеял. Он оказался командиром "центурио" (сотни), его избрали на одну неделю, и он спешил проявить заботу о своих подчиненных. Одеяла предназначались для его солдат.
- Покажите нам фашистов, - попросил Петрович.
Командир сотни положил на землю свою ношу и долго вел нас, крадучись, по пересеченной местности.
Скоро наступили вечерние сумерки. Вдруг наш проводник остановился, показал рукой вперед и чуть слышно шепнул: "Фашиста!"
Оказывается, он подвел нас к самой фашистской траншее, на дне которой теплились угольки, и была видна фигура солдата. Я выхватил револьвер. Мы стали тихо пятиться назад и облегченно вздохнули, когда укрылись в какой-то лощинке. Фашисты нас не заметили, и мы, наконец, вернулись к тому месту, где были оставлены одеяла.
Наш случайный провожатый удивился, услышав от нас корректные упреки в безрассудстве. Испанец, в свою очередь, обвинил нас в черной неблагодарности: ведь он сделал все, о чем его просили. Просили показать фашистов - он и показал! Нам осталось только сердечно поблагодарить его.
Подобных случаев чрезмерного усердия было немало. Работая как-то в штабе в Седрильяс, я внезапно увидел на своем столе три снаряда. Их вынули из-под плащей офицеры-артиллеристы, приехавшие с поля боя, и водрузили на стол в качестве сувениров. Эти фашистские неразорвавшиеся снаряды были далеко не безопасны, любой из них мог взорваться при малейшем прикосновении. Офицеры были искренне счастливы, что сумели преподнести мне подарки, а я с тревогой думал о том, как теперь с наибольшей безопасностью удалить эти снаряды из штаба. Пришлось освободить здание от людей, пока не были унесены злополучные "сувениры".
Заканчивался 1936 год. 31 декабря весь день шел бой и только к вечеру он затих. Мы возвратились к полуночи в Седрильяс, но в штабе уже никого не оказалось. Нам принесли скромный ужин и вино местного приготовления.
Мы вдвоем с советником В. Я. Колпакчи, тоже советским добровольцем, встретили Новый год. Вспомнилась Москва, и стало грустно. Мы подняли стаканы, произнесли тосты за Родину. Вдруг вошел телефонист и сказал: "Камарадо Вольтер, телефоника Валенсия". Я направился к телефону. Друзья поздравляли с Новым годом и прочли несколько приветственных телеграмм из Москвы. Сообщили о награждении В. Я. Колпакчи и меня орденом Ленина.