Глерк не одобряет – так он и сказал в первый день по прибытию ребёнка.
И повторил это на следующий день.
И на следующий.
И на следующий.
Ксан отказывалась слушать.
- Дети, младенцы, - раздавались песни Фириана. Он обрадовался. Крошечный дракон сидел на ветке прямо над дверью в дом Ксан, распахнув свои разноцветные крылья так широко, как мог, а ещё вытянув длинную шею. Голос его был громок, а ещё он ужасно фальшивил, и Глерк зажимал уши.
- Дети, дети, дети, дети! – продолжал Фириан. – Как же я люблю детей! – однако, прежде он никогда не встречался с ребёнком, по крайней мере, этого не помнил, но дракону это любить их не мешало.
С утра до ночи Фириан пел, Ксан суетилась у малышки, а Глерка всё так же никто и не слышал. Ко второй неделе жизнь их перевернулась с ног на голову – пелёнки-распашонки и детские наряды висели на верёвках и сушились, свежевымытые бутылочки покоились на столах, была куплена новая коза (Глерк понятия не имел, откуда она взялась), и Ксан разделяла молоко на то, что пьют, и на то, из которого делают сыр и сливочное масло. А ещё весь пол был просто засыпан игрушками! Не один раз Глерк, опуская свою лапу на пол, внезапно выл от боли, наступив на что-то до жути твёрдое и колючее. Он внезапно обнаружил для себя, что привык выбираться из комнаты тихо-тихо, почти на когтях своих лап, чтобы не разбудить ребёнка, не напугать ребёнка, не замучить ребёнка своей поэзией.
К концу третьей недели у него вполне сложился образ этого маленького монстра.
- Ксан, - промолвил он. – Я настаиваю на том, чтобы ты не смела любить это дитя!
Старуха только громко фыркнула, но ничего не ответила.
Глерк нахмурился.
- Ну, я ведь совершенно серьёзно! Я запрещаю тебе это делать!
|
|
Ведьма только громко рассмеялась и, более того, этот несносный ребёнок рассмеялся вместе с нею! Они были какой-то замкнутой системой восхваления друг друга, и Глерк просто не мог этого вынести!
- Луна! – пропел Фириан, влетая через открытую дверь. Он порхал по комнате, издавая отвратительные птичьи звуки. – Луна! Луна! Луна!
- Да прекрати ты наконец-то! – воскликнул Глерк.
- Фириан, мой милый, не слушай его, - промолвила Ксан. – Детям нравится пение, это все знают! – ребёнок в ногах у неё замурчал, и Фириан пристроился на плече Ксан, продолжая напевать забавную песенку. Стало чуть лучше, но не так чтобы сильно.
Глерк расстроенно вздохнул.
- Ты знаешь, что говорит поэт о том, как ведьмы растят детей? – спросил он.
- Мне абсолютно всё равно, что какой угодно поэт говорит о ведьмах и о младенцах, хотя я не сомневаюсь в том, что это очень проникновенно, - она оглянулась. – Глерк, не мог бы ты передать мне вон ту бутылку?
Ксан устроилась на дощатом полу, скрестив ноги, а ребёнок возился с её юбкой.
Глерк подошёл ближе, склонился над ребёнком и скептически осмотрел его. Дитя запихнуло в рот кулак, и теперь по пальцам стекала слюна, а вторая ладошка тыкала в чудище. Розовые губки девочки растянулись в широкую улыбку.
Она делала это нарочно, пыталась заставить его тоже улыбнуться в ответ! Она была совершенно очаровательна – что за злая, отвратительная хитрость! Что за дивный ребёнок!
Луна взвизгнула и пнула Глерка своей маленькой ножкой. Её глазки не отрывались от болотного монстра, и они сверкали, будто те звёзды.
|
|
Не надо влюбляться в этого ребёнка. Он должен быть строгим.
Глерк откашлялся.
- Поэт, - с выражением промолвил он, прищурившись и посмотрев на девочку, - ничего не говорил о ведьмах и детях!
- Ну, - вздохнула Ксан, прижимая свой нос к носу ребёнка и заставляя девочку смеяться – а та хихикала раз за разом. – Мне кажется, об этом нам беспокоиться уж точно не стоит. О, нет, нет, мы не будем этого делать! – её голос стал отчего-то слишком высоким, и она почти что напевала что-то себе под нос, и Глерк вынужденно в очередной раз закатил глаза.
- Моя милая Ксан, ты совершенно потеряла рассудок. Тебе не хватает здравого смысла!
- А тебе не хватает этого маленького ребёночка и заботы о нём! Это дитя, так или иначе, останется здесь и будет жить! Человеческие младенцы крохотны лишь миг, они взрослеют так быстро, как бьются крылышки колибри. Успей насладиться этим Глерк! Наслаждайся – или иди, - она не смотрела на него, когда произносила эту фразу, но Глерк чувствовал странную холодность и колкость, что буквально исходила от Колдуньи, и это едва ли не разбило его сердце.
- Ну, - промолвил Фириан. Но сидел на плече у Ксан и с интересом наблюдал за тем, как ребёнок возился по полу. – Она мне нравится.
Он не позволил подобраться слишком близко. Ксан ведь объясняла, что это для их общего блага. Переполненный магией ребёнок – это словно спящий вулкан энергии, тепла и магии, и он может стоять спокойно долгое время, а потом без предупреждения вспыхнуть. Ксан и Глерк были в целом не слишком восприимчивы к чарам (Ксан из-за своего ведьмовства, а Глерк – ибо был куда старше и магии, и детских шалостей) и не беспокоились об этом, но Фириан был довольно нежен, да и без того часто икал. А икал он, между прочим, пламенем.
|
|
- Не приближайся слишком, Фириан, родной. Посиди на плече у тёти Ксан.
Фириан спрятался за завесой волос старушки и наблюдал с ревностью и тоской за ребёнком.
- Я хочу с ней поиграть! – заныл он.
Поиграешь, - успокоила его Ксан, как только вручила ребёнку бутылочку. – Я просто хочу убедиться, что вы не причините друг другу вреда.
- Не причиню! – выдохнул Фириан, после вдохнул воздух. – Мне кажется, на ребёнка у меня аллергия.
- У тебя не аллергии на ребёнка! – воскликнул Глерк, когда Фириан чихнул огнём Ксан в голову. Та даже не содрогнулась, только мигнула, и пламя обратилось паром и пятном поднялось над её головой, а после осело на плечи.
- Ну, благословляю тебя, мой милый, - фыркнула Ксан. – Глерк, почему б и тебе не прогуляться с Фирианом?
- Ненавижу прогулки! – воскликнул Глерк, но Фириана с собой всё равно взял. Когда Глерк шагал, Фириан вился у него над головой, метался из стороны в сторону, вперёд и назад, носился за бабочками. Сначала он решил коллекционировать цветы, потом собирал их для ребёнка, но то икал, то чихал, каждый лепесток превратился в пепел, но он этого не замечал, только продолжал фонтанировать вопросами.
- А ребёнок будет таким гигантским, как ты и Ксан? – поинтересовался он. – О, там ведь много гигантов! Я имею в виду, в большом мире. Мире не здесь. Ах, как я хочу его увидеть! Мир, в котором все больше, чем я!
Бредовые заявления Фириана не утихали вопреки уверениям Глерка. Он был размером с голубя, но продолжал верить, что был куда типичнее человека, а самое главное, что должен находиться как можно дальше от людей, иначе станет причиной всемирной паники.
- Однажды наступит тот день и час, сын мой, - промолвил он, повторяя слова своей матери – она так говорила, погружаясь в вулкан, и мир изменился навсегда. – Однажды ты узнаешь свою истинную цель. И ты станешь огромным на этой прекрасной земле. Никогда не забывай об этом!
Фириан, кажется, уловил смысл этой фразы – огромный и безграничный. Не было сомнений в том, что так и будет, и Фириан напоминал себе об этом буквально каждый день.
И вот уж пять сотен лет как Глерк говорил ему что-то подобное.
- Ребёнок будет расти, как обычно это делает каждое нормальное дитя, сдаётся мне, - уклончиво ответил Глерк. И когда Фириан умолк, Глерк попытался вздремнуть, устроившись в болоте посреди лилий, и закрыл глаза, но так и не смог нормально задремать.
Воспитание ребёнка – с магией или без, - не проходило без проблем: безутешный плач, вечный насморк, одержимость – запихнуть в рот что помельче!
И шум.
- Ты можешь заставить её вести себя тише? – умолял Фириан, стоило только ребёнку перестать быть чем-то новым. Ксан, конечно, отказалась.
- Магия не должна подавлять волю другого человека, Фириан, - раз за разом повторяла Ксан. – Как я могу учить её не делать ничего подобного, и самой совершать? Это ведь лицемерие!
И даже тогда, когда Луна была довольна, тихой она не оказалась. Она напевала, она клокотала, она лепетала, она заливалась смехом, она кричала. Она постоянно издавала звуки, без конце! Во сне даже – и там бормотала!
Глерк сделал для Луны седло, что свисало с его плеч – когда он шагал на шестерых. Он ступал с нею по болотам, миновал мастерскую, развалины замка, возвращался обратно, а ещё постоянно декламировал стихи.
Нет, он всё ещё не собирался любить ребёнка.
- Из песчинки, - декламировало чудище, - родится свет и пространство, и время безмерное из зёрен песочных все вещи на свете пускает вспять!
Это был один из его любимых стихов. Ребёнок наблюдал, как он шёл, изучал его глаза, его уши, толстые губы и массивные челюсти. Она осмотрела каждую бородавку, каждую морщину, каждый кусочек слизи на его спине, удивлённо улыбаясь. Она засунула ему палец в ноздрю. Глерк чихнул, и девочка захихикала.
- Глерк! – но, вероятно, она ничего не промолвила, это была просто отрыжка. Но Глерка это не волновало. Она произнесла его имя! И его сердце чуть не лопнуло в его груди.
Ксан ведь со своей стороны сделала всё возможное, чтобы не сказать, как это удалось – и её дело увенчалось удачей.
В первый год ни Ксан, ни Глерк не видели ни капли магии в ребёнке. Хотя нет, они всё ещё наблюдали за тем, как под кожей её перетекали океаны чар – и чувствовали это, впрочем, каждый раз, когда несли девчушку на руках, - и она всё ещё не позволяла неразрывной волне высвободиться.
В ночное время лунный и звёздный свет тянулся к ребёнку, затекал в её колыбель. Ксан завешивала окна тяжёлыми шторами, но каждый раз те распахивались, и во сне ребёнок пил лунный свет.
- Луна, - вздыхала Ксан, - всегда поразительна.
Но беспокойство оставалось – и магии становилось всё больше.
На второй год магии в Луне стало в два раза больше. Ксан это чувствовала. И Глерк. Но чары не вспыхнули.
Волшебные младенцы – дети опасные, как день за днём напоминал себе Глерк. Когда не держал Луну. Или пел Луне. Или шептал ей на ухо стихи, пока она спала. И спустя некоторое время, даже вопреки пыланию магии под кожей, она показалась ему обычной. Энергичный ребёнок. Любопытный. Озорной. Но с этим они справиться могли.
Лунный свет всё тянулся и тянулся к малышке, и Ксан решила, что хватит об этом беспокоиться.
На третий раз магии вновь стало в два раза больше. Ксан и Глерк этого не заметили. Они просто таскали ребёнка на руках – а тот всё исследовал, рылся всюду, царапал слова на книгах, бросался в коз яйцами, пытался заскочить на забор, однажды свалившись оттуда и сколов себе зуб… Она всё лазила по деревьям и пыталась ловить птиц, а иногда играла с Фирианом и заставляла его плакать.
- Поэзия поможет, - вздыхал Глерк. – И язык не даст ей стать зверем.
- Наука организует её разум, - отвечала Ксан. – Как ребёнок может быть непослушным, изучая звёзды?
- Я научу её математике, - обещал Фириан. – Она не сможет меня разыграть, если будет занята расчётом чисел до одного миллиона!
Именно так они взялись за образование Луны.
- В каждом ветре весна обещает… - шептал Глерк, пока Луна дремала зимой. – Каждое дерево спит, и мечты зеленеют бесплодными горами трав…
Волна за волной магия вспыхивала под её кожей, но не выходила за берега. Пока что не выходила.