Иногда придерживаются теории (Т1). Она может приобрести мощность путем включения в более общую теорию, которая признает систематическую амбивалентность предикатов, зависящую от того, применяются ли они к реальным сущностям, подчиняющимся физическим законам, или же — к не-физическим сущностям. Я имею в виду концепции, подобные концепции Селларса, которая исходит, в частности, из того, что предикаты, приписывающие свойства чувственным впечатлениям, никогда не означают точно то же, что они означают, когда употребляются для приписывания соответствующих свойств физическим объектам. Коротко говоря, концепция, связывающая противопоставление “вымысел/действительность” с амбивалентностью предиката, имеет объяснительную силу, если она объединяется в более общую теорию предикатной амбивалентности (см. Приложение).
Поскольку правда вымысла полностью отделена от истинности утверждений, касающихся объективной реальности, представляется уместным считать, что, скажем, расцветка вымышленных объектов — не совсем то же, что расцветка физических объектов. Цвет физических объектов, а также визуальных иллюзий физической или нефизической природы является видимым. Цвет полностью вымышленных объектов невидим. Даже если речь идет о чувственном восприятии вымышленных объектов, например, если мы “видим” при галлюцинации Дон Кихота, сражающегося с местной телевизионной башней, ясно, что Дон Кихот галлюцинации отличается от сервантесовского Дон Кихота примерно так же, как Памела МакДжона отличается от Краутовской Памелы. Таким образом, наш совокупный опыт включает: (а) лежащий в основе реальный мир; (b) разнообразные полумиры вымысла; (c) разнообразные фрагменты миров галлюцинации; и (d) другие миры, которые здесь не рассматриваются.
Отделение вымысла от действительности способно придать правдоподобие тезису, согласно которому каждый из этих миров имеет дело с различными типами предикатов и свойств. Это отделение также проясняет основную мысль предшествующего абзаца, а именно мысль о том, что концепция амбивалентности предиката по линии “вымысел/реальность” становится еще более правдоподобной, будучи частью аналогичной более общей теории. Отделение галлюцинаций и иллюзий от действительности, трактуемое в терминах предикативной амбивалентности по линии “галлюцинация/реальность” вполне параллельно концепции амбивалентности предиката по линии “вымысел/реальность”. Таким образом, в результате как будто получается унифицированная концепция совокупного опыта и всей совокупности явлений нашего языка.
Однако нетрудно найти тривиальные и естественные возражения против концепции амбивалентности предиката. Можно, в частности, указать на то, что опытно воспринимаемые свойства, такие как цвет, форма, запах и звучание, фигурируют как в мире вымысла, так и в действительном мире. Речь не идет об усвоении одного ряда предикатов, а затем — другого ряда. (Я не буду опускаться до глупого аргумента, что словари не выделяют различных смыслов цветообозначений — для мира вымысла и для реальности). В самом деле, сам факт, что мы употребляем в обоих случаях одни и те же слова, свидетельствует о том, что мы имеем дело с одними и теми же свойствами.
Я полагаю, что есть серьезные основания для того, чтобы не принимать концепцию (Т1). Но эти основания не являются доказательством ошибочности (Т1) и правильности (Т2) и (Т3). Я хочу подчеркнуть здесь общий принцип, который мы все хорошо знаем теоретически, но нередко забываем на практике, а именно: ни одна теория не является дедуктивным выводом из соответствующих данных. Отношение между теорией и данными диалектично. Теория проливает свет на факты, организуя их интересным (и удовлетворительным) образом, а также давая им единообразное плодотворное и экономное описание. Не существует четко очерченного критерия интересности и удовлетворительности: здесь остается место для личного выбора. Но плодотворность — это нечто иное. Если теория призвана объяснить лишь предварительно собранную совокупность фактов, она всегда остается ad hoc. Для того, чтобы быть плодотворной, теория должна объяснять дополнительные факты — либо автоматически, либо после незначительной модификации. Количество и качество таких модификаций должны принимать в расчет соображения интересной экономности описания и большую или меньшую степень [интуитивной] удовлетворительности. Но я хочу также подчеркнуть специальный момент, иллюстрирующий этот общий принцип. То обстоятельство, что мы используем одни и те же предикаты в художественном творчестве и в описаниях реального мира, указывает на очень тесную связь свойств, выражаемых этими предикатами в обоих типах дискурса. Насколько тесной оказывается эта связь, зависит от теории. Теория амбивалентности предиката (Т1) не является экономной, но она может объяснять тесный характер связи между двумя рядами предикатов. Теория (Т1) должны быть дополнена системой принципов, соотносящих свойство вымышленного мира, выражаемое предикатом Р, со свойством действительного мира, выраженного тем же предикатом. Следует так развить теорию, чтобы она была способна объяснить, каким образом усвоение того, что Р выражает определенное реальное свойство. F происходит одновременно [сопровождается] с усвоением или приобретением механизма усвоения путем самообучения или на основе некоторого незначительного дополнительного опыта, быть может, литературного, того, что Р может использоваться также для выражения вымышленного свойства *f i, соответствующего свойству f.
Нет, теорию (Т1) не так легко опровергнуть. Но мне не нравится ее сложность. Я предпочитаю считать, что как в утверждениях, относящихся к миру вымысла, так и в утверждениях о реальности речь идет об одних и тех же свойствах. Таким образом, нет необходимости задаваться вопросом, какого рода функцию представляет астериск в символизации *f i, и нет необходимости вводить многоярусное представление усвоения концептов.
Более того, впечатляющее единство и однородность сознания в нашем совокупном опыте, относится ли он к вымыслу, галлюцинациям или реальным событиям, может быть лучше осмыслено, если мы будем исходить из допущения, что и в галлюцинации, и адекватное чувственное восприятие действительности, и мира художественного вымысла — все имеют дело с одними и теми же свойствами. Поскольку содержание сознания составляют качества и свойства, ничто не может объяснить упомянутое единство и гомогенность лучше, чем тезис, согласно которому содержанием сознания являются в точности одни и те же качества и свойства, независимо от типа соответствующего опыта. Таким образом, тезис (Т1) диаметрально противоположен защищаемой мною лейбницианско-кантианской концепции единства опыта, не говоря уже об однородности сознания.