Мячик радости и гора горя 11 глава

Научный социализм стремится применить к жизни людей те же законы науки, которые превращают неорганизованную материю в орудие производства, так что каждый человек в соц. обществе делается орудием, и что каждый, а не только рабочий класс есть орудие — в этом и есть отличие от капит. общества.

Задача почтенная, но морального изменения тут нет: мораль после придет, «надстроится», как говорят специалисты.

30 Января. — 12 Р. Тихо. Ясно. Только восток на восход загородила синяя доска.

Воскресение мертвых. Когда люди живы, то мы встречаемся, заинтересованные в них большей частью даже практически; а когда умерли, то находимся под впечатлением смерти и тоже судим не совсем верно, в первом случае мы видимся с ними через порог жизни, во втором через порог смерти. Но вот теперь, в уединении, когда жизнь так похожа на сон, «не жду от жизни ничего и прошлого не жаль»81, прошлое все распущено, мы теперь свободно в одной комнате встречаемся одинаково с живыми и мертвыми. Сегодня были у меня Дуничка и Маша. Дуничка была застенчивая, она всегда жила и пряталась за стеной, Маша, напротив, жила свободно, в обществе, Маша была в искусстве, Дуничка в морали и связана была любовью к брату, а Маша любила свободно. Дуничка пряталась, как бы виноватая тем, что сама не жила для себя и боялась жизни. Маша была правая, свободная, неземная.

31 Января. — 8 Р.

Ком. Лебедев вчера говорил, что с крестьян теперь берут вчетверо меньше, чем в Империи (тогда брали 25 р. в год), он поддержал мою мысль, что Учред. Собрание должно отдать Россию за долги и что Сов. власть сейчас держит Россию.

Вот урок: большевики, подымая восстание, не думали, что возьмут и удержат власть, они своим восстанием только хотели проектировать будущее социальное движение, и вдруг оказалось, что они должны все устраивать: роман быстро окончился оплодотворением, размножением и заботами о голодной семье: не ходи по лавке, не перди в окно.

Истоки моих занятий литературой.

Васил. остр., 14-я линия82.

Мать, беременная дочь, горбунья, акцизный, Филипьев (Лидочка — Козочка), я — все чужие, как родня, Анна Ив., генерал, дочь, Каль, неудавшееся свидание83, приезд Ефр. Павл. Мороз и Сережа больной. Поездка в Москву (Петровское, дача Шабалкина). Японская война. Человек, продающий сыр. Лебедевы. Лесной — старуха — рюмка водки. Смерть Сережи и Елка84. Аппендицит.

1 Февраля. Оттепель.

Убил зайца, который теперь стоит более 20 тыс. рублей (8 ф. мяса по 2500 р. и мех).

Имена известных людей, которых мне в жизни моей приходилось видеть:

Розанов, Мережковский, Ремизов, Гиппиус, А. Белый, Сологуб, Бальмонт, Брюсов, Ал. Толстой, Куприн, Б. Зайцев, Клюев, Есенин, Иванов Вячеслав, Иванов-Разумник, Горнфельд, П. Струве, Т. Барановский, Философов, Карташов, К. Чуковский, Милюков, В. Чернов, Керенский, Миславский (Мстиславский), М. Горький, Л. Андреев, С. А. Венгеров, И. Игнатов, М. Гершензон, Н. Бердяев, А. Коновалов, Бабушка Брешко-Брешковская, Л. Троцкий, Савинков, Мечников, Бонч-Бруевич, Н. Семашко, С. Маслов, Мария Спиридонова, А. Блок, графиня С. А. Толстая, Ф. Шаляпин, худ. Петров-Водкин, И. Билибин, гр. Map. Ник. Толстая, Оптин. старец Анатолий, протоиерей Устьинский, Легкобытов, М. Кузмин, Н. Лосский, Авг. Бебель, Либкнехт, проф. Вунд, проф. Оствальд, проф. Бюхер, Шмоллер, Вагнер, проф. Вальден, Зиммель, имп. Вильгельм, В. Фигнер, Н. Морозов. Худ. театр: Немир. — Данченко, Бутова, Н. Н. Лопатин (Дедещевы).

Сферы: 1) Аристократия земельная и бюрократическая, 2) Ученых и писателей, 3) Революции, 4) Уездного дворянства, 5) Мужики, 6) Гор. мещане, 7) Купцы, 8) Деятели сект народных, 9) Духовенство, 10) Дети, 11) Женщины, 12) Евреи, 13) Эмигранты.

К. А.: Авксентьев, (Минор), Добролюбов (писатель).

Дворяне. Лопатин, Дедещевы, Толмачевы, Ростовцев-Джек, Ростовцевы-соседи, Боборыкин (славяноф.), Кузьмин <1 нрзб.>, Ветчинины, Стаховичи, Бобринский, за кучера — кучер обобрал, Красовские, Шереметев (славяноф. обморок), Коротневы, Шуриновы, Хвостовы, Челищев (с зажиг. фитилем), Богдановы, Корсаковы, Map. Конст. и Борис, В. А. Хрущева и дочь, (Шипов), Клевер, Долгоруковы.

Стрелок и загонщик. Пасха 18 Апр. Страст. 11 Апр. Масленица 21 февр. — 6 мар., через месяц.

— 9 Р. — Наст. Пятница — 17 Р. Наст.

3 Февраля. Существование без радости и без всякой надежды на радость — не существование.

Купцы:

Заусайлов, Романов, Глушков, Н. А. Ростовцев, Ксения, Ростовцев-голова, Иванюшенков, А. А. Петров (строитель храма — голова и пр.), Петров (аэроплан), Черникина (Катерина), Жаворонков, Меркулов, И. И. Игнатов, Горшковы — Варгунин (переход в интеллигенцию).

«Он просто глядел в свою жизнь» («Двор, гнездо»).

4 Февраля. Смотрю в свою жизнь и думаю, что свободен человек только в своей жертве.

5 Февраля. Мое рождение: 23 янв. 1873 года — 48 лет. Сегодня мороз — 19 Р на солнце, и небо все светится и все тени на снегу голубые. В полдень в тени было уже 0°. Разгораются полдни.

Хорошо, что вспомнилось в этот день, вернее, не вспомнилось, а встало, потому что вспоминается это всегда и всегда будет, но вставать нет, придет час, захочется, а не встанет, вспомнишь, а не встанет… Я читал Карамзина о Париже, и вот воробей в Люксембургском саду встал передо мной в ярком первовесеннем свете, какая-то дама бросала ему крошки хлеба, я загляделся, и вдруг она в розовом, вся смеющаяся пришла85.

«Вы запоздали», — сказал я. «Так нужно, — ответила она, — нельзя же мне первой…» Правда: первой на первое свидание, как это можно! Нам, неопытным и выученным по романам, кажется, что женщины должны стремиться ко лжи и т. д., между тем они искренни до такой степени, что мы и вообразить это себе без опыта не можем; только эта искренность, сама искренность, совсем не похожа на наше понятие о ней, мы смешиваем ее с правдой. Ну, вот мы пошли, и сколько было светящейся зелени и мрамора! Я не помню ни одной фигуры в Люксембургском музее скульптуры, но мрамор, какой-то бело-ярый мрамор чувствую и посейчас…

Ночью. Звезды горят, как лампады. Я достал 3 ф. керосину, у меня горит 5-лин. лампа и это… ведь, звезды, вы не даете мне возможности читать и писать, ну, а лампа дает… Простите! но я остаюсь при лампе. И потом у меня тепло, там кусается мороз, нет! Решительно, звезды, я остаюсь в тепле при лампе. — А что доказали? — Я ничего не хотел доказать, просто, при выборе звезд и мороза, я выбрал печку и лампу, как человек. (Батюшка, наверно, скажет: «Ежели хорошенько подумать, нет противоречия между звездами и керосиновой лампочкой».)

Приходили ко мне две какие-то, и одна, белокурая, говорила очень умно против другой и навстречу мне: я спокойно ее подпускал, как зайца, шагов на пятнадцать. Она была так умна, что я заинтересовался и спросил, как ее фамилия.

— Флистер, — сказала она…

— Вы?!

— Я… еврейка.

Тогда мне все стало понятным и стало горько: русская, значит, не может быть такой умной.

Написано после прогулки под звездами в состоянии качания.

Решено вести более подробный дневник природы.

6 Февраля. — 15°, днем — 6°. Ясно, ярко весь день. Все голубеет.

Время голубых теней. Что радоваться о свете, когда все свет, а вот теперь после тьмы вот радость! В час, когда бывало уже темно, теперь стоишь, и кажется, кто-то ушел от окна, а небо как открылось. Вечером видел первый раз, как горела заря на деревьях рощи, и хотелось мне опять, как бывало, оставить, забыть человека и быть со всем миром и в мире.

7 Февраля. — 16 Р. Заря влажная с фиолетовыми облаками, небо светлое, снег все голубеет, в поле наст блестит, как серебряная риза. В лесах за нашими лесами на голубом острове спящая дева ожидает Ивана-Царевича.

Дверь таинственно скрыта и только одна, и только в нее войти можно одному, имя которому Я Сам. Но только в то мгновенье как Я Сам находит таинственную дверь, — понимает Я, что и ты, и мы все вместе с ним одно — заодно. Как хорошо говорится, что насильно мил не будешь (насилие есть попытка через тело-материю пробиться к душе, а свобода — овладеть материей-телом через душу).

Заря влажная. Таким гостем входит Иван-Царевич на голубую поляну, и загораются румянцы зари на лице спящей красавицы.

(Анна Харлампиевна… и я.)

8 Февраля. Утром — 9 Р. Ясно. Воздух, как в весенние утренники: пахнет солнцем, «дверь Ивана-Царевича»: дело выбора (качества) остается, в конце концов, за спящей красавицей (и что такое этот продолжительный период целомудрия, «спасенье девы», девственности, стыдливости и пр., как не выгадывание времени для выбора именно того, кто «по душе»; публичную женщину создает мужчина с его потребностью безликого оплодотворения — лезет даже на корову, на суку, на козу, а если женщина лезет, то она не женщина). Так, значит, в женщине заключается производство качества, индивидуальности, глупо предъявлять требование ума в красавице. В еврейках, благодаря их большой хитрости, есть симуляция ума. Русская спящая дева…

Христос за церковной оградой (Толстой, Достоевский, Мережковский, Розанов, сектанты).

Он обобрал ее как девушку совершенно, взял с собой всю ее девичью душу и не дотронулся даже до тела, а потом, через десять лет, когда она совершенно высохла в бюро и поседела даже, то послал ей копию с его картины — портрет ее прекрасной души, — какое можно выдумать большее оскорбление! Между тем он был искренним, потому что он был художник и считал, что остановленное мгновение жизни дороже проходящего86. Она же и была вся там, в этом проходящем мгновенье. (Для чего ее разбудили!)

Температура изо дня в день медленно повышалась, вчера вечером заря была уже влажная и вокруг нее расположились фиолетовые облака, звезды ночью светили тускло. Утром при восходе еще было ясно, март был, как весенний утренник, и пахло солнцем. Но солнце взошло в серое облако, и с юго-запада ровное, серое надвинулось незаметно быстро и обволокло все небо. Я предсказываю не сегодня-завтра снег, метель, оттепель.

9 Февраля. Не могла издивиться своему счастью.

Деревья были разбросаны, как говорят: «Где куски, где милостыни».

Весь день простоял при — 6 Р, небо все серое, а снег не идет.

10 Февраля. — 9 Р. Иней сел. Небо, как вчера, серое. Пырхает и не осмеливается идти снег.

За всем неверием и хитроумностью людей скрывается наивная вера, и о ней не подозревают обыкновенно хитрецы (из себя, напр.: я ли не скептик был, «человек» и его «прогресс», а сам «В краю непуганых птиц» написал с Невским проспектом). Веру людей надо искать не в ученых книгах и у сектантов разных, а в их самой обыкновеннейшей жизни.

Качество мира создается индивидуальностью, а индивидуальность варится жизнью рода, а именно в сердце женщины избирающей: пусть родовые оковы заключают двух и пусть привычка еще крепче железа их связывает, все равно, там и тут прорывается тот подземный огонь избрания, выбора, свободы творчества индивидуальности.

Почему все эти бесчисленные романы? это опыты опускаются в подземные колодцы с фонарем: инстинкты при свете разума, для этого нужна способность «умеренного разума»: т. е. сохранять присутствие разума в пламени чувств и в то же время без помехи чувству (отдаваться).

Из Бергсона: след деятельности интеллекта — научные открытия, которые открывают новые орудия производства, это и остается, а память о войнах и революциях исчезает <1 нрзб.>. (Не отсюда ли происходит Марксова экономическая необходимость: т. е. наше сознание лишь постепенно и после привыкает к этим взрывам, совершаемым интеллектом, «надстраивается».)

Три расходящиеся течения жизни: растительное оцепенение, животный инстинкт и человеческий интеллект. (Животный мир всегда находится под угрозой оцепенения, напр., жизнь в раковинах, а человеческий — под угрозой инстинкта.)

В нашей коммуне нет предмета, нет вещи, а есть только формальная сторона, — отношения между вещами.

Сегодня мне рассказывали, что мужики, если узнают, что где есть книга Библия, собираются во множестве слушать чтение в надежде узнать пророчество о наших временах (про царя Михаила, зверя и проч.).

11 Февраля. Итак, мы допустим, что мир был в творческом порыве, как задуманная картина в решении художника. Порыв этот разошелся в трех направлениях, как ветер на перекрестке: растений, животных (инстинкт) и человека (интеллект).

Интеллект по природе своей (природа его — делать орудия из неорганизованной природы) имеет дело с мертвыми видами, если же он обращается с живыми, то они ему, как мертвые (напр., рабочий на фабрике).

Там, где падает порыв творчества, след его падения нам представляется как неорганизованная материя.

Перед животным царством был страшный момент опасности оцепенения, как у растений, когда в борьбе за существование оно покрывалось каменными раковинами.

«Худший вид рабства — это быть рабом интеллекта, интеллект владеет, но отдаваться интеллекту значит отдаваться в рабство (фанатики)». (М. Пришвин.)

«Вне геометрии и логики чистое суждение нуждается в том, чтобы быть под присмотром здравого смысла». (Бергсон.)

12 Февраля. Буря. Снежная вьюга. Вечером снег перестал, но при месяце и звездах всю ночь выл ветер.

13 Февраля. Эстетическое творчество служит для выражения индивидуального, напр., творчество Л. Толстого: это Л. Толстой; но как только Л. Толстой окончательно себя выразил, является ассоциация «Толстовство», которая отметает от себя Толстого — эстета, индивидума, выбирая для себя из него мораль. Впрочем, сам Толстой отказался от Толстого-индивидума, художника и объявил себя моралистом, т. е. как члена христианской ассоциации. То же самое произошло и с Гоголем, т. е. они уничтожили свою самость раньше, чем неминуемо потом должно было сделать общество. Их индивидуальность переросла саму себя и погибла естественно. Но бывает, индивидуальность вступает в борьбу за себя, за качество мира и борется до конца, как у Ничше (Сверхчеловек).

Против индивидума бывает мораль: итак, моралью можно назвать сумму правил поведения членов какой-нибудь ассоциации в борьбе с индивидуальностью.

Так умирает качество в количестве.

Они не только распнут, но еще назовут потом себя, свое общество именем распятого.

Ну вот… а между тем сознанию рисуется какой-то истинно верный путь индивидума, входящий в общество свободно, как река входит в море: индивидуальность может чувствовать себя индивидуальностью на время борьбы с ложными ассоциациями и в ожидании явления истинной. Назовем такую полную индивидуальность в отличии естественно-ограниченной личностью. Так, напр., личность Христа выше ассоциаций — церквей. Личность — это превзойденная индивидуальность, поскольку последняя есть только дело качества и побежденная общественность, поскольку последняя есть дело количества.

— Ты, служитель красоты — художник, не верь людям, которые в газетах и на улицах присягают искусству, не верь! придет час, они поломают твоих Венер, изобьют леса, истопчут луга и небо закоптят, и когда ты будешь проходить в этой пустыне, нечем тебе будет борониться от их слов: «До красоты ли нам теперь, когда есть нечего».

14 Февраля. — 3 Р. Ветер. Ночью порошка. Погода крутится. Русский интеллектуализм (интеллигенция): страсть к чужим идеям и к действию — выводу из них.

Написать деревню по работам моих учеников, надо задать сочинения.

15 Февраля. Сретенье. Снежная метель продолжается. «Мы свободны, когда наши действия исходят от всей нашей личности в целом». (Бергсон.)

Снился Париж, я приехал к Игнатову, Илья Николаевич имеет вид сильно старого, утомленного человека, он мне показывает «Русск. Вед.» и место в них, где я могу писать, но он торопится, и я чувствую, что очень мешаю ему куда-то идти, а вокруг-то суета, характерная для Парижа: приходят люди, уходят и в доме кипит холодно-деловая уборка. Появляется лицо, среднее между Кютнером, Лундбергом и Пястом. «Покажите мне Париж, — прошу я „Пяста“, — у вас есть свободное время!» — «Я совершенно свободен», — отвечает он, и мы выходим на улицу. Какая улица! широкая, разнообразная, какие прекрасные дворцы и бульвары. При переходе через улицу дама легкого поведения подходит ко мне и начинает говорить со мной, но я ничего не понимаю, вокруг нас вырастает толпа. Дама, вполне разочарованная мной, покидает, и того «Пяста» тоже нет, скрылся, я один иду улицу за улицей все дальше и дальше по сказочному городу, прекрасному, чудесному, вот, наконец, я увидал витрину с сигарами, завернутыми в золотые бумажки, и всякими папиросами, купить! но как я куплю, у меня только советские деньги, не имеющие никакой цены. Между тем уже темнеет, а я забыл записать адрес своей квартиры, я даже не знаю, в каком это направлении, и голоден я, и ночевать негде, а улица широкая вдруг покачнулась, и качусь на ту сторону, докатился, а она с той стороны покачнулась, я качусь назад, сверху же направлена на меня пушка и голос оттуда слышится по-русски: «Попался, попался, русский».

17 Февраля. Сретенские морозы 16° Р. В Дорогобуже за пайком: академический больше боевого: 2 ф. сала, 21 ф. муки, 15 ф. овсянки, 15 ф. мяса, 3 ф. жира, а махорки не дали и сахару не дали, нет ничего этого. Все пайки отменяются. Посевкомы со своими пятидворками. Предчувствия повертываются к войне. Слухи о самостоятельности Белоруссии. Все эти слухи по внешности обычно-весеннее, но окраска совершенно другая: теперь не враг, которого многие хотят злобно сбросить, а отвращение к бытию всех, всеобщее сознание мерзости и необходимости конца.

18 Февраля. — 17 Р. Солнце. И до того противен человечишка и так он часто на глаза попадается — сказать невозможно, где есть такой зверь, такой гад на земле. Ехали через Бражнино, посмотрели господский дом, ну и дом! на каждой ступеньке вверх сидит куча-две, а наверху школа и ячейка, все изодрано, избито, штукатурка осыпалась, пол шатается, вконец разбитый рояль, и танцуют здесь в шубах и валенках; ну как тут не сказать вместе с благочестивой Ипатьевной, что это бесовский пляс. Так говорила Ипатьевна: «Изба эта стояла на краю села, давно никто в ней не жил, ни окон, ни дверей, а тут слышим, музыка и пляшут и свищут, идем к избе — огни! народу лик ликом и все в масках звериных. Перекрестились мы, петух прокричал, и вдруг изба зашаталась и стала в землю, как в воду, уходить, тихо, незаметно шла, вот по завалинку, вот по окна, а там все поют, все пляшут и музыка играет, как будто ништо им! Вот и окна скрылись и крыша, и не видно ничего стало, а все гик и свист слышится. И трубы скрылись, и нет ничего — ровное место, а все будто маленечко жундит и топочет под землей. Настанет срок, — говорила Ипатьевна, — так и все наше сквозь землю провалится, и срок, кто грамотный, в книгах указан».

В книгах ищут срока, у кого есть Библия, собираются в избу и читают, читают. Наш Вас. Ив. плотно засел за Библию, распределил в день по сколько-то глав и хочет всю Библию прочесть от начала и до конца.

Как хорошо уехать из города и не видеть, не слышать человечишка, везде кругом леса темные и между ними голубые полянки, расступятся леса, начнутся голубые поля, все голубое, чистое, без-человечно прекрасное!

Мелькнула, как сон, моя голубая весна, какой сон! счастье мое, а сны тоже земные, снятся монахи в полуночи, идут вокруг ограбленного, засранного монастыря вместо свечей в руках с лучинками, и одеты монахи в подрясниках из ковров, и кто-то шепчет: «Вот до чего дожили, монахи ковры перешивают».

20 Февраля. — 12 Р. Солнце. Блик снегов. Зайцы возле Громова. Яблони были в саду высокие, как корабельные сосны, смертно-радостная тоска свидания с садом детства. В «молодом» саду траву косили, я пошел по яблоням, на скошенном увидел только одно и зеленое. В шалаше лежал мужик с большой русой бородой, и был он весь сам, ему не было никакого дела ни до моей тоски, ни до чего моего, он даже и не посмотрел на меня, копаясь с чем-то в шалаше. С тоской и радостью вгляделся в зелень густо темную и вдруг: «Да ведь это мой!» — мелькнуло, ведь это вся радость!

Мне снились и мысли, что смерть хороша, если бы не было смерти, то как бы это было смотреть бессмертно на бессмертную гадину.

Еще снились мысли: о великом деле истории, личные побуждения к которому у громадного большинства людей необычайно гаденькие и ничего с исторической идеей не имеющие общего. (Сюда можно подвести почти все войны и революции.) Социализм привлекает просвещенных людей, вероятно, идеалом общего дела, превращаемым в личное (между тем тот же социализм привлекает массу обратным: 1) мое в общее, 2) общее в мое).

21 Февраля. Начались вечерние зори.

Личные побуждения к ученью тоже разве согласованы с планами учащих: это родители отдают в ученье детей, потому что неученому жить нельзя. О чем же взыскует мир масс? кажется, о вожде, и мы, мечтающие о творчестве масс, хотим просто полноты жизни, может быть, хотим сами быть вождями.

22 Февраля. — 6 и быстро теплеет. Пасмурно. Мы ходили пробовать новое ружье по живой мишени. Был подстрелен заяц, которого мы преследовали целый день и вечером настигли.

23 Февраля. — 3 Р и все теплеет. Весна приближается. В полдни зима выгорает. Начались «закаты». С удовлетворением оглядываешься вечером на запад, и там, как жар-птица за лапами, — солнце.

24 Февраля. Пасмурно, как ранней весной, с утра — 3. Как трудно подыскать себе 3–4-х товарищей с семьями для обработки земли, между тем хотят, чтобы все мы стали коммуной. Вспоминается христианская коммуна о. Ник. Опоцкого в Велебицах, в которой часть проворовалась, а другая пошла на них с топорами.

25 Февраля. — 2–3 Р с туманцем, по-весеннему. Лазили с Левой весь день по снегам с ружьями.

26 Февраля. — 2–3 Р и как вчера.

Снилось мне, будто извозчик-товарищ везет меня, не как прежние извозчики, по воле седока, а куда ему вздумается, на руках у меня охотничья подсадная гусыня. Привозит он меня в дом, и я догадываюсь по какому-то особенному огню, что дом нехороший. На дворе хозяйка поймала мою гусыню и отсекла голову, и еще кто-то цыпленка привез — цыпленку отсекла, так, видно, полагается в этом доме, в таких домах жаловаться некому и порядки свои. Но я отбил тело своей гусыни и, завернув его в пакет, вошел в дом. В одной комнате были только мужчины, курят, пьют, ведут цинические разговоры, напр., один говорит: «Я пойду сейчас к невесте № 18-й». На одну минуту и я пошел туда и посмотрел в щелку через пустой сучок невесту № 18. Она имела вид этих женщин, была в готовности, а глаза задумчивые, хорошие. Вернувшись назад, я дал понять публике, что я писатель и все это мне годится как материал. Вошли две сестры мои неземные Дуничка и Маша: «А, ты здесь!» Мы вышли на улицу, и нас провожала бандерша, которая подала мне руку, и я сказал ей: «Я сейчас видел невесту № 18, какая трагедия!» Тут бандерша закатилась смехом над «трагедией», а Дуничка ей говорила серьезно: «Видите, как понимать, Миша понимает все поэтически».

27 Февраля. — 6 с утра. Туман. Иней небольшой. Вчера мы в поисках зайца обошли почти всю опушку Хохлов — верст 15. Ю-В-ная опушка леса была в огромных суметах, покрытых заячьими тропами, как дорогами, попадались в снегу глубокие заячьи норы, а зайца не подняли ни одного; вероятно, это вышло потому, что мы держались леса, чтобы не проваливаться в снегу, а зайцев снег поднимает, и они ложились ближе к полям. Из всего животного мира видели только ворона, который тяжело влачил по воздуху в клюве что-то большое — не материал ли для устройства гнезда? Крестьяне веруют, что весна будет ранняя, не начинает ли ворон уже готовиться? Дятел неизменно тукал в лесу. Флейта поймала небольшого ежа (что это значит? разве ежи не спят зиму под снегом?). На дороге Флейта еще залаяла на крота. Ив. Алекс. рассказывал, что прошлой весной, когда у лисиц бывает течка и они сильно дурнеют, его небольшая собачка сцепилась с лисицей-кобелем, так что он успел в нее выстрелить и убил.

Крестьянская душа — это детская душа, им нужно хлеба и забавы, причем они все это, и хлеб и забаву, сами производят. Это детское у них я всегда любил и теперь люблю. Что же случилось? дети без старших передрались, и как это может до конца расстроить меня? пора бросить ссылаться на эту войну и начинать дело мира. И жить-то осталось какие-нибудь 5–10 лет.