Социалисты — люди, замкнутые в кругу человеческом, только человеческом, обреченные порождать обезьяну (происхождение обезьяны от человека, напр., комиссара Михеенка от народн. комиссара Семашки).
Раскольников у Достоевского потому и не делается Наполеоном, что вращается в этом кругу…
Нет никакого рецепта выхода из этого круга, потому что каждый человек тут находится сам, единственное правило — это довести свою идею до конца, до абсурда, и если лоб выдержит, то и выйдешь.
«Моральный гвоздь» и есть начало абсурда (неврастения от гвоздя или гвоздь от неврастении).
Инстинкт спасает человека от рациональной фабрикации обезьяны.
Если все узнать до точности, то все неинтересно и просто, и мироздание и вечность увлекают нас только потому, что неизвестны.
Был в Москве у Каменева, говорил ему о «свинстве», а он в каких-то забытых мной выражениях вывел так, что они-то (властители) не хотят свинства и вовсе они не свиньи, а материал свинский (русский народ), что с этим народом ничего иного не поделаешь. «Нет, — сказал бы я ему, — вы очень хорошие человеки, но такова судьба человека, что он должен производить обезьяну или свинью, если не выходит из своего человеческого, слишком человеческого круга. Не материал виноват, а вы, вы, батюшка!»
19 Декабря. Никола Зимний.
Думал о нашей детской колонии — значит же, нет ничего у социалистов, что немыслимо даже себе представить социалистического руководителя в колонии.
Убитые люди не знают, что они убитые, и наши духовно убитые не знают, что они давно мертвецы.
Человек — это страдающая середина между сверхчеловеком и подчеловеком, человечество — это плазма, производящая сверхчеловеков и обезьян (подчеловеков).
Так, Раскольников хотел быть сверхчеловеком, но попал в подчеловека: очевидно, между двумя этими группами есть иррациональный момент, который невозможно учесть вперед и только после (действия) оказывается. (Поэтому ни за какое дело, требующее всего человека, нельзя просто взяться без риска стать негодяем: нельзя, напр., и замуж выйти сознательно, нельзя сделаться художником сознательно; берутся под напором жизни и идут в неизвестное.)
Из человека не видно будущее, и путь сверхчеловека и подчеловека кажется единым. Так, мать не знает, кого она родит, и даже имя ребенку своему дает по святцам.
Власть значит сила распоряжаться человеками, каждый берущий власть, и сверхчеловек и подчеловек, берут ее под видом лучшего для человека, и путь их одинаково устилается жертвами. Только у одного лучше выходит, и жертва ему бывает жертвой для многих (полезная), а у других лучшее не выходит из него самого, и жертва бывает жертва только ему.
То, что человеки и подчеловеки, рождаясь, действуют во имя лучшего для человечества, указывает на их связь с человечеством, которому, рождаясь, они выдают вексель на лучшее.
Социализм имеет своим предметом человечество, т. е. утробу, из которой рождаются сверх- и подчеловеки, его цель взять в свои руки контроль над действием тех и других и даже над самой утробой и поставить на место инстинкта закон. (Закон есть привычка материи, а дух — беззаконен.)
Их основное верование состоит в том, что, действуя на среду, они действуют на личность. Наоборот, христианское учение действует на среду через личность. Христианство имеет дело только с избранными, которые жертву (грех) снимают с человечества и берут на себя. Итак, одни жертву берут на себя, сами не делаясь только жертвой (отдаю все мое, кроме себя самого), другие, наоборот, требуют жертвы для себя. По такому учению нет разницы между Наполеоном и Раскольниковым, потому что тот и другой требуют для своего дела жертв.
20 Декабря. Христианский Бог принимает жертвы только личные вольные.
Зачем жертвовать своим, когда можно и так жить, радуясь жизни и никому не мешая своей радостью; в таком состоянии можно бороться за эту радость, биться с теми христианами, которые хотят погасить эту радость (черный лик, Розанов)71.
Истинное христианство начинается там, где выбор: отдать эту свою радость бытия или лишить ее другого.
21 Декабря. 2–3 Р и пороша.
Горела в холодной комнате тихо лампада последним синим огоньком, захотелось большого огня, поднесли к ней лучинку. Отняла лучина огонек у лампады и сама не загорелась. Тепленькая остыла лучина и лампада, и все погрузилось в тьму и застыло.
22 Декабря. Однажды я видел нищенку в торгово-промышленном банке, просила милостыню у кассира. Так теперь искусство в Советской России, как нищенка в банке, где все учитывается, все подсчитывается.
23 Декабря.
— Наше бытие есть временное перемирие в вечной войне между Смертью и Животом, — сказал старый дьячок из Чамова.
Так уживались Христос и предприниматель в лоне христианской церкви.
— Голгофа не конфетная фабрика! — сказал дьякон.
Искусство все равно, что переговоры разных людей во время мира, только это не значит, что искусство — мирные переговоры.
Наша республика похожа на Палестинское королевство времени крестовых походов, и там, как у нас красный флаг социализма, так же бесстрастно, бесчувственно, пустынно возвышался над всем безобразием жизни крест (в поисках золота, в подозрении, что сарацины его проглатывают, — распарывали животы, а у нас окунали в прорубь при взыскании чрезвычайных налогов).
То, что мы считали в социализме за хорошее, было у нас от церкви.
— Я думаю, что смерть, болезни, война, для Вас, заведыв. здравоохранением, такие же враги, как и мне, простому заступнику радости.
24 Декабря. Вас. Алекс. Горбачов и Осип Вас. Долгих.
Смирнов (с. р. в тюрьме).
Русский интеллигент цинически обернул заповедь Христа «Отдай все свое», своего-то нет ничего, а у кого нет ничего, тому легко говорить «раздай», когда это относится к чужому добру.
Мои попы и попики. Семашко, Коноплянцев, Горбачов, о. Долгих, Разумник, Ремизов, (Мережковский), Розанов, (Толстой), Достоевский, М. Горький.
Хохол Иванов-Голиаф, «Бисмарк», Кукарин, Раскольников, Алеша Карамазов, Игнатов, Карамзин, Смердяков (револ. лакеи).
Ночью на развалинах прошлого встают образы живых и мертвых в своем истинном значении, и я бываю в них, и они во мне — своего рода проскомидия.
К застрелу прибудет 1 ½ м. света.
— 2 Р. Снег «пушистый». Лес завалило снегом. Будто маленькие юрты, а толкнешь ногой — елочка.
25 Декабря. Солнцеворот.
Мне трудно осудить большевиков, потому что, если бы мне было не 47 лет, а 20, то я сам бы был большевиком, я был тогда невежественным, не знал никакого дела. Значит, чтобы отделаться от большевизма, нужно: 1) время, 2) опыт и знание, 3) личная жизнь.
Каляев — Смирнов — Спиридонов — Аргунов и др. жертвы.
Декаденты — апостолы личности.
Белинский, Гоголь, Герцен, о. Афанасий, Каляев, прот. Аввакум, св. Брянцев, св. Покровский, Легкобытов, Татьяна старуха, Серафима Пав., 3. Гиппиус.
Мережковскому:
— Это очень гордый человек, а многие из очень гордых людей любят верить в Бога, особенно несколько презирающие людей… из них выходят горячо желающие верить; но желания они принимают за самую веру. (Достоевский — «Подросток».)
— 3 Р. Порошило немного. Снегу ¼ арш. и весь до земли пушистый. Зайцы выходить боятся.
26 Декабря. Снилось, что я будто бы у священника Алек. Петровича Устьинского и мы с ним решаем, что у него на даче это лето будут гостить Лев Толстой и Розанов. С этим поручением приглашения я явялюсь к Розанову. Вас. Вас. сидит за столом и с необыкновенно гаденьким видом показывает кому-то порнографическую картинку, уснащая глубокомысленным замечанием религиозного содержания. Меня встречает неприязненно, я объясняю ему о даче, но забываю фамилию Устьинского. «Что же это такое?» — изумляется он. «Да я, — говорю, — и единицы за это в гимназии получал, что вдруг самое главное и очень мне известное забуду». И в эту минуту сам себя вижу: лоб очень большой у меня, бугреватый, лоснится и не помнит ничего.
Мой роман с Розановым. Анзимиров, Богданов, Дедок, Писарев.
Снотворчество из факта: я был послан от Устьинского к Мережковскому и Розанову по делу соединения православной и англиканской церкви.
В сквозном сне думал про Евангелие Барышниковой с засушенными цветочками, поздравительными карточками, закладками, голубыми и розовыми лентами, так я думал, что эта книга, как цветок, поэтическая книга, за которой скрывается какое-то дело, какая-то жизнь, что дело-жизнь нам неизвестны: смерть описана Христа, а жизни до 30 лет и нет вовсе. Так что кто идет по стопам Христа, тот смерть распространяет на жизнь. А наши хлысты молодцы, они под каждую «теорию» Евангелия подвели жизнь, так, напр., «люби ближнего» они превратили в «люби Ближнего» и мертвую евангельск. любовь превратили в пламень жизни, в борьбу с чувственной любовью за духовную. Они подвели под идеи погашенные в них чувства и проделывают жизненно то, что церковью дается готовым для прозелитов (почему у них и живые Христы), так что они являются как бы оживителями христианского учения. Бесполые мысли они возвращают в их половую утробу. А так ведь и было, вероятно, с христами, пока апостолы и верующие не создали из всех них один общий победительный образ Голгофы. (Попытка Достоевского в лице Алеши Карамазова создать литературно живого Христа.) Христос обращенный на жизнь, превращает ее в монастыри мужской и женский, а живой Христос создает «царства», конечно, враждебные культуре: хлыстовские подпольные царства мирового культурного зла.
Убрать за собой нетрудно, и ей это ничего не стоит, но она не станет убирать, чтобы заставить делать это меня самого назло, — а я не могу настоять, чтобы она убирала, — совестно, я только могу раздражаться. Я любил ее, как натуру, и способен жалеть, но уважения не имею, а это очень тяжело. Но меня спасает способность души моей к расширению: вдруг расширится и я все люблю и не помню врагов своих.
Мрачно молюсь, чтобы помог мне Бог не простить, но вдруг душа без мысли озаряется от света солнца на дерево или блеска свежего снега, и забыта молитва… и как помнить такой пустяк, если душа озарилась, как долина в горах от восходящего солнца. И растерянно спрашиваю, когда нужно молиться: да кто же мой враг, кому не простить, не виноват ли я сам во враге своем?
Розанов однажды высказал, не помню только, где, в частной ли беседе, переданной потом Гершензону, или же в газете, куда он выливал чуть ли не свои ночные горшки, — что славянофильство есть самое вкусное блюдо в России, и Гершензон как еврей сумел этим воспользоваться. Гершензон этого не мог Розанову простить никогда.
Вчера весь день порошило — 2 Р. Сегодня +Р, оттепель.
28 Декабря. Приспособляясь, люди хотят сохранить себя и в то же время теряют себя.
(Кто хочет сохранить свою душу, тот погубит себя.)
Это происходит так: избирается какое-нибудь «дело» бездумное, с тем, чтобы, делая его, не отдаваться ему и сохранять свое (воскресенье свое, 2 часа после занятий), но усталый приходит к себе и ничего там не находит; тогда бежит к бездумному делу от себя самого, от своей домашней пустоты и даже увлекается «делом» (Коноплянцев). Так человек теряет себя самого.
Париж выкинул его в Россию без всяких средств, без всяких жизненных навыков, с одною бесконечной радостью жизни. Тогда он (Горшков) поселился в бане72, питался кое-чем. Весной на бане появлялся замок: уходил странствовать. Осенью дверь открывалась, и тут велись бесконечные споры о народе, искусстве, религии, Толстом.
Я сам — это все, что я хочу и могу.
29 Декабря. 73
— Живу, дорогой мой, на изнанке идеала, где нестираемыми красками написано для женщин — носи! а для мужчин — вози! Тут все знают, что идеалы пишутся линючими красками и что это дело господское: «Ленин и Столыпин, — скажут, — в одном университете учились».
В чрезвычайную комиссию по ликвидации безграмотности вызвали женщину, не посещающую курсы грамоты, пришла беременная баба, хлопнула себе по животу и резанула председателю:
— Я буду учиться, а ты носи за меня!
А то встретишь обоз с дровами, с бревнами.
— По наряду — спросишь — везете?
— По наряду, батюшка.
Картина этих «носи» и «вози» до того однообразная, до того однотонная и мрачная, как будто вышел с Одиссеем на берег Аида, и все разнообразие в посещении мертвых. Кто-кто не перебывал у меня по ночам, а утром я даже записываю эти посещения и пробую даже судить их, наприм., в левую графу запишу Петра Великого, в правую нашего попика отца Афанасия, который в особенно торжественных случаях, напр., на именинах, заводил с моей матушкой разговор о дубинке Петра. За исключением редким вопрос направо или налево, куда идти Гоголю, куда Белинскому, решается <1 нрзб.> просто вплоть до славян и варягов, только там уже, где начинается разделение на человека и обезьяну, получается путаница страшная, видимо, требуется для этого решение основного вопроса, человек от обезьяны или обезьяна от человека происходит.
Мне кажется, что обезьяна и человек некогда произошли (и теперь происходят) из одной утробы, только человек падает до обезьян и, падая, вспоминает и хранит образ своего прародителя человека — это человеко-обезьяна, а обезьяна, совершенствуясь в борьбе за существование, и думает о будущем, неохотно озираясь назад на прародителя обезьяну, — это обезьяно-человек, бегущий по рельсам прогресса. Итак, налево обезьяночеловек, направо человеко-обезьяна.
Итак, падая, одни восстановляли в мечте первоначальный образ человека и даже сверхчеловека — консервативная часть бытового человечества.
Другие, совершенствуясь, наполняют землю, имея в будущем идеал фабрикации человечества вполне совершенного, размножающегося путем штампования.
Так земля наполняется призраками все более и более падающей человеко-обезьяны к действительно существующим обезьяно-человекам, творящим призрак будущего человека.
В жизни те и другие перемешиваются между собой и то бывают в ладу — время исторического мира, то в ссоре — гражданская война обезьяно-человека с человеко-обезьянами.
30 Декабря. Мангонари, Куприн, Маныч, Мария Ивановна Попова, Легкобытов и Щетинин и его пьяная Русь. Наши хлебные бои и самобоги.
Первый раз в жизни видел музыкальный сон, играли на клавесинах простую песенку, похожую на «Warum»[9]Шумана, только все-таки не «Warum», и до того изящно, тонко. Кто-то сказал: «Клавесины — самый страшный враг советской республики».
Прогресс значит размножение таких, как я сам (я сам — хочу и могу), он предполагает некоторое самодовольство в человеке, все прогрессисты самодовольны, Шипов, Стахович Александр и Михаил.
Напротив, регресс состоит в сознании своего ничтожества и чувства конца, зато мечта восполняет пустое место своей самости светлым существом человека и Бога, существующ. вне моей самости где-то, когда-то.
Поэтому определение народа с самой жалкой цивилизацией может быть источником высочайшей культуры ценностей, которые при помощи гипотезы «рабочей ценности» всяких идей могут пойти на удовлетворение самодовольных прогрессистов.
Так эта человеко-обезьяна создала Бога Христа, а уж обезьяно-человек приспособил его к делу прогресса.
0° Р. Каждодневная пороша. Вчера приехал Булыгов.
31 Декабря. Горюч-камень — бремя родины. Ив. Афанасьевич (в Рябинках) швырнул им в Толстого и в Достоевского; Черный лик бога за этим камнем. Типы темных людей (черносотенцы). Потому что выхода нет чувству родины.
Подвиг Дунички (анализировать). Горюч-камень (Артем) — мое черносотенство. Еще нужно так же (по черточкам) разобрать и мать мою.
— Мы холостые граждане, как евреи, холостые граждане, у которых нет больше отечества.
8 Р. Снег перестал.
Европ. Новый год — 1921.
1 Января. Парижский период при свете от чтения романа Достоевск. «Подросток»74 («Я бы вас любила, если бы вы меня меньше любили, — я средняя женщина»).
2 Января. Миша Герасимов. Ник. Ник. Виноградов приехал в Москву из провинции и приспособляется.
— А может быть, предания и заветы отцов, сохраненные в сердцах отдельных людей, пронесутся через головы современного поколения, и станет, наконец, можно открыто любить Россию.
— Или славянские торгаши будут к старой русской культуре, как новые греки к Элладе: для всех Эллада, только не для греков, для всех Россия, только не для русских.
— Мысль этого человека работала, как заяц бежит: это прямо, все прямо, и вдруг сметка в сторону, и опять прямо, и опять сметка, а в общем по кругу всегда возвращаясь к своему логову — исходному пункту.
Это логово было прирожденное ему чувство благообразия, сочетавшееся страшно так с желанием разрушить всякое видимое благообразие, в конце концов, во имя того же, только идеального благообразия. Вот Хрущево: мать сидит в старом кресле… И вдруг скачок в сторону, сметка: рябая женщина, вдова крестьянская Таня сидит в гостиной одна, наконец-то одна во всем доме — час настал! теперь или никогда! Он уходит в свою комнату, рюмку за рюмкой насильно без закуски выпивает всю заготовленную давно уже для этой цели полбутылку водки — водка не действует! но ничего: «Я пьян, я пьян! — воображает он, — я действую теперь, как пьяный, пьяному море по колено». После этого он идет в гостиную и не своим голосом говорит:
— Таня! я пьян.
Она повертывает к нему голову, и в это время он бросается к ней, схватывает, тащит на диван и все время шепчет:
— Ничего, я пьян, я пьян.
Слышит от нее:
— Так это же хуже, что пьян, это хуже!
Она, впрочем, ему совершенно покорна, нема телом и духом…
Написать Ремизовой С. П-с.
Мне нужно от кого-нибудь из старых друзей письмо с подтверждением, что наше лучшее существует безуступно и будет существовать и утвердится, перелетев через головы современной диктатуры мелкоты. — Я решил написать с этим Вам, быть может, у Вас там с Алекс. Михайл. есть какие-нибудь замыслы к делу.
3 Января. Завернул мороз до 17 Р.
Помню из Руссо, что когда он с ней перестал это делать, то она вдруг его разлюбила.
Любовь по памяти предполагает некоторый душевный строй (культуру).
Саженную головищу Маркса из гипса — настоящее «Идолище поганое» — воздвигали на высокие подмостки, Сережка Львов, каторжанин, страшилище, обезьяна, выстраивал красноармейцев, а Иван Горшков, бывший лакей княжеский, потрясая кулаками, говорил речь: «Сметем, раздавим!» Музыка после каждого «сметем» играла «Марсельезу». У Маркса часто болела голова, чудилось ли ему в то время что-нибудь в этом роде?
Величайшие страдания от недостатка света.
Злобная забастовка Ефрос. Павл. и мысль о Руссо (прекращение).
4 Января. Петербург, 14-я линия. Лидочка Иванова и ее дебелая мать, горбунья и сумасшедший акцизный.
Вспоминаю, как наши дамы в Хрущеве щипали корпию75 (Русско-Тур. война 1877–78 г.), мне 4–5 лет — и как няня с ужасом сказала, что мужики на господ с топорами пойдут (1881 г. Смерть Ал. II — мне 8 лет)76.
Тема лекции о литературе: древняя литература — крест и новая — цвет.
7 Января. Рождество. Дядя Ив. Ив. Гриша.
Маленькие, забитые жизнью взрослые и среди них дети, как большие, — вот дети Достоевского.
Так вот и поэту теперь нужно, как ребенку, среди забитых и униженных взрослых взять на себя их дело свободы.
Герасим Вонифатьевич Шманцырев. Воробьеву доставить удостоверение от Ельцовской школы.
Петр Герасимович Шманцырев в Озерище учил, в гимназии Дорогобуж. в 1-й группе 11-й ступени — Степанкова Евдокия Ивановна, Стефанков Егор Алексеевич. Ушаково, оконч. Ушаковскую школу 1-й ступени.
7 Января. Рождество. +1 Р. Пышные белые нетронутые снега.
8 Января. +1 Р. Поездка в Чамово. к Барановскому: «Я сознаю категорически, что взять вам нечего. Какая польза стрелы в камень пущать?»
Бывает, отважные дети берут на себя дело старших; так поэт отваживается и, как горный лазун, — страшно смотреть! — идет впереди.
9 Января. +1 Р. В лесу снег раскис, с елей дождь. Народный тип: солдат возвращается из Германии, читал там все о России и не верил «буржуям», но действительность превосходит все описания, и вот он рассказывает в своей деревне, как хорошо живут в Германии и как ему хорошо жилось, знал бы, ни за что не поехал домой. (Под знаменем Р.С.Ф.С.Р., «Карл».)
Лес «Полом»77 (название русское для революции, великая русская революция, великий русский Полом). Нет больше священных рощ, заповедных углов, и дно колодцев, которое казалось золотым, теперь показалось обыкновенное. (Лес как лес, так и народ, из которого, как из леса лучшие деревья, выбраны лучшие люди.) Если охранять, то нужно скрывать. Можно показывать, но только в мере и степени. Классики тем и отличаются от романтиков, что больше меряют, занимаются формой, а романтики зажигают огни.
10 Января. Святочный сон: в лесу на сосне привесил я портрет своей Козочки, волки стали собираться к портрету, а я их стрелять.
Разрушитель не дикий человек, а недоучка, тот, кто, выкрав, напр., из физического кабинета спираль Румкорфа, знает, что ее можно приспособить для закуривания папирос.
— 1 Р. Снег мелкий, но частый и сильный ветер. Ночью на 29-е — буря и +5 Р.
11 Января. Снег почти растаял.
Если бы у Пушкина не было его дарования, то, конечно бы, он озлился и в политическом озорстве превзошел бы всех декабристов; давайте это распространим: если бы не было у крестьянина Бога, то, конечно, он давно бы восстал. Одаренность, обладание чем-то держит людей вместе — чем же именно? Любовь это или вера, как говорят, но все эти названия включают в себя ценность жизни.
Все думы сводятся, в конце концов, к поиску врага. (Хозяин Дмитрий Бадыкин носит в себе постоянную мысль, что кто-то — кто? мешает нашему хозяйству, нашей жизни.) Если бы ясно увидеть, кто враг, то, кажется, с таким легким сердцем отдал бы жизнь на борьбу с ним. Еще кажется, что как это теперь все ни худо, но будет еще хуже, если забудешь это чувство и помиришься.
Итак, будем полагать, что наша власть приносит в жертву народ свой ради идеи полного социального обновления всего мира, что ей хорошо известно о какой-нибудь близкой мировой войне, во время которой нам удастся разложить строй войск, смешать все карты и вызвать стихийного духа обновления всех народов, который прекратит войну и материальное насилие людей. Словом, власть имеет в виду какое-нибудь ею ясно сознаваемое благо, напр., картофель, который приходилось тоже заставлять сажать силой оружия, а теперь все благодарят за картошку, все ею живут и считают тех расстрелянных мужиков жертвами собственного недомыслия. Итак, и у нынешней власти есть, наверно, совершенно отчетливое сознание какого-то мирового ценнейшего картофеля, который весь наш многомиллионный народ считает ошибочно чертовым яблоком, но впоследствии сам же и будет за него благодарить. На этом остановимся, потому что могут быть следующие возражения: «У власти нет сознания о картофеле счастья, а держится она необходимостью и удовольствием властвовать». Нет, мы имеем словесные выражения идеалов: труд вместо войны, общее дело вместо частного, интернационал вместо империализма и т. д. Замечательно еще, что идеалы коммуны не опровергаются («Я сочувствую идеям коммуны», — говорит учительница, а крестьянин говорит, что его обманули, т. е. дали хороший идеал коммуны, но только не выполнили). Стало быть, картофель существует. И Раскольников у Достоевского тоже знает картофель, и так подводится, что разницы, по существу, между ним и Наполеоном нет, что благодетели человечества все переходят через кровь, а под конец объясняется, что моральному существу этим путем нельзя идти, это дело бессознательной стихии. Но вот открывается новый вопрос, — если стихия поднялась, то в какое положение должен стать к ней моральный человек. Стало быть, возможно, что великое дело совершается благодаря моральной невменяемости лица, его совершающего, напр., Петр Вел.; еще мама и Дуничка в отношении к хозяйству. В общем, моральные мелочи удерживают <1 нрзб.> человека от великого дела, и он становится жертвою, получает наказание, страдает: искупляет грех. Еще недостаток натуры часто объясняют избытком морали. Еще «милостью Божьею» изобретено для восполнения морального промежутка, иначе сказать, человек преступил бессознательно, и вышло очень хорошо.
Мы, милостью Божьей, — оправдание народному бездействию (М. Горький хочет поднять народ, вывести его из состояния безразличия к власти).
— 10 Р. Солнце, и щеке тепло. Как будто вечером замечался лишний свет.
13 Января. «Народ безмолвствует»78. Всеобщее убеждение: «обманули», у интеллигенции: «обманулись».
15 Января. Ночью пороша вершка на три. Солнце греет щеку. На снегу голубые тени. Свету много. Сосны и ели, занесенные снегом, как будто узнают себя и спрашивают: «Что с нами было, какой темный сон!» (— 6 Р.)
По вечерам и по ранним утрам топлю камин и думаю, о чем? Сегодня поймал мысль: 1) рассмотреть Евангелие как только поэтическое произведение, 2) рассмотреть христианское основание русской литературы (Гоголь, Достоевский, Толстой, Тургенев), 3) женщина в рус. литературе (Татьяна).
Еще я думал: как зима вдруг исчезает при свете такого дня, так вдруг исчезнет и злое наваждение революции, и вдруг, как в февральский день 17 года, проснешься утром, и нет гнета, и кончился кошмар, и мы вольные; только теперь это будет не только вне, а больше изнутри, как бы от себя: не будет злобы к неведомому врагу, и что было, то окажется нужным и должным; во всяком случае, бояться совестью и быть неспокойным за свое спокойное существование будет незачем, потому что основание страха исчезло: и не нужно будет идти на распятие за народ, потому что я — народ.
16 Января. Искусство есть способность человека изображать предмет своей веры и любви (Христ.). (Возрождение — предмет наслаждений.) Вера без дел мертва79, а вера без любви — зла и есть, кажется (надо подумать), основа величайших злодейств.
Зло существует на кредит любви.
Сатира, пародия — должники искусства.
17 Января. Россия была, как пустыня, покрытая оазисами, теперь оазисы срубили и пустыня стала непроходимой: источники иссякли.
Разум его был плохой ездок и свалился с коня, а конь мчал без ума; теперь устал конь и разум осторожно взлезает.
Все можно было рассказать, но имя он хранил, как священную тайну; однажды он взял в руки журнал и стал читать рассказ <1 нрзб.>; было описано, как художник влюбился в девушку, и вдруг вскрикнул, схватился за голову и безумный убежал в лес, там он жил в лесу счастливо среди птиц и цветов, невеста его прислала записку ему в лес и подписала на ней свое имя — и это имя было ее.
Она была самовластная. Самовластие — тирания. Самодержавие выродилось в самовластие.
18 Января. Крещенский сочельник.
Лева заболел: в субботу начался кашель, в понедельник вечером высокая температура, вероятно, воспаление легких.
— Ты, Лева, спрашиваешь, как Христос мог родиться от Девы. Мы рождаемся или выходим из животного мира, постепенно совершенствуясь в добре и зле какого-нибудь нашего отдаленного предка, похожего на обезьяну; но вот пришел человек и сказал: «Я выхожу не от мира сего, Я не рожден от животной плоти, Я рожден от Духа Святого и Я Дух, переходящий в ваши дела; Я есть то, что отделяет вас от обезьяны, которая создает себе подобных путем подражания, а Я создаю путем изменения самой природы».
Существующее положение: организация воров и разбойников, отстаивающих самобытность России. Учредительное собрание превратит Россию в колонию западных государств.
Сухой снег, как мелкий сахарный песок, метель смела в овраги и на опушки лесов — поля открытые и обледенелые, сметенные снега плотные, нога не проваливается, едва видны собачьи лапы, но в лесу был виден двойной след зайца вперед и назад, вперед… назад… я взял направление наудачу, и когда вышел в поле, то увидел, что один след был слегка запорошен, другой, по которому я шел, ясен, значит, я выбрал верно направление, запорошенный след был раньше. Через леса, где хорошо видно, и поля, где я угадывал след по намекам, я добрался наконец, до Грошовского большого заказника и потерял след на дороге, пошел на счастье влево и скоро увидел скидку в сторону, и потом опять на дорогу, и опять вопрос — пошел назад по дороге, или вперед — вперед! я угадал: скоро увидел скидку вправо без возврата на дорогу.
Долго я шел по лесу и, обернувшись несколько раз вокруг себя при обходе разных сметок и жировок, вдруг почувствовал, что нахожусь в неузнаваемой местности, это самое хорошее при охоте, когда попадаешь в невиданное место, где постоянно ожидаешь какого-нибудь случая и случай часто бывает; вот я вышел к незнакомому полю озими, лес небольшим четырехугольником, густо-прегусто заросшим мелким ельником и осинником, выходил на озимь; я обошел его кругом, сюда были входные следы, а выходных не было, значит, заяц был тут, собаки уже шарили в заросли, я остановился на углу и ждал. Тихо вылез из-под елочки русак… я быстро стрельнул, собака схватилась, на снегу осталась шерсть и кровь.