ГЛАВА II ФИЗИЧЕСКАЯ И ПСИХИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА

Может быть, я че­ресчур длинно объяснял сложность биологических яв­лений и изрядно надоел читателю, но что сделаешь, если природа так все усложнила? Математики и физи­ки все пытаются найти простые общие законы для объяс­нения жизни, но из этого пока ничего не получается. Конечно, при изучении природы всегда остается ощуще­ние, что где-то за сложностью скрывается простое и достаточно его понять, как все станет легче. Но это об­манчивое чувство.

После вводных сведений о системах и моделях пора обратиться к человеку.

Главный вопрос: сколько в человеке животного? Еще религия внушала людям, что человек нечто высшее и отличное от других живых существ. Бог его создал по образу и подобию своему, особый день для этого выде­лил, не как для всех прочих тварей. Эта идея потом про­никла в науку и осталась в ней по сию пору. Теперь это выдается как «социальная сущность человека», которая противопоставляется биологической природе, единствен­но присущей всем другим организмам. Даже медики поддаются этой идее.

Думаю, это недоразумение. При самом тщательном

рассмотрении невозможно найти в физиологии и био­химии человека таких отличий, которые превышали бы различия, существующие между биологическими вида­ми. Все его тело функционирует так же, как у всех высших млекопитающих. И даже законы мышления об­щие. Просто над «животной» корой надстроен еще «этаж» с большой памятью, обеспечивающий более сложное поведение. Конечно, он оказывает влияние на «тело», но меняет его физиологию и биохимию только количественно, а не качественно.

Впрочем, не будем преуменьшать: поведение являет­ся таким же источником патологии, как гены и среда. Получается запутанная картина с обратными связями:

поведение определяется средой и «телом», но само по­ведение сильно влияет на состояние тела, а следова­тельно, снова на поведение.

В доисторический период развития человека все бы­ло сбалансировано: влияния среды соответствовали ге­нам, вместе они вырабатывали поведение — поступки, которые давали нормальное физиологическое напряже­ние и тренировки, они, в свою очередь, корректировали поведение. Популяция людей жила по общим законам:

сильные процветали и размножались, слабые бедствова­ли и отмирали. Биологический вид тем не менее не очень быстро совершенствовался, потому что в новых поколениях слабых появлялось больше, чем сильных, и процессы вырождения вида балансировались с его со­вершенствованием. В неблагоприятные годы популяция очищалась от слабых в большей степени, чем в хо­рошие годы, и это давало толчок виду в сторону совер­шенствования и приспособления именно к новым изме­нившимся условиям. Человек шел вровень со всей эволюцией мира. Среда и гены соответствовали друг другу.

Неясно, как произошел «вывих» в эволюции: как у человека появились новые отделы мозга, обеспечившие долгую память и изменившие условия его стадного су­ществования? Думаю, однако, что быстрая эволюция человека связана именно с изменением его социальной жизни, а не биологической среды. Интеллект стал глав­ным признаком, определявшим отбор. Именно через не­го реализовались и развивались из инстинктов древние стимулы — лидерство, агрессивность и сексуальность. Полем для эволюции стала внутривидовая борьба: че-

ловек оттачивал свой ум в борьбе с другим человеком, а не с глупыми зверями.

И вот тут нарушился баланс между генами и средой. У всех высших животных среду следует делить на три компонента: физическая — это климатические условия, биологическая — это другие виды, это пища и враги, которые тоже связаны с погодой, «социальная» — луч­ше в кавычках, это внутривидовая борьба, условия стад­ного существования. Когда доисторическое стадо из пре-людей превратилось в первобытное сообщество, значе­ние межчеловеческих отношений сильно возросло. Очень скоро к этому добавилась «техносфера», элементарные орудия труда, и войны, изменившие отношение с пого­дой, с врагами и пищей. Именно это скоро стало глав­ным источником изменений человека.

Чем в конце концов определяется функция клеток, органов, организма? Генами и тренировкой. Можно при­знать, что у подавляющего большинства людей гены в порядке, крупные врожденные генетические дефекты биохимии сравнительно редки. Несколько чаще встре­чаются врожденные «слабости», то есть типы людей, у которых характеристики некоторых клеток лежат ниже средних и для поддержания их нормальной функции требуется более благоприятная среда, чем для всех других.

Следовательно, на первый план выходит тренировка:

изменение характеристики клетки, связанное с наработ­кой дополнительного белка-фермента в результате энер­гичной деятельности или, наоборот, рассасывание его от бездействия. Деятельность, в свою очередь, вызвана внешними по отношению к организму воздействиями. Наиболее значительные изменения характеристик про­исходят при тренировке, в период роста и формирова­ния органов, преходящие — при изменении функции в зрелом возрасте.

Уровень тренированности определяет границы внеш­них воздействий и собственного напряжения, за кото­рыми кончается норма и начинается патология. На­следственность остается: для сильного типа нужны меньшие раздражители, чтобы натренироваться, для слабого — большие. Соответственно, при одинаковых раздражителях слабый менее натренирован и легче заболевает, чем сильный. Поскольку мы любим гово­рить о единствах, пожалуйста: уровень тренированно-

сти, дееспособность, здоровье определяются единством среды и генов.

Одно замечание: в организме взрослого «присут­ствует» вся его история, как он тренировался в пери­од роста. Не все дефекты детства можно исправить по­том. Особенно это относится к тем частям организма, которые не только растут, но и формируются после рождения. В первую очередь это кора мозга, но, воз­можно, и некоторые подкорковые центры чувств, осо­бенно новых, производных поздних периодов эволюции, стадного существования человека. Даже формирование тела зависит от среды. Например, при недостаточной калорийности пищи в детстве животные да и человек вырастают низкорослыми, хотя и вполне здоровыми, если было достаточно белков и витаминов.

«Биологическое здоровье человека», если позволено так выразиться, зиждется на физических усилиях, со­противлении холоду и жаре, голоду и микробам. Ме­ханизмы их заложены задолго до возникновения выс­ших психических функций. Социальная и техническая среда цивилизации нарушила взаимодействие этих те­лесных функций с естественной природой. Возникли условия детренированности одних структур и непра­вильной перетренировки других, главным образом «ре­гуляторов».

Сравнение человека с животными показывает мас­су общего и мало различий.

Начнем с органов движения: скелет, мышцы. Сра­зу бросается в глаза разница. Человек — прямоходя-щий, двуногий. От этого будто бы возникает много следствий: и видит он дальше, и положение органов иное... Все это несущественно. Даже само вертикаль­ное положение, возможно, культурального происхожде­ния, то есть человек ходит на двух ногах потому, что так уже давно «принято в обществе». Нет, я не бе­русь это утверждать, но подозрительно, что две девоч­ки, выросшие в обществе животных, ходили на четве­реньках. Что касается преимуществ такого положения, так оно едва ли имеет принципиальную ценность. Обезьяны тоже часто ходят на задних ногах, а жира­фы куда выше человека...

Физиология и биохимия движений человека и жи­вотных одинаковы. Они не менее совершенны. Доста­точно посмотреть на акробатов и гимнастов. Если наш

цивилизованный гражданин не такой ловкий, то толь­ко из-за отсутствия тренировки.

Другое отличие, что бросается в глаза, — это го­лая кожа. Да, человек потерял волосы на большей час­ти поверхности тела. Видимо, это произошло давно. Наверное, менее волосатые были «в моде» и по это­му признаку шел отбор, когда уже появились шкуры для согревания. Непринципиальное отличие, тем более что встречаются очень волосатые экземпляры. Термо­регуляция у человека вполне совершенна: это доказы­вают «моржи» и некоторые увлеченные, что всю зи­му ходят полураздетыми.

Сердечно-сосудистая и дыхательная системы чело­века практически такие же, как и у животных. При должной тренированности они вполне способны обес­печить очень интенсивную физическую нагрузку, по мощности сравнимую с той, что развивают дикие звери.

Про органы пищеварения можно сказать то же са­мое: человек всеяден, имеет набор пищеварительных ферментов, способных переваривать все, что едят обезьяны и хищники, вместе взятые. Зубы, правда, ослабли, но и они, наверное, были бы вполне доста­точны, если бы жевали грубую пищу с детства. Не столь давно мне попалась заметка в английском по­пулярном еженедельнике о том, что видный ученый стоматолог все неприятности с зубами объясняет недо­статочной функцией жевания. Он говорит, что если бы в детстве удалять половину зубов, остальные бы ни­когда не болели, так как работали бы с должной на­грузкой. Поверить трудно, никто не пробовал, но, исхо­дя из общей концепции о тренировке, предположение логично.

Если спуститься очень глубоко, к истокам эволю­ции, то от тех времен нам досталась система соеди­нительной ткани с ее очень разнообразными функция­ми. Главная из них — защита от чужеродных белков. Они попадают в организм извне с микробами и обра­зуются внутри благодаря изменениям ДНК, в резуль­тате мутаций или от внедрения чужих фрагментов, приносимых вирусами. На все это реагирует иммунная система: она поддерживает чистоту нашего внутренне­го хозяйства путем увязывания, осаждения и разло­жения всех «нестандартных» белковых молекул. Эта

система действует совершенно так же, как и у других животных.

В одном пункте телесной жизни есть все-таки у человека важное отличие: это его половая сфера. Прав­да, и она касается только женского пола, потому что непрерывность сексуальных потребностей у самцов на­блюдают во многих биологических видах. У самок — другое дело, для них половые отношения строго огра­ничены определенными короткими периодами брачного цикла размножения.

Но и в этом нет ли больше культурального, чем истинно биологического? Не чрезмерно ли тренируются эти функции условиями общественной жизни? Половые потребности женщин очень различны в своей интен­сивности, зависят от менструального цикла, гораздо больше связаны с чувствами...

Или возьмем такие относящиеся к размножению институты, как моногамия. В ней нет ничего биологи­ческого, все привнесено социальным развитием, культу­рой. Доказательство прежде всего история: монога­мия — недавнее изобретение. Групповой брак, несо­мненно, существовал, для этого достаточно археологи­ческих и этнографических доказательств.

Человеческий детеныш родится очень слабым и тре­бует неусыпной заботы. Развивается он довольно мед­ленно. Это тоже выдвигается как биологическое от­личие Homo sapiens. Однако и это неосновательно. У шимпанзе детеныш тоже совершенно беспомощен, и мать носит его на себе более года, кормит молоком два-три года, потом он до восьми лет держится при матери. Как видите, не очень большая разница с че­ловеком.

Уникальность человека пытаются доказать также его болезнями. Например, склероз, гипертония, язва желудка. Верно, в диком состоянии, в лесу, звери, мо­жет быть, и не страдают этими недугами, но в экспе­риментальных условиях они воспроизводятся довольно легко. Специфические инфекции? Да, действительно есть, но и в животном царстве разные виды воспри­имчивы к разным микробам. Значит, это только от­личие, но не привилегия.

Итак, тело человека, наши телесные функции — животные, и никакие другие. И человек ничуть не хуже и не слабее, чем его дальние родственники. Возможно,

даже сильнее. Цивилизация еще не успела переделать его генофонд. Так, во всяком случае, утверждают ге­нетики. Будем надеяться, что и не успеет.

И тем не менее человек уникален! Кто осмелится с этим спорить? Неважно, что у него сердце и легкие как у обезьяны, зато голова! Все верно, разум непо­вторим. Он наше счастье и наше горе... Или горе от нашего тела — при разуме? Если природа заложила в нас силы и прочность как у диких зверей, то почему же так много болезней, почему они беспощадно умень­шают счастье нашего бытия?

Вот этот вопрос и требует детального разбора. Психология и здоровье. Что между ними общего? Однако неправильное поведение людей является более частой причиной их болезней, чем внешние воздействия или слабость человеческой природы. Поведение — зна­чит, поступки, психика. В Институте кибернетики Ака­демии наук Украины мы занимаемся моделированием интеллекта и личности на профессиональном уровне. Можно было бы много написать об этом, но не здесь, тема слишком широка. Поэтому и ограничусь самым не­обходимым.

К чему сводятся поступки? К целенаправленным движениям рук, ног, мышц гортани, позволяющим про­износить слова. Движения могут быть простые и корот­кие, а могут представлять собой последовательность длиной в несколько лет. И цели тоже могут быть са­мые различные, и для их достижения всегда есть мно­го вариантов поступков.

Кто выбирает наилучший вариант? Разум. В на­шей памяти хранится огромное количество информа­ции, позволяющей распознавать предметы и события внешнего мира, оценивать их по разным критериям, планировать варианты действий, предполагать их ре­зультаты и вероятность. Чем выше интеллект, тем дли­тельнее и разнообразнее планируемые и выполняемые действия, тем больше шансов для достижения цели с наименьшей затратой сил.

Ах если бы так, умные всегда были бы счастливы!. Они бы все сумели рассчитать: правильно выбрать цель, учесть все обстоятельства и спланировать самые наивыгоднейшие действия. По крайней мере, они были бы здоровыми, потому что, кажется, докажи умному,

как нужно себя вести, чтобы не болеть, он убедится и станет выполнять. А этого не происходит. Почему? Говорят: нет характера.

И в остальном примерно так же: много ли умный закончит из того, что планирует? По той же причи­не: не хватает настойчивости. Или бывает так: на ко­роткое дело характера достаточно, а для постоянного режима — мало. Смотришь, у очень толкового челове­ка уже стенокардия, гипертония, диабет от ожирения. А ведь он знает, что нужно заниматься физкультурой, ограничивать себя в еде и выделять время для сна. Понимает, что может заболеть или уже болеет. И все-таки не может себя заставить. Уж очень хочется вкус­но поесть, очень неприятно напрягаться, а времени для сна всегда не хватает.

Сохранить здоровье — цель. Вкусно поесть — цель, сделать дело — цель. Каждый по себе знает, сколько он мысленно переберет всяких целей, одни выполня­ются до конца, другие оставляются «с порога», дей­ствия, направленные к третьим, бросаются на полдо­роге, потому что подвернулось другое. Значит, конку­ренция целей? Если очень упростить, то да.

Вопрос о целях. Они выбираются чувствами. Чело­век стремится достигать с помощью действий макси­мума приятного или, по крайней мере, минимума не­приятного. То и другое зависит от потребностей: удов­летворил — приятно, не удовлетворил — неприятно. Физиологически чувства представляют собой возбуж­дение неких центров в мозге, отдельных для приятно­го и неприятного компонентов.

Потребностей и соответственно чувств, а значит, и нервных центров много. Одни центры возбуждаются прямыми воздействиями с тела, например голод, жаж­да, боль. Другие, такие, как любознательность или страх, возбуждаются через кору от внешнего мира. Ор­ганы чувств воспринимают картины мира, в коре со­здается образ, он оценивается по некоторым крите­риям, и результаты этой оценки возбуждают центр чувств. Например, бежит навстречу большая собака. Глаза воспринимают, кора оценивает по тем моделям, которые есть в памяти. Выделено качество в собаке «опасность», оно и возбуждает центр страха, отражаю­щий потребность в самосохранении. Чувство направ­ляет последующие действия: как убежать от собаки

или подавить страх и не показать вида, потому что люди смотрят и стыдно.

Целей много, а время и силы ограниченны. Прихо­дится выбирать. Вступает в действие конкуренция це­лей, которая сводится к конкуренции потребностей, на удовлетворение которых направлены сами цели. Что важнее: не умереть от рака легких или пофорсить си­гаретой перед барышней? Нет вопроса, конечно, не умереть. А студенты-медики, даже девушки, курят почти все, хотя знают и о раке и о курении. Почему?

Потому что имеют значение не только величина по­требности и сила отражающего ее чувства, но еще реальность цели. Само это понятие сложное. Степень реальности (ее количественное выражение) опреде­ляется вероятностью достижения цели и временем, нужным для этого. Студент слышал, что раком легких заболевает каждый десятый курильщик к шестидеся­ти годам. Реальность опасности для него явно мала:

во-первых, не каждый заболеет, может, меня минует;

во-вторых, до этого еще сорок лет! Все еще может из­мениться. А удовольствие от сигареты хотя и несрав­нимо с жизнью, но абсолютно реально. И оно оказы­вается сильнее страха смерти.

Есть еще одно свойство мышления: адаптация. Острота любого самого сильного чувства со временем притупляется, особенно если реальность угрозы не оче­видная, а это бывает, когда опасность отдалена во времени хотя бы немного. Человек свыкается с ней. Наверное, это очень хорошо, иначе жизнь любого больного-хроника была бы невыносимой.

Величина чувства зависит от значимости потреб­ности (один любит больше всего командовать, дру­гой — вкусно поесть, а третий получать информацию). От степени ее удовлетворения сейчас и в будущем с учетом реальности и адаптации. Поступки определяют­ся соотношением чувств, существующим в данный мо­мент. Поэтому желание сейчас съесть пирожное ока­зывается «на минуточку» сильнее страха склероза и инфаркта.

Так умный человек, спланировавший свое поведе­ние на основании достоверных сведений, давший себе слово, не удерживается. А другой сказал — и все! «Железно». У него «характер». Если сравнить слабый и сильный психологические типы, то у сильного отно-

сительно высокая значимость будущего, а слабый жи­вет данный минутой. Характер — врожденное свой­ство высшей нервной деятельности. Правда, в некото­рой степени его можно усилить воспитанием и трени­ровкой.

Есть еще важное понятие из психологии — автори­тет. Среди врожденных потребностей человека есть две взаимно противоположные: лидерство и подчинен­ность. Первая" выражается в стремлении навязывать свою волю окружающим. Часто лидерство сочетается с сильным характером, то есть способностью к напря­жениям, хотя далеко не всегда с настойчивостью. Под­чиненность выражается готовностью следовать за ав­торитетом, за более сильным или более умным, для кого что более значимо.

У человека, страдающего физически или душевно, повышается потребность «прислониться» к более силь­ному, как бы ища у него защиты от несчастий. На этом основан авторитет врача. Для человека сла­бого типа не нужно никаких доказательств, он просто «верит» врачу. Для сильного этого мало, его нужно убедить «объективными данными». Оценка объектив­ности зависит от уровня его знаний. Знания в конце концов тоже сводятся к авторитетам, то есть к степе­ни знаменитости авторов ученых книжек, потому что человек лишь малую часть научных сведений может проверить своим опытом. Так возникает проблема со­ревнования авторитетов.

Свойства нервной системы, доставшиеся нам от животных предков, определили душевные конфликты, касающиеся здоровья: человек не может сдержать се­бя в еде, заставить делать физкультуру, даже если он верит в полезность такого режима. Если он сейчас здоров, то будущие болезни представляют для него малореальную угрозу, и хотя жизнь бесценна, но поси-баритствовать сейчас приятнее. Другое дело, когда только что заболел: реальность угрозы сразу резко возросла, и тут не до шуток. Если авторитетный врач скажет, то можно и пострадать: поститься и потеть от гимнастики. Правда, слабого и это не пробирает, он адаптируется к мысли об опасности, скоро бросает всякие режимы и плывет по течению: ест вдоволь и просиживает все вчера перед телевизором.

Однако, кроме чувств, отражающих биологические

потребности, есть еще убеждения, привитые обще­ством. Они выражаются словесными формулами («что такое хорошо и что такое плохо»), имеющими иногда такое большое значение, что могут толкнуть на смерть, то есть сильнее инстинкта самоохранения. Убеждения создаются по принципам условных рефлек­сов и формируются в результате воспитания и, не­множко, собственного творчества. Применительно к здоровью они выражаются в отношении к пище (вкус­но-невкусно) и правилами поведения (как нужно жить: ограничивать себя или расслабляться, лечиться или преодолевать боль). К сожалению, чувственное значение убеждений обычно слабее биологических по­требностей. Наше общество еще далеко не исчерпало возможности воспитания, в том числе и правильных убеждений по здоровью.

Человек счастлив или несчастлив своими чувства­ми: одни выступают своим приятным компонентом, другие — неприятным, в зависимости от степени удов­летворения соответствующей потребности. Ощущение острого счастья кратковременно. Адаптация не позво­ляет «остановить мгновение». Большую часть времени наше самочувствие довольно серое: ни хорошо, ни пло­хо. Для целей моделирования психики мы используем термин Уровень Душевного Комфорта — УДК, по­скольку в моделях нужно выразить душевное состоя­ние неким числом. Обычно цифры колеблются около нуля, но неудачи жизни и болезни могут надолго сместить их в зону отрицательных величин.

Какое отношение к здоровью и болезням имеют все эти сведения из психологии?

Самое прямое отношение. От далеких предков нам досталось не только тело, требующее тренировки, но и психика, точнее, биологические чувства, способные превращаться в пороки, или, поделикатнее, в недо­статки.

Первый из них — это лень. Человек, как и живот­ные, напрягается, только если есть стимулы, и чем они сильнее, тем больше напряжение. Расслабление всегда приятно. После тяжелой работы особенно. Но если натренировать это чувство, то неплохо рассла­биться и после легкой нагрузки. Можно и вообще не напрягаться.

Исключение составляют только детеныши: они го-

товы играть и бегать без всякой нужды, это их первая потребность. Мудрая природа запрограммировала их так для тренировки развивающихся органов, в усло­виях, когда родители еще доставляют пищу и защи­щают от врагов. В диком состоянии лень не угрожает здоровью животных: питание нерегулярно, запасов, как правило, нет, голод, враги или холод не позволя­ют надолго расслабляться. В то же время бегать без всякой нужды неэкономично: нельзя расходовать ка­лории, которых с трудом хватает даже для полезных движений. В этом биологический смысл лени.

Второй эффект: жадность. Назовем осторожнее — жадность на еду. Всем животным задан повышенный аппетит, способный покрыть не только энергетические затраты сегодняшнего дня, но и отложить жир про запас: снабжение в дикой природе очень нерегулярно. Все нежадные биологические виды вымерли от голода, не умея запасать жир под кожей. Удовольствие от еды — одно из самых больших. Как все чувства, оно тренируется, если питаться вкусной пищей. Вот человек и тренирует свой пищевой центр и очень давно, с тех пор, как научился жарить мясо и употреблять специи.

Третье качество: страх. У человека он еще усилива­ется в сравнении с животными, потому что он хорошо запоминает, предвидит более далекое будущее и спосо­бен к перевоплощению. Поэтому его страшат не только собственные болезни, но и те, что он видит у других, о которых читает или слышит. И страх тоже тренируем, он питается информацией о болезнях.

В заключение главы можно сказать следующее, не­сколько преувеличив для остроты. Человек умен, но ленив и жаден. Он не предназначен природой для сы­той и легкой жизни. За удовольствие поесть и отдыхать в тепле он должен платить болезнями. Если перегнуть палку в первом, то есть в удовольствиях, то плата мо­жет оказаться чересчур большой. Телесные страдания могут поглотить все удовольствия от благ цивилизации. Нельзя рассчитывать на то, чтобы все выполняли стро­гий режим здоровья, отказывая себе во всем, но можно попытаться убедить людей соблюсти некоторую меру:

ограничивать себя ровно на столько, чтобы не перехо­дить грани больших болезней.

Сделать это может только наука, апеллирующая к здравому смыслу,