Председатель внимательно (по крайней мере, так казалось со стороны) слушал доклад Третьего члена Великого Магистрата по его отделу. Но мысли его были далеко. Сейчас он разрабатывал стратегию на ближайшее время.
После заседания Председатель попросил Георгия на минуту задержаться.
– Дорогой Георгий, то, что я тебе сообщу, должно остаться между нами. – Он выразительно посмотрел на юношу.
– Клянусь памятью Великого Мастера и собственной смертью! – с горячностью воскликнул Георгий.
– Лучше жизнью, брат мой, – улыбнулся Председатель.
– Конечно, Учитель! – отозвался молодой человек. – Жизнью своей клянусь, что никогда не предам вас!
– Верю! – Бахметьев отечески положил ему руку на плечо. – Если возникнет угроза потерять Волошина, то и его, и тех, кто будет рядом с ним, необходимо уничтожить! – Он выдержал паузу и, прищурившись, в упор посмотрел на Георгия: – И исполнителей тоже. Тебе понятно, брат мой?
– Понятно, Учитель! У меня есть люди, которые за деньги готовы на все.
– Не скупись! – Председатель достал изпод стола черный дипломат. – Здесь полмиллиона долларов. Желаю удачи! Его люди… – он брезгливо поморщился, не желая даже называть Третьего члена Великого Магистрата,
– … встретятся с тобой прямо в самолете: ваши места рядом. Помни, исполнители обязаны беспрекословно подчиняться тебе, брат мой. Пустишь их в расход, когда дело будет сделано! – Он пристально взглянул прямо в глаза Георгия.
– Я все понял! – прошептал тот.
– Не сомневаюсь, парень ты толковый! – Бахметьев подмигнул и похлопал его по плечу. – И еще… – Он вытащил из кармана визитку. – Под ультрафиолетовыми лучами высветится прямой номер моего телефона: обо всем сообщать лично мне, а Шестому – только то, что я сочту нужным.
– Спасибо за доверие. Учитель! – Георгий преклонил колено и губами прикоснулся к его руке.
– Надеюсь, я в тебе не ошибся.
– Скорее сердце свое вырву, чем огорчу вас предательством!
– С Богом, брат мой!
Георгий вышел, а Пятый член Великого Магистрата долго еще сидел в кресле Великого Магистра и смотрел в пространство. Вот уже тридцать лет он упорно шел к цели. На какие только ухищрения не пускался, чтобы продвинуться хотя бы чуточку вперед! Лесть вышестоящим, шантаж и вымогательство, угрозы и даже убийства. Он не был чудовищем, даже жестоким назвать его было бы не совсем верно. Просто, поставив перед собой цель, он никогда от нее не отклонялся, прекрасно понимая, что его мягкотелостью сразу же воспользуется тот, кто идет следом.
Отец Пятого члена Великого Магистрата, Ефтимий Аполлинарьевич Бахметьев, происходил из разорившегося старинного дворянского рода графов Бахметьевых. Сбежав за границу, он женился на состоятельной немке, народил сына, а затем скончался от сердечной недостаточности. Немка недолго горевала по русскому муженьку и скоро вышла замуж за англичанина, который и пристроил четырнадцатилетнего пасынка в школу, принадлежащую Ордену.
Петр с малых лет видел, как люди относятся к тем, кто побогаче, и решил во что бы то ни стало тоже добиться всеобщей зависти. В срок пройдя обряд посвящения в члены Ордена и осознав, что именно эта организация как нельзя лучше подходит для его цели, он всецело отдался Ордену. Он продвигался все выше и выше, но происходило это очень медленно. Наконец его осенило: все силы следует бросить на Восток, точнее, на Советский Союз. Решение оказалось правильным: особенно вырос его авторитет в Ордене после предсказания путча девяносто первого года.
Тут подоспела весть о неизлечимой болезни Великого Магистра: дай Бог, протянет года тричетыре. Петр Бахметьев сумел подвести любимчика и возможного преемника Великого Магистра к роковой ошибке, которую (с его подачи) Магистр расценил как предательство, за что член Ордена карается смертью. Привести приговор в исполнение Великий Магистр поручил Петру Ефтимьевичу, и тот с радостью выполнил приказ.
С этого момента без одобрения Пятого члена Великого Магистрата в Ордене не принималось ни одного решения. Великий Магистр и шагу не мог ступить без Петра Ефтимьевича. Более того, Бахметьев сумел убедить Великого Магистра, что он, Пятый член Великого Магистрата, является лишь исполнителем его воли.
Правда, последний год стал весьма неудачным почти во всех начинаниях Петра Ефтимьевича: провал со злополучными контейнерами в горах Кандагара, потеря одного из сильнейших агентов – Бешеной Акулы, неудача с похищением девушки Бешеного…
Больше всего он заводился при упоминании о Бешеном. Какова же была его радость, когда он получил сообщение о гибели Савелия! Однако в тот же день Петр Ефтимьевич узнал о том, что некто Рассказов всерьез интересуется Волошиным. Это сообщение взволновало его столь сильно, что он некоторое время не мог ни есть, ни спать: Три «В» был единственным носителем тайны счета золота КПСС, о котором не знал никто в Ордене. Петр мечтал когда‑нибудь стать единоличным обладателем этого счета.
Как ни странно, но деньги для Бахметьева не были главным. В его семье существовала легенда, которая передавалась из поколения в поколение: его предок, Гордей Бахметьев, получил титул графа от самого Петра Великого за то, что сумел отбить у лихих людей царскую казну. Среди прочих драгоценностей в казне находился и огромный бриллиант голубоватого цвета, изумительной красоты и огранки – «Голубое око Персии».
С этим алмазом связана удивительная история, где слились воедино правда и вымысел. Многие знают алмаз «Орлов», ста двадцати девяти карат, четвертый по величине в мире, подарок графа Орлова русской императрице, позднее вделанный в царский скипетр. По одной версии, этот драгоценный камень был осколком «Великого Могола», алмаза, вставленного вместо глаза индийского идола и похищенного злоумышленниками. Так вот, «Голубое око Персии», по той же версии, являлся «меньшим братом» алмаза «Орлов», то есть тоже был отколот от «Великого Могола». У этого алмаза насчитывалось сто семьдесят пять граней, весил он сто одиннадцать карат, а размером напоминал маленькое куриное яйцо.
Тем, кто около трехсот лет назад похитил «Великого Могола» и поделил его на три части, здорово не повезло в жизни. Главарю достался самый крупный осколок, но похититель умер в мучениях от какой‑то заразы, а камень бесследно пропал.
Владелец будущего «Орлова» был убит своими приятелями, и за алмазом потянулся долгий кровавый след. Впоследствии камень оказался в России.
Хозяин «Голубого ока Персии» пал от руки французского солдата, который и доставил камень в Европу. Алмаз оказался у французского короля, он впоследствии подарил его Петру Великому. Когда алмаз был похищен и возвращен Бахметьевым, царь приказал сделать «зело богатую диадему» и вставить в нее алмаз.
После Октябрьской революции диадема с «Голубым оком Персии» исчезла. По личному распоряжению Дзержинского на поиски ее была брошена специальная группа. Работа увенчалась успехом: роскошная диадема императрицы вернулась в русскую сокровищницу, и хотелось бы верить, что навсегда. Однако на закате правления Брежнева диадема снова исчезла.
Петр Ефтимьевич, уверовав в семейное предание, решил проследить путь реликвии, и его ребята не менее упорно, чем люди железного Феликса, занялись поисками. В конце концов удалось выяснить, что это уникальное творение вместе с другими ценностями было переправлено в Швейцарию. Тогда‑то Петр Ефтимьевич и узнал о Волошине.
Казалось, словно сам алмаз, в память о графе Бахметьеве, который вырвал его из рук негодяев, оказывает содействие его потомку. Бахметьев узнал, что Волошин находится в клинике пластической хирургии. Сейчас самое главное – не выпустить счет из‑под контроля, а потом уже думать, как им воспользоваться и стать единственным владельцем содержимого. Если не удастся узнать кодовое слово от Волошина, он поставит задачу перед одним весьма толковым парнем, который возглавляет компьютерный отдел Ордена. Пригодится и Георгий, который станет в России его доверенным лицом.
Какой же все‑таки мерзавец этот Третий член! Он злорадно усмехнулся: звучит двусмысленно. Еще живы в памяти те времена, когда Третий заискивал перед Магистром, чтобы забить за собой его место. А как пытался он поколебать в Магистре веру в Петра Ефтимьевича!
Но Третий явно недооценил потомка русских дворян. Потеснить Бахметьева с его позиций ему не удалось, но он нажил в лице Пятого члена Великого Магистрата смертельного врага: с этого момента каждая, даже мельчайшая его оплошность бережно фиксировалась в особом досье, хранящемся у Бахметьева. Петр Ефтимьевич выделил для круглосуточного наблюдения за Третьим членом Великого Магистрата двух доверенных, которые ежедневно и весьма подробно писали ему рапорты. Окончательная победа над Третьим была не за горами…
Пятый член Великого Магистрата усмехнулся, в глазах его вспыхнуло зловещее пламя.
Странный старик
Проснувшись утром, Савелий вдруг подумал о странном больном из первой палаты. Лидочка вчера обмолвилась о нем, и у Говоркова это почему‑то отложилось в памяти. Он решил навестить старика.
– Простите, пожалуйста, к вам можно? – Савелий заглянул в палату.
Старик полулежал на кровати, читая какойто журнал.
– Да, прошу вас! – любезно отозвался он. – Вы по делу или просто так?
– Какие здесь могут быть дела? – усмехнулся Савелий.
– Ну, не знаю: справиться о чем‑нибудь… Мало ли…
Голос у старика был приятный, низкого бархатистого тембра. Однако Савелия поразила какая‑то страшная усталость в этом голосе. Похоже, она была вызвана отнюдь не операцией и долгим лежанием в больнице, а всей прожитой жизнью.
– Извините, у вас есть родные, близкие? – неожиданно спросил он.
Несколько минут старик молчал, прикрыв глаза, и Савелию показалось, что он заснул. Говорков на цыпочках направился к двери.
– Не уходите, пожалуйста! – с тоской проговорил старик так тихо, что Савелий скорее догадался, чем разобрал слова. – Присядьте, если не торопитесь.
– Чего‑чего, а времени у меня хоть отбавляй! – бодро воскликнул Савелий и опустился на стул у кровати.
– Почему вы спросили о моих родных?
– Мне показалось, что… – медленно начал Савелий, не зная, что и сказать, но его выручил сам старик:
– Вам правильно показалось: у меня действительно никого нет. – В его голосе слышалось столько страдания и грусти, что Савелий, забыв об осторожности, тихо вымолвил: – А я тоже сирота!
Трудно сказать, почему он так поступил, с ним никогда ничего подобного не случалось. Может, сказались его мысли о прошлом, может, он чисто интуитивно доверился этому усталому пожилому мужчине.
– Сирота? Вы хотите сказать, с раннего детства? – Старик, похоже, заволновался.
– С двух лет.
– И никого из родных?
– Никого! – Савелий горестно вздохнул.
– Как же вы выжили?
– Так и выжил… Можно задать вам еще один нескромный вопрос?
– Знаете, молодой человек, я столько повидал на своем веку, что для меня уже не существует нескромных вопросов, только нескромные люди. Спрашивайте, но с одним условием: не обижайтесь, если не отвечу.
– Собственно говоря, он не такой уж нескромный… Вот высказали, что столько прожили, но зачем же тогда решились на операцию, которая…
Мужчина грустно закончил сам: – Которая нужна скорее молодым, вернее, молодящимся людям, нежели такому старому пню, как я? Что ж, вы весьма наблюдательны. Для подобной операции я действительно слишком стар… – Он замолчал.
Савелию не хотелось его торопить, он даже пожалел, что задал свой вопрос, по всей видимости задев человека за живое.
– Извините, если я оказался бестактным. Я не хотел. – Савелий смущенно встал, собираясь уйти, но старик вдруг снова остановил его:
– Подождите, молодой человек…
– Меня Сергеем зовут! – выпалил вдруг Савелий первое пришедшее на ум имя.
– Сергей? – воскликнул тот. – Надо же! Так звали моего сына!
– Звали?
– Да, он по… умер. – Видимо, старик хотел сказать «погиб», но передумал. Он еще немного помолчал, что‑то вспоминая, потом грустно произнес: – Вы почему‑то располагаете к себе, вызываете доверие…
– А может быть, у вас сейчас «дорожный синдром»? – улыбнулся Савелий.
– «Дорожный синдром»? – переспросил тот.
– Бывает, встретятся двое в поезде и волейневолей проводят время вместе. Знакомство, разговоры, постепенно переходящие в доверительные… Оба знают, что никогда больше не увидятся, и потому рассказывают о себе то, о чем никогда и никому бы не рассказали.
– Интересно! Мне как‑то и в голову не приходило такое. – Старик покачал головой. – Нет, в данном случае это не так. У меня достаточно опыта, чтобы разбираться в людях.
– А как вас зовут? – прервал его Савелий.
– Меня зовут… ну, называйте меня Григорием. Думаю, что и вы вряд ли назвались своим настоящим именем. Не отрицайте… – Он печально вздохнул. – А на ваш вопрос я все‑таки отвечу… Может, вы и правы по поводу «дорожного синдрома» и мне действительно хочется с кем‑то поделиться, но… – Даже сквозь бинты было заметно, как он поморщился.
– Черт, все время забываю, что мимика в теперешнем моем состоянии доставляет боль… Да, с одной стороны неплохо бы облегчить душу, но с другой – ни к чему подвергать опасности даже незнакомого человека. – Он вдруг бодро поднялся с кровати, подошел к окну, открыл форточку и повернулся к Савелию: – Не возражаете, если я закурю?
– Ради Бога!
Савелий внимательно наблюдал, как Григорий взял с подоконника пачку «Явы», лежавшую рядом с шахматной доской, вытащил дрожащими пальцами сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Савелий про себя порадовался, – теперь будет с кем коротать время за шахматами, но тут же спохватился: этому мужчине сейчас очень тяжко, так тяжко, что он готов поделиться своими проблемами даже с посторонним, несмотря на известную долю риска. Интересно, пойдет он на это или передумает?
– Нет, ни к чему подставлять кого бы то ни было! – тихо произнес Григорий. Он словно ответил на незаданный вопрос собеседника. – Достаточно, что я сам живу в постоянном страхе… – Он не договорил и резко повернулся к Савелию: – Прошу вас, забудьте все, что здесь услышали! Это старческий маразм! Оставьте меня! – Он прикоснулся левой рукой ко лбу, и Савелий заметил, что на ней не хватает мизинца. В этот момент в палату заглянула медсестра.
– Разрешите? – Она пошире распахнула дверь. Сзади виднелся столик на колесиках.
– О, Лидочка, входите! – обрадовался Григорий. – Вы как нельзя кстати: здорово побаливает! Но почему вы снова дежурите? Должна же быть Зиночка…
– У нее сегодня зачеты в медицинском, вот я ее и подменяю, – пояснила девушка.
– А не тяжело после ночи‑то? – Вопрос старика прозвучал настолько двусмысленно, что девушка смутилась.
– Я пошел? – полувопросительно произнес Савелий.
– Подождите, Сидоров! – Лидочка говорила деланно строгим тоном, но в глазах ее светилась благодарность. Она повернулась к хозяину палаты.
– Товарищ Иванов, не будете возражать, если я прямо здесь уколю и вашего собеседника? Очень уж не хочется возвращаться.
– Что ж с вами поделаешь, красавица вы наша? Валяйте, если Сергей не застесняется старика. – Он усмехнулся, в душе радуясь, что так вовремя появилась медсестра и прервала их тяжелую беседу.
– О чем речь! – весело воскликнул Савелий. – Штаны скидывать?
– Нет, вам, как и Иванову, в руку. – Девушка почему‑то смутилась.
– Ишь, размечтался! – Старик неожиданно рассмеялся. – Увидел красивую девчонку и тут же: «Штаны скидывать?»
– А как же! – Савелий решил поддержать шутку. – Чего резину‑то тянуть!
– С кого начнешь, сестричка? – спросил Григорий.
– Конечно, с вас! – Она разорвала упаковку разового шприца и быстро сделала укол.
Савелий уже обнажился по пояс, и вдруг увидел, как Григорий любопытным взглядом скользнул по его наколке. Он чертыхнулся про себя, но не подал виду и тут же повернулся, словно решив подставить другую руку для укола. Он не заметил, что старик внимательно рассматривает шрам от ранения на спине: Савелий совсем забыл о нем. Сейчас он думал о наколке, которая вполне могла в будущем его выдать.
– Спасибо, Лидочка! Пойду, пожалуй, к себе: скоро обед начнут разносить! – Он быстро надел майку и вышел.
Как же он мог упустить из виду наколку? Конечно, такие есть почти у каждого воздушного десантника, побывавшего в Афганистане, но удлиненный ромб… Это знак посвящения, и избавиться от него, если верить Учителю, невозможно: он сохранится на всю жизнь, а после смерти исчезнет сам собой.
Погоди так волноваться, Савелий! Попытайся вспомнить, кто видел эту наколку из тех, кто тебе может навредить! Видела та проститутка, которая помогла ему после смерти Наташи, но она не в счет: вряд ли когда‑нибудь пересекутся их пути. Видели зрители в клубе «Виктория». Впрочем, едва ли кто‑нибудь из них обратил внимание на наколку, да и тщательно рассмотреть ее ни у кого не было возможности. Конечно, там присутствовал Красавчик‑Стив, так что известный риск имеется, но стоит ли так волноваться? Остальные, слава Богу, уже никому не причинят вреда.
Теперь заграница… Савелий задумался, но ничего такого не вспомнил. Он даже облегченно вздохнул, но в тот же момент у него выступила испарина на лбу: Гюли! Она‑то уж досконально рассмотрела наколку. И еще Лана! Сердце Савелия учащенно забилось. Лана предала его и укатила с Григорием Марковичем. Наверняка она была его любовницей.
Савелий напряженно стал вспоминать их краткую, как молния, любовь. Любовь? С его стороны – да! А с ее? Неужели можно было так притворяться? Он горестно поморщился. Нет, не мог он так сильно ошибаться в человеке, не мог! Тем более что она стреляла в него по приказу Григория Марковича. Она не хотела его убивать! Она же видела, что после выстрела не было крови, не могла не видеть!
Тут в палату вбежала встревоженная Лидочка:
– Тебя срочно просит зайти Иванов!
– Что с ним? – Савелий сразу вскочил с кровати.
– Не знаю! К нему сейчас приходили двое каких‑то мужчин, вроде навестить. Потом они пошли к главврачу, а Иванов так разволновался, что даже сердце прихватило, пришлось дать успокоительное. Ему уже лучше, но он просит тебя поторопиться. – Девушка умоляюще посмотрела на Савелия. – Мне его так жалко! Ты пойдешь?
– А как же, конечно! – Савелий на мгновение задумался. – Вот что, пока я буду говорить с ним, постой у дверей и стукни, когда увидишь тех, кто его навещал, хорошо?
– Конечно, милый! Что‑то серьезное? – Теперь она не на шутку обеспокоилась. – Может, охране сообщить?
– Ни в коем случае! Делай то, что я сказал! – прикрикнул Савелий, и девушка, обидчиво поджав губы, последовала за ним.
– Что‑то случилось? – Савелий без стука вошел в палату Иванова.
– Не знаю… – неуверенно проговорил тот, но Савелий нутром чуял, что старик обезумел от животного страха.
– Говорите, у нас мало времени! – бросил Савелий. – Это связано с тем, на что вы намекали? – спросил он.
– Сомневаюсь, но… Пришли двое, я их впервые вижу, и заявили, что меня переводят в другую клинику. – Казалось, еще секунда и старик всхлипнет.
– Они как‑то объяснили причину?
– Нет, просто сослались на одного человека…
– Которого вы знаете! – закончил Савелий. – Так что же вас тогда беспокоит?
– Да вот… – Старик хотел что‑то сказать, но никак не решался.
– Вы им не доверяете, так?
– Так! – Он облегченно вздохнул.
– В таком случае, откажитесь. Вряд ли они заберут вас насильно.
– ОНИ могут все! – Старик так многозначительно произнес «они», что у Савелия не осталось никаких сомнений: его новому знакомому грозит серьезная опасность.
– Не волнуйтесь, все будет хорошо. Давайте играть в шахматы. Умеете? Или они остались от предыдущего больного? – Савелий улыбнулся.
Старик, удивленно посмотрев на него, машинально ответил: – Нет, это мои, но я не пони…
– Доверьтесь мне! – Савелий подмигнул и начал быстро расставлять на доске фигуры.
Не успели они сделать и десятка ходов, как в дверь палаты постучали, и сразу же ввалились двое. Савелий моментально распознал в них либо бывших военных, либо людей, имевших отношение к спорту. Высокие, подтянутые, под метр восемьдесят ростом; руки с расплющенными костяшками от постоянных тренировок и ударов о кожаные груши и мешки. Глаза – беспокойные и злые.
– С главврачом мы договорились, он не возражает, – сказал тот, что вошел первым, похоже, старший. – Так что собирайтесь, и побыстрее! – Он не просил, а приказывал.
Это совсем не понравилось Савелию, но он решил посмотреть, что будет дальше. Однако он подготовился загодя: встал, занял позицию поудобнее и весь напружинился. От него не ускользнуло, что старший, отметив его движение, переглянулся с напарником.
– Но я не давал согласия на перевод! – Старик старался говорить твердым, уверенным голосом.
– Можно подумать, кому‑то нужно твое согласие, – ехидно усмехнулся второй.
«Сейчас, пожалуй, самый удобный момент для того, чтобы вмешаться»,
– подумал Савелий.
– А почему, собственно, вы себя так нагло ведете с пожилым человеком? – спокойно спросил он.
– Позвольте поинтересоваться, а вы‑то какое отношение имеете к этому, как вы выразились, пожилому человеку? – Старший говорил подчеркнуто любезно, но в его голосе слышалось столько ехидства, что Савелий понял: без шума не обойдется, эти ребятки готовы на все.
– Очень просто: дядя Гриша – мой партнер по шахматам! – как ни в чем не бывало ответил Савелий.
– Послушай, партнер, а не… – грубо начал второй, но старший тут же оборвал его:
– Заткнись! – Он повернулся к Савелию и, продолжая издеваться, на этот раз угрожал впрямую: – Мне кажется, не стоит вам вмешиваться, а то разволнуетесь, швы разойдутся, кровь хлынет…
– Давайте так: вы называете убедительную причину, по которой дядю Гришу собираются против его воли перевести из этой клиники, а дальше посмотрим! – Савелий все еще надеялся, что ребята не захотят поднимать шум.
– Да кто ты такой? – потеряв терпение, процедил сквозь зубы старший.
– Я же сказал – партнер! – не двинувшись с места, ответил Савелий.
– Послушай, мумия сраная, вали отсюда, пока я не сделал тебе больно! – прошипел второй.
Шагнув вперед, он угрожающе замахнулся и в тот же миг, глухо вскрикнув, согнулся пополам и начал хватать воздух открытым ртом, словно его только что вытащили из петли. Старший сунул руку в карман, но мгновенно перехватил быстрый взгляд Савелия.
– Не советую! Хлопотно это! – тихо оросил Говорков.
Трудно сказать, что убедило старшего: то ли невидимый профессиональный удар, после которого его напарник лежал в полной отключке, то ли предупреждение странного «партнера», но он тут же улыбнулся и поднял руки вверх.
– Все, партнер, все: не хочет старик – значит, не хочет. Мы ж старались как лучше! Так что прошу извинить.
– Ладно! – усмехнулся Савелий. – Когда ваш приятель придет в себя, извинитесь перед ним за меня: я больше не буду! – Савелий тоже позволил себе поиздеваться.
– Обязательно! – отозвался старший и при этом так сверкнул глазами, словно готов был разорвать Савелия на части. Подхватив стонущего напарника, он ногой открыл дверь и поспешил прочь.
В палату тут же вбежала Лидочка. – Все в порядке? – Она испуганно смотрела широко раскрытыми глазами.
– Конечно, Лидочка, чего это ты так перепугалась? – Савелий лукаво усмехнулся.
– Как только они вошли, я побежала в кабинет главврача… – Казалось, она вот‑вот расплачется.
– И что увидела? – поторопил ее с ответом Савелий.
– Главврач связан, телефон обрезан…
– Надеюсь, ты действовала, как я сказал? – встревожился Савелий. Не дай Бог, она обратилась к охране, тогда уж точно без жертв не обойдется.
– Конечно! – обиженно воскликнула девушка. – А кто это? Мафия? И что им здесь нужно?
– Ну уж сразу и мафия! – добродушно улыбнулся Савелий. – Просто перепутали дядю Гришу с кем‑то, вот и все. А когда разобрались, извинились и сразу ушли.
– А у одного от извинения даже живот прихватило, так, что ли?
– Бывает! – Савелий пожал плечами.
– Ну и пожалуйста! Ну и не говори! Подумаешь! – Она, надув губки, повернулась и направилась к дверям.
Савелий бросил ей вдогонку: – Лидочка, рассказывать об этом вовсе не обязательно!
Девушка остановилась в дверях и гордо ответила:
– Может, конечно, я и дурочка, но не настолько! – Она высокомерно вздернула курносый носик и вышла из палаты.
– Ну и девчонка! – усмехнулся Савелий.
– Спасибо, Сережа! – тихо проговорил Григорий. – Вы, видимо, чем‑то занимались? Я даже не заметил, что вы с ним сделали.
– Да так, в армии баловался немного. – Савелий хитро подмигнул.
– Теперь я ваш должник на всю жизнь? – с пафосом воскликнул старик.
– Господи, какие пустяки! Надеюсь, они больше не сунутся, – махнул рукой Савелий.
– А вот я не уверен, – задумчиво проговорил тот.
– Ладно, пойду: вам наверняка хочется отдохнуть после таких волнений! – Савелий поднялся со стула.
– Еще раз спасибо! – Иванов крепко пожал ему руку. – Пусть у вас все будет хорошо! – с какой‑то грустью добавил он.
Савелию вдруг показалось, что старик навсегда прощается с ним. – Да не будьте вы таким пессимистом: никто вас здесь не тронет, обещаю!
– твердо заверил он.
– Да‑да, – рассеянно кивнул Григорий. Видимо, его мысли были уже где‑то далеко.
Савелий вышел из палаты и осторожно прикрыл за собой дверь. Вернувшись к себе, он прилег на кровать. Интересно, что старик скрывает? До прихода «мальчиков» Савелий не верил в какую‑то мифическую опасность, считая это просто старческими бреднями. Но сейчас… Ребятки‑то – профессионалы! Откуда они? Из епархии Богомолова? Вряд ли. Не мог генерал так рисковать Савелием… Наемники? Мафия, как сказала Лидочка? Тоже не слишком похоже на правду: те наверняка попытались бы довести дело до конца. Впрочем, не совсем ясно, до какого – убить или выкрасть? Скорее всего второе: убивать удобнее ночью, да и не стали бы они светиться ни у главврача, ни среди пациентов. Что‑то здесь не так. Никак не складывается, хоть тресни!
Хорошо бы связаться с генералом Говоровым, Богомоловым или хотя бы с Андрюшей, посоветоваться! Савелий сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Собственно говоря, чего это он так разволновался? Кто ему этот старик – сват, брат? И вообще, почему он вдруг решил, что старику угрожает смертельная опасность? Речь вполне может идти о наследстве или…
Вот‑вот, успокаивай себя, оправдывай свое бездействие! Лучше подумай, чем ты сейчас можешь помочь человеку? Ведь потом ты себе никогда не простишь, если со стариком что случится! Может, рискнуть и позвонить Богомолову? А если дело выеденного яйца не стоит? Нет, единственное, что сейчас нужно, это быть начеку: не ровен час «добры молодцы» опять нагрянут.
Савелий тут же успокоился и, наскоро покончив с обедом, решил соснуть пару часиков. Ровно через два часа он проснулся и сразу же решил навестить своего нового знакомого. Он негромко постучал в дверь палаты.
– Да, войдите! – раздался знакомый женский голос.
Лидочка меняла постельное белье в палате, наводила порядок. Григория не было!
– Что‑то случилось, Лидочка? – ровным голосом спросил Савелий, пытаясь скрыть тревогу.
– Нет‑нет, все в порядке: старик куда‑то позвонил, за ним тут же приехали и забрали.
– Надо же, даже не попрощался! – Савелий, похоже, огорчился.
– Он хотел попрощаться, даже заглянул к тебе, но ты спал, и он, не желая тебя будить, просил передать еще раз спасибо за все и пожелал удачи. – Спасибо и тебе!
– А мне‑то за что? – удивилась девушка.
– А за все и за курносый носик, – Савелий хитро подмигнул.
– Господи, и чего все цепляются к носу! – Она так смешно скосила на него глаза, что Савелий едва не прыснул. – И ничего он не курносый. Ну, может, чуть‑чуть.
– Так в том‑то вся и прелесть, что чутьчуть! – Савелий шутливо подхватил ее на руки.
Девушка прижалась к нему и прошептала: – Как же мне хорошо с тобой, милый!
Савелий смутился, опустил ее на пол и осторожно отстранился: – Пойду лучше, не буду тебе мешать. Лидочка ничего не сказала, только с улыбкой кивнула, но в глазах ее блеснули слезы.
Савелий почувствовал облегчение, узнав, что старика по его собственной просьбе забрали из клиники. Остается только надеяться, что он знал, что делал. Но Говорков почему‑то никак не мог избавиться от мыслей о старике, словно какая‑то сверхъестественная сила давала ему понять, что встреча их отнюдь не случайна и они еще встретятся. Поэтому, как только его навестил Воронов, Савелий сразу же заговорил о Григории.
Визит Воронова было тщательно подготовлен и обставлен. Старшая сестра в дневном журнале отметила, что в палате номер восемь, где лежал Савелий, протекает батарея. Воронов в спецовке сантехника появился в одиннадцать вечера, извиняясь за столь поздний визит: «Столько было работы!» Охрана проверила запись, вызвала сестру: дежурила Марина Михайловна, человек Богомолова. Она спустилась к проходной, проверила документы Воронова, повела наверх, впустила в палату Савелия, а сама стала у двери.
– Ну, здравствуй, братишка! – обрадованно воскликнул Савелий, крепко обнимая Воронова. – Как я рад тебя видеть!