В начале 1937 года мне пришлось участвовать в известной Харамской операции. Основной ее целью было нанесение внезапного удара с восточного берега реки Харама по правому флангу вражеских войск, наступавших на Мадрид. Вспомогательный удар намечался из района северо-западнее Мадрида с таким расчетом, чтобы взять в клещи группировку мятежных войск в этом районе.
Подготовка к операции велась тягуче-медленно. Части, выделяемые для участия в наступлении, прибывали с большим опозданием. Разведка боевых порядков противника велась слабо, огневая система фашистской обороны изучалась плохо. Командир республиканской танковой бригады генерал Пабло на совместной рекогносцировке говорил мне:
- Подавите артиллерией противотанковые пушки противника, и мои танки нанесут невиданный удар по врагу!
Я попросил его на местности показать, где и что нужно подавить.
- Вон, видите, три высотки? Бейте по ним. Но в промежутки между ними не стреляйте: там пойдут наши танки, они своим огнем проложат себе дорогу.
Артиллеристы строго выполнили эту заявку. Огневые точки на высотах были нами надежно подавлены, оттуда не выстрелила ни одна противотанковая пушка, но в лощинах республиканские танки наткнулись на сильный огонь малокалиберных пушек и понесли потери.
Канитель с подготовкой к наступлению привела к тому, что противник разгадал замысел республиканцев и решил опередить их. 6 февраля он атаковал наши позиции. У фашистов на этом участке имелось не более десяти батальонов пехоты и сорока орудий разного калибра. У республиканцев к этому времени войск сосредоточилось больше, но они были застигнуты врасплох. В продолжение недели шли кровопролитные бои. Врагу удалось выбить республиканские войска с западного берега Харамы и захватить переправы. Мятежники все время получали подкрепления. К исходу 13 февраля они уже имели до сорока батальонов, около ста орудий и столько же танков. А республиканской армии понадобилась еще целая неделя на перегруппировку и организацию надежного управления войсками.
|
|
Артиллерию (70 орудий) мы свели в группы по нескольку батарей. Управление ими с большим трудом удалось централизовать. Заградительный огонь, который одновременно вели до 6-8 батарей, управляемых командиром артиллерийской группы, помогал отражать многократные атаки противника. В то же время наши огневые удары с участием до 3-4 батарей наносили большие потери вражеским резервам.
Мятежники, перед тем как перейти в атаку, обычно проводили длительную - до двух часов, - но довольно бестолковую артиллерийскую подготовку. Республиканские артиллеристы не мешали противнику бесцельно тратить снаряды на обстрел пустых окопов, а сами в это время наносили удары по передовым подразделениям пехоты и наблюдательным пунктам артиллерии мятежников. Этот прием давал неплохие результаты - противник нес потери, терял управление, атаки его проходили вяло и быстро затухали.
Было радостно сознавать, что республиканская артиллерия стала действовать куда более слаженно, повысилась эффективность ее огня, улучшилось взаимодействие с пехотой. Существенную помощь республиканским артиллеристам оказали советские добровольцы Н. П. Гурьев, Я. Е. Извеков, В. И. Гоффе, П. А. Лампель и другие.
|
|
Большим событием было появление у нас среднекалиберной зенитной артиллерии. Ее огонь в сочетании с умелыми действиями истребительной авиации довольно надежно прикрывал войска с воздуха. Самолеты противника теперь днем редко появлялись над полем боя.
Республиканские войска наконец захватили инициативу и перешли в наступление. Но опять сказались недостатки оперативно-тактических решений. Все усилия были направлены на овладение господствующей высотой Пингаррон, находившейся в руках мятежников. Вместо того чтобы попытаться обойти ее, войска штурмовали в лоб эту отлично укрепленную позицию. Много раз после длительной артиллерийской подготовки и авиационных налетов войска атаковали высоту, частично захватывали ее, а потом вновь откатывались, неся большие потери.
С 28 февраля обе стороны перешли к обороне.
Харамская операция, хотя и не оправдала возлагавшихся на нее надежд, принесла пользу. Она выявила недостатки в боевой подготовке республиканских вооруженных сил, показала, что необходимо настойчиво учить войска прорывать оборону противника и развивать успех.
В это время поступили тревожные сообщения: Германия и Италия перешли к открытой интервенции; они не только усиленно помогали Франко вооружением и боевой техникой, но и посылали в Испанию свои войска.
Пока шли бои на реке Хараме, итальянцы сосредоточили свой экспедиционный корпус под Гвадалахарой, северо-восточнее Мадрида. Франко и его генералы были уверены, что после Харамской битвы республиканцы израсходовали все свои резервы и не смогут оказать сопротивление хорошо вооруженным итальянским интервентам. Итальянцы настолько были убеждены в своей победе, что захватили с собой парадные мундиры для участия в празднествах после захвата Мадрида.
|
|
Итальянский корпус состоял из четырех дивизий, в том числе одной полностью моторизованной, из двух смешанных испано-итальянских бригад, каждая из которых по численности могла быть приравнена к дивизии. Корпус насчитывал 60000 человек, 1800 пулеметов, 250 орудий, 140 танков и броневиков, 120 самолетов, 5000 автомашин. Все это было сосредоточено перед фронтом 12-й республиканской пехотной дивизии, имевшей всего 10000 человек с 85 пулеметами и 15 орудиями.
Противник начал наступление 8 марта. Республиканское командование в то время еще не знало действительных сил врага и преуменьшало его возможности. Началась перегруппировка войск. На опасное направление выдвигались лучшие части Центрального фронта во главе с прославленными командирами Листером, Модесто, Нанетти. Они образовали новый 4-й армейский корпус в составе 11, 12 и 14-й дивизий численностью до 30 000 человек. Он имел 360 пулеметов, 39 орудий, 54 танка, 70 - 75 самолетов.
В ночь на 11 марта батальон имени Гарибальди захватил штаб пулеметного батальона итальянской дивизии "Литторио". Командир батальона майор Лучиано, оказавшийся в числе плененных, знал намного больше, чем ему полагалось по его скромной должности. Человек болтливый, он сообщил на допросе ценнейшие сведения. Республиканскому командованию стало известно о численности и вооружении итальянского корпуса, его боевых порядках. Это сразу облегчило нам дело, помогло правильно расставить силы, использовать маневр.
Заносчивые итальянские генералы недооценивали возможностей республиканцев. Наступать они стремились по дорогам, избегали действий на широком фронте. Это давало испанским войскам возможность активно маневрировать силами. С первых же дней боев на противника стал наводить страх огонь малочисленной артиллерии, бомбежки с воздуха и танковые атаки республиканцев.
Итальянцев подводило обилие автотранспорта. Как-то я прибыл на наблюдательный пункт одной из батарей Интернациональной бригады. Видимость с чердака домика была отличная. Отсюда просматривалась дорога, на большом протяжении забитая автомашинами, стоявшими вплотную друг к другу в несколько рядов. На машинах было много солдат - не менее полка.
- Что вы медлите? Открывайте огонь, - сказал я командиру. Тот ответил, что на огневой позиции осталось всего лишь 50 снарядов - неприкосновенный запас, который он не имеет права расходовать без специального разрешения.
- Стреляйте,- настаивал я.- Ответственность будем делить вместе.
Трудно описать, какое действие произвели полсотни снарядов, полетевших в скопище вражеских машин. Десятки грузовиков запылали. В бинокль было видно, как в ужасе разбегаются в разные стороны уцелевшие солдаты и офицеры.
Я горячо поздравил командира батареи, венгерского волонтера Реже Санто, с боевым успехом и сфотографировал его. После окончания боев подарил ему фотографию с надписью: "Отличному артиллеристу республиканской артиллерии. Вольтер. Март 1937 года".
Впоследствии мы встретились в Москве с этим славным товарищем. Он вынул из бокового кармана конвертик из прочного пергамента и показал фотокарточку. Мы долго вспоминали Испанию, наших боевых друзей.
Республиканские войска наносили интервентам удар за ударом. Подходили новые резервы, включаясь в бои. Солдаты Муссолини наталкивались на жесткую оборону, на сокрушительный огонь. Республиканцы захватывали итальянские танки, автомашины, пушки, брали пленных. Воодушевление войск нарастало. Бойцы сражались, не жалея жизни.
На фронт прибыла передвижная радиовещательная установка. На много километров был слышен ее голос. "Не верьте фашистской пропаганде, смело сдавайтесь в плен, иначе вам не унести ног из Испании!" - предлагалось итальянским солдатам. Эти выступления имели успех. Усилился поток перебежчиков. Много хлопот доставила наша радиоустановка фашистскому командованию. Ей приходилось постоянно менять свои позиции, чтобы не пострадать от артиллерийского огня, так как противник неотступно охотился за ней.
Четверо суток напряженных боев стоили интервентам огромных потерь. Войска их были морально подавлены. Командир итальянского корпуса генерал Манцини вечером 12 марта отдал приказ о прекращении дальнейшего наступления и о переходе к обороне. Это, по сути дела, решило исход всей операции.
Еще не зная о новом приказе итальянского генерала, республиканцы уже на другой день почувствовали перемены. Они начали натыкаться на войска противника, явно не собиравшиеся наступать и в то же время не готовые к. обороне. При первом же ударе они обращались в бегство.
19 марта началось наше стремительное наступление. После непродолжительной артиллерийской подготовки и мощного налета авиации республиканские части решительным штурмом взяли город Бриуэга. Итальянцы откатились. Наши войска захватили много пушек, автомобилей, боеприпасов и даже фашистские знамена. По дорогам потянулись толпы пленных. А республиканские войска все наносили удары. "Завоеватели" бесславно удирали, показывая пятки...
Еще несколько дней боев - и победа одержана, победа малыми силами над превосходящим противником. Вся Республика отметила эту победу как большой праздник.
Мог ли я подумать тогда, что через пять лет мне придется снова иметь дело с итальянской армией, но уже на среднем Дону и что полученный мною боевой опыт весьма пригодится при защите Родины?!
Бои все шли. Слишком неравным было соотношение сил. Интервенты беспрерывно получали подкрепления. Фашистские правительства Германии и Италии во все возрастающих размерах поставляли мятежникам оружие и технику. А республиканская армия испытывала нужду во всем. Пресловутая политика "невмешательства", которую проводили Англия и Франция, являлась, по существу, предательством по отношению к законному республиканскому правительству и героическому народу Испании.
С конца апреля 1937 года мятежники предприняли наступление на Северном фронте. Весь май здесь продолжались упорные бои. Республиканские войска несли большие потери из-за почти полного отсутствия артиллерии, танков и самолетов. Баскония была изолирована от остальной республиканской Испании, испытывала серьезные трудности в материальном обеспечении по вине правительства Ларго Кабальеро, не оказавшего своевременно помощи басконцам. Теперь мятежные генералы спешили как можно скорее ликвидировать Северный фронт.
В мае вспыхнул мятеж в Барселоне, сорганизованный "поумовцами" троцкистами, к которым примкнул кое-кто из анархистов. Ларго Кабальеро своими действиями стремился нарушить единство партий, которые поддерживали республиканское правительство. Он тормозил реорганизацию армии, противился созданию новых формирований и развалил тыл армии. По решительному настоянию Коммунистической партии Испании Ларго Кабальеро был отстранен от управления. Главой нового правительства стал Негрин, который отменил преступные решения, принятые Ларго Кабальеро. Всем сразу стало легче работать.
Еще в мае стал разрабатываться план крупной наступательной операции на брюнетском направлении с целью разгрома фашистского корпуса, продолжавшего осаждать Мадрид. Для этой операции намечалось привлечь максимальное количество артиллерии. Я участвовал лишь в предварительной разработке этой операции.
В Испании мне приходилось часто встречаться с замечательным коммунистом Яном Карловичем Берзиным - старшим военным советником. Сменил его Григорий Михайлович Штерн, талантливый общевойсковой командир, смелый, решительный и дальновидный.
В июне я получил указание возвратиться в Москву. Фуэнтес был огорчен моим отъездом и сказал, что просто не представляет, как теперь без меня будет работать...
Свои обязанности сдал нашему добровольцу, хорошему командиру-артиллеристу Н. А. Кличу.
Самые светлые воспоминания остались у меня о боевых друзьях, советских добровольцах-артиллеристах, которые вместе со мной работали советниками в республиканской армии,- о А. П. Фомине, В. И. Димитрове, В. И. Гоффе, Э. В. Тойко, Н. П. Гурьеве, Я.Е. Извекове, П. А. Лампеле и других. Все они много и плодотворно трудились на фронте и в артиллерийских тылах, под огнем обучали испанских товарищей, передавали им свой опыт.
Нам полюбился испанский народ, мы горели желанием с честью выполнить наш интернациональный долг - помочь республиканской Испании отстоять свою свободу и независимость.
В последний раз я объехал артиллерийские позиции, учебные заведения, побывал на башне "Телефоники", сердечно распрощался с многочисленными боевыми друзьями по фронту, ставшими мне родными и близкими.
По странной случайности, выезжая из Мадрида, я попал под бомбежку авиации противника. Налеты вражеских самолетов преследовали нас на всем пути - в Таранконе, Валенсии, Барселоне и даже в Порт-Боу.
Перед бурей
Высокий пост
Немало приятных новостей ожидало нас в Москве. Прежде всего, группу товарищей, вернувшихся из Испании,- Д. Г. Павлова, Я. В. Смушкевича, И. И. Копеца, К. М. Гусева и меня - сразу же принял нарком обороны и попросил подготовить выводы и предложения, вытекающие из боев в Испании, чтобы доложить членам Политбюро ЦК партии о нашем боевом опыте.
- Устали, товарищи? - спросил в заключение К. Е. Ворошилов и тут же добавил: - Но отдыхать сейчас не время, на отпуск и не рассчитывайте!
К вечеру того же дня мы были в Кремле - все в гражданских костюмах, с записными книжками в руках: каждый набросал краткий конспект своего сообщения на столь ответственном заседании. Конечно, все изрядно волновались - ведь впервые в жизни предстояло выступать перед руководителями партии и правительства.
Нас пригласили в зал заседаний. Сразу же завязался деловой разговор. Я. В. Смушкевич рассказал о действиях авиации в Испании, Д. Г. Павлов - о действиях танков, я - о боевом применении артиллерии. Старался выделить возросшую роль наземной и зенитной артиллерии в современной войне. Члены Политбюро задали много вопросов. Их интересовало, как комплектовалась и оснащалась артиллерия Испании, в чем проявились недочеты в действиях итальянского экспедиционного корпуса. Затем летчики И. И. Конец и К. М. Гусев рассказали о проведенных ими воздушных боях.
После того как наши доклады были выслушаны, нарком предложил поблагодарить нас за выступления и на этом закрыть заседание, а все остальное решить завтра.
- Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? - послышался возглас Сталина.- У нас ведь все уже предрешено. Нужно это сейчас же объявить.
Мы получили новые - воинские звания, но не очередные, а через одну ступень. Мне, в частности, было присвоено звание "комкор".
Затем пошла речь о новых назначениях. Павлов был утвержден заместителем начальника Бронетанкового управления Красной Армии, Смушкевич - заместителем начальника Военно-воздушных сил. А я - начальником артиллерии Красной Армии.
Должно быть, у всех нас был очень удивленный и растерянный вид. Члены Политбюро подходили к нам, жали руки, отечески напутствовали, ободряли.
- А теперь в отпуск!- сказали нам.- Берите свои семьи и отправляйтесь на юг. Потом с новыми силами приступите к работе.
Я вышел с этого заседания с тревогой в душе. Хватит ли у меня данных, чтобы руководить всей советской артиллерией? Но отступать уже было нельзя...
Начинался новый период в моей жизни.
Перед отъездом в Сочи начальник Генерального штаба А. И. Егоров вручил мне проект второй части боевого устава артиллерии и предложил на досуге подготовить замечания и предложения по этому проекту. Можно представить, какой у меня был отдых!
Весь месяц в Сочи я напряженно трудился. Стояли жаркие, душные июльские дни. Раздумья о судьбах нашей артиллерии, о ее дальнейшем совершенствовании захватили меня. Я еще не знал ни объема своей новой работы, ни обстановки в наркомате. Все казалось загадочным и сложным. Как вести новые дела, за что, прежде всего, взяться? Об этом думалось непрерывно. Запершись в комнате, я начал набрасывать программу своих действий.
Чем в то время была вооружена наша артиллерия?
Батальоны имели 45-миллиметровые пушки образца 1932/37 гг. на раздвижном лафете. Полки - 76-миллиметровые полковые пушки образца 1927 года на коробчатом лафете. Дивизионная артиллерия состояла из 76-миллиметровых дивизионных пушек образца 1902/30 гг., со стволом в 40 калибров на коробчатом лафете, 76-миллиметровых дивизионных пушек образца 1936 года (Ф-22) на раздвижном лафете и 122-миллиметровых гаубиц образца 1910/30 гг.
Все эти орудия были на конной тяге.
Корпусная артиллерия имела на вооружении 107-миллиметровые пушки образца 1910/30 гг. на коробчатом лафете и на конной тяге. На замену им поступала 122-миллиметровая пушка образца 1931 года на раздвижном лафете и на механической тяге. Снаряд к ней долго дорабатывался, чтобы получить нужные баллистические качества. Имелись еще 152-миллиметровые гаубицы образца 1909/30 гг. на конной тяге. На смену им поступала 152-миллиметровая пушка-гаубица образца 1937 года на раздвижном лафете и на механической тяге.
Артиллерия большой и особой мощности состояла из 152-миллиметровых пушек образца 1935 года и 203-миллиметровых гаубиц образца 1931 года (и те и другие на коробчато-гусеничном лафете и на механической тяге), а также 305-миллиметровых гаубиц образца 1915 года - разборных, перевозимых по железной дороге.
Минометов на вооружении не было.
Даже такой краткий перечень довольно полно характеризует нашу артиллерию тех лет и определяет многие проблемы, которые следовало решать без промедлений. Надо было повышать дальнобойность и мощность орудий и в то же время увеличивать их маневренность. Конная тяга, конечно, уже не могла удовлетворить нас. Создание новых систем, новых боеприпасов являлось сложнейшей задачей. Но задача эта, пусть страшно трудная, был а вполне разрешимой: промышленность наша бурно развивалась в результате выполнения грандиозных пятилеток.
Моим неизменным партнером на теннисных кортах в Сочи был А. И. Верховский, профессор Академии имени М. В. Фрунзе. Но часто мы забывали о ракетках и затевали бесконечные опоры о дальнейшем развитии оперативного искусства. Верховский был увлечен бурным развитием танков и авиации. Возлагая на них все надежды, он невольно умалял значение артиллерии. Бурные перепалки с ним натолкнули на мысль, что прежде всего надо дать отповедь теоретикам, которые считают артиллерию второстепенным, чуть ли не отмирающим родом войск.
Да, будущая война будет маневренной, с массированным применением танков и авиации. Что же может явиться барьером для этих новейших средств войны? Такого заслона, кроме артиллерии, не существовало.
Рост советской наземной и зенитной артиллерии должен идти в ногу с бурным развитием танковых и авиационных сил. Пусть за границей шумят об отмирании артиллерии - мы пойдем своим путем.
Я был настолько убежден в этом, что принялся составлять планы самого широкого развития артиллерии всех систем и калибров. Надо было, прежде всего, немедленно браться за разработку таких орудий, которые способны пробить любую танковую броню. Броня у танков все более утолщалась. Значит, следует непрерывно совершенствовать орудия, чтобы обеспечить победу снаряда над броней. Я ставил себе задачу - ни на минуту не ослаблять контроля за улучшением наших орудий, за созданием новых мощных бронебойных снарядов. Противотанковая артиллерия Красной Армии должна быть первоклассной!
Уходила в прошлое конная тяга артиллерии. Чтобы поспевать за танками, орудиям нужны механические тягачи.
Но больше всего партия требовала думать о кадрах, о воспитании и правильной их расстановке. Было ясно, что подготовку командного состава артиллерии надо вести не только в военных училищах, на курсах усовершенствования и в артиллерийской академии, но и на специальных сборах, где командиры могли бы выработать единство взглядов, ознакомиться со всем новым, что есть в военном искусстве, научиться эффективно использовать технику.
Вновь и вновь обсуждали мы в кругу артиллеристов уроки боев в Испании.
Необходимо было добиться полного единства взглядов на развитие и боевое использование артиллерии. Артиллеристы страны взялись за разработку новых, отвечающих современным требованиям уставов, наставлений, инструкций - единых и твердых воинских законов.
Развернулась деятельная работа по созданию нового вооружения и боевой техники. На пленумах артиллерийского комитета ГАУ обсуждались теоретические вопросы, рассматривались тактико-технические данные будущих образцов артиллерийского вооружения. В этих обсуждениях участвовали строевые командиры, виднейшие ученые, известные конструкторы, представители министерств, производящих артиллерийское вооружение.
В этой большой и ответственной работе очень помог заместитель Народного комиссара оборонной промышленности, а с 1939 года Народный комиссар Б. Л. Ванников со своим большим практическим опытом и постоянным стремлением к новому. С первой встречи у нас установились хорошие, дружеские отношения. Задача перед нами стояла тяжелая - в кратчайшие сроки наладить массовое производство орудий и минометов различных калибров, с высокими боевыми качествами, с большой живучестью. Г. И. Кулик и некоторые его приближенные вдруг поставили перед промышленностью задачу производить красивые орудия. Борис Львович разъяснил всю несуразность этого требования и предупредил меня, что ненужная красивость пойдет за счет значительного снижения количества производимых орудий. Для меня, начальника артиллерии Красной Армии, количество имело очень большое значение. Вскоре выяснилось, что погоня за показной красотой, прилизанностью орудий привела бы к сокращению производства орудий на 20 процентов.
Приняли разумное решение: производство добротных орудий постепенно увеличивать, боевые качества их должны быть высокими, это - главное. Великая Отечественная война полностью подтвердила правильность принятого решения.
На случай войны мы должны быть готовы к применению крупных артиллерийских масс, к созданию больших артиллерийских группировок на главных направлениях, должны иметь мощный резерв артиллерии в руках верховного командования.
К началу 1938 года мы уже разработали план-систему вооружения артиллерии, пехоты, танков и противовоздушной обороны, начиная от пистолета и кончая полевыми орудиями 305-миллиметрового калибра. Этот документ имел важное значение, в нем, как в зеркале, отражалась возросшая мощь нашей социалистической индустрии. В плане наряду со стройной гаммой орудий различного предназначения впервые в истории отечественной артиллерии была предусмотрена такая же стройная гамма минометов различных калибров до особой мощности включительно.
На полигоне проводились опытные стрельбы артиллерии большой и особой мощности. Они дали много ценных данных, в частности о способах разрушения долговременных огневых точек.
Еще в 1936 году была испытана и принята на вооружение 76-миллиметровая пушка Ф-22 известного конструктора В. Г. Грабина вместо модернизированной пушки такого же калибра образца 1902/30 гг. Новая пушка имела раздвижной лафет, большие утлы горизонтального и вертикального обстрела, раздельную наводку для ускорения стрельбы с закрытых позиций. Однако она страдала рядом конструктивных недостатков. Начались дополнительные испытания в зимних условиях. Комиссия под моим председательством записала в акте испытаний, что новое орудие нуждается в дальнейшем совершенствовании и пока не может быть принято на вооружение Красной Армии.
Это заключение вызвало в Москве недоброжелательную реакцию. Дело разбиралось в высших инстанциях с участием руководящих работников наркомата обороны, промышленности и конструкторов. После моего краткого доклада нарком оборонной промышленности пытался взять под сомнение наши выводы и всячески старался восхвалять свое детище. Военные молчали. Нарком обороны был раздражен моим докладом: на него, видимо, подействовали выступления представителей промышленности. А меня до крайности удивляло, как могли эти товарищи расхваливать свою явно недоброкачественную продукцию.
Дело оборачивалось круто. Я было уже решил, что на этом и закончится моя работа в центральном аппарате наркомата обороны. Но поддержали представители ЦК партии.
- Производство пушек - не производство мыла! - сказали они.- Нужно прислушиваться к критике, нужно устранить у пушки все обнаруженные недостатки, чтобы она стала боеспособной...
Была создана комиссия, в состав которой включили и меня. Ей поручалось еще раз все взвесить и подготовить соответствующее решение. Я облегченно вздохнул: Одержана трудная победа в борьбе за качество военной продукции.
Для выбора лучшего образца провели длительные параллельные испытания четырех пушек: штатной образца 1902/30 гг., Ф-22, Л-10 и еще одной. Испытания проводились по большой программе: с пробегами, длительным ведением огня, стрельбами на кучность боя и на предельные дальности, проверкой скорострельности по подвижным целям. После этого на одном из подмосковных полигонов пушку Ф-22 показали в стрельбе К. Е. Ворошилову. Он воочию убедился в ее недостатках, и только тогда было принято решение о доработке этого образца. Одновременно ГАУ заказало промышленности проектирование новой дивизионной пушки со значительно меньшим весом. Тому же В. Г. Грабину позже удалось создать орудие, получившее название "УСВ", которое после испытаний приняли на вооружение.
В связи с переводом орудий на механическую тягу требовалось большое количество гусеничных тягачей. Однако машины этого типа, выпускавшиеся в небольшом количестве, имели серьезные конструктивные и производственные недостатки. Их производством занимались танковые заводы, и без того перегруженные. Мы предложили создать специальные заводы по производству гусеничных тягачей новых конструкций, полностью отвечающих современным требованиям. Однако начальник ГАУ Г. И. Кулик и начальник автобронетанкового управления Д. Г. Павлов выступили против этого предложения. Они заверили, что и существующие заводы полностью удовлетворят наши заявки. К сожалению, их заверения остались пустым звуком. До сих пор не могу себе простить, что не добился осуществления этого предложения. Два завода на Урале могли быть построены уже к концу 1939 года, и задолго до начала войны мы получили бы их продукцию, столь нужную для нашей артиллерии.
На практических стрельбах выяснилась относительная слабость действия снаряда 76-миллиметровой зенитной пушки. Решено было приступить к конструированию нового орудия калибром 100 миллиметров. Лучшие артиллерийские конструкторы создали первые опытные образцы таких пушек. Но начальника ГАУ Г. И. Кулика смущало то, что эти орудия имели вес на 400-500 килограммов больше утвержденного правительством. Уменьшить вес не представлялось возможным без снижения прочности орудий. Кулик побоялся доложить правительству об этих расхождениях постановления с практикой. В результате 100-миллиметровые зенитные пушки не были приняты в производство, и мы вступили в войну, не имея мощной зенитной артиллерии.
Как-то вместе с Куликом побывали на заводе, производившем 76-миллиметровые зенитные пушки. Возникла мысль, нельзя ли, пользуясь большим запасом прочности лафета этого орудия, наложить ствол большего калибра? Идея была тут же подхвачена конструкторами и инженерами. При нас они произвели предварительные расчеты. Оказалось, что есть полная возможность увеличить калибр ствола на 9 миллиметров. Так появилось на свет зенитное орудие 85-миллиметрового калибра образца 1939 года. К нему были сконструированы снаряд, гильза и заряд. Конечно, это орудие не могло по своим тактико-техническим характеристикам заменить мощную стомиллиметровую пушку, но другого пока не было.
Все шире привлекались научные силы к конструированию и производству новых орудий, минометов, приборов, боеприпасов. В Ленинграде находилась Артиллерийская академия имени Ф. Э. Дзержинского, имевшая в своем составе большой коллектив ученых, но оторванная от заводов, конструкторских бюро и военных учреждений. Правительство пошло нам навстречу и приняло решение о переводе академии в Москву, создало хорошие условия для ее работы. Начальники артиллерии РККА и ГАУ могли теперь опираться на мощный коллектив ученых, который стал активнее помогать в создании нового артиллерийского вооружения и техники.
В присутствии наркома обороны мы на подмосковном полигоне испытали опытные образцы реактивной артиллерии. Новое залповое оружие произвело сильное впечатление, но бросились в глаза и его недостатки - значительное рассеивание снарядов, трудность маскировки огневой позиции во время стрельбы. Несмотря на это, опытный образец получил положительную оценку.
Нам указали держать новое оружие в строгом секрете, быстро совершенствовать его, но на массовое производство поставить лишь в предвидении войны. Предложили заняться конструированием для него осколочно-фугасного снаряда. Как сожалели мы потом, что своевременно не приступили к производству этих грозных установок, не подготовили для них необходимые кадры!
Но мне тогда казалось, что доведение опытных образцов установок и снарядов займет много времени и что все это должен сделать коллектив, работавший над новым видом вооружения. Безусловно, я недооценил этого оружия. Вот почему все опытные работы остались с намеченным ранее боевым предназначением в руках прежних начальников.
Важнейшей задачей была подготовка командного состава артиллерии. Текучесть в личном составе подчас принимала угрожающие размеры. Стоило немалого труда добиться, чтобы все назначения и перемещения старшего звена командного состава артиллерии производились только с нашего ведома, чтобы все артиллерийские военно-учебные заведения подчинялись единому центру. На нас была возложена переаттестация нескольких десятков тысяч артиллерийских командиров, находившихся в запасе, что помогло правильнее решить вопрос об усовершенствовании знаний и навыков этой категории командного состава.
В 1937 году в результате произвола, порожденного культом личности Сталина, были оклеветаны и погибли многие преданные делу партии работники, коммунисты и беспартийные. Большие потери в кадрах командного состава понесла и наша артиллерия. Много опытнейших командиров было дискредитировано, опорочено, уволено из рядов армии и репрессировано.
В середине декабря я послал личное письмо Народному комиссару обороны, в котором взял под сомнение огульные обвинения комсостава артиллерии и привел для примера десять фамилий хорошо мне известных командиров, которые подлежали увольнению из армии. За них я ручался головой, просил вмешаться и оказать помощь. По моему настоянию все десять артиллеристов были оставлены в армии. Впоследствии, в годы Великой Отечественной войны, они зарекомендовали себя отличными боевыми командирами.
Излишняя подозрительность доходила до нелепостей. Из одного военного округа пришло, например, донесение, что штыки у пехотных винтовок стали гнуться, они явно "вредительские" и для боя не пригодны. Специальная комиссия из Москвы на месте установила, что шум о негодных штыках поднял какой-то оружейный техник. Однажды ему взбрело в голову зажать конец штыка в больших стационарных тисках и попытаться, опираясь всем телом на ложе винтовки, погнуть штык. Это ему удалось. Вот и поднялась тревога. После тщательной проверки комиссия установила, что штыки имели большой запас прочности и были вполне пригодны для боя.
В одном из отдаленных военных округов получили рабочие чертежи деревоземляных блиндажей для полигонов. Начальник артиллерии округа заявил, что эти чертежи, поступившие из инженерного ведомства, являются вредительскими. Я затребовал их. Блиндажи для размещения полигонных команд, наблюдающих за ходом стрельб, должны были надежно выдерживать одно прямое попадание 152-миллиметрового снаряда. По документам же было установлено, что блиндажи разрушались лишь при третьем, четвертом и пятом прямых попаданиях. Таким образом, их прочность оказалась выше возможных ожиданий. Пришлось разъяснить всю нелепость и вздорность обвинений. Как виновато и неловко себя чувствовали потом эти "искатели вредительства"!
Артиллерийские училища нуждались в добротных стабильных учебниках. Было решено создать учебник "Артиллерия" в 10-12 книгах. Коллектив авторов возглавил отличный знаток артиллерии, один из старейших военных педагогов А. Д. Блинов. В процессе работы над учебником я предложил, прежде всего, издать первый, вводный том, в котором собрать все важнейшие сведения об артиллерии. Расчет был такой: в случае надобности в ускоренной подготовке командиров-артиллеристов этот том должен обеспечить прохождение курса обучения по сокращенной программе.
Все издание несколько затянулось, но хорошо уже то, что первый том вышел из печати накануне Великой Отечественной войны. Он сыграл большую роль в подготовке молодых артиллерийских командиров для фронта.
На Дальнем Востоке
В конце июля 1938 года японцы начали провокации у озера Хасан. С началом военных действий в этом районе нарком обороны предложил мне вместе с группой офицеров выехать на Дальний Восток, чтобы оказать необходимую помощь артиллерийским частям. Может случиться, что к нашему приезду боевые действия уже закончатся (нарком приказал ехать поездом). Тогда мы должны будем провести проверку боевой подготовки войск Дальнего Востока вдоль всей границы от Благовещенска до острова Русского на Тихом океане. Одновременно с теми же задачами туда направлялась группа общевойсковых командиров во главе с начальником управления боевой подготовки В. Н. Курдюмовым. Мы решили объединиться и работать совместно.
Прибыв в Хабаровск, мы узнали об успешном окончании боев в районе озера Хасан. Командующий войсками Дальнего Востока Маршал Советского Союза В. К. Блюхер рассказал нам, как развивались события.