Ярким памятником раннего железного века в Южном Зауралье является Бобровский могильник в окрестностях современного села Бобровка, что в Троицком районе. Археолог Галина Ивановна Матвеева изучила здесь два кургана VII—VI вв. до н.э. Предметы из Бобровского могильника можно увидеть и сейчас в экспозиции краеведческого музея г. Троицка. Это кинжал, бронзовое зеркало, бронзовое кнутовище нагайки со скульптурным изображением головы кабана на окончании, металлические наконечники стрел, бронзовые украшения пояса воина.
Замечательные находки этого времени были сделаны археологом Сергеем Геннадьевичем Боталовым в Варненских курганах, на окраине современной Варны. Среди находок — замечательный костяной гребень с изображениями в «зверином стиле», каменный жертвенник, женские украшения — накосники. Ученые соотносят эти находки с кочевниками казахстанских степей.
Археолог Владимир Савельевич Стоколос исследовал курган VII—VI вв. до н.э. у мавзолея «Кесене», что в окрестностях поселка Варна. Одна из уникальных находок — деталь узды коны — роговой нащечник-псалий с изображениями животных (рис. 1). Ныне он украшает экспозицию Челябинского областного краеведческого музея.
Один из курганов, принадлежавших уже сарматской знати, — Большой Климовский курган, был раскопан археологом Александром Дмитриевичем Таировым у села Климовка, что в Чесменском районе Челябинской области. Он был огромен, этот курган, диаметром 50 м, высотой до 4 м. Его изучение растянулось на несколько лет! Археологи установили, что под земляной насыпью таилось сгоревшее деревянное сооружение из бревен особым образом скрепленных друг с другом. Оно служило семье знатных кочевников в качестве склепа, куда можно было попасть с поверхности по специальному коридору. Несмотря на то, что склеп был еще в древности ограблен и сожжен, помимо погребальной архитектуры, археологи нашли при раскопках удивительные вещи: бронзовые и железные пластины, крепившиеся на лоб коня, обломок бронзового котла, ковш, бронзовые наконечники стрел, керамический сосуд. Александр Дмитриевич Таиров считает, что курган был оставлен племенами кочевых сарматов, у которых были тесные связи со скифами Северного Причерноморья.
Рис. 1. Курган у Башни Тамерлана. Роговой псалий. Ранний железный век
Могильник Прохоровка Сооружение Б — «городище» располагалось к северо-востоку от кургана-кладбища А. Оно представляло собой овальное в плане возвышение, длинной осью вытянутое в широтном направлении, с тотальными размерами 46 X 24 м, высотой до 0,9 м от современного горизонта. Насыпь кургана повсюду находилась в переотложенном состоянии (результат перепланировки, многолетней распашки и строительства тригопункта), но при зачистке погребенной почвы под ней помимо следов поздних перекопов были обнаружены три древних захоронения, из которых два оказались неграбленными.
Погребение 3 было сделано в глубокой подбойной нише. На дне ее был расчищен скелет молодой женщины в сопровождении богатого набора погребального инвентаря. Погребенная лежала на спине в «атакующей позе» (правая нога вытянута, а левая нога согнута в колене), головой на юг. В изголовье погребенной были найдены четыре оковки (накладки на венчик) деревянной чаши, которые представляли собой согнутые золотые пластинки, орнаментированные прорезным узором (рис. 2). Ближайшее сходство они обнаруживают с оковками из Переволочанских курганов (IV в. до н. э.) и Бердянки (III в. до н. э.). Неподалеку кучкой лежали золотые полусферические нашивки (более 500 шт.), аналогичные тем, что были найдены в детском захоронении 1 сооружения Б Прохоровки и в Бердянке. По-видимому, они находились внутри чаши. Под черепом была обнаружена золотая серьга, состоящая из спиралевидной верхней части, к которой крепилась лунница со свисающими цепочками, на концах которых располагались каплевидные подвески. Аналогичные подвески известны в Бишунгаровском и Старокиишкинском могильниках Южного Приуралья.
Рис. 2.Могильник Прохоровка 1. Курган Б, погребение3. Золотые накладки на деревянную чашу (прорисовка)
Погребения, в которых были найдены аналогичные серьги, датируются, скорее всего, III в. до н. э., но, возможно, и концом IV в. до н. э.
В районе шейных позвонков женщины из погребения 3 лежала подвеска, выполненная из крупного шлифованного мохового агата, помещенного в оправу из золотой фольги, украшенной орнаментом в виде ложнозерненых треугольников. У правого плеча женщины находилось большое дисковидное бронзовое зеркало с длинной ручкой-штырьком, на которую была насажена деревянная цилиндрическая рукоять. Зеркала с ручкой-штырьком и, как правило, с валиком по краю диска широко представлены в раннесарматских памятниках III—I вв. до н. э. От подобных зеркал найденное отличается отсутствием валика по краю диска и большими размерами. На зеркале сохранились остатки футляра, сделанного из шкуры.
У правого бедра было найдено свыше 110 железных трехлопастных черешковых наконечников стрел и один трехлопастной бронзовый с выступающей втулкой. Такой колчанный набор, по сложившимся в науке представлениям, характерен для памятников ІІІ-ІІ вв. до н. э.
Вместе со стрелами был найден железный колчанный крюк, обтянутый золотой фольгой. Крюк представляет собой барельефное зооморфное изображение.
У правой голени находились два сосуда — серебряная чаша и туалетный каменный цилиндрический сосуд-алабастр, выполненный из мраморного оникса. Чаша имеет полусферическое тулово с широким отогнутым горлом и отогнутым венчиком. Верхняя вогнутая часть украшена гравированным позолоченным фризом растительного орнамента в виде вьющейся виноградной лозы, листьев плюща и гроздей винограда. По плечикам чаша опоясана гравированной позолоченной трехрядной плетенкой с парными точками в завитках. Пояс плетенки, в свою очередь, обрамлен полосами жемчужника. На сферическом в целом, слегка уплощенном дне — медальон из трех концентрических окружностей. Орнамент позолочен. По форме и стилистике орнаментальных композиций чаша находит близкие аналогии на территории от Южной Италии и Балкан до Египта и этими аналогиями датируется второй половиной IV в. до н. э. В захоронение она, естественно, могла попасть и в более позднее время.
В ногах погребенной стоял большой круговой сероглиняный кувшин с ручкой, выпуклым уплощенным дном и кольцевидным поддоном, имеющий аналоги в среднемеотской культуре Предкавказья (Рис. 2.) Могильник ГІрохоровка 1, курган Б, погребение 3. Золотые накладки на деревянную чашу (прорисовка) (III в. до н. э.). На запястьях и шее погребенной находились сердоликовые, янтарные, меловые и из стекловидной пасты бусы, которые могут быть датированы не позднее III в. до н. э. В северной части подбойной ниши была вырублена материковая ступенька, на поверхности которой находилось блюдо, выточенное из рога лося. На блюде были расчищены кости ног барана. У входа в подбойную нишу, в головах лежало преднамеренно сломанное в ходе погребального ритуала железное копье. Коническая разомкнутая втулка и листовидное перо находились на расстоянии 25 см друг от друга.
Комплексом находок захоронение может быть датировано в пределах конца IV—III вв. до н. э.
Во всех остальных курганах помимо центральных захоронений, ограбленных в 1911 году и доследованных С. И. Руденко, были обнаружены не найденные ни грабителями, ни археологом впускные захоронения, которые дали закрытые археологические комплексы предметов сопровождающего инвентаря, включающие местную и привозную (гончарную) керамику, разнообразные предметы вооружения и украшения.
По мнению ряда ученых, все курганы могильника датируются в пределах IV—II вв. до н. э.. Можно считать, таким образом, что памятник в целом относится к ранней стадии развития сарматской культуры Южного Приуралья (по М. И. Ростовцеву, Б. Н. Гракову и К. Ф. Смирнову), а в абсолютных датах — к IV - первой половине II вв. до н. э. Многие погребения при этом можно отнести и к III в. до н. э.
Для понимания особенностей процесса формирования раннесарматской культуры особое значение имеют материалы, полученные при раскопках Филипповского 1 могильника, расположенного на территории Илекского района Оренбургской области, на водоразделе рек Урал и Илек. Раскопки этого могильника в середине - конце 80-х годов прошлого века проводились под руководством A. X. Пшеничнюка (Уфа). Могильник приобрел мировую известность благодаря уникальной коллекции драгоценных предметов, полученных в основном из раскопок «царского» кургана 1 (одного из двух наиболее крупных курганов некрополя).
После 2000 года раскопки могильника прекратились, и он стал подвергаться постоянному ограблению. Археологическое изучение памятника удалось возобновить лишь в 2004 году. С тех пор на памятнике было исследовано еще семь курганов, которые дали новые материалы по погребальному обряду и обогатили науку уникальными находками.
В 2004 году под насыпью кургана 11 (3,5 м высотой и около 60 м диаметром) были расчищены захоронения, которые находились в широкой прямоугольной яме с дромосом, ориентированным на юг. В центре ямы располагался подквадратный в плане очаг-жертвенник со следами неоднократного использования (возжигания огня). Могильная яма была перекрыта конструкцией, которая состояла из одного ряда бревен, уложенных в радиальном направлении. Дромос также был перекрыт настилом из бревен. Следы огня на поверхности погребенной почвы и в насыпи отсутствовали. Курган подвергался неоднократным ограблениям, в том числе с применением экскаватора. Тем не менее вдоль северного и восточного бортов могильной ямы удалось расчистить остатки четырех захоронений, которые сопровождались разнообразным инвентарем, включающим наборы конской упряжи, бронзовые наконечники стрел, бронзовое зеркало, железный меч, железный шлем с нащечниками, круговые сосуды кавказского и среднеазиатского производства и другие находки. На краю ямы остались нетронутыми грабителями бронзовая жаровня, бронзовое зеркало, туалетный сосудик. В поле кургана, у основания насыпи был прикопан сломанный в древности бронзовый котел. В грабительских отвалах были найдены осколки стеклянного сосудика. Находками курган датируется Ѵ-ІѴ вв. до н. э.
Насыпь кургана 13 достигала в высоту 3,5 м при диаметре около 60 м. Вдоль южной полы насыпи, на уровне древней поверхности и подножия насыпи были расчищены многочисленные кости лошадей, образующие отдельные скопления. Некоторые кости находились в анатомических сочленениях. Под насыпью оказалась округлая в плане могильная яма с дромосом, выходящим в юго-восточном направлении. Она была перекрыта настилом из бревен, местами лежащих в три слоя. Деревянная конструкция была в древности сожжена, отчего нижние слои насыпи носили мощные следы прокала, внутри которого обнаруживались глыбы шлака. В центре могильной ямы помещался очаг-жертвенник, аналогичный исследованному в кургане 11. Могильная яма была неоднократно ограблена, но под северной ее стенкой были * Приношу глубокую благодарность Д. В. Мещерякову за деятельное участие в подготовке и проведении работ экспедиции 2004-2006 годов. найдены железный меч и бронзовый наконечник стрелы, золотая бусина. В яму вели два подземных хода, которые начинались из-за пределов насыпи. Один из ходов длиной около 15 м и глубиной около 2,5 м вел в привходовую часть дромоса (коридорообразного входа в погребальную камеру). Никаких находок в нем не было.
Другой ход длиной около 18 м и глубиной около 3 м шел с запада и попадал в центральную часть западного борта могильной ямы. В начале хода, на материковой ступеньке была расчищена шкура барана, а под ней и частично на полу хода лежали скопления костей лошади, некоторые — в анатомическом сочленении. В центральной части хода, на полу лежал комплекс предметов — железный меч, железный стилет и бронзовый наконечник стрелы. У входа в могильную яму, на полу подземного хода располагался череп человека в сочленении с нижней челюстью и двумя первыми шейными позвонками. Это была голова человека, установленная на основание, лицевой частью на север. Не исключено, что человеческая голова в подземном ходе связана с какими-то жертвенными действиями, проводимыми в процессе погребального ритуала (при раскопках кургана 28 могильника на полу подобного подземного хода было обнаружено захоронение молодого воина; подробнее об этом см. ниже). Комплексом находок курган 13 датируется V-1V вв. до н. э.
Курган 26 был разграблен в 2001 году с использованием экскаватора. Под насыпью удалось проследить округлую в плане могильную яму глубиной до 3 м с дромосом, выходящим строго на юг. Под западной стенкой ямы был обнаружен набор сопровождающего инвентаря, который состоял из обтесанных кусков мела, бронзового зеркала, железного ножа, бусины. В северо-восточном углу был расчищен колчан, насчитывающий более двух сотен разнотипных бронзовых наконечников стрел. Находками основное захоронение кургана датируется в пределах IV в. до н. э.
Под насыпью кургана было обнаружено также впускное захоронение женщины, не попавшее под ковш экскаватора. В составе сопровождающего инвентаря — бронзовые пряжки, ожерелье из сердцевидных бронзовых подвесок и стеклянных пронизок, бронзовые с позолотой арочные накосники с лапчатыми подвесками. Захоронение датируется ранним средневековьем и, судя по особенностям инвентаря, было оставлено представителями угорского населения. Это первый комплекс такого рода, исследованный на территории Оренбургской области.
В 2005 году были полностью раскопаны еще три кургана (15, 16 и 28) могильника. Высота насыпей этих курганов составила от 1,5 до 3,5 м при диаметре от 50 до 60 м. Все три кургана, несмотря на древние и современные ограбления, дали новые интереснейшие сведения об особенностях погребального обряда и блестящую коллекцию археологических находок, включающую разнообразные предметы вооружения, детали конской упряжи, украшения (в том числе из драгоценных металлов), предметы культа и домашнего обихода.
Так, в погребальной камере кургана 28, который подвергся ограблению с применением экскаватора, были найдены пять полностью сохранившихся захоронений вместе с сопровождающим инвентарем. В подземном ходе, который вел в погребальную камеру от подножия насыпи (такие ходы ранее считались грабительскими), был обнаружен довольно хорошо сохранившийся железный чешуйчатый панцирь (у входа в погребальную камеру) и регулярное захоронение молодого воина (в центральной части хода) с кинжалом и наконечниками стрел, которые синхронизируют это погребение с основными. В кургане 15 было исследовано коллективное захоронение (10 скелетов). Погребенные были уложены на поверхность древнего горизонта вокруг глинобитного очага-жертвенника. Здесь, в частности, была найдена золотая подвеска с перегородчатой эмалью и силуэтным изображением человека с характерным головным убором-тиарой, известным по изображениям персидского царя на рельефах Персепольского дворца. По аналогии с печатями из дворца Персеполя она датируется временем правления Ксеркса — серединой - второй половиной V в. до н. э.
В кургане 16 центральная могильная яма была почти полностью разграблена, но в стенке камеры была найдена специальная ниша, в которой обнаружен полный мужской скелет и кости лошади, лежащие в анатомическом порядке. Судя по расположению костей человеческого скелета, погребенный находился в нише в вертикальном положении и был установлен поверх задней части лошадиной туши. В центральной погребальной камере обнаружена археологически целая круговая фляга хорезмийского производства.
Рис. 3. Могильник Филинповка 1, курган 15, погребение 4. Набор для татуировки. 1 - игла в мешочке; 2 - игла; 3 - ложечка; 4 - палитра; 5 - зеркало. 1 - кость, кожа; 2, 3 - кость; 4 - песчаник; 5 - бронза
Рис. 4. Могильник Филипповка 1, курган 15, погребение 3. Инвентарь. 1 - накладка на сосуд; 2 - крюк колчанный. Серебро, золото
Курганы 15 и 16 помимо основных (коллективных) захоронений дали пять впускных (индивидуальных), не подвергавшихся ограблениям. Среди них — захоронение женщины с новорожденным младенцем или плодом, сопровождавшееся украшениями, орудиями для выделки кожи и предметами конской упряжи (уздечка). Здесь же находилась богато украшенная металлическими деталями деревянная чаша. Другие впускные могилы содержали захоронение женщины с многочисленными украшениями из драгоценных металлов и захоронение женщины с набором предметов для нанесения татуировок (костяная игла в кожаном мешочке, каменная палитра для смешивания красок, костяная ложечка для размешивания красок и др.; рис. 3). В мужском погребении был найден, в частности, литой серебряный с золотом крюк в виде синкретичного образа пантеры и грифона, серебряная с золотом накладка на деревянную чашу с гравированным изображением рыбы (рис. 4), железный кинжал и бронзовые наконечники стрел. Еще одно женское впускное захоронение сопровождалось золотыми серьгами и перстнем, богатым набором разнообразных бус и каменным блюдом. Находками все впускные захоронения синхронизируются с основными и датируются второй половиной Ѵ-ІѴ вв. до н. э.
В 2006 году Приуральская экспедиция И А РАН провела раскопки второго по счету «царского» кургана (№ 4) могильника Филипповка 1. Этот курган, наравне со ставшим уже знаменитым (благодаря находке в нем серии золотых оленей) курганом 1, находился в центре могильника. Высота насыпи кургана превышала 7 м, а диаметр ее достигал 120 м. Под насыпью было исследовано мощное деревянное перекрытие погребальной камеры, обнаружен жертвенный комплекс раннесарматской эпохи (уздечки, помещенные в шкуру крупного хищника) и пять захоронений. Четыре из них датируются раннесарматским временем (вторая половина Ѵ-ІѴ вв. до н. э.). Все три впускных захоронения не были потревожены грабителями. В двух из них были погребены воины. С ними были найдены железный доспех, гориты и портупеи, украшенные золотыми деталями, железные мечи и наконечники копий, серебряные с золотом портупейные крюки и колчаны с бронзовыми наконечниками стрел, железный боевой топор. На груди находились золотые литые гривны, концы которых были украшены в зверином стиле. В третьем впускном парном захоронении (молодые мужчина и женщина) помимо предметов вооружения, золотых гривен и браслетов был найден уникальный литой серебряный сосуд и золотые нашивки на плащ или покрывало в виде фигур хищников семейства кошачьих. В центральной могильной яме с дромосом захоронения производили в специальных деревянных гробовинах, углы которых скрепляли бронзовыми скобами. Из находок в этом погребении особо отметим деревянный сосуд, обложенный серебряными и золотыми листами в виде сдвоенных чаш и с ручками, оформленными в виде голов баранов.
Серебряный сосуд из погребения 4 имеет аналогии во фракийских древностях с территории Болгарии и на рельефе царя Дария в Персеполе и датируется, таким образом, в пределах V в. до н. э. Золотые омегавидной формы браслеты из погребения 4 имеют хорошие аналогии в составе Амударьинского клада, где такие браслеты датированы в пределах второй половины V - первой половины IV вв. до н. э. Серебряный колчанный крюк из погребения 3 кургана 4 аналогичен предмету из впускного погребения в кургане 15 Филипповского могильника и, таким образом, еще раз синхронизирует оба кургана в пределах той же даты (с учетом датировки ахеменидской эмали).
В одном из захоронений (погребение 3) положение in situ наконечника копья и его серебряного втока позволяет точно реконструировать длину копья сарматского воина — около 320 см. Новой находкой пополнена серия предметов тяжелого защитного вооружения (чешуйчатый доспех на кожаной основе). Итак, в результате раскопок получены исключительно надежные данные об облике раннесарматского тяжеловооруженного воина: на голове кованый железный шлем с наносником и нащечниками, торс защищен чешуйчатым доспехом на кожаной основе, кожаная портупея с золотой пряжкой (обоймой) для перекрещивания ремней, длинное копье с массивным железным наконечником и металлическим втоком, короткий железный меч-акинак на правом бедре, железный боевой топор, лук и колчан со стрелами (иногда более 200 шт.) на левом бедре (горит украшен золотым умбоном-утяжелителем; рис. 5). Очень важно, что «рядовые» находки из кургана 4 (наконечники стрел и копий, мечи и кинжалы, бусы и серьги) находят прямые аналогии в других, менее богатых курганах могильника. Кроме того, планировка захоронений и подношений в кургане 4 вокруг очага-жертвенника точно соответствует картине, выявленной нами ранее в погребении на поверхности древнего горизонта кургана 15 того же могильника (ср. рассуждения о хронологии этих курганов).
Наиболее древние археологические комплексы ранних кочевников Южного Приуралья, за очень редким исключением (Гумаровский могильник), не могут быть датированы временем более ранним, чем вторая половина VI в. до н. э. Все специалисты согласны с тем, что между местными памятниками эпохи бронзы и раннекочевническими курганами эпохи раннего железа имеется значительная хронологическая лакуна, а появление ранних кочевников в регионе следует рассматривать, следовательно, как результат миграции. Острые споры вызывает вопрос о прародине мигрантов. Наиболее распространенными являются две гипотезы: приаральская и зауральская.
Рис. 5. Документальные воинские аксессуары и реконструкция воинского снаряжения из могильника Филипповка / - металлические детали копья; 2 - железный шлем; 3 - портупейная пряжка; 4 - золотой умбон торита; 5 бронзовые наконечники стрел; 6 - железный клевец; 7 - масштабная реконструкция копья; Н серебряный колчанный крюк; 9 - железный меч (рис. И. В. Рукавишниковой)
В едином погребальном комплексе здесь, с одной стороны, встречаются предметы, типологически уводящие нас в савроматскую эпоху — V в. до н. э. (например, вещи, выполненные в традициях скифо-сибирского звериного стиля) (рис. 6), и находки, имеющие аналогии в памятниках ахеменидского круга — не позднее второй половины V в. до н. э, а с другой — предметы вооружения и детали конской упряжи, которые вполне характерны для захоронений раннесарматского (прохоровского) типа. Филипповский могильник является, очевидно, одним из наиболее древних памятников раннесарматского типа вообще. По нашим данным, «верхняя» дата Филипповского могильника смыкается с «нижней» датой Прохоровского. С этой точки зрения могильники прохоровского типа (раннесарматские) следует рассматривать как прямое продолжение Филипповки. Данные палеоантропологии также свидетельствуют в пользу предположения о генетической связи между двумя относительно разновременными группами популяций приуральского населения.
Рис.6. Филипповский могильник. Золотые украшения в скифо-сибирском «зверином» стиле. Ранний железный век
Вместе с тем погребальный обряд Филипповского могильника в высшей степени специфичен. Ни в одном другом раннесарматском памятнике региона не встречается в таком удельном весе обряд, связанный с сооружением больших дромосных погребальных камер, перекрытых накатами из бревен. В классических Прохоровских могильниках отсутствует обычай строительства в могилах очагов-жертвенников, столь характерных для Филипповки, нет коллективных одновременных захоронений с неустойчивой ориентировкой погребенных и вообще исчезает идея сооружения «домов мертвых». В связи с этим можно вспомнить и о том, что в Покровских могильниках, которые в 1990-е годы были исследованы в левобережье Илека, почти все захоронения савроматской эпохи (конец ѴІ-Ѵ вв. до н. э.) были безжалостно разрушены впускными.
Резкие изменения в погребальном обряде, которые фиксируются при сравнении курганов Филипповского могильника, с одной стороны, Покровских и Прохоровского — с другой (в первом случае — абсолютное преобладание дромосных коллективных могил, а во втором — подбойных), объясняются, скорее всего, не этническими, а стадиально-социальными изменениями в сарматском обществе. Говоря о роли зауральских скотоводов в формировании раннесарматской культуры Южного Приуралья, М. Г. Мошкова отмечала, в частности, что дромосные коллективные захоронения по своей конструкции напоминают жилища полуоседлых зауральских скотоводов. Вслед за К. Ф. Смирновым она полагала, что, во всяком случае, некоторые группы приуральских скотоводов савроматской эпохи могли вести и полуко- чевой образ жизни. Филипповские погребальные камеры с их привходовыми столбовыми конструкциями и моделями очагов в центральной части наиболее ярко отражают идею «дома мертвых». Стадиально они соответствуют той ранней эпохе освоения скотоводами сарматского типа приуральских степей, когда воспоминания о прежнем полуоседлом образе жизни у мигрантов были еще живы. Аналогичные конструкции, зафиксированные на территории левобережного Хорезма, с нашей точки зрения, свидетельствуют о полуоседлом или даже пастушеском образе жизни скотоводов Ѵ-ІѴ вв. до н. э., оказавшихся на территории Хорезмийского государства и попавших под его власть.
Современные материалы, похоже, действительно свидетельствуют в пользу гипотезы о непрерывном развитии культуры ранних кочевников Южного Приуралья, по крайней мере с V в. до н. э., и о формировании прохоровской культуры (в ее древнепрохоровском варианте) на местной, приуральской культурногенетической основе, что не отрицает, однако, возможности включения в ее состав разнообразных инородных элементов. Если это так, нет больше необходимости искать прародителей кочевников прохоровской эпохи в неких савроматах, будь то савроматы Геродота или еще более мифические археологические «савроматы» (о них см. подробно у М. А. Очир-Горяевой). Эти археологические «савроматы» Приуралья не умещаются на этногеографической карте Геродота. Постепенно становится все более очевидным, что им нет места и в хронологической колонке археологических памятников ранних кочевников Южного Приуралья. Что же касается сходства в проявлениях «звериного» стиля и в других признаках материальной и духовной культуры широкого ареала гетерогенных кочевых объединений степной Евразии, то такие проявления легко объясняются культурными заимствованиями и диффузиями в пределах общих культурно-хронологических горизонтов, подобно тому, как это происходило в предшествующую скифо-сакскую эпоху, породившую в археологической историографии не очень удачно обозначенную конструкцию, получившую название «скифо-сибирский мир».