Наиболее разработанными и широко применяемыми в структурной (системной) лингвистике являются дистрибутивный, трансформационный, компонентный и оппозитивный анализ, а также метод поля. Общей чертой всех этих методов является то, что с их помощью выявляются и систематизируются внутриструктурные синхронные отношения (парадигматические, синтагматические, деривационные) между единицами языка и речи.
1. Дистрибутивный анализ (ДА)
ДА был разработан главным образом американской дескриптивной лингвистикой. Основные его принципы сформулировал в книге "Язык" (1933, русск. перевод 1968) уже Леонард Блумфилд. Дальнейшее свое развитие они получили в трудах его учеников и последователей: Зеллига Харриса, Чарлза Фриза и др. Наиболее полно результаты этой работы, в частности технические процедуры дистрибутивного анализа, изложены в книге З.Харриса "Методы в структурной лингвистике" (1951). Из отечественных языковедов разработкой дистрибутивной методики лингвистического анализа) активно занимались Юрий Дереникович Апресян, Лидия Никола-евна Засорина и др. (см., в частности, рекомендованные их работы). Основные приемы ДА - это сегментация и идентификация различных единиц текста посредством приема субституции (подстановки). Эмпирически заданной считается речь, в частности отрезки речи, под которыми понимаются сегменты, ограниченные с двух сторон молчанием (на письме - обычно точками).
Начинается ДА с сегментации текста (отрезка речи) на предложения (точнее - высказывания); высказывания далее расчленяются на непосредственно составляющие (НС), в конечном итоге - на словоформы ("лингвистические формы", по Блумфилду); словоформы, в свою очередь, членятся на НС (по деривационному, словообразовательному принципу), в конечном счете - на морфемы (точнее - алломорфы, варианты морфем); наконец, в составе алломорфов выделяются аллофоны (звуки), являющиеся минимальными единицами текста. Таким образом, ДА осуществляется на трех уровнях: синтаксическом, морфологическом и фонетическом. Однако американский ученый Чарлз Хоккет возражал против применения ДА на фонетическом уровне, справедливо полагая, что морфемы (морфы) как лексико-грамматические единицы не могут состоять из единиц другого (фонетического) яруса и, значит, не могут на них расчленяться; они лишь представлены фонетическими единицами, т.е. лексико-грамматические и фонетические единицы связаны не конститутивно-интегративными, а репрезентативными отношениями. Анализ по НС - это выявление смысловых и формальных иерархических связей между единицами текста. Например, иерархическая структура предложения Преподаватель читает своим учениками произведения Пушкина наизусть может быть представлена таким образом:
Преподаватель читает своим ученикам произведения Пушкина наизусть
На втором этапе анализа НС выделяются в соответствии с их деривационными связями в составе словоформы (если она членима). Например, иерархию НС словоформы преподаватель можно представить так:
пре - по - да - ва - тель
(преподаватель образовано от преподавать, преподавать - от подавать,подавать - от давать, давать - от дать). На фонетическом уровне анализ по НС применим в принципе к фонетическому аспекту текста, к фонетическим (фонологическим) его единицам: текст сегментируется на фразы, фразы - на речевые такты, речевые такты - на фонетические (фонологические) слова, слова - на слоги, слоги - на звуки (аллофоны). Все процедуры сегментации (анализа по НС) опираются главным образом на интуицию исследователя или на интуицию его информантов; строгих формальных правил они не имеют.
Процедуры идентификации тех или иных сегментов текста осуществляются посредством приема субституции (подстановки). С помощью субституции выявляются, во-первых, инвариантные и вариантные единицы языка, т.е. фонемы, морфемы, лексемы и т.д., с одной стороны, и аллофоны, алломорфы, аллолексы (словоформы) - с другой. Инвариантные единицы в одном и том же окружении (иначе говоря, в одной и той же позиции) функционально противопоставлены и поэтому взаимозаменимы, т.е. находятся в отношении функционального варьирования, или, как принято говорить в дескриптивной лингвистике, в отношении контрастной дистрибуции. Контрастную дистрибуцию имеют, например, звуки [а], [о], [у] в окружении [д... м] (ср.: дам - дом - дум), суффиксы -ИК и -НИК в словах дворик - дворник, словоформы берет, раскрывает, читает и др. в синтаксическом окружении Ученик... книгу и т.д. Одним словом, контрастная дистрибуция характеризует все нетождественные по своей функции единицы, выступающие в одной и той же позиции. Вариантные, т.е. функционально тождественные единицы, находятся или в отношении дополнительной дистрибуции, или в отношении свободного варьирования. О дополнительной дистрибуции говорят в тех случаях, когда функционально тождественные единицы не употребляются, не допустимы в одном и том же окружении, например: гласные [и] и [ы]в русском языке, согласные [t] и [th] (mistake - take)в английском, суффиксы -ЧИК и -ЩИК в словах летчик и пильщик, словоформы прекратили и перестали в конструкциях Они прекратили смех и Они перестали смеяться и т.д. Со свободным же варьированием мы имеем дело тогда, когда функционально тождественные элементы (например, стилистические варианты какого-либо инварианта) встречаются в одном и том же окружении, в одной и той же позиции: [богъ] -[боγъ], скворе [ч] ник - скворе [ш] ник, стеною - стеной, продавец - продавщик (простор.) и т.д.
Единицы с одинаковыми позициями объединяются в дистрибутивные классы, которые обозначаются обычно на грамматическом уровне анализа условными символами, например: Nn Vf Na или Сим Гл Свин и т.п. Цепочки символов, указывающие на те или иные синтаксические классы слов и грамматических форм, называются дистрибутивными формулами (или схемами). На семантическом уровне вместо символов, указывающих на синтаксические классы слов, используются индексы семантических классов языковых единиц, например: Ssubj Vорет Sobj и т.п. (подробнее об этом см. в рекомендованных книгах Ю.Д.Апресяна, Л.Н. Засориной, В.В.Богданова). Сведение вариантных единиц к инвариантным (аллофонов к фонемам, алломорфов к морфемам и т.д.) и выделение функциональных классов инвариантных единиц (синтаксических, семантических, морфологических и т.п.) является главной и конечной целью ДА.
В качестве исходного материала для ДА нельзя брать неполные синтаксические конструкции, нередко встречающиеся в живой речи. Они должны восстанавливаться, воссоздаваться в их полном, идеальном виде. Например, вместо высказывания В школу, являющегося ответом на вопрос "Ты куда идешь?" ,дистрибутивному анализу должно подвергаться высказывание Я иду в школу. Прием реконструкции языковых единиц Луи Ельмслев назвал катализом (Игорь Павлович Распопов называет его идеализацией).
Поскольку наиболее важную роль в синтаксических построениях играет конструктивное ядро предложения (предикативный минимум, по терминологии Н.А.Шведовой и В.А.Белошапковой) и его семантическое ядро (номинативный минимум, по Белошапковой, или пропозиция, по Арутюновой), в синтаксисе дистрибутивный анализ чаще всего применяется к ядерным структурам (ядерным схемам предложения и ядерным семантическим моделям). С этой целью распространенные предложения реальной речи свертываются до ядерных. Например, предложение По вечерам студенты часто ходят в кино может быть свернуто до номинативного минимума (до минимума семантической модели) Студенты ходят в кино и до предикативного минимума (до минимума формальной синтаксической модели) Студенты ходят. Дистрибутивный прием свертывания называется также редукцией, а обратная операция (операция развертывания) - экспансией.
Под дистрибуцией языковой единицы понимается прежде всего совокупность всех линейных ее связей в тексте, т.е. ее сочетаемость (или несочетаемость) с другими единицами, а также порядок компонентов текста, т.е. позиция языковой единицы в составе более сложной единицы (например, гласный [о] в турецком языке употребляется только в начальном слоге, подлежащее в английском и башкирском языках всегда предшествует сказуемому, отделяемые приставки в немецком языке всегда занимают в предложении последнее место: Коттеп Sie mit, Ich stehe auf. Сочетаемость языковых единиц может быть обусловлена как чисто формальными (нормативными) факторами, так и семантическими (содержательными): ср., с одной стороны, перестать читать (перестать чтение ненормативно), а с другой - слушать внимательно и слышать внимательно (последнее выражение невозможно по семантическим причинам).
ДА имеет как положительные, так и отрицательные стороны. К отрицательным можно отнести, например, его трудоемкость, громоздкость и ограниченность его применения в основном формальным аспектом языка, планом выражения, а к положительным - строгость его процедур, применимость их ко всем уровням языка (фонетическому, морфологическому и синтаксическому) и сопоставимость результатов анализа разных языков.
2. Трансформационный анализ (ТА)
ТА возник как один из методов синтаксического анализа, как подспорье к методу анализа по НС. Исходные принципы ТА были разработаны в статье Зеллига Харриса «Совместная встречаемость и трансформация в языковой структуре» (1957) и в книге Наума Хомского «Синтаксические структуры» (1957). Русский перевод обеих этих работ опубликован в сб. «Новое в лингвистике» (вып. 2, М., 1962). К этим принципам очень близки идеи Льва Владимировича Щербы о лингвистическом эксперименте, сформулированные им гораздо раньше в статье «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании» (1931). Вскоре после своего возникновения ТА был перенесен (транспонирован) на другие уровни языка: морфологический, словообразовательный, лексико-семантический и даже фонетический. Вследствие этого понятие трансформации получило очень широкий смысл: трансформацией стали называть не только синтаксические преобразования, но и парадигматические отношения между формами той или иной грамматической категории (напр., видовые корреляции), между членами словообразовательных рядов (говорят, например, о приставочных трансформациях), между словом в данном его значении и перифразой, с помощью которой данное значение толкуется (например, в работах Ирины Владимировны Арнольд). У «начинателей» ТА тоже не было единства в его понимании. Харрис рассматривал трансформации как операции по преобразованию синтаксических конструкций, близких или тождественных по смыслу (напр., преобразование активных оборотов в пассивные). Хомский, напротив, понимал под трансформацией алгоритмические правила порождения синтаксических структур, являющиеся у него, наряду с правилами НС и морфонологическими правилами, составной частью порождающей грамматики как логико-математической модели языка. Наиболее плодотворным и в теории Харриса, и в теории Хомского был принцип синхронной зависимости неядерных (производных) структур от ядерных (непроизводных). Поэтому именно он и оказал наиболее сильное влияние, как справедливо считает в рекомендованной книге Соломон Давидович Кацнельсон, на последующее развитие лингвистики.
Чрезмерное расширение понятия трансформации вызвало в науке противоположную тенденцию – стремление ввести трансформационный анализ в какие-то определенные рамки. Так, например, чешский ученый Пршемысел Адамец в своих работах по русскому синтаксису предложил отграничивать трансформации от модификаций и вариаций. Под трансформациями он понимает «преобразования ядерного предложения, при которых меняется его синтаксическая структура, но сохраняется его лексическое наполнение и характер обобщенно-семантических отношений между его компонентами», например: Директор утвердил приказ → Приказ был утвержден директором, Я запомнил его лицо → Мне запомнилось его лицо, Его слова обрадовали меня → Я обрадовался его словам, Ветер сорвал крышу → Ветром сорвало крышу и т.п. Под модификациями понимаются «преобразования ядерного предложения путем добавления к нему нового элемента – модификатора, обычно с модальным или фазисным значением», например: Я приду → Я могу прийти, Ты нам поможешь → Ты должен нам помочь, Об → этом не говорят → Об этом не надо говорить, Я работаю → Я начинаю работать, Павел был в комнате → Павла не было в комнате и т.п. Наконец, вариациями Адамец называет «преобразования ядерного предложения при полном сохранении его синтаксической структуры и количества его компонентов» (меняются лишь грамматические формы времени, вида, наклонения, числа и т.д.), например: Я читаю книгу → Я читал книгу // Я буду читать книгу, Ребенок играет во дворе → Дети играют во дворе и т.д. Этим вполне резонным разграничением трансформации отграничиваются от различных лексико-фразеологических (синонимических, перифрастических) и морфологических (словоизменительных и словообразовательных) замен. Неясно лишь, как быть с транспозитивными заменами типа Он грустный → Он грустит, Он мошенничает → Он мошенник и т.п. Их тоже следует, видимо, считать трансформациями.
Ю.Д. Апресян ограничивает сферу применения ТА тремя правилами: 1) состав лексем («лексических морфем») при трансформациях должен оставаться неизменным; 2) должны сохраняться непосредственные синтаксические связи между ними; 3) члены трансформации должны соотноситься с разными синтаксическими моделями (схемами). Этим правилам удовлетворяют, например, выражения Профессор осматривает пациента и Осмотр пациента профессором (примеры Апресяна). Первое из этих ограничений следует, видимо, признать избыточным, ибо трансформационные отношения характеризуют, во-первых, не отдельные слова или словоформы, а их семантические классы и так как, во-вторых, эти отношения обусловлены прежде всего семантической природой языковых единиц (частные запреты на те или иные трансформации объясняются в большинстве случаев не семантическими, а нормативными причинами). Следовательно, наряду с синтаксическими преобразованиями допустимы также, что признают сейчас многие учение, замены отдельных словоформ их лексическими или фразеологическими эквивалентами (синонимами). Необходимость второго ограничения тоже отвергается некоторыми языковедами. Например, Игорь Павлович Распопов справедливо считает, что оно исключает из ТА такие интересные параллели, как Ветер переменил направление → Направление ветра переменилось, При решении задачи нарушены условия → Задача решена с нарушением условий и т.п. Таким образом, из трех ограничений, предложенных Апресяном, общепризнанным остается только третье: члены синтаксической трансформации должны иметь разную структуру. Но к нему необходимо добавить еще одно важное условие: общность семантики, смысла.
Весьма проблематичен и вопрос о том, применять ли трансформации, как рекомендовали Харрис и Хомский, лишь к ядерным предложениям и их трансформам, ибо в этом случае вне поля зрения остаются такие очень типичные преобразования, как Отец радовался успехам сына → Успехи сына радовали отца, Он всех возмутил своим поведением → Его поведение возмутило всех ит.п. К тому же надо иметь в виду, что ядерные синтаксические конструкции как формально-грамматические единицы языка далеко не всегда совпадают с ядерными семантическими моделями (ср., например, ядерную синтаксическую конструкцию Он говорит и соотносящиеся с ней семантические модели «Он разговаривает», «Он способен говорить» и т.п.).
Итак, синтаксическая трансформация – это преобразование одной синтаксической структуры в другую, опирающееся на тождество, инвариантность их семантической структуры, на тождество их значения. Основной прием ТА – идентификация синтаксических конструкций путем их сравнения по лексическому и грамматическому содержанию. Семантическая инвариантность членов трансформации определяется интуитивно, а направление трансформации устанавливается или интуитивно, или статистически; исходной считается наиболее частотная конструкция. Однако проблема ycложняется тем, что частотность употребления членов трансформации (трансформов), например действительного и страдательного оборотов, в разных стилях разная. Поэтому иногда очень трудно решить, какая из двух конструкций трансформации (трансформационного отношения) является исходной, ядерной (ср., напр., Мне холодно и Я мерзну, Мне не спится и Я не сплю, и т.п.).
Типы трансформаций довольно разнообразны. Различают 1) конверсные трансформации: Он продает ему дом → Он покупает у него дом, Почтальон разносит письма → Письма разносятся почтальоном, Крестьяне обрабатывают землю → Земля обрабатывается крестьянами; 2) безличные: Вода размыла берег → Берег размыло водой; 3) субстантивные (трансформации номинализации): Он пишет → Он писатель, встречать гостей → встреча гостей; 4) адъективные (трансформации адъективизации): Он болеет → Он болен, Он грустит → Он грустный; 5) предложно-падежные: Он думал об этом → Он думал над этим, обожать кого-л. → благоговеть перед кем-л.; 6) трансформации вербализации: приглашение писателя → писатель приглашает // писателя приглашают и др. Если к трансформациям относить и те преобразования, которые Адамец называет модификациями, список их значительно расширится. Прибавятся, в частности, трансформация вопроса: Он пришел → Он пришел? И трансформация отрицания: Он пришел → Он не пришел. Однако семантически возможные трансформации в значительной мере ограничены нормами языка (лексическими, морфологическими и синтаксическими). Так, например, предложение Мне сказали об этом можно преобразовать только в предложение Я был информирован об этом, предложение же Я был сказан об этом (ср. анг. I was told about it) аномально.
В книге Юрия Сергеевича Степанова «Имена. Предикаты. Предложения» различаются трансформации и перифразы. Под трансформациями здесь понимаются преобразования типа белый → белизна, болезненный → болезненность, бежать → бег, бегать → бегание, учитель → учительствовать и т.п., т.е. «такие преобразования, при которых сохраняется частичное тождество формы – корень или основа слова и определенное тождество семантики» (с. 181), а под перифразами – «преобразования лексем с полной заменой означающего, например врач → лечить (вместо врачевать)»(там же), купить → продать (Я купил у него машину → Он продал мне машину)и т.п.
Главная цель ТА – выявление трансформационных синтаксических парадигм (полей), члены которых связаны регулярными синтаксическими отношениями, например: Он грустит – Ему грустно – Он грустный (грустен) = Он печалится – Ему печально – Он печальный (печален) и т.д.; Ветер сорвал крышу - Ветром сорвало крышу = Молния сожгла дерево – Молнией сожгло дерево и т.д. Вместе с тем с помощью ТА решаются и другие задачи: разграничиваются, например, омонимичные по значению синтаксические конструкции, значения многозначных слов и т.д. Так, трансформации типа приглашение писателя → писатель приглашает // писателя приглашают снимают синтаксическую омонимию именного сочетания; несовместимые трансформы от одной и той же конструкции свидетельствуют о многозначности ее ядра (ядерного предиката), напр.: Он уже целую неделю болеет (болен) – Он уже целую неделю болеет (нельзя болен) за нашу команду.
Таким образом, ТА помогает определить системные связи между синтаксическими конструкциями (синонимические, деривационные и др.), снять их омонимию, разграничить лексические значения и синтаксические функции отдельных слов в составе конструкции (словосочетания или предложения) и т.д. Но есть у него и недостатки: некоторая неопределенность сферы применения, субъективизм в оценке возможности / невозможности трансформаций, отсутствие строгих критериев для определения направления трансформаций и, следовательно, исходных (ядерных) конструкций.
3. Компонентный анализ (КА)
Если не считать словарные толкования значений, которые по своему существу представляют не что иное, как КА без строгого теоретического его обоснования, этот метод является детищем XX века. Сначала он появился в фонологии (в виде анализа дифференциальных признаков фонем), затем был перенесен в грамматику (например, в работах Р.О.Якобсона, А.Мартине и др.) и лишь после этого в семантику. Сейчас КА широко применяется к анализу содержания всех двусторонних единиц: лексических, морфологических и синтаксических.
Идеи о необходимости разложения лексических значений при их описании на компоненты (кванты содержания) в европейском языкознании высказывались многими учеными, например Рихардом Мейером, Львом Владимировичем Щербой, Луи Ельмслевом и др. Но как специальный метод семантического анализа КА был разработан (первоначально на материале терминов родства) в американской этнолингвистике. Позднее КА был успешно применен к анализу многих других лексико-семантических групп и полей, в том числе к анализу конкретной лексики. Тем самым была доказана его полезность и плодотворность.
Целесообразно разграничивать два основных варианта КА: семный анализ, т.е. разложение значения на элементарные, далее не членимые компоненты (семы), и анализ по семантическим множителям, т.е. разложение значения на непосредственно составляющие (НС) компоненты. Так, например, с точки зрения семного анализа тетя - это "непрямой (некровный) родственник женского пола, относящийся к предшествующему поколению" (данное значение включает семы "родственник", "характер родства", "поколение", "пол"), а с точки зрения анализа по семантическим множителям тетя - это "сестра отца или матери (родная, двоюродная или троюродная)". Состав сем и семантических множителей в соотносительных значениях разных языков может не совпадать. Например, в болгарском языке термины, соответствующие русскому слову тетя имеют иное структурное содержание: тетка и леля - это "сестра матери", стрина - "жена брата отца" и вуйна - "жена брата матери". Подробнее об этих двух вариантах (приемах) КА см. в моей статье "Методы семантического анализа".
КА является выражением принципа дискретности, одного из основных принципов современной науки, и в этом, видимо, главное его достоинство. С помощью КА было убедительно доказано, что все основные единицы языка (звуки, словоформы и значения) дискретны. Это дает основание считать, что дискретность является одним из обязательных свойств языкового знака, определяющих системный характер языка в целом. Следовательно, КА надо рассматривать как один из важнейших инструментов, посредством которого мы можем проникать в тайны внутренней организации языка как системы. Он служит нам, например, довольно надежной опорой при систематизации семантических оппозиций, при выделении классов слов и моделей предложения, при анализе деривационных отношений между единицами языка.
Наряду с достоинствами у КА есть и недостатки. Одним из них является его субъективность, ибо в конечном итоге этот метод всегда опирается на языковую интуицию говорящих (или интуицию исследователя как носителя изучаемого языка); строгой формализации КА пока не поддается. Впрочем, многие другие лингвистические методы, в том числе математические, тоже опираются на интуицию говорящих или используют исходные данные, полученные с помощью этой интуиции. Более существенным недостатком КА является, пожалуй, то, что до сих пор посредством этого метода не удалось выявить и строго обосновать весь состав элементарных семантических компонентов (семантических примитивов, простых) семантических категорий) и что поэтому не удалось установить допустимые пределы членения языковых значений (семем) на такие компоненты: неясно, например, следует ли значения типа "человек", "изменяться (изменение)", "двигаться (движение)" считать простыми, элементарными или расчленять их далее (скажем, так: "живое мыслящее существо", "становиться иным", "изменять свое положение в пространстве" или каким-либо другим образом). Тем не менее и этот недостаток КА свидетельствует скорее не о слабости метода, а лишь о его недостаточной разработанности. При этом необходимо, конечно, учитывать и то, что возможность различного членения одного и того же значения на составные компоненты (например, возможность толкования слова директорствовать и как "быть директором", и как "выполнять функции директора", и как "работать директором") обусловлена объективной его многоаспектностью и диффузностью.
Другие недостатки КА, на которые указывают обычно его критики, или мнимые, или являются следствием неумелого его применения. Поясним это примерами.
Многие критики КА утверждают, что компоненты значения выделяются с его помощью искусственно, что они относятся к метаязыку описания и имеют поэтому операциональный характер, что в языковом сознании говорящих их нет. С этим никак нельзя согласиться. Если бы это было так, то говорящие, в том числе не имеющие специального лингвистического образования и даже вообще никакого образования (например, дети дошкольного возраста), не могли бы толковать значения слов, то есть расчленять лексические значения на составные компоненты, но они, как известно, это делают. Следовательно, сама языковая практика свидетельствует против отрицания компонентной структуры значения как объективной, онтологической языковой реальности.
Еще один пример такого рода. Критики КА заявляют нередко, что не все лексические значения разложимы на элементарные компоненты (семы). С этим утверждением тоже нельзя согласиться. Действительно, только абстрактные значения без остатка делятся на элементарные компоненты (абстрактные семы), например значения местоименных слов, значения глаголов типа находиться, присутствовать, останавливаться, арендовать и т.п. При расчленении же значений конкретных слов типа дуб, слон, г олова, сидеть, плясать, красный, горький и т.п. мы всегда получаем эмпирический остаток, обычно сугубо индивидуальный, не повторяющийся в значениях других слов. Но ведь, кроме элементарных, абстрактных по своей природе сем, при КА в составе значения выделяются также его непосредственно составляющие (его семантические множители), отражающие деривационные и иные парадигматические связи данного значения. Например, НС значения "юноша" являются компоненты "мужчина" + "молодой", а НС значения "мужчина" - компоненты "человек" + "мужского пола"; НС значения "дуб" являются компоненты "дерево" + эмпирический остаток, включающий видовые признаки дуба, и т.д.
Следствием неумелого применения КА или неверного понимания природы значения являются чаще всего такие недостатки: 1. КА языкового значения иногда подменяется анализом признаков предмета или явления самой действительности, к которым данное значение нейтрально, т.е. не включает их в свой состав, в свою структуру. С подобными ошибками довольно часто приходится сталкиваться в толковых словарях и в диссертационных исследованиях. Главная их причина кроется, видимо, в неразличении языкового значения и речевого смысла, языковой картины мира и когнитивной картины мира.
2. При выделении компонентов значения недостаточно строго разграничиваются план содержания и план выражения (компоненты содержания и формы). Иными словами, компоненты значения смешиваются нередко с формальными значимостями: выделяются, например, семы типа "адъективность", "местоименность", "глагольность", "мужской род", "женский род" и даже семы типа "книжность", "просторечность", архаичность" и т.д. Этот недостаток обусловлен обычно слишком широким пониманием значения.
3. Вместо компонентной структуры системных языковых значений во многих исследованиях по семантике анализируется структура речевых смыслов, т.е. анализ единиц языка подменяется анализом единиц текста.
4. Не всегда при компонентном анализе учитывается иерархия составных компонентов в структуре значения, что обусловлено чаще всего не строгим разграничением типов структурных компонентов (парадигматических и синтагматических сем, доминирующих и зависимых, дескриптивных и коннотативных, ядерных и периферийных и т.д.; см. о них в моей кн. "Современная лингвистическая семантика", с.90-107).
5. Очень часто, особенно в диссертациях, КА дублирует словарные толкования значений без должного их обобщения и унификации.
Все эти и другие подобные недостатки никак, разумеется, не дискредитируют КА как лингвистический метод.
4. Оппозитивный анализ (ОА)
"Весь механизм языка, - говорил Соссюр в своем "Курсе общей лингвистики", - зиждется исключительно на тождествах и различиях, причем эти последние являются лишь оборотной стороной первых. Поэтому проблема тождеств возникает повсюду; но, с другой стороны, она частично совпадает с проблемой конкретных сущностей и единиц, являясь усложнением этой последней, впрочем, весьма плодотворным" (Труды..., с. 141). Мысль Соссюра о совпадении проблемы тождеств и различий с проблемой языковых единиц следует понимать, видимо, так: единицы и сущности языка могут быть выделены лишь в процессе анализа их противопоставлений (оппозиций), т.е. путем их оппозитивного анализа. Некоторые образцы такого анализа и в фонологии, и в грамматике, и в лексике предложил в своем "Курсе" уже сам Соссюр. Значит, главная цель ОА как лингвистического метода - это выявление путем сравнения языковых единиц их всевозможных релевантных (функционально значимых) оппозиций в составе тех или иных парадигм. Поэтому ОА с полным правом можно назвать также парадигматическим анализом, противопоставив его тем самым анализу синтагматическому, т.е. анализу отношений между единицами языка в структуре синтагмы (абстрактной или конкретной), включающему в себя, естественно, и приемы дистрибутивного анализа, и приемы анализа по НС; парадигматический (оппозитивный) анализ, в свою очередь, тесно связан с КА и ТА. Следует, однако, иметь в виду, что не все единицы языка можно сравнивать в процессе ОА: сравнению подлежат только гомогенные единицы языка, имеющие какой-то общий инвариант как основание для сравнения. Конкретнее говоря, звуки, к примеру, должны сравниваться со звуками, фонемы с фонемами, лексемы с лексемами, словоформы со словоформами, семемы с семемами и т.д.
Какие же типы оппозиций должны выявляться в процессе ОА? Возможные типы фонологических оппозиций впервые выявил и систематизировал, как известно, Николай Сергеевич Трубецкой. B книге "Основы фонологии" он выделял следующие типы оппозиций: 1) многомерные и одномерные (напр., оппозиции d - b и t - d в немецком языке), изолированные и пропорциональные (напр., оппозиция немецких фонем p - b, t - d, k - g, с одной стороны, и p - š - с другой) - по их отношению к системе оппозиций в целом; 2) привативные (напр., оппозиции типа "звонкий - глухой", "губной - негубной" и т.п.), градуальные (напр., противопоставление фонем и - о, ü - ö, i - е в немецком) и эквиполентные (напр., р - t, f - k и под. в немецком) - по отношению между членами оппозиции; 3) постоянные (напр., оппозиция /м/ - /н/ в русском - она никогда не нейтрализуется) и нейтрализуемые (напр., противопоставление глухих и звонких в русском языке - нейтрализуется в конце слова и в других слабых позициях) - по объему их смыслоразличительной силы или действенности в различных позициях (с нейтрализуемыми оппозициями у Трубецкого связано, как мы знаем, понятие архифонемы). Позднее все эти оппозиции были перенесены в грамматику и лексикологию (например, в работах Р.Якобсона, А.Мартине и др.). Особенно важными в грамматических и лексикологических исследованиях оказались привативные и эквиполентные оппозиции, ибо именно они формируют и в лексике, и в грамматике структуру семантических парадигм (градуальные оппозиции можно рассматривать как разновидность привативных). При отсутствии семантических различий между словами или их грамматическими формами говорят иногда о нулевых оппозициях; они характерны для формальных лексико-грамматических парадигм (смотреть - глядеть, прекращать - nepеставать, головой - головою и т.п.). Между привативными и эквиполентными оппозициями (последние могут быть и антонимическими) существует тесная взаимосвязь. Она проявляется прежде всего в том, что каждый член эквиполентной оппозиции входит обычно в привативную onпозицию с одним и тем же третьим, немаркированным членом, который служит логическим основанием данной оппозиции и который, следовательно, нейтрален к дифференцирующим признакам членов эквиполентной оппозиции, например: "говорить" / "лгать" (="говорить ложь") - "говорить" / "острить" (="говорить остроты"), "двигаться" / "мчаться" (="двигаться быстро") - "двигаться" / "тащиться" (= "двигаться медленно"). Значит, и привативные, и эквиполентные оппозиции отражают деривационные отношения между единицами языка, т.е. их последовательную (ступенчатую), и параллельную семантическую деривацию, например: двигаться → перемещаться → ходить // уходить // приходить // подходить // заходить. При этом параллельные дериваты находятся в эквиполентных оппозициях по отношению друг к другу и в привативных по отношению к производящей единице. В свете семантической деривации метод ступенчатой идентификации языковых единиц по их лексическим значениям, предложенный Эрой Васильевной Кузнецовой, есть не что иное, как последовательная попарная идентификация членов деривационной цепочки, начинающаяся с самого конкретного из них (идентификация снизу вверх), а метод спецификации языковых единиц, предложенный Рейдой Миргалеевной Гайсиной (его называют также методом ступенчатой конкретизации), есть не что иное, как последовательная попарная идентификация членов деривационной цепочки, начинающаяся с самого абстрактного из них (идентификация сверху вниз). Вряд ли, однако, эти приемы ОА целесообразно возводить в самостоятельные методы.
Противопоставление языковых единиц (и фонетических, и лексико-грамматических) имеет место только в строго определенных позициях (такие позиции называются сильными). В слабых позициях, т.е. в позициях, не свойственных для данных единиц, оно нейтрализуется. Нейтрализация имеет место во всех тех случаях, когда противопоставление (оппозиция) языковых единиц, имеющее силу в одних позициях, теряет эту силу в других. Так, фонемы /т/ и /д/ в сильных позициях противопоставлены друг другу по дифференциальным признакам глухости / звонкости (скажем, в словах том - дом), а в слабых позициях (к примеру, в словах код - кот) это про-тивопоставление снимается, нейтрализуется; глаголы быть и находиться, противопоставленные в сильных позициях по семе локативности, теряют это противопоставление в слабых позициях (напр., в предложении Армия находилась в трудном положении) и т.д. Следовательно, второй важной задачей ОА следует считать выявление позиций нейтрализации для анализируемых оппозиций. При этом нужно всегда помнить, что в процессе такого анализа нельзя смешивать нейтрализацию оппозиций, т.е. непротивопоставленность языковых единиц только в слабых позициях, от их нейтральности к противопоставлению по тем или иным признакам в любых позициях (и слабых, и сильных). Фонема /ц/, например, нейтральна в русском языке к оппозициям по глухости / зв