— Кто таков Чурила? — спросил Сварог.
И ответил Сварогу Барма:
— Чур живёт не в Сварге, не в Ирии, а у Ра-реки, у Уральской горы. Он — сын Дыя небесного, Индры брат. У Чурилы двор на семи верстах, и стоит тот двор на семи столбах, а вокруг двора — тын булатный, в середине — высокий терем. Гридни в тереме белодубовы,
пол покрыт седыми бобрами, потолок покрыт соболями. В гридне матица — вся чеканная и серебряные скамеечки. В потолочке сияет Месяц и рассыпаны звёзды частые.
Осерчал Сварог — царь небесный — на Чу– рилушку, сына Дыева. Он собрал несметную силу и созвал крылатых Сварожичей. Крылья ясов-Ратичей — медные, а на крыльях — перья булатные.
То не соколы с неба падали, то слетали рати небесные. Их встречали витязи Дыя, ве– ликаны-волоты Чура, все народы дивные, чудные — белокурые, белоглазые. У тех воев латы из олова, их мечи, секиры — серебряные, ну а стрелы их — чиста золота. А кафтаны их — чёрна бархата, а сапожки их да зе– лён сафьян.
И нагнал Дый-отец тучи тёмные. Закрутились пыльные вихри, забурлили и вздулись реки, и ломались дубы и сосны.
Небо ль падает, горы ль рушатся? Расступается ль Мать Сыра Земля? То Сварог с Семар– глом Сварожичем бьют по рати Дыя перунами! Вырывали они деревья и дубами волотов били, в них бросали горы и скалы.
И раскрылася Мать Сыра Земля, и разверзлись горы Уральские — войско Дыево поглотили. И проклял Сварог дивий люд. Он простил лишь чудь белоглазую, что Сварожичам покорилась. От того проклятья Сварогова лица ди– вьих людей стали чёрными, белы волосы почернели. Заточил Сварог — царь небесный — в тех Уральских горах племя Дыя.
И раздался голос Всевышнего:
— Здесь сидеть вам — народам Дыевым — до Конца Сварожьего Круга!
И сказал Сварог Дыю-батюшке:
— По велению Бога всё станет так! Мы ж заключим мир и устроим пир!
И пришли Сварог со Семарглом, Дый с Чу– рилой в хоромы Дыя. Дый-отец Сварога и Ра– тичей сам сажал за стол белодубовый. Он гостей угощал, кубки им наполнял.
А Чурила, сын Дыя, догадлив был — забирал ключи золотые, открывал подвалы глубокие. Из подвала брал злато-серебро — подносил дары он Сварожичам. Пред Сварогом Чур низко кланялся:
— Я отныне тебе, царь небесный, служу, словно Дыю — родному батюшке!
И сказал Сварог:
— Гой еси, молодец! Будешь ты отныне в Ирии жить! Будешь в войске Сварожьем отныне служить!
я?
Бог отнёс Сварога с Чурилою во небесный Ирийский сад. И сказал Сварог:
— Будет пир горой!
Премладой же Чурилушка Дыевич стал по гридне Сварожьей похаживать и кудрями златыми потряхивать. Кудри жёлтые рассыпаются, словно скатный жемчуг катаются.
Засмотрелась на Чура Лада и сказала такое слово:
— Помешался во мне светлый разум, помутились ясные очи, глядя на красу на Чурило– ву, на Чурилины жёлтые кудри, на его золочёные перстни…
И сказал Сварог — царь небесный:
— Это Дый застилает очи, это Ночь застилает разум… Прочь уйди от стола, Чурила! Послужи-ка мне зазывателем, созови гостей на почестей пир!
И пошёл Чурила по Ирию — созывать гостей на почестей пир. Он ходил по саду Ирийс– кому, золотыми кудрями встряхивал. Кудри жёлтые рассыпаются, словно скатный жемчуг катаются.
И зашёл Чурилушка к Барме, да к жене его — ко Тарусе. Тут немного он призамешкался.
Долго ждал Сварог сына Дыева. Много ль, мало ль минуло времени — возвратился в гридню Чурилушка. В этот раз Сварог не корил его. Только Чур вошёл — снова пир пошёл…
ИНДРА, чур И КРЬІШЄНЬ
— Расскажи, Гамаюн, птица вещая, нам о том, как яблоки Ирия Индра захотел получить., Состязался как Индра с Чуром, как его образумил Крышень! %
— Ничего не скрою, что ведаю…
Говорил Дый-отец:
— Торжествует Сварог! Власть над Светом дана ему Богом! Но без Тьмы нет и Света. За ясным днём — наступает тёмная Ночь.
И послал Дый-отец тучу грозную, гром гремящий и частый дождь да ко Пановым тем горам. К сыну Индре, что Чёрным Камнем — простоял много сотен лет, врос по пояс в Ма– тушку-Землю.
То не туча накрыла Индру — то из Дыевых чёрных туч опустилася Пераскея. Оплела Змея его кольцами, Дый же в сына пустил Перуном.
И очнулся великий Индра. Овладел Змеёй– Пераскеей, содрогнулась Земля Сырая, и потрясся небесный свод.
Как в Индерии той богатой, да у Матери у Сырой Земли жил могучий бог Индрик Дые– вич.
И от Валуна — Камня Чёрного то не сизый Орёл выпархивал, то не яростный Бык выска– ки-вал — то выскакивал мощный Индра на могучем, Единороге.
И ходил он по тихим заводям, он стрелял гусей и лебёдушек. Всех повыстрелял ровно триста стрел. Ровно триста стрел, следом три стрелы. Не убил ни гуся, ни лебедя — стал он стрелы те собирать в колчан. И нашёл Змей Индрик все триста стрел, не нашёл он только лишь три стрелы.
Опечалился мощный Индра:
— Всем трём сотням стрел знаю цену, но потерянным трём — не ведаю. Золочёны они, обточены, в пятку вставлены камни-яхонты. Где стрела лежит — там огонь горит. Но не тем те стрелочки дороги, что горят в пяте камни– яхонты, а тем стрелочки были дороги, что пером орлиным оперены. Не орла, над полем летящего, а летающего над морем, что детей выводит на море. Как садится он на Алатырь — так на морюшко перья мечет. Проплывают там корабельщики, эти пёрышки собирают и по всем краям их развозят. Дарят перья царям, царевичам, дарят перья могучим витязям.
И решился Индрушка Дыевич:
— Я поеду к Камню горючему да ко той горе Алатырской. У Орла-то пёрышки вышип– лю и пущу летать по подоблачью! И добуду яблоки Ирия: кто откушает злато яблоко — тот получит вечную молодость, власть получит над всей Ёселенной!
И у Матушки у Сырой Земли стал просить он благословения. И сказала ему Мать Сыра Земля:
— Ах ты, гой еси, мощный Индра! Я не дам благословения по дороженьке ехать к Ирию. Есть на той дорожке заставы. Там у птицы клеву– чие. А у третьей — лежит Трёхголовый Змей. Ни пройти тебе — ни проехать!
Не послушался мощный Индра, оседлал коня и поехал. У коня во лбу рог отточенный, у коня-то шерсть — трёхлокотная, хвост и гривушка опускаются, по Сырой Земле расстилаются.
В три строки попона прострочена. Строчка первая — красным золотом, а вторая строка — чистым серебром, ну а третья-то — скатным жемчугом. Вплетены в неё самоцветы. В синем небушке светит Солнце — блещут камешки драгоценные. У коня подпруги — семи шелков, ну а пряжечки — красна золота, ну а шпёнеч– ки — все булатные. Шёлк не трётся, булат не гнётся, красно золото не ломается.
Поскакал по полю Единорог. Первый раз скакнул — за версту скакнул, а второй скакнул — так за сотню вёрст. Стал озёра он перескакивать, мелки реченьки промеж ног пускать.
И к горам толкучим приехал. И пред ним расступились горы, не успели вместе столкнуться — конь заставу быстро проскакивал, ко другой заставе прискакивал. Тут сидели птицы клевучие. Не успели крылья расправить — конь и ту заставу проскакивал, прискакал он к Змею Трёхглавому. Не успел тот хобот расправить — перескакивал Змея конь.
И приехал Индра в Ирийский сад. Он коня к колечку привязывал и входил во гридню Сварогову. И увидел он Ладу-матушку.
— Будь здорова, Лада-хозяюшка! Где, скажи, найти мне хозяина?
— В храме Крышнего, Сына Вышнего. Там Сварог Родителя славит вместе с Бармою и Чурилой.
Вот идёт сын Дыя по Сварге, по дороженьке по широкой. Та дороженька каменистая, и стоит деревянный храм да у Камешка Ала– тырского.
Вот проходит в храм Индрик лютый:
— Будь здоров, Сварог, царь небесный!
— Будь здоров и ты, мощный Индра! Ты зачем к нам в гости явился?
— Слышал я, что в саде Ирийском поднялась волшебная яблоня, а на яблоне той — златы яблочки. И садится на эту яблоню, и клюёт золотые яблоки молодой Орёл — сизы пёрышки. Я хочу отведать те яблоки, перья выщипать у Орла!
Промолчал Сварог, Барма лишь сказал:
— Рано перья считать у того Орла сизокрылого!
Выходили они из храма, становилися у дубравы. Говорил тут Индра сын Дыевич:
— Слышал я от Дыя-родителя, что богато Сварга украшена… А у вас всё здесь не по-нашему. Храмы все у вас деревянные, а дороженьки каменистые! А у нас в богатой Индерии
— храмы выстроены из мрамора, а дороги усыпаны золотом и каменьями драгоценными!
И сказал тогда мудрый Барма:
— Путь, усыпанный красным золотом, уведёт от Прави идущего. Те же камни, что в светлом Ирии, драгоценнее самоцветов!
И ответил Сварог сыну Дыя:
—Любишь ты хвалиться богатством! Любишь ты наряды и золото, как твой брат Чури– ла сын Дыевич. Ты богатством с Чурилою меряйся. Ты езжай с Чурилой во полюшко. Там меняй с ним платья цветные — снова-наново три годочка. Кто кого из вас перещапит?
Поезжали Индра с Чурилою во широкое чисто полюшко. Красовались, меняли платья все три года, затем три дня и вернулися в светлый Ирий.
В храм входили и низко кланялись. Сапоги Чурилы — зелён сафьян, нос-то шилом, пяты — востры, с носу к пяточке хоть яйцо кати, под носочечком — воробей летит. А кафтан Чури– лушки вышитый, златы пуговки словно жар горят.
И входил в храм Индра сын Дыевич. Лапотки на нём из семи шелков, вплетены в них камешки-яхонты. Да не ради красы — для поез– дочки, чтоб сверкали и днём, и ночью — освещали ему дорожку. Шапочка на нём — семигранная, да и шубочка соболиная, ну а пуговки — красна золота, а в тех пуговках — звери страшные, львы, и волки, и змеи лютые.
На крылечко правое Чур вставал, ну а Индра вставал на левое. Начал Индра плеткой поигрывать, стал по пуговкам ей похаживать. Как от пуговки и до пуговки, из петёлочки да в петёлочку. Как запели тут птицы певчие, звери лютые зарычали, и влетел во храм Змей Горыныч. Содрогнулась вся поднебесная — падал наземь Чур со крылечечка.
И сказал Сварог Индре грозному:
— Ты уйми-утишь птиц певучих, позакличь зверей всех рыскучих! Прогони-ка Змея Горы– ныча! Ты иначе обрушишь небо!
— Я тебя, Сварог, не послушаю! — отвечал ему Индра яростный.
И сказал тогда Индре Барма:
— Ты уйми-утишь птиц певучих, позакличь зверей всех рыскучих! Прогони и Змея Горыныча!
Не послушал Индра и Барму.
И тогда Сварог вместе с Бармой ко Алатырю обратились:
— Крышний-бог, уйми Индру мощного!
И раздался тут голос Камня:
— Ай ты, Индра сильномогучий! Ты уйми– утишь птиц певучих и закличь зверей всех рыскучих! Прогони и Змея Горыныча!
И склонился Индра пред Крышним, при– унял он птичек певучих, всех зверей закликал рыскучих, отозвал и Змея Горыныча.
— Ты всех выше, сын Вышня — Крышень!
И сказал Чурилушка Инд ре:
— Будем биться мы о велик заклад. Будем прыгать через Смородину. Речка та Смородина — огненная, и бурлит она, и огнём горит! Перескочит кто — будет жить. Тот же, кто не сумеет, сгорит!
Говорил тут Индра Чурилушке:
— Похвальба твоя — впереди моей. Прыгай ты за реченьку первым!
Чур коня направил чрез реченьку, в полреки же падал в Смородину. Перескакивал Индра речку, и обратно он поворачивал. В полре– ки-то Индра припадывал и Чурилу за кудрыш– ки хватывал. И вытаскивал Индра брата и до Ирия не спускал.
И надвинулся тучей Индра, напустил и громы гремящие, напустил и грозы ливучие.
— Пусть затоплена будет Сварга! Пусть обрушатся Небеса!
И из туч с небывалой мощью потекли на Землю потоки. Нескончаемый падал дождь. Ниспадал, как острые стрелы. Облака низвергали воду, затопляя всю Землю-Матушку. Нет границ меж горами и долами… И задул пронзительный ветер, от которого нет укрытья!
И тогда Корова Земун с дочерями в храме явилась:
— О могучий сын Вышня Крышень! Защити нас от гнева Индры!
И поднял тогда Вышний Крышень над Ирийским садом Алатырь. Всех укрыл горой Алатырской от грозы и ярости Индры. И зашли под защиту Камня все Сварожичи-небожители. И стояли там семь ночей и дней.
И, увидев чудо великое, изумился могучий Индра. Отозвал он тучи от Ирия, приказал дождю прекратиться. И закончилось наводнение — тут же в реках спала вода.
Падал ниц перед Камнем Индра. И корона его померкла.
— Ты всех выше, сын Вышня — Крышень! Ты — есть Сын в Великом Триглаве. Я считал себя всех превыше, но меня Господь образумил…
И восславил бог Барма Крышня:
— Ты — Сын Вышня, могучий Крышень! Матерь ты и Отец Вселенной! Ты Духовный Учитель Мира! Ты — есть Высшее Знание Вед! Ты — есть Камень краеугольный, на котором зиждется Храм!
Ты как Род родил мириад Миров! Ты Творения Мира корень! Ты — Верховный Властитель Вечности! Ты — Правитель Земного Мира!
—
=ь
Расскажи, Гамаюн, птица вещая, о Чу– риле и о Тарусе, и о Мане с сестрою Маней. Расскажи нам о гневе Бармы!
— Ничего не скрою, что ведаю…
Пел Чурилушка в светлом Ирии:
— Приключалася мне кручинушка от зазнобушки, красной девы, от Тарусушки молодой… По тебе ли, жаль моя, дева, я сердечушком всё страдаю, от тебя ль не сплю тёмной ночью…
Как в горах высоких Ирийских выпала порошица белая. Не одна она — с пересыпочкой.
— Ты нейди, порошица белая, на вечерней, на поздней зорюшке! Ты пойди на зорюшке утренней! Занеси все стежки-дороженьки, скрой от Бармы-бога следочки, по которым к Тару– сушке хаживал… По полям поскакивал зайчиком, по приступочкам — горностайчиком. По сеням ходил — добрым молодцем, ко кро– ваточке — полюбовничком…
Как поутру рано-ранёшенько выпала порошица белая. И по снегу тому пушистому то не белый заяц проскакивал, то не сер горностай– чик хаживал, то гулял Чурилушка Дыевич. Он соболею шубкой шумливал, он пуховою шапкой махивал.
И зашёл Чурилушка к Барме. Только Бармы в ту пору не было — улетел за горы Ирий– ские ко великой горе Березани. И детей во тереме не было, вышли в поле они гулять, в светлом Ирии поиграть. Оставалась в тереме Бармы лишь жена его молодая.
То не белая лебедь кычела, то Тарусушка говорила:
— Не соловушка крылышком встряхивал, то мой милый шапочкой махивал. То не пёрышки тронул ветер, то у милого взвились кудри. Ах, удалый Чурилушка Дыевич, ты пожалуй ко мне в светлый терем! Я давно тебя поджидаю!
И брала Чурилу за рученьки, и вела Чури– лушку в терем, говорила ему таковы слова:
— Премладой Чурила сын Дыевич, помешался во мне светлый разум, глядя на красу на Чурилову, на твои-то жёлтые кудри да на перстни твои золочёные.
Повела Чурилушку Дыевича молодая Таруса в спальню и ложила его на перинушку…
Покрывало Ирийский сад белою, пушистой порошицей… Замела она все дороженьки. Одного не сумела скрыть — горя лютого и измены.
Как на горушке Березани поднималась берёза белая — вверх кореньями, вниз ветвями. По корням она корениста, по вершиночке ше– потиста. Зашаталась берёза белая, стала Бар– ме-богу нашёптывать:
— Как не греть зимой Солнцу Красному, как не греть в ночи Ясну Месяцу, так любить не станет Таруса распостылого мужа Барму! Будет пасмурный день осенний, будут дуть холодные ветры, и сбежит от мужа Таруса ко Чурилушке-полюбовнику.
Как услышал песенку Барма, обратился в белого Лебедя, полетел к Ирийскому саду.
Прилетел, к крылечку спустился. Бил крылом в золотые двери.
— Встань, Таруса! Вставай, сонливая! Подымайся скорей, дремливая!
Спит Таруса, не пробуждается.
— Спится мне молоденькой, дремлется. Голова к подушечке клонится…
Обернулся витязем Барма, бил рукой в золотые двери — светлый терем тут зашатался, обломались у терема маковки. Тут Тарусушка пробуждалася, отпирала она ворота и впускала гневного Барму.
И вошёл в светлый терем Барма — и увидел
* платье Чурилы. Вынимал он меч, шёл во спаленку. И увидел Чурилушку Дыевича на крова– тушке той помятой да на той пуховой перине.
То не лебедь крылышком взмахивал — махнул мечом своим Барма. То не жемчуг скатился на пол — то скатилась глава Чурилы. То не белый горох рассыпался — это кровушка проливалась.
И теперь все Чурилушке славу поют. Поминают Тарусу с Бармой — Лебедя с белой Лебёдушкой…
Хочет Барма убить супругу за немалые прегрешенья. Но Тарусушку любят дети — брат с сестрицею: Ман и Маня.
Дети просят Барму и молят — и послушал Барма мольбы их, дал супруге своей год жизни.
Тут сказала Таруса Ману:
— Что мне делать, скажи, сыночек? Аль погибнуть мне молодою?
Показались слёзы у Мана:
— Ты послушай-ка, мать родная! Мы сбежим с тобою от Бармы!
И сказала ему Таруса:
— Ты пойди — поймай Лебедь белую! Мы на ту Лебёдушку сядем, улетим от Бармы далёко! Чтоб не мог о нас он услышать и глазами не мог увидеть!
Всё как сказано, так и сталось.
Оседлали они Лебёдушку, полетели они к Уралу и нашли в горах светлый терем. Терем тот стоял на семи верстах, на семидесяти золотых столбах, а вкруг терема — тын железный. Гридни в тереме белодубовы, пол покрыт седыми бобрами, потолок покрыт соболями.
А в том тереме жили дивы, было дивов тех — семь десятков, старшим был у них Дый Седунич.
Как увидели Мана дивы, так бросались на сына Бармы. Только был тот Ман очень сильным, перебил он семьдесят дивов. Дый один от Мана укрылся.
Спать ложились Ман и Таруса, спать ложились в тереме Дыя. Только Ман сомкнул ясны очи, пред Тарусою Дый явился.
И спросила Дыя Таруса:
— Ты, Чурила, ко мне явился из подземного царства Вия?
Отвечал тогда Дый Тарусе:
— Нет, я — Дый! Родитель Чурилы! Погубил его мощный Барма! И закрыл Чурилушка очи!
И сказала Дыю Таруса:
— Подойди ко мне, Дый-отец! Будем мы с тобою любиться! Будем мы с тобой целоваться!
Дый тогда Тарусе ответил:
— Я боюсь молодого Мана! Погубил он семьдесят дивов, и меня он тоже погубит.
— Дый, давай подумаем вместе — как сгубить молодого Мана?
И ответ держал Дый Седунич:
— Ты скажи ему, что болеешь. Только Ман про это услышит, за тебя он станет бояться. Спросит матушку он о пище. Отвечай ему, что излечат ту болезнь лишь яблоки Ирия! Пусть поедет он в сад Ирийский, чтоб сорвать золотые яблоки. Охраняет златую яблоню Лада-ма– тушка и Ладон. И от Змея того Лад она — нет спасения человеку! И дракон тот Мана погубит!
Вот проснулся Ман ранним утром, видит он Тарусу больною. Близко к матери он садился, проливал горючие слёзы:
— За тебя мне тяжко, родная! Ты скажи — что хочешь отведать?
Отвечала ему Таруса:
— Принеси золотые яблоки. Ты сорви их в саде Ирийском! Я поем и сразу поправлюсь!
Ман вскочил на ноженьки резвые и осёдлывал Лебедь белую. Полетел он к саду Ирийско– му — прилетел, садился у яблоньки.
Тут увидел его дракон, зашипел и яростно бросился. Начал Ман с Ладоном сражаться. С ним сражался он трое суток. Стал просить тут Ман передышки. Ману дал Ладон передышку.
К Ману тут явилася Лада:
— Ты зачем из сада Ирийского взять хотел золотые яблочки?
И ответил Ман Ладе-матушке:
— Для Тарусы, родимой матери! Мать моя лежит-умирает, только яблочки ей помогут!
Сжалилась тогда Лада-матушка:
— Ты бери золотые яблочки! Но срывай не с Дерева Жизни! Пусть их съест твоя мать родная! Все болезни они излечат.
И вернулся Ман ко Тарусе, дал плоды заветные маме.
Только тёмная ночь настала, вновь явился Дый ко Тарусе, говорил он ей таковы слова:
— Ты возьми, Тарусушка, перстень. Спрячь тот перстень в одной ладошке. Пусть с тобою Ман поиграет — отгадает, где спрятан перстень. Не сумеет — тогда, как в шутку, ты свяжи-ка Мана ремнями! Сам тогда я с ним совладаю!
Вот проснулся Ман ранним утром. Говорила ему Таруса:
— Мы сегодня одни с тобою. Сын, давай с тобой поиграем. Отгадай, где перстень упрятан?
Мог бы Ман легко отгадать, только он проиграл нарочно, чтобы мать родную потешить. Обыграла его Таруса и связала руки сыночку, повязала до самых плеч и до самых пальцев скрутила.
— Отпусти, развяжи меня, мама! — так просил Тарусушку Ман. Но его Таруса не слушала, громким голосом Дыя звала.
И явился в хоромы Дый. Мукой мучил младого Мана, ослепил ему оба глаза.
— Барма — сына убил Чурилу! Ныне — будет ему расплата!
Говорила Дыю Таруса:
— Ты послушай-ка, Дый, меня! Ты возьми– ка Мана младого, и садись на белую Лебедь, и лети к горе Сарачинской. Отвали на горушке Камень. Там под Камнем — пропасть увидишь. Мана брось в глубокую яму!
Сделал Дый, как сказано было. Но беда и с Дыем случилась! Как бросал он Мана в колодец, упустил он белую Лебедь.
Дый вернулся снова к Тарусе. А в ту пору белая Лебедь поднималася ко Всевышнему. Пела так она в горних высях:
— Ты, Всевышний Бог! Прародитель! Мана ты подыми из бездны! Отвали от пропасти Камень!
Бог отваливал Чёрный Камень, подымал он Мана из бездны…
Ман садился на белу Лебедь, полетел к Ирийскому саду да ко той реке Алатырской. Прилетел к дорогой сестрице, подходил к он к Манечке близко.
Видит Маня, что оба глаза Дыем выколоты у брата. Омывала она глазницы Алатырской живой водою, возносила молитвы Вышню — и вернулось зрение брату, белый свет он снова увидел.
Обнимала Манечка брата, вместе с братом рыдала горько, а потом хохотала громко:
— Слава Вышню! Ты снова видишь!
Расспросила его о горе. Рассказал ей Ман
про Тарусу, ничего про мать не скрывая.
И собрался вновь в путь неблизкий. Ман вскочил на белую Лебедь. Полетел он, песнь напевая:
— Слава Вышню! И белой Лебеди! Вы меня возвратили к жизни! Но бесчестье будет Тарусе, что дитя своё ослепила!
Подлетел Ман к терему Дыя. Видит он, что чешет Таруса — гребнем голову богу Дыю. И вскричала тогда Таруса:
— Горе, Дый мой! Мой сын вернулся!
Дый вскочил — схватился за меч. Начал с
Маном мощным сражаться. Сотряслася Земля Сырая, порастрескались горы дальние, море синее расплескалось.
Стал теснить тут Ман бога Дыя. И могучий Дый испугался, бросил меч и, жалуясь громко, убежал в Уральские горы.
Крикнул вслед богу Дыю Ман:
— Я тебя, Дый мощный, прощаю! Ты за смерть отплатил Чурилы! Мы с тобой отныне в расчёте. Но Тарусу не извиняю!
Он схватил за пояс Тарусу, с нею сел на белую Лебедь, полетел к родителю Барме.
Барма Мана встречал, плакал и обнимал:
— Ах, мой сын! Что сделал со мною? Я уж думал ты не вернёшься.
И устроил он пир великий. Расспросил о том, что случилось. Рассказал тогда он отцу — то, что мать ему учинила.
Й вскочили все слуги Бармы, и бросались они к Тарусе, на неё надели рубашку, что покрыта смолой и дёгтем. Подожгли её с трёх сторонок.
И вскричала сыну Таруса:
— Сын мой, Ман! Спаси мать родную!
Ничего ей Ман не ответил, лишь слезу
смахнул он рукою.
И сгорела Чёрная Тара, и очистилася Таруса в том огне великого Бармы. Из огня она вышла Белой.
Все теперь прославляют Мана, славят также Барму с Тарусой, славят Дыя вместе с Чурилой!
— Расскажи, Гамаюн, птица вещая, нам об Огненном боге Волхе, имя коему Финист Сокол, третьем воплощении Велеса. Как сей Велес на свет явился!
— Ничего не скрою, что ведаю…
Мать Сырая Земля шла по горушкам, и ступала она по долинушкам. И спадали с небес проливные дожди, её белую грудь било градом, засыпало снегами белыми.
Соскочила она ненароком с Камня Чёрного и горючего да на лютого Змея Индрика.
Уж как вскинулся лютый Индрик, тело обвил её, тело обнял её, опрокинул он Матушку на горы, бил злодей её по белу стегну, целовал в уста её сахарные.
И тогда понесла Мать Сыра Земля от сыночка, от Змея лютого, тяжела она стала от Индрика. Год она тяжела, два она тяжела, три она тяжела — тридцать лет тяжела. Ходит в тягости Мать Сыра Земля по горам-долинам широким — всё-то ходит, дитя вынашивает.
Срок пришёл разрешаться от бремени. Закатилось Красное Солнышко за Ирийские горы высокие, порассыпались часты звёздочки по небесному своду светлому — и родился тут Волх сын Змея, новый Велес в цепи рождений!
Первым Велесом был Асила, что сокрылся в Азов-горе. Был затем — Семаргл Огнебог, что родился в роде Сварога.
Следом новый явился Велес. То был Огненный Змей — Волх сын Змеевич. Также звали
Вольгою, Финистом, рождённым в огне. И родился он от Сырой Земли в роде Змея мощного Дыя.
От рождения Волха Змеича потряслось небесное царство, затряслось и царство подземное, море синее всколебалось. Звери по лесу разбежались, птицы по небу разлетелись, рыбы по морю разметались.
А как стало Волху полтора часа — слово он сказал, будто гром взгремел:
— Ой ты гой еси, Мать Сыра Земля! Не спе– лёнывай меня пеленой своей, не завязывай златым поясом — пеленай меня в латы крепкие, на главу надень золотой шелом!
И ещё сказал Волх сын Змея:
— Ты, сходи-ка, Матушка, в кузницу — ко Сварогу, в Сваргу небесную, пусть скуёт он громовую палицу! Брошу я ту палицу в тучи, громом разбужу Змея Индрика! Из норы своей пусть Змей выползет. После грянусь о Землю Сырую, стану Финистом Ясным Соколом, разбросаю перья железные, упаду на Змея с подо– блачья, раздеру когтями булатными, размечу клочки по Сырой Земле!
Говорила ему Мать Сыра Земля:
— Будет этому вскоре времечко, всё как сказано — так и станется.
Стал расти Волх мощный, сын Змеевич, не по дням, годам — по минуточкам. Захотелось ему много мудрости.
Научился узлы он завязывать, научился клубки он прочитывать, научился славить Сварога, и Семаргла, и Бога Вышнего.
Обучился также премудростям — как обёртываться Ясным Соколом и парить легко по по
доблачью, превращаться как в Волка серого — рыскать Волком в лесах дремучих, и как стать златорогим Туром и скакать горами высокими, обращаться как быстрой Щукой и гулять по морюшку синему.
Обернётся Финистом-Соколом, полетит в подоблачье птицею — по велению Бога Вышнего, по хотению Волха Змеича завернёт гусей и лебёдушек. Обернётся он серым Волком и поскачет в лесах дремучих — по велению Бога Вышнего, по хотению Волха Змеича завернёт медведей, и соболей, и куниц, и лис с горностаями.
Станет он златорогим Туром и поскачет в горах крутых — по велению Бога Вышнего, по хотению Волха Змеича завернёт он туров с оленями, горных коз с могучими барсами.
Обернётся быстрою Щукою — завернёт он рыбу севрюжину и белужину с осетринкою. Так охотиться стал Волх сын Змеевич!
У 153 \
— Расскажи, Гамаюн, птица вещая, нам о Волхе Огненном Змее, имя коему Финист– Сокол. И о том, как он, победив отца, троном завладел Пекла Навского, но влюбился в Лелю прекрасную и служить стал Сварге Ирийской!
— Ничего не скрою, что ведаю…
Не туманушки во поле расстилались, то не буйные ветры разыгрались — то бежали туры златорогие из-за гор высоких Ирийских, и от Камешка Алатырского. А у быстрой речки Смородины, у горючего Камня Чёрного выходил к ним Тур Золоты Рога, то сам Огненный Финист сын Змеевич.
— Ой вы, туры мои, туры ярые! Отвечайте по чести, по совести — где вы побыли, погуляли где? И какое вы чудо видели?
— Мы не видели чуда-чудного, только видели, как из Ирия выходила девица красная — да в одной рубашке без пояса. Заходила она по колени в воду, а потом погрузилась до пояса, поглубйлася до белых грудей. На горючий камень вставала, слёзы горькие проливала, тонким кружевом обтиралась, на четыре стороны кланялась.
— Ой вы туры мои, туры ярые! Вышла то не девица красная, выходила то Макошь-ма– тушка. Значит, снова грозит Индерия, собирает силы могучий Змей!
Побежал ярый Тур к царству Индрика, что во глуби Нави средь Чёрных гор. Первый раз скакнул — за версту скакнул, а второй скакнул — не видать его.
Обернулся он Ясным Соколом, высоко летит по подоблачью, избивая гусей и лебёдушек к завтраку, обеду и ужину.
Прилетел в Индерию Сокол, на окошечко сел косящетое. То не ветры несут порошицу, то беседуют царь с царицею — Индрик Змей с Пераске– ей Змеихою.
Говорит Пераскея-царица:
— Ай ты, Индрик Змей, царь Индерии! Мне ночесь спалось, во сне виделось: поднималися тучи с Запада, из-под туч летел Финист-Сокол, а с Востока летел Магур. Солетались они над полем, меж собою начали биться. Финист по– единщика выклевал, его перья чёрные выщипал, пух пустил его по подоблачью.
Отвечает Змей Пераскее:
— Ты спала, Змея, сон ты видела — не видать в синем небе Сокола!
И ещё изрёк лютый Индрик:
— Я сбираюсь в поход к Алатырским горам, покорю я царство заоблачное, разорю я Ирий небесный! И добуду из сада Ирия я себе золотые яблоки. Кто отведает злато яблочко — тот получит вечную молодость, власть получит над всей Вселенной!
Отвечала ему Змеиха:
— Не возьмёшь ты, Змей, Царство Светлое, не добудешь вечную молодость — золотые яблоки Ирия! Ведь Магур — то ты, царь Индерии! Финист-Сокол — Волх, сын твой Змее– вич!
Рассердился тут лютый Индра, он схватил царицу-пророчицу и о каменный пол ударил:
— Не боюся я Волха Змеевича! На отца не поднимет он ручушку — получу я райские яблоки!
Тут слетал с окошечка Финист, обернулся он мощным витязем. Как Стрибог сильным ветром разносит огонь, так и Волх обронил Змею лютому слово:
— Ай ты, Индрик Змей, царь Индерии! Не прощу я тебе насилие — ты пошёл против Бога Вышнего!
Лютый Индрик Змей испугался, бросился за двери железные, запирался запорами медными. Но ударил сын Змея в те двери ногою — все запоры медные вылетели, и раскрылись двери железные.