Вместе, но по отдельности 12 глава




Джоан считает, что все это вопрос контроля. Придется ли ее дочери жить, беспокоясь за престарелую мать, которая проживает вдали от семьи? Или Джоан придется забыть о своей независимости, уехать из дома и города, которые ей нравятся, и укреплять семейные связи, которые ей не очень хочется поддерживать? Бесполезно поднимать разговоры о том, кто кого больше любит. «Мне здесь нравится, - говорит Джоан. - Я делаю то, что хочу, когда хочу, и меня это устраивает. Я сама за себя отвечаю. Я обо всем позаботилась. Написала завещание, даже выбрала место кремации. Наверное, когда сил будет меньше, меня куда-нибудь перевезут. Но я надеюсь, что умру в Нью-Йорке. Честное слово».

Ди - миниатюрная 90-летняя афроамериканка со светлой кожей. С момента смерти мужа в 1983 г. она живет в аккуратно прибранной двухкомнатной квартире в Гарлеме. Ди также ценит свою домашнюю автономию, и переживает, что может рано или поздно изведать другие формы проживания. «Это мой дом, - говорит она. - Здесь я главная. Я делаю то, что хочу. Дом для престарелых, или как там его еще называют - жилье с уходом, я содрогаюсь от одной мысли об этих заведениях. Я хочу жить дома».

Ди считает, что некоторые из ее сверстников могут оказаться изолированными и почувствовать себя одиноко. Тем не менее она полагает, что многие родственники, друзья и работники социальных служб переоценивают потребность людей ее возраста в человеческом обществе. «Говорят, что я постоянно должна с кем-нибудь быть, - жалуется она. - Да мне хорошо в своей собственной компании! Когда я готова что-то сделать, я это делаю». Много лет назад Ди была активисткой, членом правления строительного кооператива, она участвовала в борьбе за права чернокожих и работе организаций наподобие Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (National Association for the Advancement of Colored People, сокращенно NAACP). Большинство ее друзей умерли или переехали в места с более теплым климатом, и Ди очень приятно видеться с теми, кто остался в Нью-Йорке, сходить с ними на ланч или посетить музей. Большую часть времени Ди проводит за чтением. Она читает главным образом журналы, а также биографии и романы. Ди говорит, что перестала регулярно читать газеты, так как поняла, что в 90 лет времени на изучение чего-то нового остается немного, поэтому она хочет сосредоточить внимание на «чем-то серьезном» и вечном, а не наборе фактов о сиюминутном состоянии мира. Она часто разговаривает по телефону, по вечерам ненадолго включает телевизор и выбирается в город настолько часто, насколько ей позволяет здоровье, приблизительно три-четыре раза в неделю. «Я понимаю, что приходится жить, в чем-то себя ограничивая. Поэтому я счастлива делать все то, что у меня получается».

Не все в состоянии находиться в одиночестве так долго. Но Ди прожила одна уже почти тридцать лет, у нее есть к этому предрасположенность, и выработались навыки, необходимые для счастливой жизни в одиночестве. У Ди есть дочь, которая тоже одинока, живет в Массачусетсе и уважает желание матери жить отдельно. Ди говорит, что они с дочерью «очень близки», однако ей совершенно не хочется перебираться к ней поближе. «Я не стремлюсь жить вместе с дочерью, - объясняет Ди. - У нас очень разные привычки. Навещая ее, я держу себя в руках и стараюсь делать все так, как у нее принято. Она ведет себя точно так же, когда гостит у меня. Но тем не менее она начинает слегка мной управлять и давать указания». Точно так же, как и Джоан, Ди очень расстраивается, когда дочь начинает ей указывать. Это, по словам Ди, унизительно и угнетает ее. Она гордится своей независимостью и когда Ди говорят, что ей требуется помощь, кажется, что она теряет контроль над ситуацией.

Большинство тех, кому выпало стареть в современном обществе, больше всего боятся попасть в зависимость от других людей или учреждений. Это, пожалуй, одна из самых неприятных сторон культа индивида. Цельность и чувство собственного достоинства выражаются в осознании собственной независимости, поэтому, когда человек вынужден признать, что сам не в состоянии о себе заботиться, он, как говорят восточные люди, «теряет лицо».

Если вдуматься, то в некотором смысле никто из нас не является по-настоящему независимым. Миф об автономии и независимости человека, а также любимый многими индивидуализм поддерживается благодаря социальным институтам: семье, рынку и государству. Основанные на этом мифе домыслы, например о возможности полагаться исключительно на собственные силы или о человеке, который сам себя сделал, полностью игнорируют взаимозависимость членов общества друг от друга, а ведь это именно она дает возможность даже самым асоциальным представителям человечества идти своим путем! Не стоит забывать о четких различиях между Ди, Виктором, Авой (которые в состоянии позаботиться о себе и поддерживать высокий уровень жизни, находясь в собственных квартирах), и их менее удачливыми современниками, страдающими от одиночества, но не имеющими никого, кто бы мог им помочь, или боящихся переехать к родственникам. Одна из моих помощников по проекту, молодой медик и социолог Елена Портоколоне называет эту дилемму «тиранией независимости». Истории менее здоровых одиночек являются прекрасными иллюстрациями данной проблемы.

Возьмем, например, Эдит. Ей уже под 80, и она называет себя «затворницей». Последние тридцать лет она борется с последствиями облучения, которое проводилось при лечении рака матки. Она работала преподавателем в школе для глухих детей. Эдит говорит, что отрицательные результаты облучения стали известны через много лет после того, как само лечение уже закончилось. «Сначала у меня был рак, - рассказывает Эдит, - но это еще ничего. Потом мне сожгли все внутренности. Мне пришлось выйти на пенсию в 52 года, и с тех пор я инвалид».

Эдит рассказывает о том, какая у нее сложная жизнь. Она живет на страховку по инвалидности и постоянно волнуется по поводу своего финансового положения. Она практически постоянно испытывает боль, борется с депрессией и теряет зубы от плохого питания. Ей сложно передвигаться, и она редко выходит из дома. Она одинока, но не хочет делиться своими проблемами с несколькими друзьями, потому что боится, как бы они от нее не отвернулись. Не так давно Эдит согласилась выехать на прогулку с волонтером из организации помощи престарелым. В результате во время этой прогулки она выпала из инвалидной коляски и угодила в больницу с открытым переломом руки. Сейчас Эдит навещают медицинские сестры и работники социальных служб. Они уговаривают ее переехать в дом престарелых. «Я на всех зла. Моя жизнь в тупике», - говорит Эдит.

Она боится. В ее жизни было много пустоты и неприятностей, но она всегда гордилась своей способностью жить «независимо» или, по крайней мере, в своей собственной квартире. «Мне очень повезло: я всегда была независима, - говорит она, - но сейчас я думаю о том, смогу ли сама о себе позаботиться».

Со стороны может показаться, что это ей вряд ли удастся. После перелома руки Эдит весит около 40 кг, хотя до этого весила 66 кг. У нее выпадают зубы и нет протезов, поэтому врач прописал ей жидкую диету. «Я ем, как ребенок», - говорит она. Диетолог рекомендовал ей размельчать еду в блендере, но пользоваться блендером ей мешает сломанная рука, а помощь на дому, которую она получает, явно недостаточна. Проблема усугубляется еще и тем, что Эдит с недоверием относится к программе Medicaid - боится, что социальные службы могут заставить ее отказаться от квартиры. Из-за своего стремления к независимости Эдит отказывается от социальной помощи, на которую имеет полное право. «Я хочу сохранить свою квартиру, - говорит она, - и я просто в ужасе от того, что меня хотят упечь в дом престарелых. Это мне совсем не нравится».

За свою жизнь Эдит достаточно настрадалась по разным медицинским учреждениям, поэтому прекрасно представляет, как сложится ее жизнь в доме престарелых. Плохой уход и равнодушный медперсонал. Скверные условия проживания и невозможность выйти на улицу. Бесконечная тоска от жизни там, где не происходит ничего кроме смерти. «С головой у меня все в порядке, - настаивает Эдит, - и я боюсь, что там мне будет очень плохо». С Эдит не поспоришь, шанс оказаться в таком незавидном положении есть.

С ситуацией в домах престарелых прекрасно знаком Джон, которому за 80 и который делает все возможное для того, чтобы жить дома. Раньше Джон сам работал в домах престарелых, а потом ему пришлось поместить в одно из таких заведений собственную мать. У Джона совершенно непоколебимое мнение о подобного рода заведениях: «Любой человек, имеющий хотя бы малейшее представление о том, что это такое, сделает все возможное, чтобы остаться дома. Поверьте, я все это знаю не понаслышке». По словам Джона, проблема не только в том, что в домах престарелых чаще всего не хватает персонала для нормального обслуживания их обитателей. Вопрос еще и в том, что обстановка в этих заведениях унылая, тягостная, отталкивающая и, в первую очередь, депрессивная. Как бывший сотрудник социальных служб, Джон знает по собственному опыту, что, попав в дом престарелых, человек практически теряет шансы пойти на поправку, а вместе с этим и надежду на независимость. «Это конечная станция. Дальше пути нет, приехали», - невесело усмехается он.

Джон очень сожалеет о том, что ему с сестрой пришлось поместить мать в дом престарелых. Правда, она сломала бедро, так что никакого другого выбора у них не оставалось. «Я выбрал для нее один из лучших домов престарелых, - вспоминает Джон, - но через три года ситуация в нем резко ухудшилась. Еда стала однообразной, и все начали жаловаться. Однажды я приехал навестить ее в праздники. На двадцать пациентов была одна сестра, и когда она уходила в туалет, ситуация выходила из-под контроля. Ведь это нечестно, понимаете? Руководство урезало штат, чтобы сократить расходы, и все развалилось, как карточный домик». После того посещения Джон с сестрой очень расстроились и решили перевести мать в другое заведение. Результаты перевода оказались катастрофическими. «Она протянула на новом месте всего неделю. - В его голосе слышится сомнение и, как мне кажется, стыд за произошедшее. -Она не вынесла перемен».

Для Эдит самым страшным в переезде в дом престарелых является даже не уровень ухода и сервиса, а то, что она перестанет общаться с семьей и друзьями. «Друзья приходят ко мне один или два раза в неделю, - говорит мне она. - У меня близкие отношения с двумя кузинами. Они мне часто звонят». Она часто чувствует себя одинокой и хочет, чтобы у нее было больше знакомых, с которыми она могла бы поговорить и облегчить душу. Однако Эдит понимает, что у нее и без этого больше родственников и друзей, чем у многих других товарищей по несчастью. «К некоторым старикам вообще никто не приходит и не проверяет, как у них обстоят дела. Мне повезло», - замечает она.

Странно слышать такие слова от престарелой затворницы, которая борется с одиночеством и депрессией. Однако Эдит говорит сущую правду: некоторые престарелые, пережившие родственников и друзей, оказываются в ужасном вакууме. Чаще всего наиболее изолированными оказываются мужчины. В наши дни связь социальной изоляции и половой принадлежности хорошо изучена и документирована. Мы знаем, что на всех жизненных этапах взрослые мужчины в меньшей степени преуспевают в создании новых дружеских отношений и поддержании дружеских связей, чем женщины. Мужчинам также сложнее поддерживать связь с родственниками и детьми. Эти отвлеченные факты стали куда боле осязаемы, когда я провел исследование связанное с жарой в Чикаго, удивительным открытием было то, что процент умерших в это время одиноких престарелых мужчин, которых в городе меньше, чем женщин (потому что женщины обычно живут дольше), оказался пропорционально гораздо выше. Любопытно и то, что именно представители сильного пола оказались в большей изоляции от своих родственников: из 56 умерших, тела и наследство которых никем не были востребованы, 44 человека, то есть приблизительно 80 %, были мужчины.

Впрочем, со стороны степень изоляции измерить нелегко, и не важно, о ком идет речь - о мужчинах или женщинах. Во время жары в Чикаго самые слабые умерли в перегретых домах, и иногда их тела обнаруживали только через несколько дней после смерти. По определению, самые изолированные престарелые не принимают участия в работе религиозных организаций, не посещают центры для пожилых людей, не попадают в поле зрения волонтерской сети ухода и у них не берут интервью журналисты, исследующие жизнь этих слоев населения. Несколько лет мы посвятили поиску самых «закрытых» и социально изолированных престарелых Нью-Йорка, которые бы честно рассказали нам о своей жизни. У каждого из наших собеседников есть своя история, и в этих историях много общего: супруга или супруг, который умер или с которым расстались, слабые связи с семьей и детьми или, возможно, никаких детей вообще, крайне малое количество друзей, психические или физические болезни и расстройства, тяжелый характер. И даже стремясь к человеческому общению, многие из них все-таки предпочли остаться одинокими.

«У меня скучная жизнь», - заявляет Ги практически сразу после согласия на интервью в своей грязной квартире в Чайна-тауне. Вторая жена Г и ушла от него пять лет назад. «Я ни с кем не разговариваю. Я не участвую ни в каких мероприятиях и не поддерживаю никаких организаций. Я люблю сидеть во дворе и гулять по ночам. Я читаю стихи. И я пью - лучше канадской водки на свете ничего нет». Ги недоволен всем миром и своей жизнью: «Моя жизнь ужасна, я уже вам 50 раз говорил!» Во время нашего разговора он выступает против президента Буша, мэра Нью-Йорка Майкла Блумберга, говорит, что у русских нет хороших поэтов («они только лихо рифмуют»), утверждает, что чернокожие «слишком глупы» для того, чтобы получить высшее образование (потом, правда, оговаривается, что пошутил), и заявляет, что любая больница «с крестом или звездой Давида над входом - это кошмар». Иногда с ним занятно, и он шутит, но это не мешает ему быть презрительным и жестоким, а эти черты характера отталкивают от него людей.

У Ги нет детей, но это не значит, что у него нет друзей и он совершенно изолирован. Его сестра живет в том же здании на другом этаже. Уйдя от Ги, его жена переехала к его сестре. С бывшей женой у Ги странные отношения - они разошлись, но при этом остаются близки. Они перестали проводить вместе время после того, как у Ги начался артрит. Но теперь, когда он не может ходить без трости, его бывшая жена иногда заходит к нему, чтобы принести еды и воды. Это странные отношения, но Ги утверждает, что они более сносные, чем во время их брака. «Сейчас все гораздо лучше», - утверждает он. Любопытно, что он жалуется на всех за исключением бывшей жены и той женщины, с которой он жил и которая бросила его до нее.

Со своими ближайшими друзьями он знаком со времен университета, который закончил почти 60 лет назад, а также со времен службы во флоте. Однако его близость с друзьями больше умозрительная. Он часто вспоминает об одном из них, с которым познакомился еще в школе. Этот человек живет в Калифорнии и иногда навещает его в Нью-Йорке. Другой приятель работает карикатуристом и живет в Коннектикуте. Раньше они часто встречались с ним на Манхэттене и ходили на ланч. «Но сейчас он очень занят: пытается найти себе жену в России, - говорит Ги. - Он теперь редко здесь бывает, а сам я его вообще никогда не навещал».

Ги живет в восточной части города, в районе Нижний Ист-Сайд, в котором раньше жили итальянцы и евреи. Когда-то Ги был знаком со многими обитателями своего района. За последние десятилетия здесь поселилось много китайцев, а также людей с деньгами. Ги старился, а район менялся. С одной стороны, Ги кажется, что из-за этих изменений он потерял былую связь с окружающим миром, но, с другой стороны, на улицах стало гораздо спокойнее. «Раньше здесь вообще беспредел творился. Итальянцы всех терроризировали. А с китайцами стало спокойно», - рассказывает он. Сейчас Ги чаще всего видится с людьми из благотворительной организации «Еда на колесах» (Meals on Wheels), которые привозят ему на дом еду каждый рабочий день недели, а в пятницу - даже двойной обед, чтобы ему было легче пережить выходные.

Ги извиняется за то, что его история не такая захватывающая, как хотелось бы. «Простите, что скуку на вас навожу», - вздыхает он, после чего говорит, что хочет поделиться с нами «секретом жизни». «Если в твоей жизни все не так, представь себе хорошую жизнь и то, что ты ею живешь. Раньше я этого не понимал. А сейчас понимаю, поэтому мне ничего не страшно».

Секрет Ги мало чем поможет Полу - вдовцу, которому уже за 80. Пол также живет в Чайна-тауне, в большой квартире, в которой он вырастил сына и ухаживал за женой, после того как у нее обнаружили рак. Раньше эта квартира была чистой и красивой. Теперь в ней царит спартанская атмосфера. На столе навалены старые фотографии, ручки и тетради. На полу лежат трубки от дыхательного аппарата: у Пола хроническое легочное заболевание, поэтому ему круглые сутки необходим чистый кислород. До смерти жены Полу нравилось прогуливаться по району, совершать покупки и общаться со стариками, которые жили здесь еще до китайцев и молодых хипстеров. Пол говорит: «Я лежу на диване и смотрю телевизор. Читать я не могу из-за медицинских препаратов, которые принимаю. От них у меня все плывет перед глазами. Дышится мне легче, когда я ничего не делаю. Если погода не очень жаркая, я смотрю в окно. Если слишком жарко, я просто сижу или ложусь в кровать».

В отличие от Ей, Пол признается, что ему не нравятся изменения в этническом составе района и постепенное исчезновение давних друзей. Пол прожил здесь более полувека и с ностальгией вспоминает дни, когда он и его соседи заходили друг к другу в гости, он был окружен друзьями и чувствовал себя частью большого коллектива. «Раньше здесь жили итальянцы, евреи, ирландцы и испанцы. Потом старые дома сломали и построили огромные жилые комплексы, - вспоминает он. - Ирландцы и испанцы сюда уже больше не вернулись, а наши дети выросли и купили себе дома в других районах. Сейчас это просто Чайна-таун. Мне здесь нравится, но соседи друг о друге и слышать не хотят. Раньше все было по-другому».

Пол говорит, что ему не по душе отстраненность и закрытость соседей. Запереть себя в четырех стенах - значит быть изолированным, а ему хотелось бы, чтобы кто-нибудь к нему периодически заглядывал и интересовался, не нужно ли ему чего-нибудь. К счастью, в Чайна-тауне у Пола остался один старый друг. Он вызвался отводить Пола к врачу и часто заходит с чашкой кофе, едой или просто чтобы поболтать. Сын Пола живет на Статен-Айленд. У него двое детей, он недавно развелся, и у него так много дел, что заходит он не чаще чем раз в две недели. (Ситуация Пола могла бы быть несколько лучше, если бы у него была дочь, потому что, по статистике, женщины больше заботятся о престарелых родителях, чем мужчины.) «Раньше мы с женой приезжали к ним домой, для того чтобы провести день с внуками, - вспоминает Пол. - Сейчас внуков привозят ко мне на несколько часов пару раз в месяц».

Друзья и родственники не могут ухаживать за Полом на постоянной основе, поэтому в быту ему помогают сотрудники служб ухода за престарелыми. Курирующий Пола сотрудник службы заметил, что тот похудел и выглядит истощенным, поэтому ему два раза по рабочим дням привозят еду. Раз в неделю к нему приходят убраться в квартире. Пол является участником программы Medicare и имеет право на дополнительную помощь на дому после пребывания в больнице. Большинство престарелых, с которыми мы общались, выражали интерес к подобного рода услугам, потому что посещения работников социальных служб не только помогают решить многие бытовые проблемы, но и дают возможность пообщаться с другим человеком. Посещение соцработника может оказаться единственным за целый день контактом престарелого с другим человеком. Пол разочарован тем, что к нему направляют людей, которые не говорят по-английски. Ему не нравится общество тех, с кем он не может поговорить, поэтому обычно он посылает их в магазин за фруктами, которые очень любит. В итоге Пол получает фрукты, но проигрывает в человеческом общении.

По словам Пола, одна из самых больших сложностей его жизни - необходимость чем-то заполнять свободное время. Мысли постоянно где-то витают: иногда он вспоминает что-то приятное, а иногда выплывают картины болезни жены, его собственного неоднократного лежания в больницах или того, как однажды после отключения в его доме электричества шесть сотрудников скорой помощи несли его вниз по лестнице, чтобы отвезти в больницу. Пол часто переживает. Он думает о том, что произойдет, если его друг заболеет и не сможет ему больше помогать. А вдруг грянет что-нибудь непредвиденное? Например, снова отключится электричество, и сотрудники скорой помощи не успеют вовремя включить его респиратор?

Однако Пол старается не зацикливаться на проблемах. Он считает, что бессмысленно переживать и думать только о плохом: «Зачем все время грустить? Грустью делу не поможешь. Надо уметь видеть во всем положительные стороны и пользоваться тем, что имеешь. Именно так я стараюсь жить».

Истории Ги и Пола свидетельствуют о том, что мужчины часто оказываются изолированными от общества. Какие дополнительные факторы могут усилить изоляцию престарелых? Отсутствие детей или удаленность от места прежнего проживания, болезнь, в особенности та, которая привязывает больного к дому и не дает возможности выходить, депрессия или другое психическое заболевание. Кроме того, все риски одиночества значительно обостряет бедность. Согласно данным отчета известной американской Комиссии фонда благосостояния и проблем одиноких престарелых (Commonwealth Fund‘s Commission on Aging Alone), каждый третий престарелый, живущий ниже черты бедности, может в течение двух недель не видеть друзей и соседей, а каждый пятый - не общаться с друзьями даже по телефону. Не будем утверждать, что эти статистические данные одинаково отражают положение дел среди престарелых разных национальностей. Престарелые и одинокие латиноамериканцы или чернокожие гораздо чаще бедствуют, чем белые или азиаты. Престарелым и одиноким латиноамериканцам или чернокожим могут реже оказывать необходимую медицинскую помощь и реже лечить их от психических заболеваний. Представители данных групп населения чаще, чем представители других групп, могут считать, что район, в котором они живут, небезопасен.

Безопасность района имеет для престарелых огромное значение. В наши дни ученые, политики и те, кто борется за права престарелых, заговорили о том, что некоторые районы не приспособлены для жизни пожилых одиночек. Они рискуют оказаться в изоляции не только по причине удаленности от родственников и друзей. Престарелые чувствуют себя плохо в бедных районах, откуда жители уезжают, где царит насилие или нет необходимой инфраструктуры: мало продуктовых магазинов, плохие тротуары или опасные общественные места. В таких районах у престарелых одиночек вообще исчезает желание выходить из квартир на улицу и как-либо участвовать в общественной жизни.

К сожалению, в наши дни в американских городах бедные районы, увы, не редкость. Особенно много таких районов появилось там, где свернулось промышленное производство: в так называемом Ржавом поясе и северо-восточной части страны. Живущие в этих районах престарелые проигрывают вдвойне: во-первых, по причине своего возраста, во-вторых, из-за географии проживания. Такая нездоровая атмосфера сложилась в ряде городов по всей территории страны. Наиболее парадоксальная ситуация наблюдается в Нью-Йорке, в котором опасные и изолированные гетто расположены в непосредственной близости от самых благополучных и безопасных районов в мире.

В 2005 г. нью-йоркская благотворительная организация United Neighborhood Houses (UNH), проводящая исследования и финансово поддерживающая более 300 ночлежек, домов для малоимущих и коммунальных центров Нью-Йорка, решила точно определить, в каких районах города престарелые одиночки наиболее изолированы. К тому времени UNH работала с городскими престарелыми уже более 85 лет, однако еще никогда ранее не обращала особого внимания на тех, кому не хватает общения и поддержки. Этот проект возглавляла Джессика Уолкер. Она вспоминает: «Работники социальных служб и различные организации помощи неоднократно говорили нам, что сталкиваются по работе с большим количеством изолированных людей. Мы и сами понимали, что таковых должно быть больше, чем кажется, потому что они по определению незаметны. Все воспринимали их как что-то вполне естественное. А мы рассматривали эту проблему как медленно назревающую чрезвычайную ситуацию, следовательно, нам надо было понять, насколько все запущено».

Сотрудники UNH связались с руководством ряда госорганизаций, включая департамент мэрии по делам престарелых, сотрудникам которого по долгу службы приходилось много времени посвящать уходу за одинокими стариками. «Вы должны понимать, что эта проблема тесно связана со всеми другими, которыми мы занимаемся, - рассказывает мне бывший руководитель департамента Эдвин Мендес-Сантьяго. - Вопрос не в том, что необходимо активизировать работу в период отключения электричества или сильной жары. Надо заниматься развитием центров для пенсионеров. Решать их жилищные вопросы. Помогать в организации доставки еды, помощи на дому. Многое из этого списка направлено на улучшение жизни одиноких престарелых. Если эти престарелые к тому же еще и изолированы, ситуация максимально усложняется». В общем, Мендес-Сантьяго был готов помочь UNH.

На основе предоставленной мэрией статистики (в которую, к сожалению, не входили данные по уровню преступности в районе и соотношению жилой/нежилой недвижимости) в UNH определили районы с наибольшей плотностью одиноких престарелых, а также престарелых инвалидов, живущих в бедности. «Невозможно провести исследование изолированных людей, потому что самых изолированных, скорее всего, и пропустишь, -объясняет Уолкер. - Мы хотели понять, в каких районах престарелые подвергаются наибольшему риску изоляции. В конечном счете результаты исследования нас не слишком удивили».

В 2005 г. UNH выпустила отчет «Старение в тени». В отчете выделено два района максимальной угрозы изоляции: центральный Гарлем, в котором 50% престарелых живут в одиночестве, и восточный Гарлем, в котором в одиночестве проживает 40 % престарелых. Если рассмотреть вопрос с точки зрения психологического здоровья, то, по мнению Ллойда Седерера, занимавшего во время проведения исследования пост заместителя департамента мэрии Нью-Йорка по вопросам психологического здоровья, существует еще несколько районов повышенного риска. «Одним из наиболее проблемных оказался южный Бронкс, в котором мы тогда начали специальную программу по борьбе с депрессией, - рассказывает Седерер. - Кроме того, сложности были в восточной части Манхэттена, в районе нижнего Ист-Сайда, в центральной части Бруклина, а также в районах Бедфорд-Стайвесант и Кони-Айленд. В этих и других районах мы бы хотели многое изменить. Но сейчас все упирается в нехватку средств, а когда финансирования не хватает, найти решение проблемы не так просто».

Впрочем, по сравнению с другими городами в Нью-Йорке престарелым и одиноким предоставляют щедрую помощь. Практически в каждом районе действует центр помощи престарелым, в котором кормят обедами, организуют различные социальные мероприятия и помогают записаться, чтобы стать участниками целого ряда федеральных программ. Работа местных организаций и групп позволяет людям стареть там, где они живут и где естественным образом складываются группы престарелых, которые помогают друг другу не терять контакт с друзьями, семьей и организациями на местах. В наши дни законодательство, контролирующее рост квартплаты, не такое жесткое, как прежде, однако престарелые, получающие фиксированный доход, могут позволить себе оставаться в своих квартирах. Существуют волонтерские программы, в рамках которых более здоровые пожилые люди помогают менее здоровым. В результате последних чаще навещают, что помогает им скоротать длинные и монотонные дни. Департамент помощи в чрезвычайных ситуациях проводит специальные мероприятия и направляет работников для проверки состояния больных и одиноких в особо жаркие и холодные периоды, а почтальоны навещают престарелых, когда замечают, что их почтовые ящики оказываются переполнены.

В Нью-Йорке проживает почти миллион престарелых, а также сотни тысяч людей, которые живут одни. Вне всякого сомнения Нью-Йорк - богатый город, но в период экономического спада государственное финансирование социальных программ урезается, и это остро ощущают те, для кого данные программы предназначены.

Программа «Еда на колесах», в рамках которой горячие обеды доставляют на дом больным и не выходящим на улицу, является одной из самых успешных и популярных в стране. Никто никогда не возражал против того, что городские власти Нью-Йорка кормят голодных. Однако в 2004 г. мэрия объявила, что в целях экономии вынуждена расторгнуть контракты с 16 благотворительными центрами по работе с престарелыми, которые осуществляли доставку обедов в Бронксе, и передать эти контракты трем крупным частным компаниям, которые обеспечат доставку обедов за меньшие деньги. Секрет экономической эффективности простой: вместо того чтобы доставлять горячие обеды нуждающимся каждый рабочий день, частные компании доставляют один или два раза в неделю замороженную еду.

Престарелые и все те, кто борется за их права, были возмущены этим решением. Мэр Майкл Блумберг, конечно, мог предположить, что потеря горячих обедов вызовет бурю негодования. Однако он не учел того, то программа обеспечивала не только доставку горячих обедов, но и человеческое общение. Сотрудники благотворительных центров следили за самочувствием пожилых людей. Без этой программы больные и одинокие жители всего города потеряли бы редкую возможность видеться и общаться с другим живым человеком. Дебаты об отмене программы «Еда на колесах» выплеснулись на ТВ и в местные газеты. Администрацию мэра Блумберга начали критиковать. Вскоре после этого был достигнут компромисс: жителей Бронкса записали в пилотную программу под названием «Выбор пенсионера» (Senior Options), в рамках которой всем тем, кто в состоянии сам разогреть замороженную еду, предложили выбрать между ежедневной доставкой горячего обеда или доставкой замороженной еды один или два раза в неделю.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: