Трент, гордый и подтянутый в своем сшитом на заказ костюме, вертя в пальцах подарок, подошел ближе, пряча напряжение подделанным спокойствием, которому обучился в залах деловых переговоров. Что ни говори, а я впечатлилась подобной решимостью даже в этой ситуации что-то наварить.
– Я принес тебе подарок, – сказал он, протягивая завернутую коробочку. – В знак благодарности за образец твоих клеток.
Дженкс сел ко мне на плечо:
– Вот это мужик с яйцами! Призовые быки отдыхают, – тихо сказал он, а у Кери покраснели края ушных раковин.
Она не взяла подарок, и Трент, подержав его, поставил на рояль.
Подчеркнуто игнорируя его, Кери обратилась к Квену:
– Ты сперва не решался напасть на Рэйчел. Почему?
Квен моргнул, явно не ожидав этого вопроса,
– Наиболее сильные стороны в обороне у Рэйчел лежат в
области физических навыков, но не магии, – сказал он, и его
скрипучий голос отлично сочетался с гладкими и правильными интонациями Кери. – Я искусен и в том, и в другом, и было бы бесчестно победить ее там, где она не может себя защитить, в то время как я способен утвердить свою волю там, где у нее есть шанс быть мне равной.
Дженкс у меня на плече прокомментировал:
– Тудыть мои ромашки! Наконец я понял, что же мне нравится в этом старом подонке.
– Для тебя это важно? – величественно спросила Кери, не обращая внимания на комментарий Дженкса.
Квен опустил голову, но глаза из-под темной челки смотрели без тени раскаяния, Трент переступил с ноги на ногу – я знала, что так он хочет перенести ее внимание на себя, но Кери улыбнулась Квену:
– Какая-то наша прежняя искра осталась, – сказала она,
потом вздохнула, будто готовя себя к трудной работе.
К окнам снаружи прилипли пикси, и я снова занервничала, когда внимание Кери перенеслось на Трента. Меня поразило сейчас, когда я видела их рядом, как они похожи. Волосы такие же, тонкие, почти прозрачные и светлые, и лица с теми же точеными, но твердыми чертами. Изящество без потери силы. Сила, для которой не приходится жертвовать красотой.
– Я слежу за тобой уже некоторое время, – сказала Кери негромко. – Ты очень непонятен. И мало что понимаешь сам. Ты ничего не забыл, но ты не знаешь, как это использовать.
Тренту почти удалось не выразить на лице гаев. Почти.
– Мой Са'ан…
Кери зашипела, отступила на шаг, подол платья взметнулся вокруг босых ног.
– И не надо, – сказала она, слегка порозовев. – Только не от тебя.
Квен дернулся, когда она запустила руку за пояс, и она заморозила его взглядом. Потом достала ватный тампон в распечатанном целлофановом пакете. Тампон был из моей аптечки.
– Я пришла подарить тебе вот это, – сказала она, протягивая пакетик Тренту. – Но раз уж я пользуюсь твоим вниманием…
Крылья Дженкса обдували мне шею холодным ветерком, напряжение росло. Кери зачерпнула из линии, волосы ее взметнулись ветром, ощутимым только ей – хотя металлический вкус на языке почувствовала и я. Лицо у меня похолодело, я осмотрела святилище, ожидая, что из воздуха сейчас сгустится демон. Потом я глянула на Кери – и побледнела.
– Черт меня… – выдохнул Дженкс, и крылья у него остановились недвижно.
Кери застыла как мертвая, сосредоточиваясь и собирая силу, будто замещая свою поврежденную ауру. Несомненная ее красота стала красотой феи, дикой и бледной, жесткой и неумолимой. Она двинулась к Тренту, и Квен не шевельнулся, даже когда она подошла так близко, что их волосы соединились. Так близко, что она могла бы втянуть в себя его ауру при вдохе.
– Я – черная, – сказала она, и меня проняло трепетом. – Я осквернена тысячей лет демонских проклятий. Не становись на моей дороге, или же тебя и дом твой низвергну. Рэйчел – единственное чистое, что у меня есть, и ты не замараешь ее ради своих высоких целей. Это ясно?
Потрясенное выражение на лице Трента сменилось жестким – и я вспомнила, кто он и на что способен.
– Я увидел в тебе не то, что ждал увидеть, – сказал он, и Кери позволила себе улыбнуться уголками рта в жестокой гримасе.
– Я самый страшный твой кошмар по эту сторону линий. Я – эльф, Трент, а ты уже забыл, как быть эльфом. Ты боишься черной магии, я вижу, как переливается, подобно поту, страх под твоей аурой. Я же ею живу и дышу. Я так ею отравлена, что воспользуюсь ею не думая, не чувствуя вины, не зная колебаний.
Она шагнула к нему вплотную – и Трент отступил.
– Оставь Рэйчел в покое, – сказала она, и слова ее прозвучали ласково, как дождь, и беспощадно, как приказ бога.
Она протянула к нему руку, и Квен бросился вперед быстрее мгновения ока.
Я не успела крикнуть, предупредить, как Кери обернулась, взмахнув черным шаром безвременья.
– Finire!
– Кери! – крикнула я и сжалась в комок, когда шар ударил в круг, вздернутый Квеном, и рассыпался черными искрами.
Разъяренная Кери шагнула к Квену, и латынь выходила из нее потоком, как черный дым.
– Quis custodiet ipsos custodies?[6] – спросила она гневно – и белым кулачком двинула в этот круг.
На глазах у пораженного Квена его круг рассыпался.
– Finire, – повторила Кери, протягивая к нему руку.
Квен перехватил ее запястье, собираясь что-то сделать – и застыл. Потом медленно упал без сознания на паркетный пол.
– Твою мать… – тихо чирикнул Дженкс из-под потолка, и Кери отвела глаза от Квена. Гнев сделал ее бледное лицо страшным.
– Кери! – позвала я просительно – и осеклась, когда она повернулась ко мне:
– Замолчи. Тобой я тоже недовольна. Никто за всю мою жизнь не посмел меня толкнуть.
Я смотрела на Трента, отвесив челюсть. Потрясенный миллиардер пятился к двери.
– Прошу прощения, – сказал он. – Это была ошибка. Если вы соблаговолите отпустить Квена, я уйду.
Кери развернулась к нему:
– Приношу свои извинения, что задержала столь занятого джентльмена перед, несомненно, важной встречей, – сказала она едко, потом посмотрела на Квена, валяющегося на полу, – Он хороший? – спросила она вдруг.
Трент помолчал, и металлическая вонь, щекочущая мне нос, стала сильнее.
– Да
– Тебе следует чаще его слушать, – сказала она, присев рядом с Квеном. Платье обливало ее, будто вода стала шелком. – Для этого нам и нужны рядом другие.
Дженкс слетел ко мне, а я подумала, не так ли относится ко мне Кери. Что-то вроде слуги, с которым обсуждаешь то ил и это.
Трент тревожно прищурился, когда Кери забормотала по латыни, и Квена окружило черное мерцание безвременья. Он фыркнул – чернота раскололась и исчезла серебряными нитями, когда он открыл глаза. Кое-как он поднялся, а Кери выпрямилась более грациозно. По испуганному лицу Квена было видно, что он удивлен и ошарашен. Я не могла подавить в себе сочувствия к нему; Кери – та еще штучка, даже когда не строит нас в линию.
– Ты видел, что я сделала? – спросила она серьезно, и Квен кивнул. Он не сводил с нее глаз, будто увидел свое спасение. – Ты мог бы это повторить? – задала она следующий вопрос.
Квен посмотрел на Трента и кивнул:
– Смогу теперь, когда видел, как это делала ты, – сказал он виновато.
Но Кери довольно улыбнулась.
– Он не знает, что ты практикуешь темные искусства?
Квен опустил глаза, моргнул, когда до него дошло, что она босиком.
– Нет, Маи Са'ан, – ответил он тихо, и Трент неловко шевельнулся.
Кери засмеялась – чудесный звук, окативший меня будто прохладной водой.
– Может быть, мы все-таки еще живы, – сказала она и коснулась его руки, как будто они старые друзья. – И береги его, если сможешь. Он идиот.
Трент прокашлялся, но они были поглощены друг другом.
– Он таков, каким его создавали, Маи Са'ан, – возразил Квен, изящным жестом целуя ей руку. – У него не было выбора.
Кери слегка фыркнула, забирая руку.
– Что ж, сейчас у него выбор есть, – заметила она несколько презрительно. – Посмотрим, сумеешь ли ты напомнить ему, кто он и что он.
Квен уважительно кивнул и повернулся ко мне. Мне он тоже отвесил такой же почтительный кивок, но сопровождаемый ухмылкой, смысл которой я не поняла. Дженкс у меня на плече вздохнул, и я себя поймала на том, что качнулась назад на пятках. Кажется, все кончилось.
– А секундочку, – сказала я, снова подавшись вперед. – Не уходите еще. Кери, не отпускай их.
Оба эльфа застыли. Кери улыбнулась им, а я побежала рысцой в свою комнату. Схватив два чехла с платьями, я бросилась обратно. Остаться в живых – ставлю птичку, сделано. Фокус оставить у себя – птичка. Познакомить Трента и Кери – птичка. Что-то мне есть хочется. Что там у нас в холодильнике есть? Тут у меня глаза полезли на лоб – я поняла, что это за металлическая вонь. Чайник на огне выкипел, черт бы его побрал,
– Вот! – Я вывалила оба платья в руки Тренту. – Я на твоей вшивой свадьбе не работаю. Вернула бы тебе деньги, только ты мне их не давал.
Убийственная ярость вспыхнула на лице Трента, и он бросил платья на пол. Резко развернувшись, он зашагал к двери и оставил ее открытой. Я слышала, как он топает по тротуару, потом открылась и закрылась дверца машины – и стало тихо.
Квен элегантно поклонился Кери, которая подобрала подол и сделала книксен – я была потрясена. Квен, поколебавшись, поклонился мне еще раз, и я небрежно махнула ему рукой – типа, увидимся. А что, он думал, я книксен умею?
С улыбкой на темном лице Квен вышел вслед за Трентом и аккуратно закрыл за собой дверь.
Мой вздох облегчения показался очень громким.
– Ну и ну, сказал Дженкс, взлетая с моего плеча и кружась над Кери. – Черт меня побери, если я когда-нибудь что-нибудь подобное видел!
Будто по этому сигналу святилище наполнилось пиксенятами, У меня сразу заболела голова, и хотя я была счастлива, что все кончилось хорошо, я все же беспокоилась. От фокуса нужно избавиться как можно скорее.
– Кери, – спросила я, разгоняя рукой пиксенят, закидывая брошенные платья на спинку дивана и спеша в кухню выключить огонь, – скажи, кто я для тебя?
Она пошла за мной, и я удивилась, когда обернулась и увидела у нее в руках подарок Трента.
– Друг, – ответила она просто.
Воняло в кухне жутко, и я задрала окно повыше. Вот поэтому, в частности, я и люблю кофе. Когда его готовишь, не напортачишь. И даже хреновый – хорош.
Взяв прихватку, я сдвинула чайник в раковину и вздрогнула от шипения перегретой воды, когда раскаленный металл встал на мокрый фаянс.
– Хочешь кофе? – спросила я, не зная, что делать. То есть я знала, что она предпочла бы чай, но только не из такого грязного чайника, пусть даже грязного только снаружи.
– Он мне понравился, – сказала она задумчиво.
– Квен? – спросила я неуверенно, вспомнив, какой целовал ей руку.
Она стояла на пороге кухни, с мечтательным лицом, на котором так недавно можно было прочесть только сокрушительный гнев.
– Нет, – ответила она, как будто озадаченная моим непониманием, – Трент. Он так восхитительно невинен. При всей этой власти и силе.
Я на нее уставилась, а она открыла крышечку оставленной в подарок коробочки и достала оттуда опал размером с куриное яйцо. Поднеся его к свету, она вздохнула:
– Трентон Алоизий Каламак…
Глава двадцать восьмая
Солнце перешло на дальнюю стену кухни, и я сидела у стола, нацепив одну из человеческих рубашек Дженкса поверх черной майки. Это я сделала ради некоторого утешения: мне совсем не улыбалось снова ехать в морг. Слева от меня стояла банка сальса халапеньо и помидор для Гленна. Справа – чашка давно остывшего кофе рядом с сотовым и домашним телефонами. Не звонил ни тот, ни другой. Была уже четверть первого, и Гленн опаздывал. Терпеть не могу ждать.
Наклонившись ближе к столу, я положила еще слой лака на ноготь указательного пальца. Запах ацетата смешался с ароматом трав над столом, и шум игравших в саду в прятки детишек Дженкса лился бальзамом надушу. Еще три пиксенка заплетали мне волосы, а Дженкс надзирал за ними, «чтобы опять не запутали».
– Нет, не так, Джереми! – сказал он, и я застыла. – Ты проходишь под Джоселин, потом над Джанис и потом два раза обратно. Вот так. Уловили правило?
Усталый хор «да, папочка». Я улыбнулась и попыталась не двигать головой, намазывая ноготь большого пальца. Они почти даже не тянули мне пряди, пока работали. Закончив, я закрыла флакон с лаком и вытянула руку, осматривая. Темно-красный, почти свекольный цвет.
Я поднесла руку поближе, отметив, что почти не видный шрам на пальце исчез – очевидно, вместе с веснушками после использования этой весной демонского проклятия для превращения. Шрам я получила, налетев на сетку в двери, когда мне было десять. Меня толкнул Робби, и когда он осушил мне слезы и перевязал руку, я его как двинула кулаком в брюхо!
Это воспоминание навело меня на мысль, не собирается ли Кери мне тоже отвесить, когда я меньше всего буду ожидать.
Мы с Робби потом придумали, что это соседская собака пыталась пролезть в сетку. Наверняка папа с мамой знали, что мирный Лабрадор к порванной сетке не имеет ни малейшего отношения, но нам они ничего не сказали – очевидно, гордясь, что мы сами урегулировали свой конфликт и объединились, чтобы избежать наказания. Я потерла пальцем гладкую кожу, жалея, что этого шрама больше нет.
По руке скользнул ветерок от крыльев Дженкса:
– Отчего это ты улыбаешься?
Я посмотрела на телефон и подумала, перезвонит ли мне Робби, если я ему оставлю сообщение. Я же уже в ОВ не работаю.
– Брата своего вспомнила.
– До чего чудно, – сказал Дженкс – Единственный брат. У меня их двадцать четыре было, когда я ушел из дому
С размытым зрением я закрутила крышечку на лаке, думая, что, когда Дженкс покинул дом, это было, как если бы его родные умерли. Он знал, что билет до Цинциннати у него в один конец. Дженкс – он сильнее, чем я.
– Ой! – не удержалась я, когда кто-то из пикси потянул слишком сильно.
Рука поднялась к голове, я повернулась, и они заклубились шелком и пыльцой. Лак еще не застыл, и я замерла.
– О'кей, уматывайте, – распорядился Дженкс. – Все. Вы
уже не работаете, а балуетесь. Проваливайте. Джереми, посмотри, как там мама. А волосы миз Морган я уложу сам. Быстро!
Все трое взлетели, возмущенно жалуясь, и Дженкс показал рукой. Все еще бурча, они подлетели, к сенсе, извиняясь и жалуясь, размахивая ручками и кривя смешные мордочки в грустной мине, от которой у меня сердце растаяло.
– Вон! – приказал Дженкс, и они по одному вылетели в сад. Кто-то из них засмеялся – и все стихло. – Рэйч, ты извини, – сказал он, подлетая сзади. – Сиди тихо.
– Дженкс, да все нормально. Я сейчас доделаю.
– Убери руки от волос, – распорядился он. – У тебя еще лак не высох, а с полузаплетенной косой ты не пойдешь. Ты ж не думаешь, что я этого не умею? Тинкины красные башмачки, я тебе в отцы гожусь!
По возрасту – нет, но я положила руку на стол и откинула голову назад, чувствуя легкое потягивание, когда он стал заканчивать работу, начатую его детьми. Я тяжело вздохнула, и Дженкс спросил:
– А теперь что? – необычно грубоватым тоном, чтобы скрыть смущение, что он возится с моими волосами. Звук его крыльев был мне приятен, и слышался запах дубовых листьев и дикой моркови.
Мой взгляд сам робой упал на опустевшее место Айви, и звук крыльев Дженкса стал ниже.
– Ты хочешь ее оттуда вытащить? – спросил он тихо.
Он уже дошел до кончиков волос, и я медленно подалась вперед, положив голову на скрещенные руки.
– Я за нее беспокоюсь, Дженкс.
Он неопределенно хмыкнул;
– Ну, хотя бы ты знаешь, что она не из-за тебя сбежала. Не из-за того, что ты Кистена укусила.
– Надеюсь, – ответила я, и теплота моего дыхания вернулась ко мне от старого дерева столешницы.
Он потянул последний раз, взлетел и сел на стол передо мной. Я выпрямилась, ощущая тяжелый вес косы. Миниатюрное лицо Дженкса скривилось:
– Она может не захотеть уходить от Пискари.
Я подняла руку и уронила ее досадливым жестом:
– И потому предлагаешь мне там ее оставить?
Дженкс с усталым видом сел по-турецки рядом с забытой чашкой кофе.
– Мне это тоже не нравится, но этот вампир – ее мастер, тот, кто ее защищает.
– И вывихивает ей мозги. – Я потерла ноготь, заглаживая царапинку, пока лак не застыл до конца.
– Ты думаешь, у тебя хватит сил ее защитить? Против неживого мастера-вампира?
Я вспомнила наш разговор с Кизли в саду.
– Нет, – прошептала я и посмотрел на часы.
Куда, к черту, запропастился Гленн?
Крылья Дженкса слились в прозрачный круг, он взлетел на четыре дюйма, все еще сидя по-турецки.
– Тогда предоставь ей выбираться самой. Она разберется.
– Да черт тебя подери, Дженкс! – Он засмеялся, и это меня уже взбеленило. – Ничего тут смешного!
Он опустился на стол с той же ухмыляющейся физиономией.
– Такой же разговор у меня был в Макино с Айви насчет
тебя. Все у нее будет в порядке.
Я снова глянула на часы.
– А если нет, то я его убью,
– Не убьешь, – ответил мне Дженкс, и я глянула на него.
Да, не убью. Пискари охраняет Айви от хищников. Когда она приедет домой, я ей сделаю какао, буду слушать, как она плачет, и на этот раз, черт меня побери, я ее буду обнимать и говорить, что все будет хорошо.
Сволочные вампирские обычаи.
У меня все плыло перед глазами, и от дверного звонка я вздрогнула.
– Вот он, – сказала я, и кресло скрипнуло по полу, когда я встала и подтянула пояс джинсов,
У Дженкса приглушенно загудели крылья. Я схватила телефон и бросила его в сумку, подумала о Пискари и бросила туда же пейнтбольный пистолет. Потом подумала о Тренте и добавила туда же фокус. Проверила, не смазала ли лак на ногтях, сунула банку под мышку и сгребла помидор.
– Дженкс, готов? – спросила я с деланной бодростью.
– Готов, – ответил он и крикнул: – Джан!
Серьезно настроенный юный пикси появился так быстро, что можно было ручаться: он ждал на водосточной трубе у окна.
– Присматривай за матерью, – наказал ему Дженкс. – Моим телефоном пользоваться – знаешь как?
– Да, отец, – ответил восьмилетний сын, и Дженкс положил ему руку на плечо.
– Если надо будет со мной связаться, звони миз Морган. Не ищи меня, звони по телефону. Это ясно?
– Да, отец.
На этот раз в ответе послышалось сильное недовольство, и я улыбнулась, хотя внутренне обмерла. В ближайшие годы на Джана ляжет куда более серьезная ответственность – занять место отца.
Сволочной срок жизни у пикси.
– Дженкс, – сказала я, перекладывая банку на бедро, – уже полдень. Если хочешь сачкануть эту работу, я пойму. Я знаю, что это у тебя время сна.
– Нормально, Рэйчел, – ответил он хмуро. – Поехали.
Настаивать – это значило бы без толку его разозлить, так что я пошла к выходу. Вампирской работы сапожки простучали по паркетному полу святилища, и я, поставив банку на стол у двери, полезла в сумочку за темными очками. Одной рукой вытащила их и открыла дверь.
– Вот соус, что ты хотел, Гленн, – сказала я и только тогда подняла взгляд. Н е, ну устала я от неожиданных явлений у меня на крыльце. Может, стоит денек потратить на дрелеверчение и глазок все-таки поставить. Ну сколько он может стоить?
– Привет, Дэвид, а что стряслось? – спросила я, пропуская его в дверь.
Он был не в своем обычном костюме, а в мягкой замшевой рубашке, заправленной в джинсы. Лицо у него было начисто выбрито, и на щеке и шее краснела длинная тусклая царапина. У тротуара рокотала мотором его серая спортивная машина.
– Привет, Рэйчел. – Он посмотрел на пикси. – И Дженкс.
Отступив на шаг, этот обычно владеющий собой вервольф с трудом сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, попытался одернуть несуществующий пиджак. Пальцы у него сжались, будто потянулись за привычной ручкой кейса. Моя тревога еще усилилась.
– Что случилось? – спросила я, ожидая худшего.
Дэвид оглянулся на свою машину.
– Нужна твоя помощь. Серене, моей подруге, нужно сильное болеутоляющее. – У него глаза дрогнули, встретив мой взгляд. – Я бы позвонил, но наверняка ФВБ меня прослушивает. Рэйчел, она перекинулась. Видит бог, по-настоящему перекинулась.
– Вот блин, – сказал Дженкс.
Подобравшись, я сняла очки и положила помидор рядом с банкой.
– Полнолуние еще только в понедельник. Именно тогда все в первый раз перекидываются.
Он закивал, зашевелил пальцами:
– Я ей рассказал о тех женщинах в морге. Сказал, что мне очень жаль, но вряд ли я смогу предотвратить ее превращение в понедельник, разве что она успеет как-то научиться этим управлять до тех пор. – Карие глаза молили о прощении. Он продолжал говорить: – И я ее через это провел, или попытался. Она для этого не создана, – сказал он, и голос его надломился. – Вервольфы произошли от людей, но мы очень долго развивались и ушли далеко. Это не должно быть так мучительно. Ей слишком больно. У тебя есть какие-нибудь чары, амулеты, зелья? Что угодно.
Я недавно стала носить в сумочке амулеты от боли, как другие носят мятный освежитель.
– У меня с собой три штуки, – сказала я, протягивая руку назад и закрывая дверь. – Пошли.
Дэвид поскакал через две ступеньки. Дженкс превратился в сверкающий круг крыльев, а я подбежала последней, прыгнула на пассажирское сиденье, когда Дэвид уже захлопывал дверцу. Я подумала, что проклятие, превращающее людей в вервольфов, очень глупо сделано, если оно причиняет такую боль, что его применять бесполезно, но опять же – фокус позволяет альфам соединяться в стаи для снятия боли превращения, так что, быть может, какой-то смысл тут есть.
– Эй! – крикнула я возмущенно, когда машина рванулась вперед, не дожидаясь, чтобы я захлопнула дверцу. Не обращая внимания на мой протест, Дэвид всматривался в улицу. Я пристегнулась, зацепив приборную доску, когда Дэвид слишком уж резко вошел в поворот. У вервольфов прекрасная реакция, но так ездить – искушать судьбу.
– Дэвид, сбавь.
– Я ее накачал дурью, – сказал он, одной рукой вертя руль, другой пристегивая ремень. – И нельзя, чтобы она проснулась и увидела, что меня нет. Боль ее убивает, и вряд ли она пройдет до обратного превращения. Это была ошибка. Боже мой, что же я натворил?
Мои пальцы нащупали очертания фокуса в свинцовом футляре. Я не думала, что этот артефакт поможет. Снятие боли имеет место, когда стаи вервольфов объединяются, а фокус только позволяет делать это эффективнее.
– Дэвид, сбавь скорость! – повторила я, когда он вылетел на улицу с односторонним движением и припустил, как на гонках «Формулы-1». Дженкс обнял стойку зеркала заднего вида, и сам несколько позеленел. – ОВ за мной наблюдает, – добавила я. – У них обычно джип стоит в засаде справа у церкви.
Дэвид сбавил ход, рука его на руле дрожала. На парковке было пусто, и он снова набрал скорость.
– А что ты говорил, что ребята из ФВ Б прослушивают твою линию? – спросила я, когда мы выбрались на федеральную дорогу, чтобы переехать через реку из Низин в Цинциннати. – Они этого не могут.
– Прослушивают, – сказал он мрачно. – Этот самый Гленн считает, что гибель вервольфов – на моей совести. Не только самоубийства, но все они. Считает, что я комбинация Джека Потрошителя с мистером Хайдом.
Я засмеялась лающим коротким смехом, резко напряглась, когда Дэвид проскочил под носом полугрузовика.
– Это Трент, – сказала я на спаде адреналина. – Он мне сам сказал… да смотри же ты, что делаешь, дубина! Ты еще хуже водитель, чем Айви!
Дэвид бросил на меня короткий взгляд:
– Трент Каламак? Зачем ему?
У Дженкса крылья стали странного зеленоватого оттенка.
– Ищет фокус, – сказал он сквозь тошноту. – И сегодня утром выяснил, что фокус у Рэйчел.
– Мать мою сучью! – тихо выругался Дэвид. – Он у тебя? Надежно спрятан?
Я кивнула:
– Отдам его Пискари, чтобы тот снова спрятал как следует.
– Рэйчел! – воскликнул Дэвид, а я показала ему на грузовик, остановившийся на красный сразу за мостом.
– Я не могу его надежно сохранить, – сказала я под скрип тормозов. – И что мне с ним делать? У меня магии не хватит его скрыть, когда уже известно, где он. У Пискари хотя бы хватит влияния, чтобы его не похитили и не вытащили из него, где фокус.
Дэвид посмотрел беспокойными глазами:
– Но он же принадлежит вервольфам!
Светофор переключился, я затаила дыхание, но убедилась, что Дэвид не рванул обгонять с места стоявший перед нами грузовик, зато обычно столь ответственно относящийся к безопасности вождения вервольф сейчас дымился от злости, что так медленно набирает скорость.
– Поверь мне, – сказала я тихо, – если бы был способ отдать его вервольфам, я бы не задумалась ни на секунду. Но это демонская работа, и единственное, что делает этот артефакт – он создает проблемы. Перемены нужны, но медленные, а не быстрые. Иначе…
Я подумала о проблемах его подруги.
– Тогда пусть его спрячет кто-нибудь из вервольфов.
– Кто, Дэвид? – спросила я в досаде, и Дженкс нервозно шевельнул крыльями. – Ты? Мы это уже пробовали. Мистер Рей? Миссис Саронг? Или Винсент? На него работали три стаи, и они все озверели. Каждый из них каналировал силу альфы, но не обладал сдержанностью, которую альфа приобретает вместе с положением.
У него напряглись желваки на скулах, а я продолжала:
– Альфой не становятся, альфой надо родиться. Они не могли с этим справиться. Перемена должна прийти медленно. Это как с твоей подругой, которая стала перекидываться без подушек безопасности, которые за тысячу лет выработала для вас эволюция.
Пальцы Дэвида на руле ослабили хватку, и я немного успокоилась.
– Может быть, еще не время? – тихо спросила я, сгруппировавшись, когда он резко свернул направо к своему дому.
– Не нравится мне это, – сказал Дженкс, и лицо у Дэвида стало пустым. Я посмотрела, куда они глядели – на парковку, и у меня сердце провалилось вниз. Там стояли два джипа ОВ, три ФВБ и межвидовая «скорая».
– Все нормально, – сказала я, отстегивая ремень. – Вряд ли они в твою квартиру.
Дэвид ничего не сказал, подъехал ближе и стал возиться с застежкой ремня, ругаясь, что не сразу ее отстегнул.
– В мою. Шторы были закрыты – теперь они раздвинуты. А Серена не могла еще проснуться.
Оставив ключи в замке зажигания, он бросился прочь из машины, быстро и твердо зашагал к своей двери.
Я медленно вылезла, остановилась между машиной и открытой дверью, положив руки на крышу. Дженкс сел ко мне на плечо, и мы ничего не сказали, когда агент ОВ остановил Дэвида на пороге. Они обменялись несколькими словами, и мне стало нехорошо, когда я увидела, как на Дэвида надели наручники. Он был сломлен с виду, но не оказал сопротивления – знал, что это позволит им кинуть его в камеру и забыть о нем на максимальный срок, который позволяет закон.
В верхних окнах кто-то двигался, и я крепче сжала сумку, радуясь, что фокус у меня, потому что ОВ воспользовалась случаем обыскать квартиру Дэвида. Его кошка смотрела на меня из другого окна и слиняла, когда мимо нее прошла темная фигура.
– Что будем делать, Дженкс? – спросила я шепотом.
Его крылья холодили мне шею, и я прищурилась на солнце, глядя, как Дэвида грузят в джип.
– Дженкс? – сказала я, и тон гудения изменился.
– Увидимся в церкви, – сказал он, улетая подслушивать.
Я задержала дыхание, глядя, как он повис над стоянкой и спикировал камнем в джип с Дэвидом, когда никто не видел. Я ему пожелала удачи, и джип выехал со стоянки, чуть задержавшись перед тем, как влиться в уличный поток.
До свидания, Дэвид.
Я выдохнула – долго, медленно. Наклонившись к машине, я вытащила ключи Дэвида и бросила их в сумку. Домой я как-нибудь доберусь, а ключи мне нужны, чтобы кормить его кошку.
Черт побери, я уже такое видела, и добром оно не кончилось.
Со стуком я закрыла дверцу, и тут у меня кровяное давление дало свечку, когда я увидела подтянутый силуэт Гленна – детектив шел ко мне с другой стороны парковки.
– Ну, теперь я хотя бы знаю, отчего ты просачковал наше свидание в морге! – крикнула я так, чтобы было слышно на разделяющем нас расстоянии.
Он шел целеустремленно, но голову наклонил – хотелось бы мне думать, от чувства вины.
– Виноват, Рэйчел! – сказал этот бывший военный, останавливаясь рядом со мной.
– Виноват! – воскликнула я, не на шутку расстроенная гленновской преувеличенно бойскаутской ментальностью. – Не знаю, за что там арестовали Дэвида, но он этого не делал! Сегодня утром я видела Трента, и он мне прямо выложил, что именно он убивал вервольфов в поисках этой дурацкой статуи.
Хмурое выражение лица Гленна не изменилось, и серьги-гвоздики придавали какой-то странный оттенок его безупречно-профессиональной мимике.
– Я очень рад услышать от вас такие слова, – сказал он, убирая руки за спину и разве что не толкая меня к машине своим слишком уж близким присутствием.
Несколько опешив, я почувствовала, как слабеет моя злость.
– Так тогда… тогда вы его отпустите?
Он покачал головой с озабоченным прищуром глаз.
– Нет, но если мистер Каламак сможет подтвердить, что сегодня утром вы были с ним, я смогу удержать ОВ от немедленного вашего ареста.
Я почувствовала, что бледнею.
– За что?
– За сообщничество и пособничество в убийстве Бретта Марксона. Его взгляд упал на мою сумку: – У вас там есть что-нибудь, о чем мне нужно знать?