Огромным авторитетом во франкской Палестине пользовался Жан Ибелин, властитель Бейрута, сын Балиана II Ибелина и Марии Комнины. Он был близок к трону, как любимый младший брат королевы Изабеллы Анжуйской; ему она и ее мужья доверяли самые важные и деликатные вопросы правления. Фридрих, пригласив к себе Жана и его детей будто бы для обсуждения дел Святой земли, без соблюдения всяких приличий захватил их, а потом таким же образом поступил с королем Кипра. Наложив руку на их государства, он получил возможность ставить условия султану.
Обстановка в христианской Палестине сильно осложнилась, но в то же время Фридрих и Мелик‑Камель наконец пришли к соглашению. Императору удалось почти бескровно получить то, за что было отдано столько жизней: Иерусалим путем переговоров перешел к христианам. Без сражений Фридрих добился больше, чем любой Крестовый поход. Росчерком пера он получил Иерусалим, Вифлеем и Назарет. Султан Аль‑Камил отдал ему коридор до Акры вместе с замками Тороном и Монфортом, так что христианские пилигримы могли совершенно безопасно добираться до Святого города с моря.
Со своей стороны, Фридрих оставил в руках мусульман ту часть Иерусалима, где находился район Храма, среди прочих святынь с мечетью Аль‑Акса, одним из самых священных мест мусульманской веры; он обещал защиту последователям пророка, посещающим эти святыни, и перемирие на 10 лет. Он заверял, что не позволит в течение этого времени формировать отряды крестоносцев в Европе и не будет поддерживать христианских властителей Северной Сирии против Египта. Что же касается стен Иерусалима, то это осталось спорным вопросом: одни говорили, что он согласился оставить их в разрухе, другие утверждали, что имеется разрешение султана на их восстановление.
Местные бароны предпочли проигнорировать это событие. Они были вполне довольны регентством Жана Ибелина, и даже этот исключительно выгодный договор, заключенный императором, не мог склонить их на его сторону. Патриарх Жерар, покорный папе, наложил интердикт на вступление Фридриха на иерусалимский трон, и тамплиеры, госпитальеры и все местное духовенство охотно ему подчинились. Только верные императору тевтоны и два английских епископа сопровождали его в храм Гроба Господня. Фридрих не обнаружил в храме ни одного священника. Тогда, взяв корону, он сам возложил ее себе на голову.
Но коронация не прибавила ему популярности: император проявил бестактность по отношению практически ко всем высшим слоям иерусалимского общества – дворянству, духовенству, орденам.
Фридриха призывала Италия, где значительные папские силы под предводительством Жана Бриеннского, пылавшего местью и мечтавшего если не вернуть утраченный титул, то хотя бы отомстить, осаждали Капую. Преданный императору Томмазо Аччерский писал ему о кознях папы, поднявшего против него население во главе с бывшим иерусалимским королем, «который занял все гавани по морю и снабдил их лазутчиками и вооруженными людьми с тем, чтобы в случае Вашего возвращения захватить Вас и посадить в темницу!»
Фридрих простился с нелюбезными палестинскими франками и собрался в Европу. Рано утром 1 мая, когда он со свитой направлялся из своего дворца в гавань, горожане забросали его кухонными отбросами.
Палестинские бароны приписали Жану Ибелину славу освободителя Святой земли от тирании Гогенштауфена, несмотря на то, что император отнюдь не стремился посвятить свою жизнь эфемерному иерусалимскому государству.
Во время этого Крестового похода, названного впоследствии Пятым, Фридрих свел знакомство с женщиной, даже имя которой спорно: с Марией или Матильдой Антиохийской. Более о ней не известно ничего. По‑видимому, она не принадлежала к правящему дому, а просто жила в Антиохии. Но эта загадочная дама родила ему сына, названного Фридрихом. Покидая Палестину, император, наряду с томами арабского перевода «Этики» Аристотеля, увозил с собой новорожденного младенца. Впоследствии Фридрих Антиохийский и его сын Конрад станут одними из самых верных и преданных борцов за интересы Швабского дома.
Фридрих весьма мало ослеплялся своими победами и о Крестовом походе, который возглавлял, отзывался в иронически‑насмешливом тоне, равно изумляя мусульман и христиан.
По воспоминаниям хрониста Ф. фон Раумера, признававшего выдающиеся заслуги Фридриха Гогенннауфена, папе было нелегко объяснить свою вражду с императором.
Еще весной 1227 г. тот, помогая жителям Рима, страдавшим от голода, отправил им значительный груз с зерном и другим продовольствием. Римляне этого не забыли. У могущественной фамилии Франжипани, которая никогда не была расположена к папам, Фридрих купил их имение и им же отдал в лен безвозмездно. Теперь, когда императорский герольд с согласия сената и народа громогласно зачитал с Капитолия оправдательное письмо Фридриха, число его приверженцев увеличилось. Франжипани стали во главе друзей императора и громко порицали поступок папы. Когда Григорий, не обращая на это пи малейшего внимания, на Пасху 1228 г. еще раз произнес в церкви Святого Петра отлучение над Гогенштауфеном, освободил его подданных от присяги и лишил его владений в Апулии, сначала раздался ропот, потом крики, брань и хула, так что папа, с трудом избежав личных оскорблений, принужден был укрыться в Перудже.
По возвращении в Италию Фридрих неожиданно легко сумел разрушить планы врагов, поддерживающих де Бриеннов, – намного легче, чем подавить сопротивление папских сторонников в Заморье. Жан де Бриенн вынужден был поспешно бежать в родную Шампань, на прощание поделясь со всеми твердым убеждением, что император все‑таки сын мясника.
А Фридриху в это время все удавалось. Не потому ли, что его вдохновляла любовь?
Пока императрица Иоланта Сирийская несла свою муку, Фридрих переживал новое, великое и страстное, чувство.
Благородный итальянский род маркизов Ланциа был последовательным и рьяным приверженцем Штауфенов. Его прогиббелинская ориентация привела членов семьи в окружение Фридриха, когда того еще называли «апулийское дитя». Пережив вместе с императором величие и триумф, большинство мужчин Ланциа остались верны дому Штауфенов и погибли вместе с его последними представителями.
Род Ланциа не был полностью уничтожен, его представители еще в XIX в. занимали высокие должности в Савойе.
Глава дома Гальвано, граф Фонди, был назначен Фридрихом Великим маршалом Сицилии; его сын Галеотто получил графский титул и владения ди Атти; дочь Гальвано стала женой внука императора. Рано повзрослевший Фридрих почтил своим вниманием девушку из семьи Ланциа, имя которой осталось неизвестным. Она родила ему дочь Сельваджию, впоследствии выданную Фридрихом за его преданного сторонника, свирепого падуанского тирана Эдзе‑лино ди Романо.
Но истинная любовь связала императора с 17‑летней Бианкой Ланциа, возможно, сестрой его прежней возлюбленной. Она была племянницей Гальвано, дочерью его брата Манфредо.
«Прекрасная» – это слово неотделимо от образа юной подруги Фридриха. Все летописцы единодушны в том, что она была восхитительно хороша собой, сочетая юную грацию с надменным достоинством, врожденную гибкость с придворным этикетом. Но, вероятно, не только внешняя породистая красота привлекала к ней такого искушенного молодого человека, как Фридрих. К услугам императора было множество прекрасных рабынь, специально обученных искусству любви. Однако ему требовалось нечто большее. «Талантливая» – пишут о Бианке современники, но не поясняют, в чем заключался ее талант. Может быть, она пела, как сирена, танцевала, как сильфида, или слагала прекрасные стихи? Нам остается только догадываться. Но несложно предположить, что она воплотила в себе все очарование Италии; в каждом жесте чувствовалось ее благородное происхождение. Наверно, ей были присущи развитый ум, изысканная изменчивость натуры, исключающая монотонностъ, врожденное и неосознанное обаяние, просвещенность и остроумие. А главное – талант женственности, редкий не менее, чем любой другой, и, может быть, самый таинственный, трогающий душу окружающих. Похоже, Бианка не только была богато одарена музами, но распространяла вокруг себя ясную любовь, своим присутствием создавала атмосферу радости и вечного праздника. Про подобных ей говорили – родилась с солнцем в душе.
Лишь такое необыкновенное сочетание многочисленных разнообразных достоинств могло привлечь и надолго удержать капризного и взыскательного императора.
Но не удивительно ли, что такое светлое существо, такое радостное создание прониклось искренней любовью к человеку далеко не идеальному, по утверждению многих, порочному и даже ужасному? Это было то же, что любить дьявола, зная, кто он такой. А Бианка полностью доверилась ему, отдавая себя целиком, не оставив места ни для чего другого. И попробовала бы она поступить иначе!
Двор Фридриха был средоточием высокой образованности, изящества и поэзии, но главное – здесь никто не отказывал себе в удовольствиях. Звучала диковинная музыка, на больших разноцветных шарах по залу катались полуобнаженные сарацинские девушки. Зверинец императора напоминал, как широко раскинулась его империя.
В императорских палатах в Лучере прилежные юные ткачихи работали над шелковыми и другими тканями для «султана», как они называли Фридриха. Искусство мастериц, знакомых с секретами изготовления шелка, способствовало возникновению прославленных шелковых фабрик в Палермо. Еще со времен Омейидов во всех главных исламских государствах Востока и Запада, как и в Константинополе, мастерские по изготовлению шелка располагались во дворце или рядом с ним, чтобы ткать одеяния для церемоний. Сицилия не была исключением, и шелковое производство в Палермо процветало уже при арабах. Другой давно установившийся мусульманский обычай, однако, требовал, чтобы ткачихи, когда не сидели за станками, оказывали более интимные услуги мужской части королевского двора. Этот обычай норманны восприняли с энтузиазмом, и вскоре мастерские превратились в полезное, хотя и весьма призрачное прикрытие королевского гарема. Гарем вовсе не был изобретением Фридриха – все представители сицилийской династии содержали такого рода учреждения. Он лишь продолжил традицию. В одном из его писем говорится о нарядах и издержках, связанных с его наложницами и одалисками. Но император также ценил профессиональные качества ткачих. Он особенно любил окружать себя сарацинскими прислужниками, приученными к восточной деспотии и выполняющими волю господина с поспешным раболепием.
Однако со времени сближения с Бианкой гарем был позабыт. Возлюбленная всюду являлась рядом с ним как законная супруга и всегда сидела по правую руку императора, разделяя и веселые застолья, и обсуждение важных государственных дел. Все говорит в пользу того, что со стороны Фридриха это было не легкое увлечение, а по‑настоящему глубокая привязанность: хотя он овдовел, но на протяжении многих лет не помышлял о новой женитьбе. Более того, нет никаких сведений о его увлечениях другими женщинами. Его вполне устраивала почти семейная жизнь со своей очаровательной избранницей. Ранним утром соколиная охота на просторах Апулии, верховые прогулки, рыбная ловля, привалы на берегу реки, где император и его подруга медленно смаковали яства, запивая их охлажденным белым вином. А по вечерам вместе с Бианкой, которой ничто не было чуждо в латинской культуре, они предавались другим усладам: игре в шахматы, музыке, поэзии, танцам; наслаждались песнями трубадуров, долгими беседами с самыми выдающимися людьми своего времени. Именно при дворе Фридриха в Палермо был изобретен сонет – наверно, для того, чтобы славить чудесную красоту возлюбленной императора и воспевать их великую любовь. Фридрих окружал себя интеллектуалами и творческими личностями независимо от их религиозных убеждений. Эти семь лет, «время Бианки», были периодом расцвета пнауфенской Италии. К этому периоду принадлежит постройка на Сицилии нескольких великолепных замков, являвших архитектурные новшества.
С прозорливостью, редкой для своего времени, Фридрих полагал, что искусство управления государством не приходит само по себе и не дается свыше, – ему необходимо учиться. Еще в 1224 г. император основал Неаполитанский университет для подготовки государственных служащих и внимательно следил за успехами своего детища. Открытая им Салернская школа медицины стала единственным учреждением, дающим право заниматься медицинской практикой. Все его замыслы обсуждались с Бианкой в кругу таких же молодых и свбодомыслящих соратников.
Трое детей Фридриха и Биапки унаследовали материнскую красоту и отцовскую одаренность. Их старшую дочь назвали Констанцой – в честь двух других главных женщин его жизни.
Но Бианка покинула его, как и они.
В начале 30‑х н. Фридрих стал задумываться о новом браке. Своей супругой он видел, увы, не Бианку, а Елизавету Венгерскую, которая недавно овдовела. Так что же, великая любовь прошла, исчезла, испарилась? Очевидно, причина не в этом.
Известно, что между 1233–1234 н. император заключил с Бианкой морганатический брак «артикуло мортис», т. е. «в момент смерти», призванный узаконить детей от этой связи. По‑видимому, Бианка была больна, и эта болезнь свела ее в могилу. Своей цели император не достиг – дети, Констанца, Манфред и Виоланта – в Европе считались незаконными, однако Фридрих успешно использовал их в своих изощренных дипломатических комбинациях.
Латинская империя, пожизненным регентом которой был избран Жан Бриеннский после того, как выдал свою дочь Марию за 11‑летнего императора Балдуина де Куртене, представляла собой кипящий котел неприятностей и простиралась немногим дальше стен Константинополя. Грозный болгарский царь Асень II, возмущенный оскорблением, нанесенным его дочери, которую сначала просватали за Балдуина, а затем отвергли без объяснения причин, принялся опустошать Фракию. К нему присоединились никейский император Иоанн Ватац и эпирский император Феодор. Фридрих, ненавидевший Жана Бриеннского, примкнул к этой коалиции и, чтобы скрепить союз, отдал свою старшую дочь Констанцию, матерью которой была Бианка, в жены Ватацу. Оба императора, связанные теперь не только общими интересами, но и родством, со всех сторон теснили константинопольских франков. Только смерть регента несколько разрядила обстановку вокруг Латинской империи.
Жан де Бриенн умер в 1238 г. в возрасте почти 90 лет, – простой французский рыцарь, волей судьбы или случая занимавший в течение нескольких лет два колеблющихся престола, зять двух королей, тесть двух императоров, оставив после себя лишь воспоминание о своих бесплодных подвигах и сумбурной жизни.
Фридрих был не слишком нежным, но заботливым родителем. Самовластно распоряжаясь родными детьми, как фигурами на шахматной доске, он, прежде всего, соблюдал интересы своего огромного государства. Дети не роптали на свою подчиненность и глубоко чтили отца. Лишь со старшим, Генрихом, сыном дорогой Констанцы Арагонской, пути Фридриха давно разошлись. Имя Генриха (VII)[27]не нашло заметного места в ряду немецких королей – отец затмевал более слабое светило. Однако коронация, эта предпосылка полного королевского достоинства, была должным образом проведена в Аахене 8 мая 1222 г. опекуном принца епископом Энгельбертом Кёльнским.
Фридрих долго не видел сына. Когда же едва перешагнувший 30‑летний рубеж отец и 14‑летний сын встретились, друг другу они не понравились. Их скрытая неприязнь усилилась, когда император стал решать судьбу Генриха по‑своему, не считаясь с его чувствами и желаниями.
Еще в 1224 г. посланники императора отправились в Англию, чтобы прощупать почву на предмет выяснения перспектив сватовства 8‑летнего Генриха к принцессе Изабелле. Один из самых влиятельных немецких прелатов Энгельберт Кёльнский путем сложных дипломатических маневров договорился об этом браке молодого короля и ставил себе в заслугу заключение предварительного соглашения о помолвке. По прошествии некоторого времени планы германской стороны изменились: более многообещающим казался брак Генриха с французской принцессой. Герцог Баварский и король чешский предлагали королю Генриху в жены Агнессу Богемскую, младшую дочь Оттокара I и Констанции Венгерской, в которую тот и сам был влюблен. Однако император, слово которого в этом вопросе было решающим, долго оттягивал свой вердикт и в конце концов совершенно неожиданно приказал сыну жениться на Маргарите, дочери Леопольда Австрийского, которая была на 7 лет старше его. II.кантность ситуации заключалась в том, что Маргарита воспитывалась при богемском дворе и с чистым сердцем вместе с Агнессой занималась приготовлениями к торжественному бракосочетанию своей юной подруги и сына императора. Но под венец суждено было пойти не Агнессе, а ей самой.
Свадьба состоялась в ноябре 1225 г. в Нюрнберге.
Может быть, Фридрих рассчитывал дать сыну такую же заботливую и преданную жену, какой для него самого была Констанца Арагонская? Но тогда его сердце было свободно, он был самовластным правителем, хотя права его и оспаривались. А Генрих в свои 14 лет уже сделал свой выбор. Он не был объявлен совершеннолетним, и это событие даже не планировалось. Получалось, что таким браком весьма обидчивый и честолюбивый императорский сын ничего не выигрывал и только получал еще одного опекуна.
Детские романтические чувства принца оказались не востребованными суровой необходимостью. Задуманный отцом брак не стал счастливым, хотя и дал наследников. Раздоры из‑за приданого, выплата которого даже после смерти отца Маргариты, герцога Леопольда, все еще задерживалась, выставлялись Генрихом при подготовке желаемого им развода напоказ более явно, чем это позволяли приличия. Последующий брак с Агнессой Богемской также обсуждался вполне открыто.
Некоторое время Агнесса еще надеялась. Но никто не дерзал и не мог противостоять Фридриху.
Удар по чувствам, мечтам, самолюбию принцессы был нестерпимо болезнен. И все же Агнесса нашла в себе силы построить новую, совсем другую жизнь на развалинах несбывшихся надежд.
Ее руки добивались многие могущественные принцы, но с не свойственной ее возрасту решимостью девушка избрала другую долю: предпочла замужеству служение Богу. Не имея нужды в средствах, она основала в Праге два монастыря – мужской францисканцев и женский клариссинок. В этот последний она удалилась сама, когда ее принудили к этому обстоятельства. На собственные деньги царственная монахиня построила больницу для бедных и служила сиделкой, даже став настоятельницей монастыря.
Несмотря на огромную популярность, которой она пользовалась в народе, принцесса была канонизирована лишь Иоанном Павлом II в 1989 г. под именем Агнессы Пражской.
Король Генрих являлся своего рода главой второстепенного правительства, расположенного в Германии, но, по замыслу императора, покорно выполняющего его волю. Такое положение не могло устраивать совершеннолетнего принца из Штауфенского дома. Напряжение между отцом и сыном нарастало. Наконец оно вылилось в открытое восстание, быстро и жестко подавленное императором.
Остаток жизни король Генрих провел в Апулийской темнице.
Но он не был лишен связи с внешним миром и, вероятно, с горечью узнал, что летом 1235 г. в Вормсе император справил пышную свадьбу с его прежней нареченной Изабеллой Английской. В своем заточении Генрих должен был особенно остро ощущать жестокую иронию судьбы, когда его отец выбрал себе в жены предназначенную ему женщину. Впрочем, «выбрал женщину» – выражение, не совсем подходящее к данному случаю. Император выбрал конкретные суммы приданого и определенные политические преимущества.
В 1242 г. король Генрих умер – возможно, покончил с собой, ринувшись на коне с отвесной скалы и разбившись насмерть. Впрочем, это только одна из версий. По другим – отец уморил его голодом в темнице, приказал удушить мусульманскому прислужнику, отравил сицилийским вином…
Сыновья коронованного мятежника от Маргариты Австрийской, исключенные из числа законных наследников, канули в небытие. Старший Фридрих, вероятно, был рожден в 1234 г. и умер в Италии, скорее всего, в 1252 г. Младший, Генрих, проходит по страницам истории совсем бесплотной тенью – о его судьбе не известно ничего определенного.
Печальна и судьба их матери.
Она принуждена была рожать сыновей мальчику, который ее ненавидел. Сразу после рождения детей у нее отбирали, и Маргарите даже не считали нужным сообщать, где они воспитываются. Ей же доставались только пренебрежение и ненависть.
После гибели мужа она по мере сил правила своим герцогством, но австрийские бароны потребовали от нее нового замужества, чтобы дать стране сильного правителя‑мужчину. Хитроумный Вацлав Богемский сумел убедить австрийцев в преимуществах женитьбы на Маргарите своего сына Пшемысла Оттокара. Второй муж опять был намного моложе Маргариты. Брак оставался бездетным. Отгокар тяготился пожилой супругой и в конце концов прогнал ее, взяв в жены внучку Бэлы Венгерского, молоденькую Кунигунду.
Вступая в третий брак с Изабеллой Английской, Фридрих меньше всего думал о судьбах своего сына и невестки. Папа Григорий IХ сам рекомендовал Фридриху Изабеллу, всецело руководствуясь при этом политическими интересами. Этот союз призван был улучшить отношения Штауфенов с Англией, а во внутренней политике – способствовать окончательному замирению с Вельфами.
Изабелла Плантагенет славилась красотой, прекрасным воспитанием и ровным характером. Когда послы Фридриха II впервые увидели красивую принцессу в зале Вестминстера, они невольно воскликнули: «Долгих лет нашей императрице!» Английский король расщедрился, и подарки для его сестры действительно были достойны императрицы: искусной работы золотая корона с фигурами четырех английских королей, особо чтивших веру, или мучеников; кольца и ожерелья из драгоценных камней, шелковые одежды, величественная кровать, серебряные сосуды.
Утренний дар императрице был заранее согласован с английским королем. Она получала «области Вал Мадзара и Монте Сан‑Анджело со всеми городами, крепостями, деревнями, угодьями, обрабатываемыми и необрабатываемыми землями, водными потоками и всем надлежащим в собственность, которыми неоспоримо владели другие королевы Сицилии».
Путешествие из Вестминстера в Кёльн через Сандвич и Антверпен было одной сплошной вереницей празднеств. Процессию повсюду встречали песнями и музыкой. Десять тысяч жителей Кельна, украшенных зелеными ветвями и цветами, приветствовали сидящую верхом принцессу стуком своих копий. В этом городе она завоевала огромную популярность благодаря тому, что сняла шляпу и вуаль, позволив людям свободно рассматривать свое прекрасное лицо.
Шесть недель она царила в Кёльне, где жители при виде ее «бурно выражали радость», а придворные пели ей дифирамбы. Затем она отправилась в Вормс, где ее встретил Фридрих При обвенчался с ней «в присутствии 4‑х королей и 11 герцогов, каждый из которых был независимым правителем».
Видимо, Изабелла понравилась Фридриху больше, чем несчастная Иоланта Сирийская, тем более что придворные императора наперебой восхищалось ее красотой и грацией. Это льстило ее господину. Но в завершение дня бракосочетания, проведя с ней ночь, «супруг не познал ее телесно»: оказывается, придворный астролог Майкл Скотт не посчитал это время благоприятным для зачатия наследника. Долгожданное событие произошло только утром, причем Фридрих самонадеянно сообщил молодой жене, что она понесла мальчика.
После трех дней празднования супруг отослал домой всю свиту жены, за исключением возглавлявшей ее Маргариты Биссет, прославившейся в Лондоне своим золотым шитьем. Наверно, император планировал с ее помощью обучить этому искусству мусульманских девушек‑ткачих. Эскорт увез с собой и трех леопардов, очень походивших на борзых, как отметили хронисты.
На этом красивая жизнь Изабеллы и закончилась.
Время от времени, предварительно посоветовавшись с астрологами и иными предсказателями, Фридрих посещал ее ложе для того, чтобы она приносила сыновей. Вне этой цели жена для него не существовала, была не нужна даже для удовлетворения мимолетного плотского желания. Для этого годились и девушки‑рабыни, менее сдержанные и получавшие больше удовольствия.
В конце 1236 г. Изабелла вместо обещанного мальчика родила дочь Маргариту – очень может быть, что Фридрих посчитал это не следствием шарлатанства предсказателя, а результатом злокозненности жены. Потом она исправилась и явила миру сына, названного Генрихом (Карлотто), ставшего впоследствии правителем Витебро, но прожившего всего лишь 19 лет.
И снова, как во время супружества с Иолантой Сирийской, ни о каком совместном правлении речи не заходило. Известно, что Генрих III негодовал по поводу того, что Изабелла никогда не показывается рядом с императором на торжественных церемониях. Он требовал от Фридриха традиционного в высших кругах Европы рыцарского поведения по отношению к жене, подруге и даме, хотя мораль зятя в вопросах сексуальных отношений явно не соответствовала христианскому учению.
В этом, как и во многом из того, что касается Фридриха, трудно отличить правду от вымысла. Истина вообще в большинстве случаев субъективна. Один из видных членов Папской курии, Николас ди Кабрио, «поднаторевший в искусстве подрыва чужих репутаций», обвинял Фридриха в том, что он «превратил церковь в публичный дом, а церковный алтарь – в сортир». Он заявлял, что Фридрих делал проститутками не только молодых женщин, но и мужчин, «предаваясь чудовищному разврату, преступному содомскому греху, о котором страшно даже помыслить». Можно ли ему верить? Все пути передачи информации о событиях предоставляли столь многообразные возможности для вольных или невольных искажений, что хронист, передавший нам, порой много лет спустя, «новости» своего времени – часто весьма сомнительный авторитет.
Другие враги Фридриха сообщали, что «к своим супругам королевской крови он не постыдился приставить евнухов», что жен «держал запертыми, почти невидимыми и далеко от таз детей; узость темницы настолько угнетала их, что смерть была для них блаженством, а жизнь – мукой». Безусловно, такие заявления следует рассматривать как пропагандистское преувеличение – императрицы имели собственные, весьма немалые средства, и, разумеется, не страдали от голода и холода. И даже лютые ненавистники не могли обвинить Фридриха в скупости и скаредности.
Наверно, Изабелла смирилась с существованием затворницы не без борьбы. Она уже не была ребенком, как Иоланта; в момент заключения брака ей минул 21 год. Дочь Изабеллы Ангулемской, не раз становившейся причиной общеевропейских войн, и Джона Английского, ужасавшего окружающих своими приступами неистового гнева, принцесса вряд ли отличалась голубиной кротостью и слабохарактерностью. Но, отданная под присмотр «мавританских евнухов и им подобных старых чудовищ», она поняла, как мало здесь значат прекрасное воспитание, красота, благородное происхождение, ученость, богатство и гордость, и не нашла сил и возможности сопротивляться. Впрочем, родив за недолгое время замужества 4 детей и похоронив двоих из них, Изабелла вряд ли стремилась устраивать дворцовые революции.
Ее жизнь закончилась 1 декабря 1241 г. Папская дипломатия тотчас заявила, что Изабелла была отравлена по приказу Фридриха. Это представляется весьма сомнительным, поскольку выгод императору ее смерть не приносила. Скорее можно поверить, что унижение, отверженность и беспомощность сломили дух молодой женщины. Заблудившись в лабиринтах безысходности, она не нашла выхода. Так или иначе, она умерла в возрасте 27 лет, 6 из которых была императрицей.
АЛИСА КИПРСКАЯ
Женщины в жизни Фридриха чаще всего были жертвами, редко – подругами, иногда – врагами. Одним из его врагов стала Алиса Шампанская, королева Кипра.
Фридрих не упускал из вида свои владения в Палестине. Там продолжалась изнурительное противостояние между германцами и сторонниками сильной баронской партии, возглавляемой Ибелинами. Как ни велики были таланты императора, правителя и политика, ему элементарно не хватало времени и людей, чтобы навести порядок в Заморье, где остро требовалась сильная рука авторитетного вождя.
Жан Ибелин не забыл унижений, которым подвергал его император во время своего личного Крестового похода в 1228 г. и вынужденной клятвы верности Конраду Гогенштауфену. Влиятельнейший вельможа Заморья был очень ожесточен.
Ибелины по праву считались самыми значительными левантийскими сеньерами. Старший, Жан обладал всеми качествами, необходимыми правителю, кроме того, был богат и связан родством со знатнейшими фамилиями Заморья. Но дорога к трону была для него закрыта: никогда бароны Святой земли не согласились бы избрать своим королем человеком столь скромного происхождения. Они всегда помнили, что предком Ибелинов был всего лишь простой воин на службе у сеньера де Пюизе.
Между тем в стране имелся человек, способный объединить франков как в силу безусловных прав на престол и высокого происхождения, так и благодаря своим личным качествам. Увы, носителем всех этих достоинств снова являлась женщина.
Алиса, внучка старого иерусалимского короля Амори Анжуйского, не могла претендовать на престол Иерусалима, поскольку законными правами на него обладала Мария, старшая сестра, дочь ее матери от предыдущего брака с Конрадом Монферратским. Но и Алисе была уготована корона: родители обещали ее руку наследнику престола королевства Кипр, принцу из дома Лузиньянов.
Алисе было всего 4 года, когда нелепо и трагически погиб ее отец, граф Анри. По своим владениям во Франции он был графом Шампанским, но уступил их брату, отправляясь в Крестовый поход. В Палестине он стал супругом королевы Иерусалима Изабеллы Анжуйской и снискал много похвал и приобрел много доброжелателей благодаря не только своим военным и политическим талантам, но просто как великодушный и щедрый князь, приятный собеседник, благородный рыцарь.