Приближался день начала отпуска. Стас запланировал съездить во время него в Москву, к Фариду Алееву, который жил там. Они хотели вместе провести первую часть отпуска, попутешествовав по западной части страны.
Он уже и не думал попасть в Кузнецк, но перед самым отъездом в отпуск он, всё же, решил заехать туда. Тоска ему не давала покоя.
Отпуск начался 26-го сентября. На вечерней электричке Стас уехал в Кузнецк.
Вновь он приехал в свой, так полюбившийся ему, город. Он шёл по улицам, и ему было приятно. Волна воспоминаний нахлынула на его мысли.
Первым делом он устроился в гостиницу. Идти сразу к Ирине он постеснялся, а после того как устроился, поехал в микрорайон.
Приехав, он вошёл в подъезд, поднялся и позвонил в дверь. Через несколько секунд за дверью послышались шаги, щёлкнул замок и дверь открылась. На пороге стояла Ирина.
- Стас! Это ты! - она прижала руку к груди, сдерживая дыхание. В её глазах было столько удивления, что Стас испугался.
- Ты приехал? Когда? Ну, проходи! Что ж это я не пропускаю тебя? Проходи же! Ну! - она отошла чуть в сторону, пропуская его в квартиру. Из комнаты вышла Анна Алексеевна, мама Ирины.
- Ой, кто приехал! Володя, ты посмотри какой у нас гость! Ну, давай-давай, раздевайся, проходи, сейчас как раз будем ужинать.
- Да я ненадолго - хотел было отговориться Стас, но Ирина уже тянула его за руку в комнату.
- Без разговорчиков! Сам ведь любишь так говорить! - она произнесла командным тоном - Ты когда приехал, на чём?
- Да вот, только что, на электричке. Нас отпустили в отпуск. Я уже устроился в гостинице, так что я ненадолго.
- О чём ты говоришь, какая гостиница? Мам! Ты только послушай, о чём он говорит, приехал в гости и устроился в гостинице!
- Ты что, Стас? Зачем в гостинице-то? - вышла из кухни Анна Алексеевна.
- Да я…, да я и не знаю… - замялся Стас.
- Ты надолго? - вновь спросила она.
- Нет! Я уже завтра уезжаю в Москву.
- Ну, вот и никаких разговоров! Будешь ночевать у нас! - уверенно заключила Анна Алексеевна.
- Да ну! Вы что? – попытался, было запротестовать Стас.
Но Ирина опять не дала ему ничего сказать, дёрнув за рукав, и подтолкнула в сторону кухни.
- Давай-давай, иди! Раз мама сказала, значит так и будет! - со смешком произнесла она.
Они прошли на кухню и сели за стол ужинать. После ужина все пошли смотреть начавшийся по телевизору фильм. Но мама Ирины вдруг взяла Стаса за руку и попросила задержаться, указав на стул.
- Стас, ну как ты? Сильно расстраиваешься, что так получилось?
Стас резко поднял голову и посмотрел ей в глаза. Несколько мгновений Стас смотрел на неё, а потом опустил глаза и пожал плечами.
- Вижу, расстроен! Ты знаешь, я тоже очень расстроилась, что у вас так получилось. Я вообще-то против Игоря, её парня. Но у них всё слишком далеко зашло. Ирина тебе ещё ничего не говорила?
- Нет - покачал он головой.
- У них же 26 октября свадьба. Как раз через неделю после выпуска Игоря из училища.
- Я этого не знал - ответил Стас и подумал - Ну, вот и всё! Всё кончено!
На кухню вошла Ирина.
- А-а! Тайные разговоры!
Анна Алексеевна тихо поднялась, и также тихо вышла, оставив их наедине. Ирина села за стол напротив.
- Как у тебя дела, как настроение? - спросила она.
- Как-как? Всё так же! - тихо ответил Стас - слушай Ирин! Я хотел тебе сказать, я…, ну короче выходи за меня замуж - вдруг выпалил он.
Ирина вздрогнула и уставилась на него. После некоторого молчания она опустила голову и покачала ей.
- Нет! Стас! Уже поздно, уже всё поздно!
- Да, да уже поздно, - произнёс Стас, опустив голову и встав со стула.
- Ну ладно! Пора ложиться спать - произнесла Ирина и вышла из кухни - Спокойной ночи!
- Спокойной ночи! - ответил он, и пошёл укладываться спать.
Весь следующий день Стас посвятил Кузнецку. Ирина тоже согласилась погулять с ним.
Он ходил и показывал всё Ирине, как будто сам здесь родился и жил. Она была удивлена знаниями Стаса о городе. И вправду складывалось такое впечатление, как будто он сам родился и вырос в Кузнецке.
Вечером Стас засобирался на вокзал. Ирина тоже решила его проводить.
В те минуты ему опять стало очень приятно, вот так, просто, идти рядом с любимым человеком. Ирина шла и держала его за руку. Стас был счастлив. Хотя и понимал, что всё это было ненадолго.
Вскоре подошёл поезд. Он вошёл в вагон, поставил свои вещи и снова вышел на перрон, подойдя к Ирине.
- Вот и всё Ирин! Наверное, мы больше не увидимся, ну в смысле только может потом, когда-нибудь, в далёком будущем. А сейчас всё! Как жаль!
- Да! Жаль! - она подошла и взяла его руки в свои - не расстраивайся, да и не грусти ты. Тебе больше идёт твоя очаровательная улыбка, чем грустный вид. Всё равно ты ведь счастлив, что выбрал свою любимую профессию. Что поделаешь, раз так всё получилось. Радость победы всегда рядом с горечью поражения, и если выиграл ты, то проиграл другой. Это закон жизни! Не грусти! У тебя ещё вся жизнь впереди!
Электровоз дал гудок и поезд тронулся.
- Ну, всё! Иди Стас. Прощай!
Стас быстро подошёл к ней, обнял и поцеловал. Затем быстро запрыгнул на подножку и, помахав рукой, вошёл в вагон. Проводник закрыла дверь.
В тамбуре стоял толстый грузин с недельной щетиной на щеках, и курил.
- Ну-у у тебя и жена! - с некоторым акцентом произнёс он - Повезло! Красавица!
Стас в ответ только усмехнулся и подумал:
- Да-а! Как жаль, что эти слова несбыточны. Как жаль!
И прошёл по коридору в вагон.
Незаметно пролетел отпуск. Стас хорошо отдохнул, везде успел побывать.
Но где бы ни был, он всегда думал о ней, вспоминая прошедшее лето. Эти мысли ему, всё так же, не давали покоя.
Пришло время возвращаться в училище.
Туда он должен был прибыть 25 октября. На следующий день в Кузнецке должна была состояться свадьба.
После долгих колебаний, он всё же решился съездить в Кузнецк. Хотя бы издали посмотреть на свадьбу. Он понимал, что ему нельзя там быть. Хотя мама Ирины и приглашала его на свадьбу. Он понимал, что его никто не должен там видеть.
Приехав в Сызрань, он оставил вещи в камере хранения и, переодевшись, поехал в Кузнецк.
В город он приехал ночью. Придя в гостиницу, он еле упросил администратора пустить его разместиться на одну ночь.
Следующее утро выдалось сырым и пасмурным. Закутавшись потеплее Стас пошёл к ЗАГСу. Хотя и не знал, во сколько будет роспись. Но всё равно решил подождать. К одиннадцати часам стали подъезжать свадебные кортежи. Из них выходили молодожёны, заходили в здание и, через некоторое, время выходили оттуда радостные и счастливые.
Но тех машин, которые ждал Стас, пока не было.
Когда время уже перевалило за 12 часов, он вдруг увидел ещё несколько машин, подъезжающих к входу в ЗАГС.
Сердце его защемило. Чувство не обмануло. Из машины вышел жених и открыл дверцу машины. Из неё вышла Ирина. Сердце Стаса заколотилось с большей силой.
Она была прекрасна!
Длинное подвенечное платье очень шло ей. Красивая, пышная фата накрывала её голову. Она была похожа на белого лебедя. Стас не мог отвести от неё взгляд. Ирина, в сопровождении жениха вошла в ЗАГС.
- Ну, вот и всё! - подумал он - Как всё же обидно!
Через пару минут, после некоторых колебаний он, набравшись смелости, тоже вошёл в двери ЗАГСа.
Из зала торжеств доносились звуки марша Мендельсона.
Стас подошёл тихо к двери и осторожно приоткрыл её. В глаза ему блеснул яркий свет, который заполнил весь зал.
В глубине его стоял стол, а у него двое молодожёнов. Председатель комиссии бракосочетания зачитала торжественную речь и, затем, объявила молодожёнов мужем и женой, пригласив их обменяться кольцами.
Стас увидел, как сверкнуло кольцо в руках у Ирины.
- Как жаль, что не я стою рядом с ней! Как хочется ворваться туда и прекратить это мероприятие!
Председатель пригласила их станцевать свой первый танец. Они вышли на середину зала и медленно закружились в такт мелодии.
Сейчас Стас видел Ирину ещё ближе. Она похорошела, было видно, что она счастлива. Улыбка не сходила с её лица. Но вот она повернулась к двери лицом, и Стас не успел прикрыть дверь. Было уже поздно. Ирина увидела его. Улыбка сразу исчезла с её лица. Она смотрела на него широко раскрытыми, изумлёнными глазами.
Стас быстро закрыл дверь и вышел из ЗАГСа. Он отошёл немного от него и оглянулся. Из дверей ЗАГСа вышли уже муж и жена.
Ирина чуть задержалась у машины и посмотрела в его сторону. Стас развернулся и пошёл вперёд.
- Всё! «Мосты сожжены»! Дело сделано! Теперь ничего не вернёшь! - подумал он - Зачем судьба сыграла со мной такую злую шутку? Зачем? Как она жестока!
Через час он уже уезжал на электричке в Сызрань. Выглянуло солнце из-за туч.
- Вот! Даже тучи разбежались, чтобы не омрачить такой день! Значит, они счастливы! - крутилась мысль в его голове - Вот и пришла пора прощаться со своей, так быстро оборвавшейся любовью, со своим любимым городом.
Но почему же, всё-таки так грустно?
Дорогого человека я уже потерял! Да и что мне этот город, и что я ему?
Мы так мало знали друг друга, всего одно лето. Мы как случайные встречные, которых связала на время невидимая нить. Теперь она рвётся, и мне больно!
Размягчённое тихое ожидание. Светлая грусть расставания. С кем? Расставание с несостоявшимся, прощание с несбывшимся. Обидно!
О чём? О чём я грущу? Всё теперь уходит, уходит в прошлое, остаётся теперь только одна память. И как жаль, что теперь это только ПАМЯТЬ!
19 ноября 1986г. Сызрань.
Дней на войне
Дней на войне
Командир полка подполковник Ярко сидел за своим столом и что-то писал. Я постучал в дверь.
«Разрешите, товарищ подполковник?»
Не дожидаясь ответа, вошел в кабинет. Командир полка продолжал что-то писать, не поднимая головы и не глядя на меня. Я стоял у дверей. Молчаливая пауза затягивалась. Я решил взять инициативу в свои руки, зная крутой нрав своего командира полка, т.к. он абсолютно одинаково относился к своим подчиненным как в чине старших офицеров, так и к таким молодым и зеленым лейтенантам, один из которых сейчас стоял перед ним, только что выпустившимся из военного училища.
«Товарищ подполковник! Почему меня вычеркнули из списков отправляющихся в Афганистан? Ведь я прошел полную подготовку вместе со всей эскадрильей, тем более со своими однокашниками, которые в списках значатся».
После этих слов командир полка поднял свою голову и испепеляющим взглядом посмотрел на меня.
«Лейтенант! Ваше дело точно и правильно выполнять приказы своих командиров и начальников, а не обсуждать их!» А затем, уже смягчившись: «Да и списки уже подписаны командующим воздушной армии, и сделать я здесь уже ничего не могу».
«Товарищ подполковник! Я не согласен с таким решением! Разрешите мне обратиться к командующему воздушной армией?»
«Да хоть к самому министру обороны!», ответил командир, наверное, не веря, что молодой лейтенант решится, обратиться к самому командующему воздушной армией.
Но мне терять было нечего, да и теперь я исполнил все правила военной субординации, обратившись, не прыгая через головы, а согласно Устава ВС, по инстанции.
Через час я уже был в приемной у командующего воздушной армией. Но в приемной мне объяснили, что сейчас его нет, и что он находится в ОДОСА «Большого аэродрома», на торжествах, посвященных Дню воздушного флота. Мне пришлось дождаться окончания торжественных мероприятий и праздничного концерта.
Стоя на улице у входа в ОДОСА, я увидел появившуюся в дверях процессию во главе с генерал-майором, сразу поняв, что это и есть командующий. Не теряя времени, бодрым строевым шагом я направился к нему, боясь, что он быстро сядет в свою машину и уедет, или кто-то отвлечет его.
«Товарищ генерал-майор! Разрешите обратиться? Летчик-штурман вертолета Ми-8 отдельного транспортного вертолетного полка лейтенант Штинов».
По удивленным глазам командующего я понял, что он не ожидал такой дерзости от молодого лейтенанта. А реакция полковников, выходящих вслед за ним, вообще меня чуть не рассмешила. Выглядывая из-за плеч генерала, они изучали меня изумленно - возмущенными взглядами, наверное, думая: «Это еще что за желторотый птенец?»
«Ну и что вам нужно лейтенант?» - прервал небольшую паузу генерал.
«Товарищ командующий! Через неделю эскадрилья нашего полка убывает в спец.командировку в Республику Афганистан. Я был с самого начала в ее списках, прошёл полную подготовку к этой командировке. Но меня из списков вычеркнули по неизвестной мне причине».
«Как, вы говорите, ваша фамилия?»
«Лейтенант Штинов Станислав Борисович, товарищ генерал-майор».
«Да, есть такое дело, помню. Вас заменили на старшего лейтенанта из Уссурийского вертолетного звена. По моим данным, вы только недавно женились?»
«Так точно, товарищ генерал-майор. Но ведь это не основание для отстранения меня от выполнения этого задания. Ведь я для этого учился, мечтая стать военным летчиком! Я не согласен с таким решением! И прошу меня направить в основном составе в эту командировку».
Слабая улыбка появилась на лице у командующего.
«Лейтенант! Сколько вам лет?»
«Двадцать один, товарищ командующий».
И уже чисто по-отечески генерал произнес:
«Сынок, живи и радуйся жизни. Воспитывай детей, ведь у тебя все впереди, и дома молодая жена! Зачем ты туда рвешься?»
«Товарищ генерал! А как бы вы поступили на моем месте? Ведь я прошел подготовку вместе со своими однокашниками, с которыми четыре года учился в летном училище и которые для меня теперь как братья. Как я им буду в глаза смотреть?»
Командующий несколько секунд смотрел на меня молча, заглядывая мне в глаза и как бы видя, что сейчас творится в моей душе. Затем повернулся к одному из полковников и тихо произнес: «Исправьте списки».
«Ну что ж, лейтенант, давай, воюй. Да возвращайся живым!»
«Спасибо, товарищ генерал, не подведу!»
Через полтора часа я уже возвращался на рейсовом автобусе в гарнизон. На остановке меня встречал дежурный по полку.
«Лейтенант Штинов?», - подойдя, обратился он ко мне, широко улыбаясь. «Так точно», - удивленно смотрел я на него, размышляя, чему он так улыбается. Причину такой улыбки я узнал через несколько минут. «Вас срочно к себе вызывает командир полка».
Подполковник Ярко также сидел за своим рабочим столом у себя в кабинете, но цвет лица у него теперь был багровым, как будто он только что вышел из бани.
«Лейтенант! Как вы оказались у командующего воздушной армии?»
«Товарищ подполковник, сегодня ведь выходной день, по поводу празднования Дня воздушного флота. А вы разрешили мне обратиться «хоть к самому министру обороны», ну вот я и...» - стал я оправдываться.
Глаза его открылись широко от удивления, но затем, наверное, вспомнив наш утренний разговор, он опустил глаза и, немного помолчав, как будто бы обреченно вздохнув, сказал: «Ладно, иди собирай чемоданы».
Я даже не успел вставить ключ в замок двери, дверь открыла жена. Она долго смотрела в глаза, а затем тихо спросила: «Ты куда ездил?»
«Да так, по делам», - попытался оправдаться я.
«Ага! В парадной форме?» - Она села на стул, прикрыла лицо руками и расплакалась.
«Я догадываюсь, куда и зачем ты ездил».
Поняв, что бессмысленно искать другие оправдания, я присел рядом, обнял ее за плечи: «Пойми меня правильно, ведь я не могу поступить иначе».
Ночной Чирчик встретил нас непривычной духотой. Семичасовой перелет на Ил-76 с Дальнего Востока вымотал полностью, поэтому, как только нас привезли в центр боевой подготовки и разместили в казармах, мы отключились мгновенно.
А утром закипела настоящая работа.
Нас сразу всех переодели в камуфлированную форму. Тогда она только-только начала поступать в войска, и в первую очередь одевали тех, кто направлялся «за речку», поэтому через час мы были как настоящие «интернационалисты», только не было пока еще того характерного загара, да и форма была уж больно сильно свежей.
Не было дано никакого отдыха. В течение четырех часов наземная подготовка, затем сдача зачетов, постановка задач на полеты на следующий день.
И закипело, и закружилось. «Горную подготовку» прошли очень быстро. Понемногу привыкли к дневному пеклу и ночной духоте. Получили представление о настоящих горных полетах и посадках на высокогорные площадки, где воздух разрежен до предела.
И ждали, ждали. Отправка затягивалась.
Уже тогда начали поговаривать, что командировка возможно и не состоится, так как второй этап вывода войск уже начался и «шиндандская» эскадрилья, которую мы летели менять, уже сидела на чемоданах. Но команда на отлет все же поступила неожиданно.
Поздно вечером нас построили на плацу, и без лишних комментариев и напутствий объявили о завтрашнем отлете из ташкентского военного аэродрома «Тузель».
Раннее утро выдалось чересчур прохладным. Пришлось доставать теплые вещи и демисезонные куртки. Пока ехали на бортовых машинах от Чирчика до Ташкента, продрогли полностью. Быстро прошли таможенный досмотр, получили штамп в новенькие загранпаспорта о разрешении пересечения границы, погрузились на Ил-76. И в утренней предрассветной дымке наш «горбатый» оторвавшись от бетонки родной советской земли, понес нас в другую непонятную страну.
Полтора часа полета прошли в тягостном ожидании.
Изредка поглядывая в иллюминаторы, мы смотрели вниз и с интересом замечали, как меняется ландшафт, и даже цвет лежащей внизу земли был совсем другой. Не наш, чужой.
Пол под ногами провалился неожиданно.
Я почувствовал, как самолет опустил сильно нос и с все увеличивающейся вертикальной скоростью и огромным креном понесся, ввинчиваясь в разреженный воздух, к далекой красно-коричневой земле. Потом последовал ощутимый толчок и хорошо различимый удар.
Мы, с моим однокашником, Валеркой Юсибовым напряглись, но рядом сидящий командир звена с черниговского полка, за плечами которого это была уже не первая командировка «за речку», лишь приоткрыв глаза, тихо произнес: «Это шасси».
Судя по вертикальной скорости и ощутимым перегрузкам на разворотах, мы просто падали.
Такие заходы на посадку я потом часто видел, они просто завораживали своей грациозностью и дерзостью, «как на острие ножа». Да и иначе здесь было нельзя, слишком заманчивая и дорогостоящая мишень заходила на посадку, за уничтожение которой простой бедный «душок» становился богатым человеком.
Спустя несколько минут самолет резко задрал нос, и через мгновение мы почувствовали мягкое касание колес шасси о бетонку «шиндандской» авиабазы.
После заруливания, как только начали открываться грузовые створки, в огромное пространство салона самолета резко ворвался обжигающий воздух.
«Да-а, как из доменной печи!», - подумалось нам.
Воздух был настолько раскален, что через несколько минут мы все были уже мокрые от выступившего пота.
Выйдя из самолета, мы бестолково озирались по сторонам. Никого, ни души. Не было ни одного встречающего. Только пронизывающий зноем ветер и кучи отстрелянных гильз тепловых ловушек под ногами.
И тут из-за самолета с изумленными глазами вышел черный, как индус, с запыленными веками, в «мабуте», прапорщик и, ничего не спросив и не объяснив, бросился бежать в сторону стоящего недалеко небольшого гарнизона с криком: «Замена-а-а-а!»
Еще через несколько минут, огромная толпа с диким криком радости, такая же черная и запыленная, неслась к нам навстречу со стороны гарнизона, подбрасывая вверх свои кепки.
«Заме-е-на-а-а!!» Через десять минут, придя в себя, нам все объяснили. Оказывается, нас ждали уже давно. Торжественно встречали каждый Ил-76. Но они приносили в своем чреве только различные грузы, продовольствие и кефир, - со смехом объяснили нам встречающие нас, безумные от счастья, летчики.
А этот борт уже решили не встречать, ощутив бессмысленность этих встреч и подкатывающую обиду непонятно на кого. Сбиваясь с мыслей, не переставая нас обнимать, обалдевшие от радости пилоты и техники повели нас в сторону гарнизона, схватив наши сумки и рюкзаки и не переставая с умилением, тихо напевая, произносить: «За-ме-на-а-а!»
Отдохнуть и привыкнуть ко всему нам также не дали. Ввели в курс дела. Что делать можно, чего нельзя. Куда и как ходить можно, куда дорога заказана сразу.
Логика объяснений на войне была предельно четкая, без лишних объяснений. Вопросов с нашей стороны практически не было, сразу поняли, куда попали.
«Ветераны», как мы их называли, которые уже бывали на этой земле, размеренно и неторопливо сразу обустроили свой быт, как будто бы никогда отсюда не уезжали.
Некоторое время нам пришлось от них «получать по рукам» и выслушивать нравоучения - за попытки напиться воды из-под крана или вечером сходить по одному в туалет, стоящий, как нам казалось, «вот тут, совсем рядом».
Первые же дни питания в небольшой гарнизонной столовой вывели из строя половину вновь прибывшего личного состава, ну естественно за исключением «ветеранов». Те, без злорадства, посмеивались над нами, гуськом бегавшими в отхожее место. Так началось наше знакомство с этой непонятной страной.
Но все же самое сильное и неизгладимое впечатление на меня произвели первые дни полетов над афганской землей. Скорей всего это было шоком. В голове никак не укладывались мысли, как можно в конце двадцатого века жить в таких условиях.
Представьте себе - попасть из развитой страны в страну с феодальными отношениями. Землю здесь обрабатывают деревянными сохами в упряжке за буйволом, дома сложены из глиняных кирпичей, жизненный уклад основной части афганцев настолько низкий, что даже слово «бедность» не подойдет.
И в то же время существовали здесь же рядом зажиточные и богатые землевладельцы, дуканщики. Местные дуканы ломились от обилия всевозможного современнейшего товара, начиная с японских наручных часов и заканчивая последними моделями аудиомагнитофонов, о которых в Союзе можно было только мечтать.
Кантин
И здесь же грязные, голодные, босые и полуодетые «бачата» бегали с протянутой рукой. Стоило только запустить руку в карман - это было командой к действию для огромной оравы маленьких, голодных, чумазых «чертят», которые вылазили из всевозможных дыр, вырастали, словно из-под земли и тут же облепляли тебя с ног до головы.
Вездесущие бачата
Вот уж тут держись! В считанные мгновения опустошалось, с профессионализмом опытных карманников, всё содержимое карманов, отстегивались магазины от АКСов, выхватывались из хорошо закрытых карманов гранаты и патроны, и при этом это все комментировалось ими отборным русским матом, который и в Союзе то не услышать. И буквально через пять - десять минут всё содержимое твоих карманов можно было купить в ближайшем кантине.
Здесь же за всем этим очень внимательно следили молодые бородачи в чалмах, с гневом заглядывая нам в глаза. Вот и попробуй, разберись, кто это – «дух» или простой дехканин. Приходилось крутить головой на 360 градусов, прикрывать не только свою спину, но и спину товарищей.
Хотя поездки в близлежащие кишлаки для нас были большой редкостью. Изучать Афганистан приходилось с воздуха.
В основном полеты выполняли на воздушную разведку местности, чтобы исключить скопление и перемещения бандформирований в районе авиабазы, проводку душманских караванов с оружием, для упреждения обстрелов аэродрома реактивными снарядами.
Караванчик
Приходилось сопровождать колонны выводящихся войск в сторону границы с Союзом, обеспечивать проводки колонн из Союза с продовольствием, топливом и другими различными грузами для афганцев. Кроме того, прикрывали все взлетающие и заходящие на посадку самолеты, оберегая их от обстрела с земли. Прикрывали всех, и тех, которые прилетали из Союза, и тех, которые возвращались с бомбоштурмовых ударов. Самолеты были разные - истребители и бомбардировщики, почтовики и... «Черные тюльпаны».
Афганский Ан-30
Крупных боевых операций к окончанию вывода войск ОКСВ в нашем районе не проводил. Если не считать небольшие бомбоштурмовые удары по скоплениям «непримиримых» и операцию по проводке колонны с продовольствием и стройматериалами к гидроэлектростанции на водохранилище «Каджакай», недалеко от Кандагара.
На тот момент афганские сорбозы наотрез отказывались от проведения таких операций. Понимали: через несколько месяцев мы уйдем из Афгана, а усложнять свое и без того шаткое положение им не хотелось.
Нам этого не хотелось еще больше, до мирной жизни оставалось всего ничего. Но приказ есть приказ. Мы тогда выполняли свой воинский долг по помощи Афганистану, и поверьте, никто тогда в необходимости этой помощи не сомневался. Хотя досталось нам тоже очень много. Это только по Советскому телевидению и в газетах писалось, что вывод войск проходит по плану, ни в каких операциях мы участия не принимаем и не несем никаких потерь. А «Черные тюльпаны» все загружались и загружались, унося домой ребят, не доживших до мирной жизни самой малости.
Попал я в экипаж к молодому командиру Володе Барабанову из Средне-Белой,
Владимир Барабанов
но его почти сразу, после прилета в Афган отправили на вертолетную площадку в 101-й мотострелковый полк, который базировался недалеко от Герата, для руководства полетами на площадке приземления и изредка для выполнения задач в качестве авианаводчика.
Поэтому, практически все полеты я летал со своим командиром эскадрильи – подполковником Емелиным Сергеем Константиновичем.
Командир АЭ п/п-к Емелин С.К. (слева) и НШ АЭ м-р Щербич.
Это был ас своего дела, кавалер орденов Боевого Красного Знамени и Красной Звезды. Эта его командировка в РА была уже не первая. Летать с ним просто приятно.
Было чему поучиться! Хотя после каждого полета я выходил из вертолета выжатый как лимон.
Полет на предельно малой высоте, три-пять метров над землей, тем более, с постоянным применением противострелковых и противозенитного маневров, изматывали до предела! Да еще приходилось крутить на все 360 градусов головой, чтобы первому заметить готовящихся открыть огонь по нашим «вертушкам» душманам, или обнаружить в каком-нибудь заброшенном дувале установку для залпового реактивного огня «духов».
В те годы «духи», тоже понимая бессмысленность жертв со своей стороны, перешли с тактики непосредственных нападений на места дислокации наших войск и аэродромы на их обстрел из установок залпового огня, а иногда даже из самодельных примитивных ракетных установок, хорошо замаскированных и не требующих непосредственного участия в запуске ракеты стрелка. Ставился очень простой «таймер» в виде парафиновой свечи, которая под палящими лучами солнца расплавлялась, высвобождалась чека пускового механизма, и ракета уносилась в сторону расположения наших частей.
Конечно, точность этих ракетных ударов была очень низкой, но беспокойства такой обстрел доставлял довольно много. Нам даже пришлось в срочном порядке выкапывать вблизи входов в наши модули небольшие убежища и траншеи, в которых можно было бы укрыться при обстрелах, и обкладывать стены модулей металлическими плитами и ящиками с песком, чтобы хоть как-то уберечься от разлетавшихся осколков.
Прямого попадания такая «защита» конечно бы не выдержала.
Так произошло на авиабазе в Кабуле, когда в модуль прямым попаданием среди белого дня вошла ракета, запущенная «духами». В это время в одной из комнат отдыхали только что прибывшие в Афган по замене молодые летчики и несколько старожилов, которые через несколько дней должны были улетать домой. И вот за доли секунды смерть их уравняла. И тех, кто прошел через жернова этой войны, которые уже в мыслях подбрасывали дома своих детишек, обнимали матерей и жен, и тех, кто даже не успел понюхать пороха. Их всех, тринадцать, молодых, здоровых мужиков увезли домой в «цинках».
Поэтому мы, как правило, с утра летали на облет зоны вокруг нашей авиабазы, основных гарнизонов и блокпостов, чтобы вовремя обнаружить такие «подарочки».
Во время одного из таких облетов, на удалении пяти - шести километров от траверза аэродрома, я заметил в небольшой ямке, прикрытой сухой травой, небольшой контейнер в виде трубы зеленого цвета. Но скорость полета была приличной, да и сзади за нашей парой «восьмерок» летели две «двадцать четверки», прикрывая наш «тыл». Сначала я не придал этому значения, приняв эту трубу за простой мусор. Но, через несколько мгновений, ко мне пришла догадка: откуда в столь отдаленном месте от кишлаков и дорог будет находиться мусор? Явно, это очередной «духовский подарочек».