Бешено ветер ревет и громко и грозно рокочет
В чреве замкнувшей его горы[465],
он бьется, круша ее, и мечется тем яростнее, чем сильнее препятствие и чем дольше приходится ему бороться.
3. Обшарив все уголки своей темницы и не найдя выхода, отброшенный назад после очередного особенно мощного своего удара, он либо рассеивается по невидимым глазу отверстиям, образовавшимся, пока он сотрясал землю, либо раздирает в земле новую рану и сквозь нее вырывается наружу. Никакая толща горы не в силах укротить его, и нет таких стен, чтобы удержать ветер. Он расторгает любые узы, сносит любую тяжесть, просачивается сквозь мельчайшие щели туда, где посвободнее; с прирожденной ему неукротимой силой он вырывается на волю, особенно когда он возмутится, отстаивая свои права.
4. Движущийся воздух (spiritus) — вещь непобедимая; нет ничего, что смогло бы
Шумные ветры замкнуть и друг другу враждебные вихри,
Властью смирив их своей, обуздав тюрьмой и цепями[466].
5. Без сомнения, поэты желали представить такую скрытую под землей тюрьму, в которой заключены ветры; они не понимали одного: то, что может быть заключено, — еще не ветер; а то, что уже ветер, — не может быть заключено. Ибо то, что заключено, находится в покое, это стоячий неподвижный воздух; ветер же всегда в движении.
6. И еще один довод подтверждает, что землетрясение производится движущимся воздухом: ведь и наши тела дрожат именно тогда, когда движущийся в нас воздух приходит от чего-либо в смятение — сожмется ли он от страха, от старости ли расслабится и вяло ползет по утратившим гибкость жилам, от холода ли остановится или начнет кидаться из стороны в сторону от приступа лихорадки.
7. Пока он течет себе без помех вперед, как обычно, тело не дрожит; когда же встретится что-то, мешающее ему исполнять привычные обязанности, он теряет свою живую бодрость, не в силах поддерживать то, что прежде туго натягивал; невредимый, он служил прочной опорой; ущемленный, он сотрясает то, что на него опиралось.
Глава XIX
1. Нельзя не выслушать и того, что говорит на этот счет Метродор Хиосский[467]. Я ведь не позволяю себе обойти молчанием даже те мнения, с которыми не согласен: лучше представить их все и потом отвергнуть те, с которыми мы не согласимся, чем умалчивать о них.
2. Итак, что он говорит? В глиняной бочке голос певца дрожит и дает отзвук, обегая весь сосуд с легким сотрясением; как ни слабо это движение воздуха, его достаточно, чтобы обойти помещение, в котором он заключен, касаясь его стен и колебля их. То же самое происходит и в огромных, повисших под землей пространствах: там есть свой воздух, и, когда сверху его ударяет струя вновь поступающего воздуха, он приходит в движение, как та пустая бочка, зазвучавшая оттого, что в нее крикнули.
Глава XX
1. А теперь перейдем к тем, кто полагал причиной землетрясений все упомянутые нами причины вместе или большую их часть. Демокрит считает, что причин много[468]. По его словам, землетрясение иногда вызывается водой, иногда движущимся воздухом, иногда — той и другим вместе; вот как он рассуждает: земля внутри местами полая; в эти полости стекается огромное количество воды. Часть этой воды тоньше и жиже прочей. Когда сверху набирается много воды, эта ее более жидкая часть под ее тяжестью вдавливается в землю и впитывается, отчего земля начинает сотрясаться, волны впитавшейся воды передают свои колебания тому, внутри чего они текут.
2. Кроме того, о воде можно сказать все то же, что мы говорили выше о движущемся воздухе. Когда она соберется в одном месте и набьется туда так, что больше не влезает, она начинает изо всех сил напирать в какую-нибудь одну сторону, прокладывая себе путь сначала собственной тяжестью, а потом натиском. Дело в том, что долго заточенная вода может искать выхода только внизу, а найдя выход, не может падать прямо вниз спокойно, не сотрясая того, по чему или на что она падает.
3. Если, далее, уже устремившаяся вниз масса воды будет в каком-то месте остановлена и отброшена назад, она с удвоенной силой ударит преграждающую ей путь землю, сотрясая ее там, куда бьет самая сильная струя. Кроме того, случается, что жидкость постепенно просачивается глубоко в землю, которая, намокая, оседает, так что повреждается самое ее основание; в этом случае земля обрушивается там, куда устремится главная тяжесть потока.
4. Иногда движущийся воздух поднимает волны, и если он подует крепче, содрогается часть земли, на которую он гонит водяные валы. Иногда он скапливается в земных порах и в поисках выхода сотрясает все вокруг. Ибо земля проницаема для ветра, и движущийся воздух достаточно тонок, чтобы проходить через нее насквозь, а когда он возбужден и бушует, он достаточно могуч, чтобы снести любое препятствие.
5. Эпикур говорит, что землетрясение может вызываться всеми этими причинами и многими другими; он бранит тех, кто утверждал, что причина — какая-то одна из них: нельзя ведь ручаться за достоверность там, где мы можем только строить догадки.
6. Так вот, по его словам, причиной может быть вода, если она размоет и подточит какие-то части земли: подточенные водой, они уже не способны выдерживать ту же нагрузку, что и раньше, когда были невредимы. Землетрясение может произойти и от давления движущегося воздуха; воздух может прийти в движение либо от того, что под землю проникнет воздух снаружи, либо от удара какого-нибудь рухнувшего куска земли. Не исключено, что часть земли поддерживается чем-то вроде колонн или столбов; если они придут в негодность и зашатаются, содрогается и опирающаяся на них тяжесть.
7. А может быть, под землей проносится что-то вроде молнии, круша все на своем пути, когда горячий движущийся воздух обратится почему-либо в огонь. Может быть, невесть откуда взявшийся ветер возмущает подземные болота и стоячие воды, так что либо их волны ударяются о землю, либо сам ветер (spiritus) усиливается от движения воды и буйство его в глубине отзывается даже на поверхности. Впрочем, самой главной причиной землетрясений он считает движущийся воздух.
Глава XXI
1. Мы тоже считаем, что на подобное дело способен только движущийся воздух. Он сильнее всего и острее всего в природе; без него даже самые могучие вещи бессильны. Он воспламеняет огонь. Вода без него ленива и неподвижна; она устремляется вперед только тогда, когда ее гонит ветер. Он может обратить в прах огромные просторы земли, воздвигнуть новые горы и поднять среди моря невиданные прежде острова. Разве может кто-нибудь усомниться, что Фера и Ферасия и тот островок — наш ровесник — который родился в Эгейском море на наших глазах, обязаны своим появлением на свет движущемуся воздуху?[469]
2. По мнению Посидония[470], землетрясения бывают двух родов. У каждого есть свое название. Первое — собственно «трясение», когда земля трясется, двигаясь вверх-вниз. Второе — «качка», когда она накреняется то одним, то другим боком, наподобие судна. А я считаю, что есть еще и третий — его обозначает наше латинское слово: ведь не без причины предки наши говорили о «дрожании» земли. Этот род не похож на первые два: при нем все вокруг не трясется и не качается, а вибрирует — дело, как правило, совершенно безобидное. Что же касается первых двух, то «качка» намного разрушительнее, чем «тряска»: ибо если земля накренится в одну сторону и не получит сразу же толчка с другой стороны, который выпрямил бы ее, неизбежен обвал.
Глава XXII
1. Поскольку существуют разные виды землетрясения, то и вызываются они различными причинами. Итак, скажем прежде всего о сотрясении. Если множество связанных друг за другом повозок тащат по дороге очень большой груз и тяжело давящие на землю колеса наскочат на какой-нибудь ухаб, можно почувствовать, как сотрясается земля.
2. А Асклепиодот рассказывает, что когда с горы сорвался и рухнул вниз большой камень, то от тряски обвалились соседние здания. То же самое может произойти и под землей: какая-нибудь из нависающих над подземной пропастью скал может оторваться и с превеликим грохотом тяжело обрушиться на дно; удар будет тем сильнее, чем тяжелее камень или чем выше он висел, и, конечно, он заставит содрогнуться стены и потолок всего подземелья.
3. По всей вероятности, скалы могут падать не только увлекаемые собственной тяжестью, но и тогда, когда под ними течет река и влага постоянно проникает в камень, истончая его оболочки — скоблит потихоньку его кожу, если можно так выразиться. Такое ежедневное подпиливание длится веками и, наконец, настолько ослабляет связи между камнями, что они уже не в силах выдержать собственную тяжесть.
4. Именно тогда и падают скалы огромного веса; и, конечно, эта несущаяся вниз громада не оставит на месте ничего, что в принципе может быть сдвинуто:
С грохотом мчится, и тотчас вслед рушится все остальное[471].
Глава XXIII
1. Такова была одна причина сотрясения земли. Перейдем к следующей. Земля по природе своей пориста, и много в ней пустот; сквозь эти поры проникает движущийся воздух, и если приток его большой, а оттока нет, то он сотрясает землю.
2. Это объяснение приводят и другие, если твое решение зависит от того, насколько велика толпа свидетелей. Его поддерживает даже Каллисфен[472], муж весьма и весьма почтенный; это был благородный ум, безразличный к царскому гневу. Никакая доблесть и никакие победы не смоют пятна этого вечного преступления с имени Александра.
3. Ибо всякий раз, как кто-нибудь скажет: «Он перебил многие тысячи персов», — ему возразят: «И Каллисфена»; скажет: «Он убил Дария, владевшего в ту пору самым большим царством», — возразят ему: «И Каллисфена»; сколько раз ни скажут: «Он покорил все, вплоть до Океана; он и сам Океан рискнул испытать на новых судах; из малого уголка Фракии он распространил свою власть до крайних пределов Востока», — столько же раз услышат в ответ: «Но он убил Каллисфена». Пусть он превзошел всех образцовых вождей и царей древности — его преступление затмит все его деяния.
4. Так вот, этот Каллисфен, описывая затопление Гелики и Буриды[473]и объясняя, отчего море бросилось на эти города или они бросились в море, приводит в той же книге все, о чем мы говорили выше, а именно: движущийся воздух проникает под землю сквозь невидимые отверстия, на дне моря так же, как и везде; затем, если проход, по которому он спускается, окажется загражденным, а вернуться назад мешает ему сопротивление воды, он начинает метаться взад и вперед, сталкиваясь сам с собой и сотрясая землю. Вот почему чаще всего от этого бедствия страдают приморские местности, и вот отчего Нептуну приписывается власть колебателя земли и моря. Всякий, кто ходил в начальную школу, знает, что у Гомера он зовется Ἐνοσιχθων[474].
Глава XXIV
1. Я и сам думаю, что причина этого несчастья — движущийся воздух. Поспорить я собираюсь лишь о том, каким образом этот воздух проникает под землю: через невидимые глазу тончайшие отверстия или же через большие и широко открытые; снизу ли он идет, или с поверхности земли.
2. Последнее маловероятно. В самом деле, в наших телах кожа тоже не пропускает воздуха (spiritus); и попасть внутрь он может не иначе, как через дыхательные пути; а когда попадет, может находиться только в менее плотной части тела: ведь его нет в жилах и в мясе — он собирается во внутренностях и в обширной срединной полости тела.
3. Отчего бы нам не предположить, что и с землей может происходить то же самое, тем более, что землетрясение бывает не на поверхности или около нее, но в глубине и идет снизу вверх. И вот подтверждение: самые глубокие моря приходят в волнение без ветра, очевидно, оттого, что сотрясается их дно. Так что вполне правдоподобно, что землетрясение идет из глубины, где в огромных пещерах собирается движущийся воздух.
4. «И все же, — возразит мой оппонент, — как мы начинаем дрожать, когда нас проберет холод, не так же ли и земля сотрясается нападающим на нее извне воздухом (spiritus)»? — Этого не может быть никак. Нас заставляет дрожать внешняя причина, но чтобы с землей произошло то же самое, она должна озябнуть. Я готов согласиться, что то, что происходит с ней, напоминает наши ощущения, но причина этого — совершенно иная. На нее должно воздействовать какое-то глубокое внутреннее раздражение.
5. Пожалуй, главным доводом в пользу этого может послужить следующее. Когда при сильном землетрясении в почве образуются гигантские провалы, целые города порой поглощают и навеки погребают эти зияющие пропасти.
6. Фукидид рассказывает, что во время Пелопоннесской войны остров Аталанта провалился целиком, или, во всяком случае, большая его часть[475]. По словам Посидония, на которые ты можешь положиться, то же самое случилось с Сидоном. Впрочем, у нас нет нужды в свидетелях; мы и сами помним, как земля разверзлась от внутреннего содрогания, как оказались разделены соседствовавшие местности и исчезли бывшие луга. Так вот, теперь я расскажу, как, по-моему, это происходит.
Глава XXV
1. Когда мощный поток движущегося воздуха (spiritus) заполнит пустоты в глубине земли и начнет метаться в поисках выхода, он все чаще и чаще сотрясает своды своего убежища, над которыми иногда могут располагаться города. Они тоже сотрясаются: иногда падают дома, иногда же удары настолько сильны, что падают стены, поддерживающие кровлю подземной полости, обрушиваясь в это подземелье и увлекая за собой в немыслимую глубину целые города.
2. Рассказывают еще, хочешь — верь, не хочешь — не верь, будто некогда Осса с Олимпом составляли одну гору, а впоследствии она раскололась на две части из-за землетрясения. Тогда-то и потек там Пеней, осушив болота, от которых страдала Фессалия: он вобрал в себя все застоявшиеся без выхода воды. А посередине между Элидой и Мегаполем течет река Ладон, тоже образовавшаяся после землетрясения.
3. Что я хочу этим доказать? — Движущийся воздух собирается в обширные пещеры — как иначе назвать мне пустые места под землей? В противном случае при землетрясении приходили бы в движение большие пространства и содрогались бы одновременно многие местности. Мы же видим, что страдают обычно небольшие участки, во всяком случае, толчки никогда не распространяются дальше, чем на двести миль. Вот и нынешнее землетрясение — слухи о нем разошлись уже по всему миру, само же оно не перешло границ Кампании[476].
4. Стоит ли продолжать? Когда содрогнулась Халкида, Фивы устояли. Когда так сильно пострадал Эгий, в соседних Патрах узнали о беде из рассказов. Тот страшный толчок, уничтоживший два города — Гелику и Буриду, затих уже в окрестностях Эгия. Одним словом, землетрясение распространяется, по всей видимости, на расстояние, равное протяженности тех самых подземных пустот.
Глава XXVI
1. Ради подтверждения моего мнения я мог бы злоупотребить авторитетом многих мужей, которые сообщают, что в Египте никогда не бывало землетрясений. Объясняют же они это тем, что Египет будто бы весь образовался из ила. Так, если верить Гомеру, Фарос[477]отстоял тогда от материка настолько, сколько может проплыть за день корабль на всех парусах. Но сейчас он к материку приблизился. Действительно, мутный Нил, спускаясь к морю, несет с собой много грязи и, оставляя ее у берегов Египта, ежегодно наращивает их. Поэтому почва Египта — жирная и илистая, без каких-либо полостей, ибо образовалась она из затвердевшего, высохшего ила. Структура его плотная и устойчивая, ибо все части склеены друг с другом; а пустот там не может быть оттого, что к уже затвердевшим частям постоянно добавлялись жидкие и мягкие.
2. Однако и в Египте бывают землетрясения, и на Делосе, хоть Вергилий и повелел ему стоять неподвижно:
[Бог]
Дал ему ветры презреть и средь волн пребывать неподвижным[478].
Философы, доверчивый народ, тоже в один голос твердили — со слов Пиндара, — что Делос никогда не трясет. Фукидид говорит, что прежде он действительно был неподвижен, но во время Пелопоннесской войны впервые поколебался[479].
3. Как сообщает Каллисфен, это случилось и в другое время: «Среди многих знамений, возвестивших гибель двух городов, Гелики и Буриды, самыми замечательными были огненный столб непомерной величины и сотрясение Делоса». По его мнению, Делос считался особо устойчивым оттого, что плавает на поверхности моря, а его полые скалы и пористые утесы дают выход сжатому под землей воздуху; по этой же причине почва на островах в целом устойчивее, и для городов тем меньше опасность, чем ближе они к морю.
4. Что это не так, достаточно почувствовали уже Помпеи и Геркуланум. Добавлю, что морское побережье вообще подвержено землетрясениям. Так, Пафос обрушивался не раз; так, знаменитый Никополь уже свыкся с этим бедствием; глубокое море, омывающее Кипр, его и сотрясает; Тир трясло столько же раз, сколько заливало наводнением.
Вот примерно и все обычно приводимые причины землетрясений.
Глава XXVII
1. Однако при нынешнем Кампанском землетрясении было, как рассказывают, и несколько особенных случаев, которые нуждаются в объяснении.
Мы уже говорили о том, что в Помпейской области погибло стадо в шестьсот овец. Не нужно думать, что эти овцы умерли от страха.
2. Говорят, что после больших землетрясений обычно бывает моровое поветрие, и это неудивительно. Ведь в недрах скрывается много смертоносных веществ. Сам воздух, застывший то ли от неподвижности и вечной тьмы, то ли оттого, что земля там содержит что-то не то[480], — тяжел для дыхания. Кроме того, он испорчен злокачественным подземным огнем и, вырвавшись на волю после долгого заключения, отравляет и оскверняет здешний, чистый и прозрачный, заражая всех, вдыхающих непривычный воздух (spiritus), новыми неизвестными доселе болезнями.
3. Да и воды, скрытые в земной глубине, наверняка тоже непригодны для питья и болезнетворны: ведь их никогда не шевелил вольный ветер, из них ни разу никто не напился. Сгустившиеся, окутанные непроницаемым мраком вечной ночи, эти злокачественные воды не могут не быть противопоказаны телам. Да и смешанный с ними воздух, лежащий среди тамошних болот, вырвавшись наверх, широко разносит заразу и убивает вдыхающих его.
4. Скот заражается легче, и болезнь валит его в первую очередь из-за его жадности, из-за того, что почти все время он проводит под открытым небом и пьет воду, что вреднее всего во время морового поветрия. Что касается овец, вообще менее крепких от природы, то их гибель меня не удивляет: ведь они ходят, ниже других склонив голову, и вдыхают токи отравленного воздуха у самой земли. Если бы его выделялось больше, он повредил бы и людям; а так масса чистого воздуха поглощает его прежде, чем он успеет подняться достаточно высоко, чтобы его вдохнул человек.
Глава XXVIII
1. О том, что многие земли заключают в себе смертоносные вещества, можно догадаться уже из того, что множество ядов рождаются на земле сами собой, без человеческого вмешательства; очевидно, в почве есть семена как доброго, так и дурного. А чем еще объяснить, что во многих местах в Италии сквозь какие-то отверстия выделяются ядовитые испарения, которыми ни зверю, ни человеку дышать небезопасно? Даже птицы, попадающие в поток таких испарений там, где их еще не разбавил хороший воздух, падают на лету, причем тела их синеют, а горло вздувается так, словно их придушили.
2. До тех пор пока земля стоит на месте, этот воздух, вытекающий сквозь узкое отверстие, в силах умертвить лишь того, кто склоняется прямо над ним. Мрак и печаль того места, где он веками томился в заключении, постепенно отравили его, и чем дольше он коснеет там в неподвижности, тем становится тяжелее и ядовитее. Когда же ему удается наконец вырваться, вместе с его вихрями несутся наружу отрава темного холода и подземная ночь, оскверняя воздух нашей области. Ибо в борьбе худшее одерживает верх над лучшим.
3. И вот чистый воздух тоже становится вредоносным; отсюда — череда внезапных смертей и какие-то чудовищные болезни: ведь открылся новый небывалый источник заразы. Долго ли будет свирепствовать чума или нет, зависит от того, насколько сильна была зараза; мор прекратится после того, как порывы ветра и широкие поднебесные просторы рассеют тяжелый воздух.
Глава XXIX
1. Что же до тех, кто бегал, словно сумасшедший, по улицам или был внезапно как бы оглушен, то это от страха. Страх, даже не слишком сильный, даже частный наш страх, всегда потрясает ум; а если это всеобщая паника, когда рушатся города, гибнут народы, содрогается земля? Странно ли, если душа, брошенная между болью и страхом, перестает соображать, где она находится?
2. Трудно сохранить здравый рассудок в больших несчастьях. Конечно, самые неуравновешенные головы с перепугу совсем теряют рассудок и власть над собой. Впрочем, и у любого человека испуг — это некое потрясение здравого смысла, и каждый боящийся подобен безумцу; но только одни быстро приходят в себя, в других же страх производит сильное смятение и переходит в настоящее помешательство.
3. По той же причине и во время войн там и сям бродят одержимые, и нигде ты не встретишь столько пророков, как там, где умы поражены ужасом, перемешавшимся с суевериями.
Глава XXX
1. Что статуя раскололась пополам, меня не удивляет — я ведь уже говорил, что, бывало, и горы расступались, и почва раскалывалась до самых недр.
В этих местах материк обрушился в страшном крушенье,
(Могут все изменить бесконечно долгие сроки!)
Две страны разделив, что прежде были едины;
Вторгшись меж ними в провал, волнами могучими моря
От Геспийской земли Сицилийский берег отторгло
И между пашен и сел потекло по расселине узкой[481].
2. Посмотри: целые страны срывает со своих мест, швыряет за море некогда примыкавшую к материку область. Посмотри: раскалываются города, разъединяются народы, когда возмущается одна из частей природы, и море, огонь или воздух устремляется в одну сторону. Их мощь поразительна — ведь это мощь вселенной; пусть стихия буйствует только в одном месте, в этом буйстве — силы всего мира.
3. Именно так море оторвало Испанию от Африки, с которой они составляли одно целое; именно так Сицилия отделилась от Италии во время того наводнения, которое воспевают величайшие из поэтов. Насколько же больше напор сил, идущих снизу: ведь чем теснее и напряженнее подъем, тем сильнее напор.
4. О том, сколь чудные зрелища представляют иногда землетрясения и сколь великие дела творят они, сказано довольно. Стоит ли теперь изумляться, что разломана одна медная статуя — не цельная даже, а полая и тонкостенная? Может быть, в ней оказался заключен воздух, искавший выхода? Да и кто не слыхал о вещах, куда более замечательных: на наших глазах углы зданий разъезжались в стороны, а потом вновь соединялись. Постройки, плохо укрепленные на фундаменте, возведенные строителями небрежно и непрочно, землетрясение, раскачав, укрепляло.
5. Оно раскалывает стены и дома, разрезает толстенные башни из сплошного твердого камня, рассыпает в прах гранитные опоры сооружений — так что же особо замечательного в том, что статуя оказалась рассечена с ног до головы на две равные половинки?
Глава XXXI
1. Но отчего же землетрясение длилось много дней подряд? Ведь Кампанию беспрерывно продолжало трясти, толчки были помягче, но причиняли ужасные разрушения, ибо трясло здания, уже основательно потрясенные и еле державшиеся: чтобы свалить, достаточно было не толкнуть, а просто пошевелить их. Видимо, к тому времени вышел еще не весь воздух; большая часть вырвалась, а остатки продолжали блуждать в поисках выхода. Ко всем доказательствам, что это происходит именно по вине воздуха, прибавь, не задумываясь, и следующее.
2. После главного толчка, особенно жестоко потрясшего города и земли, уже не может следовать равный ему по силе; за самым мощным ударом идут более слабые, ибо буйствующие ветры в первый раз пробили себе путь к выходу; оставшийся еще внизу воздух уже не способен на это, да ему и не нужно биться, поскольку дорога проложена и можно выйти там, где вырвались главные силы.
3. И вот еще что заслуживает, по-моему, внимания — я узнал это от человека весьма серьезного и образованного: когда все это произошло, ему случилось мыться в бане. И он утверждает, что видел, как плитки, которыми был выстлан пол, отделялись друг от друга, а затем вновь соединялись, причем вода то уходила в трещины расступающегося пола, то с бульканием и пузырями выталкивалась наверх, когда пол сжимался. Он же рассказывал мне, что на его глазах толстая глинобитная изгородь тряслась, как студень, — мягче и чаще, чем это допускает природа твердого тела.
Глава XXXII
1. Вот и все, лучший из людей Луцилий, что касается собственно причин; теперь о том, что относится к укреплению души. Нам важнее сделать душу мужественной, нежели более ученой. Но одно без другого не получается; ибо откуда душе набраться силы, как не из добрых искусств, как не из созерцания природы?
2. Да и само это несчастье — оно всякого заставило подтянуться, укрепиться душой против любых бедствий. В самом деле, что мне бояться человека или зверя, стрелы или копья? Меня подстерегают опасности посерьезнее: нам грозят молнии, земля, природа готовит на нас что-то великое.
3. Нужен великий дух, чтобы бросить вызов смерти, надвигается ли она со всех сторон, настигая каждого, или забирает нас буднично и просто. Насколько будет грозен ее вид и велико оружие, которым она решит нас поразить, едва ли очень важно; от нас ей нужна лишь самая малость. Эту малость отнимет у нас или старость, или воспаление уха, или излишек жидкости, загнившей в нашем теле, или пища, не усваиваемая больше желудком, или нога, слегка ушибленная, когда мы споткнулись.
4. Человеческая душа — сущий пустяк, но презрение к душе — поистине великое дело. Презревший свою душу может спокойно глядеть на бушующее море, даже если все ветры одновременно будут свирепствовать над ним, даже если мир вдруг пошатнется и сама океанская пучина хлынет потопом на землю. Спокойно будет взирать он на страшное грозовое небо, извергающее молнии, даже если вдруг расколется небосвод, обрушив сразу весь свой огонь на всеобщую погибель — в первую очередь на погибель ему самому. Спокойно будет он смотреть на разверзшуюся под ногами землю, когда рассыпаются сами ее скрепы и, кажется, вот-вот обнажится царство подземных богов. Бестрепетно будет он стоять над готовой пожрать его бездной и, может быть, сам спрыгнет туда, куда должен был упасть[482].
5. Что мне размеры бедствия, от которого я погибну? Сама гибель — дело маленькое. А потому, если мы хотим быть счастливы, если не хотим вечно терзаться, страшась людей, богов или вещей, если хотим презирать судьбу с ее несбыточными обещаниями и пустяковыми угрозами, если хотим прожить без тревог, самим богам не уступая в счастливой безмятежности, надо, чтобы наша душа всегда была наготове. Бери ее, кто захочет, — кознодеи или болезни, вражеские мечи или обвалы рушащихся островов, провалится ли вся земля в бездну или необъятный пожар уничтожит города и веси.
6. Мой долг один: поторопить ее, когда придет ей время уходить, подбодрить и отпустить с добрым напутствием. «Ступай, душа моя, смело, ступай счастливо! Не надо колебаться: ты возвращаешься, откуда пришла. Это лишь вопрос времени: ты делаешь сейчас то, что все равно пришлось бы сделать когда-нибудь. Не вопрошай, не бойся, не пяться назад, будто тебя толкают к чему-то дурному; тебя ожидает природа, давшая тебе жизнь, и места, куда лучше и безопаснее здешних.
7. Там не дрожит земля, не сшибаются ветры, с грохотом разламывая тучи, пожары не опустошают города и области, там не надо бояться кораблекрушений, увлекающих в пучину целые флотилии; там не наводит ужас оружие, сверкающее под враждебными знаменами и грозящее гибелью многим тысячам с той и с другой стороны; там нет чумы и не горят общие погребальные костры, куда без разбору бросают всех, сражаемых болезнью».
Умереть нетрудно; тяжело бояться. Лучше пусть смерть один раз обрушится, чем вечно тяготеть надо мной.
8. Неужели я вправе страшиться гибели даже тогда, когда сама земля гибнет раньше меня, когда она, сотрясающая нас, сама сотрясается и, прежде чем поразить нас, сама получает разящий удар? Море поглотило Гелику и Буриду целиком; неужели я стану бояться за свое тело — эту ничтожную частицу? Корабли плывут над двумя городами — над хорошо известными нам городами, память о которых донесли до нас письмена; а сколько их было еще в других местах, сколько народов погребено заживо под землей и на дне морском! — Отчего же я противлюсь смерти — я ведь знаю, что не бессмертен? Неужто, зная, что все на свете имеет конец, я до последнего вздоха буду бояться?