Елена Габова «Сказка выпускного бала» 10 глава

Глава 9 Двадцать пять недель февраля

– Что у вас происходит?Большой Брат вышагивал перед доской, заложив руки за спину. Глядел четко перед собой.– Что творится в вашем классе?Взгляд на мыски ботинок. Голову не поднимает, как будто подчеркивает: смотреть мне вокруг не на что. А вернее – не на кого.– Вы не первый выпускной класс в школе. И никто до вас не устраивал таких представлений с бубном.– Ничего у нас не происходит, – с тревогой протянул Гера, закатывая глаза к потолку.– Вот именно что ничего! А вы ведете себя, как… – Физик сжал кулак, подбирая слова. – Как будто вы на войне, честное слово. Глупость какая-то, честное слово, проблем я других не наблюдаю.Тырин стоял около первой парты, ломая линию Ватикана.– Все в порядке, Борис Бенедиктович, – бодро отрапортовал фюрер. – Класс к проверочной готов.– Ну вот! – Большой Брат снова прошел перед доской. – Вот, пожалуйста! Тырин, ты что стоишь?– Вы задали вопрос, я отвечаю, – обиделся Славка.– А почему ты?– А почему бы и нет? – пытался сохранить невозмутимость фюрер. – Кто-то ведь должен ответить.– И ты за всех отвечаешь?– За всех.Большой Брат замер, словно в голове просчитывал варианты решения задачи:– И Сладкова готова?Соня вздрогнула и по привычке, по въевшемуся под кожу обычаю, стала медленно подниматься. Сейчас она не была готова ни к чему.– Она готова, – оценил общий обалдевший вид одноклассницы Славка.– Цирк, – буркнул физик, дошагивая до стола. – То, что вы делаете, – чистой воды автократия, подчинение интересов большинства интересам одного.– Это называется «демократическая система». – Славка насупился, стал тянуть вперед губы, изображая обиду.– Это называется «тоталитаризм», растворение личности в коллективе.– Кого это мы тут растворили? – зачем-то полез вперед Гера. – Нам все удобно!– Конечно, удобно.– Вы против коммунарской системы?– Я против того, что происходит у вас в классе.– У нас ничего не происходит, – вернулся к началу разговора Тырин. – Я это знаю.– Раз ты все знаешь, скажи, кто брал проверочную, – поймал фюрера на слове Большой Брат.– Я думаю, ее куда-то положили по ошибке, – заученно отозвался Тырин. – Человек ошибку исправил, но признаваться не хочет. И это правильно. Ругать могут.– Кого?– Того, кто взял!– Ругать? – снова ухватился за слово физик. – Значит, это кто-то из вас.– Почему из нас? Это мог сделать любой учитель. – Славка – само спокойствие. Позавидовать можно.– Учителей за проступки не ругают! За проступки их наказывают, лишают премий. А ты сказал, что будут ругать.– Я употребил неправильное слово, – нашелся Славка.– Он-то тут при чем? – некстати влез Гера.Физик внимательно посмотрел на Бородина и усмехнулся.– Так… – подошел он к столу. – Интересно. Круговая порука. За одного отвечают все. И тебе это нравится?Тырин качнулся. Казалось, он сейчас упадет на свое место, расплачется и во всем признается. Попросит прощения и помощи.Но Славка чуть заметно шевельнул уголками губ. Легкая улыбка. Еле видная. Сколько в ней было торжества!– К товарищам нельзя подходить с такой системой оценки: «Нравится – не нравится». Друга принимаешь таким, какой он есть, терпишь, если надо, и уступаешь. Вы этому нас учили все одиннадцать лет школы.– Но, честное слово, мы не ожидали, что на таких посылах вырастет монстр, – развел руками физик и так громко перекатился с пятки на мысок, что Соня опять вздрогнула. – А мне что делать? – Большой Брат сдался. Это было видно по опущенным плечам, слышно по чуть хрипловатому голосу. Он устал. Славка в очередной раз вытащил класс из пропасти. Дальнейший разговор был уже чистой формальностью. – У нас две проверочные. Старая, которая неожиданно нашлась сегодня утром. И новая, за которой я сегодня же утром ездил в РОНО, потому что по почте нам посылать уже не рискуют.Движением фокусника он провел руками над столом: на чисто убранном пространстве двумя белыми пятнами выделялись конверты. На случай, если кто-то еще не понял, что это такое, учитель постучал по столу пальцем, привлекая к конвертам внимание. Да, да, это были они. Или вы и так в курсе, как они выглядят?– Я хочу знать, в чьих руках она побывала. Сладкова?Соня, успевшая вернуться на место, снова вскочила.«Я ничего не знаю, – звенело в голове. – Ничего не знаю».– Что же ты молчишь?– Я не брала, – прошептала Соня, уходя от обмана.Следующий вопрос физика был закономерен:– А кто брал?Соня глянула на Тырина. Лицо абсолютно спокойно.Наверное, он взял еще до того, как Тихон упал. Падение было запасным вариантом. Надо сказать. Нельзя врать.– Она-то откуда знает? – прервал затянувшуюся паузу Славка.– Сладкова! – настаивал Большой Брат.– Я не знаю, – прошептала Соня.– Не слышу! – Физик склонился в проход. И даже голову повернул. Левым ухом вперед.– Не знаю! – громче произнесла Соня.Это было все равно что подписывать себе смертный приговор. До этого она еще могла считать себя не такой, как Тырин или Макс. До этого… Сам погибай, а товарища выручай. До…– Я не знаю, кто взял проверочную! – громко повторила Соня. – Когда я заходила в учительскую, там никого не было. И конверта на столе не лежало.Большой Брат выпрямился, вопросительно посмотрел на класс.– Борис Бенедиктович! – Голос Тырина обволакивал. – Можно мы начнем писать? Время идет.– Да, время идет, – согласился физик, возвращаясь к столу. – Время идет, а вы не меняетесь. Как так?– Это уже задача?– Это риторический вопрос.– Тогда он не требует ответа.Учитель стукнул костяшками пальцев по первому конверту.– Хорошо! Слава! Раздай листочки по партам. Первый ряд, рассядьтесь. Надо, чтобы каждый сидел по одному. От урока прошло десять минут. Я вам столько же разрешу взять от перемены. Какой у вас следующий урок?– Алгебра. – Никто и не думал отвечать вперед Тырина.– Я поговорю с Зоей Игоревной. Я надеюсь, она не будет против. Ну? Что вы на меня смотрите? Работайте! Работайте…– Тырин! – прошептал Макс и показал большой палец на правой руке. Он был в восторге от разговора. Катрин беззвучно, одними пальчиками изображала аплодисменты.Славка пожал плечами. Для него это была обыденная роль волшебника. С установленной таксой за услуги.И все начали работать. Символы и знаки прыгали у Сони перед глазами. Поминутно она ловила себя на том, что смотрит на Тырина. Видит его пухлую щеку, шепчущие губы. Он писал ровно, время от времени откладывая ручку и ковыряя заусенец на большом пальце левой руки, потом опять принимался писать. Томка грызла ручку, поглядывала в окно. Ваня с Федей писали, одинаково облокотившись на левые руки. Фил улыбался. Димочка блаженно жмурился, как кот на солнцепеке. У него был круглый детский почерк.– Сладкова, тебе что-то не понятно? – прервал затянувшееся наблюдение физик.Повернулись к ней все. Не из любопытства. В глазах, которые посмотрели на нее, было соучастие. Каждый был готов за Соню ответить.– Понятно, – вздохнула Соня, опуская глаза. – Мне все понятно.Эти взгляды что-то включили в голове, и Соня начала работать быстро, ни на что не отвлекаясь. А главное – ни о чем не думая. Только в правое плечо как будто все время дуло. Оно словно было не защищено, не прикрыто. Словно раньше справа кто-то сидел, а теперь его нет. Впрочем, это могло и показаться. Просквозило, вот плечо и ноет.Сдавать все начали одновременно. Никто не торопился продемонстрировать свое повышенное знание предмета.– Сладкова! – задержал ее работу в руке Большой Брат. – Тебе нравится в этом классе?– Да, нравится.Она сначала ответила и только потом испугалась, что спрашивает физик не просто так, что он уже выбрал, кого отсеять.– И тебе не хотелось бы отсюда уйти? Или перейти на экстернат?Соня почувствовала, что за спиной кто-то встал, и пробормотала:– Нет, не хотелось бы.– Молодец! – прошептал ей в затылок Тырин.Кто бы сомневался, что он бдит своих подопечных.– Ну хорошо. – И уже всему классу, чтобы слышали, чтобы боялись: – Я надеюсь, что не найду по работе того, кто взял проверочную?– Как это может определиться? – встрял Гера.– По почерку. Человек не волновался, когда писал, потому что все знал. Да и ответы будут короче, лучше продуманы.Соня побрела к своему месту. Что бы ей сейчас хотелось, так это уснуть лет на пять, чтобы пережить и будущую жуткую весну, и сумасшедший июнь, и волнительный июль, и муторный август. Если бы ее спросили, куда бы она хотела вернуться, она бы ответила, что в начальную школу. Беззаботное было время…– А не пойти ли нам в кино? – присел на край стола Тырин.Соня складывала тетради и боролась с сильным искушением этими самыми тетрадями врезать по круглой тыринской башке. Но ответила сдержанно:– Еще древние говорили, что в вопросе кроется половина ответа.– И что же кроется в моем вопросе? Пойти?– А не пойти.Славка спрыгнул с парты.Сейчас скажет что-то в духе: «Сам погибай, а товарища выручай» или «Один за всех и все за одного…». Откуда у нее эти никчемные выражения? Кто их говорил? Когда? Пять лет назад? Почему до сих пор они сидят в голове, мешая жить? Зачем ей нужно это вранье? Настоящее полноразвесистое вранье, придуманное умной доброй учительницей по биологии в пятом классе. Странно, они жили по мудрым правилам взрослых, а вышло, что наворотили одни ошибки. Раньше, пусть и корявыми методами, пускай порой жестоко, но все же они добивались добра. А теперь в их доброте кроется одно зло. Почему все так быстро поменялось?– Понимаю… – с умным видом кивнул Славка. – Кое-кого выписывают из больницы. Значит, в следующий раз. И… Кстати…Славка поднял свой сотовый, показывая, что посылает эсэмэску. В ответ Сонина трубка набухла светом, выплюнула позывной сообщения.– Что это? – покосилась Соня на телефон.– Номер Тихона. У тебя нет. Запиши, пригодится.Соня с удивлением посмотрела на Тырина. Гладкий утверждал, что Славка к ней неравнодушен. Кажется, частичку «не» можно откинуть. Эмоций не было никаких. Вот он ушел и оставил пустоту. Что он делает? Зачем делает? Не понять.Славка ушел. За ним, словно сквозняк потянул листочки со стола, ушли-улетели остальные. Они идут в столовую, будут сидеть рядом, обсуждать проверочную. Все вместе…Соня долго смотрела на мерцающий экран телефона, проводила по нему пальцем, не верила, что эти десять цифр теперь у нее есть. Что теперь она может звонить, спрашивать, как дела, предлагать встретиться. Можно все. Но ничего делать не хотелось. Соня нажала кнопку «Сохранить», давая новому контакту имя «Забыть». И пошла в столовую. Вместе так вместе. Живем дальше – так живем дальше. Все как обычно.Справившись с проверочной, класс зажил обычной жизнью. Падалкин вернулся. Все встало на свои места.Да! Самое главное! Через несколько дней стало известно, что Нинель Михайловну не уволили. Тырин привел неоспоримые аргументы, что с их классом может работать только этот педагог. Русиш тоже предрекал глобальные потрясения, если еще раз тронуть «сумасшедший одиннадцатый». И его больше не трогали.Ноябрь жег, декабрь выводил огненные узоры. Январь осыпался ледяной крошкой. Февраль умер, еще не начавшись. Март взбирался на гору и скатывался по ледяному накату. Апрель топил в лужах. Впереди маячили экзамены. Их ждали. Ожидание из глухого раздражения перетекало в радостную уверенность, что все будет хорошо, до июня еще далеко. Это состояние сменялось безысходной тоской, что ничего уже больше не будет, что жизнь заканчивается. Что там, за этим июнем, будет? Смерть, не смерть, сто баллов, девяносто пять… неважно. В какой-то момент все смешивалось, и ожидание приобретало подобие лихорадки: скорее, скорее, добежать, перешагнуть. Карета остановится, Золушка выпорхнет на ступеньки, и начнутся чудеса. Слова теряли смысл, Старуха Изергиль начинала говорить глупости, Воланд косил искусственным глазом и нехорошо склабился. Стопка книг на столе казалась неиссякаемой.Время утекало сквозь пальцы. Секунды умирали, не успев перескочить заветное «тик-ток». Все из последних сил мчались к ленточке со словом «финиш». Чтобы упасть на черте, провалиться в пропасть или бежать дальше. К другой ленточке.Соня была одна. Не так. Она была со всеми, но словно в стороне. Не хорошая, не плохая. Никакая. Но вместе со всеми.– Вы уже обсуждаете платья на выпускной? – спросила мама, заставив оглянуться и понять, что вокруг уже не март и даже не апрель с его вечной усталостью, а май. Майский май, будь он неладен.По весне, когда все впадают в авитаминозную спячку, Сонина мама начинала бодриться и проявлять излишнюю активность.– Решай! Идем в магазин или ателье?Почему-то не хотелось ни того, ни другого. Вообще не хотелось никакого праздника. Выпускной страшил. Как будто уже всем объявили, что в этот день, двадцатого июня, произойдет конец света. Не глобальный, а маленький, на одну конкретную школу…– В магазин. И что-нибудь попроще.– Как это попроще? – кипятилась мама. – Выпускной, в отличие от замужества, происходит один раз. Это должно запомниться. Все будут красивыми. Нельзя на общем фоне выделяться! К тому же у вас – мальчики.– Мама! – не выдержала Соня. Это было какое-то фантастическое лицемерие: весь год на мальчиков смотреть нельзя было, а теперь, значит, стало можно. – Какие мальчики? Там все свои!– А как же новенький? Он непременно придет. Такой хороший, воспитанный мальчик. Ты, кажется, с ним дружила?И ничего в лице мамы не изменилось. Не появилось ни виноватого взгляда, ни извиняющейся улыбки.Черт! Зачем только настал этот месяц май… Майский май…Тихон окончил школу в январе экстерном, но время от времени появлялся в классе. Ходил на дополнительные к Большому Брату, готовился к ЕГЭ с учителями. Обязательно заглядывал в одиннадцатый, здоровался, жал руку Тырину, улыбался. Соня забыла его. Очень крепко забыла. Как он целуется, как становится спокойно, когда он сидит рядом, какая у него горячая кожа. Как холодно он может смотреть.Навсегда забыла. Но уже через несколько дней «Забыть» не сработало. Она вспомнила. Все вспомнила, когда он позвонил. Как всегда, некстати: стояла в примерочной магазина.Первым в память ворвался голос:– Здравствуй, дорогая моя!– Привет!Улыбнулась невольно, но все это можно было списать на то, что давно не виделись. Да и сейчас вроде как тоже.– Я тебя вижу.Улыбка исчезла. Соня испуганно заозиралась.Стеклянные витрины магазина, за ними люди, но никого, кто бы стоял и смотрел.– Правее, правее, – хохотала трубка.Соня повернулась и встретилась с красным глазком камеры.– Реалити-шоу! – радостно гугукнули в ухо. – Сидишь в кафе и наблюдаешь, что творится в торговых залах.– Что ты тут делаешь?– Кофе пью, а еще ботинки на выпускной покупаю. Не поддержать ли тебя дружеским советом?Соня глянула на манекены, наряженные в вечерние платья. Мама стоит у вешалок, что-то рассматривает. Они уже почти все перемерили.– Друзья должны помогать друг другу, – вещала трубка. – То голубенькое было ничего…– Да пошел ты! – вырвалось у Сони прежде, чем она успела что-либо сообразить.– Сейчас пойдем… – пробормотала мама, проходя вдоль ряда с платьями. – А я говорила, нужно было в ателье шить.– Подожди! – кричала трубка. – Я очень рад видеть тебя! И знаешь, хотел бы…Соня спрятала сотовый в карман и побежала на выход. Ну вот, еще одна беда – на выпускном будет Гладкий. А встретиться? Нет! Встречаться не надо. Слишком больно. К тому же – Тырин, он будет против. Зачем сейчас-то с Тыриным спорить?Над последним звонком больше всего колдовали Катрин с Леной. Придумывали оригинальные бантики, заказывали колокольчики. Макс написал длинное выступление в стихах: глупая Марьяна не хотела учиться, но мудрый Федот отвел ее в школу, где она прошла одиннадцать классов, четыре коридора. Катрин подобрала хорошую музыку, заставив Геру долго тренироваться, чтобы не путаться, когда что включать.Соне достался класс истории. Из реквизита выдали треуголку, по ходу спектакля она то превращалась в шляпу пирата, то в головной убор Наполеона, а то оказывалась на макушке Петра Великого.Фил – химия, Катрин – биология, Макс – литература, Федя с Ваней взяли на себя физкультуру.– А физику отдадим Тише, – хихикнула Лена, распределяющая роли.После того как Кривина стала ходить с Максом, ее жизнь стала заметно веселее.– Хороший выбор, – вынес свой вердикт Славка.Ему выпало вести математику – королеву наук.Гладкого приняли в коллектив. Тырин пытался возражать, но его в последнее время не слушали.– И как мы будем жить без твоего бдительного ока? – Лена лукаво поглядывала на изучающего текст своей роли Славку. – Давай мы тебя клонируем и каждому посадим в карман. Чтобы было на кого равняться в институтах!Славка стрельнул глазами поверх листа бумаги.– Есть более естественный способ копирования мужчин, – хмыкнул он.Лена с Катрин запереглядывались, понимающе хихикая и поигрывая бровками.– Интересно, а мы когда-нибудь встретимся? – негромко спросила Соня.– Конечно, – снова вынырнул из-за листков с текстом Славка. – Встречи выпускников происходят постоянно.– Гера с Катрин точно больше не встретятся, – пропела Лена.– Почему? – Соня отложила свои листки – там было всего три фразы.– Поссорились.О-па! И это событие не обсудили на общем собрании? Даже как-то странно.– Зачем нам встречаться? – потянулась Лена. – Уже хочется от всего этого отдохнуть.– Это точно, – вздохнул Гера, закатывая глаза.…На последний звонок Тихон пришел одним из первых. Катрин, хихикая, приколола ему бантик с колокольчиком, но Гладкий его сразу снял.– Ходим как коровы в стаде, – буркнул он. – Держи! На память.Соня покрутила в пальцах металлический конус, потрогала робкий язычок. На память…– Ценно, – согласилась она, прикалывая себе второй колокольчик. – Чтобы не выделяться.На концерте она все поглядывала на двери актового зала, боясь увидеть там Лису. Но никто не появлялся, и от этого ожидание становилось все напряженней.– Ребята, какие же вы… замечательные, – всплескивала руками прослезившаяся Нинель Михайловна. – Оставайтесь такими же.Из вредности Гера порвал листочек с записью очередности музыкальных композиций, и на сцене начался бардак. Директор сидел с постным лицом. Его речь перед концертом была короткая:– Хорошо, что все заканчивается более-менее без происшествий.Класс, который всегда сам решал свои проблемы, сейчас тоже справился сам. Тырин прогнал Геру, и выступление завершилось без музыки.– Если на все это смотреть с точки зрения теории вероятности, – бормотал Фил, выступающий в роли оператора, – так и должно было произойти. Пятьдесят на пятьдесят.– Какая же тут вероятность? – злилась Катрин. – Чистая очевидность.И показала Гере кулак. Тому ничего не оставалось, как закатить глаза к потолку.Вечерний кораблик с веселыми соседями – там орали песни, дрались, целовались.– А почему ты не отмечаешь последний звонок со своими? – спросила Соня Тихона.Абонент «Забыть»… Ну почему он не забывается!– Я со своими.Тихон, как всегда, был в светлом костюме, на лацкане каплей крови выделялся бантик.Соня смотрела на воду. Бурую, тяжелую. Казалось, прыгни она сейчас вниз – не утонет, а разобьется о металлическую поверхность.За прошедшие месяцы страдания притупились. Червячок тревоги копошился внутри, напоминая о произошедшем. А было ли что-то? Может, ничего и не было?Она прогуливалась по узкому проходу между крытой частью парохода и поручнями. Разойтись двоим невозможно. Вот она и остановилась около Тихона. Он смотрел на темный берег. Заметив Соню, улыбнулся. Как всегда, спокоен, как всегда, уверен в себе.– Вы мне очень подходите, – негромко произнес Гладкий.– Чем же?– Мы одинаковые.Соня развернулась, чтобы посмотреть в лицо Тихону. И этот мерзавец смеет утверждать такое!– А чего ты так вскинулась? – усмехнулся некогда очень любимый человек. – Или считаешь, что чем-то отличаешься от меня?– Отличаюсь! Я не использую людей в своих целях.– Да? – Гладкий хохотнул. – А как же Димочка? А как же Тырин? Да ты всех здесь построила, лишь бы тебе было удобней!Соня снова уперлась взглядом в реку. Свинцовая, вот как обычно называют такую воду. И так вдруг захотелось от всего этого освободиться. От этой зависимости.Не замечая, что делает, качнулась вперед.Ладонь Гладкого тяжело легла на плечо. Соня рванулась, но Тихон прижал ее к себе.– Ты мне правда понравилась.– Опять строишь свои планы?Слезы потекли сами собой. Незвано, непрошено. А так не хотелось показывать, что больно. Что надоело. Что от чужой правильности готова выть.– Помнишь, я встретил тебя в раздевалке? – зашептал в макушку. – Мне сказали, что ты из одиннадцатого. Я поэтому и подошел. Что ты сказала?– Что? – всхлипнула Соня.– Что такого класса нет. Какая ты была тогда красивая…Истерика сотрясала Соню, но Тихон держал крепко, не давая согнуться, не давая упасть.– Ты всегда была очень красивая. А как ты краснела, когда я подходил, как старательно отводила глаза! У тебя даже уши краснели.Фыркнула через силу, давясь слезами. Тяжело задышала, потому что нос заложило.– А когда я увидел статус у вашего малахольного Димочки, я так расстроился… Я же видел, что происходит.– Что? Что происходит?! – закричала Соня, вырываясь. Но кто же ее выпустит? Кто позволит сделать так, как хочется?– Сама виновата. Вместо того чтобы нормально общаться, ты выбрала игру по правилам Тырина.– Я хотела сделать как лучше!– И сделала как всегда. Предала меня, чтобы кому-то было хорошо. Это для вас нормально.Отчаяние накатило, в глазах стало темно. Только гул мотора парохода через палубу, через ноги пробивался к голове, заставлял дрожать мелкой дрожью руки. А Тихон все говорил, говорил, не замечая, что творится с Соней. А перед ней, как в кино, всплывали картинки прошлого. Тихон, Тихон, Тихон. Поворот головы, спокойное лицо. Белая подушка, белый халат. То, как он легко и весело говорил с ребятами из другой школы. Убийственные слова Тихона, что она сама во всем виновата…– Понимаешь, – говорил Гладкий, – в одиннадцатом классе все отношения лишены смысла. Каждый куда-то поступает, у всех начинается новая жизнь.– Какая жизнь? – сдерживаясь, прошептала Соня.Дурак! Какой же он дурак! Круглый. Неисправимый. Они все здесь дураки! И уже ничего не поправишь! Все пропало, все…– Вы ни разу потом не встретитесь.– Мы – встретимся, – сквозь зубы прошептала Соня.Оттого, что Тихон прижал ее к себе, от лежавшей на плече руки становилось жарко. Жар тек по телу, убивал волю.– Нет. Не встретитесь.Слезы внезапно прекратились. Стало весело. Год прошел, а они все воюют. Все строят чертовы никому не нужные планы.– А мы?И снова в глазах Гладкого появилось что-то холодное, равнодушное, словно змея проползла. А потом морок сошел, он улыбнулся, потянул Соню к себе:– Прости меня. Я дурак. Я не должен был так поступать. Когда я вижу, как ты смотришь, сколько у тебя недоверия… Черт! Я готов мир взорвать. Не сразу я понял – но я люблю тебя. Слышишь? Люблю! А все остальное… ну… так получилось.Соня уперлась. Сама не поняла почему. Она выставила руку, отталкивая от себя Тихона. Но он оттолкнул руку, и Соня по инерции упала на него. Резко, властно поднял ее голову и… поцеловал. Не так, как получалось у нее дома, а по-взрослому, грубо, пылко. И уже небо с водой стремительно завертелись, попытались поменяться местами, но вовремя явившийся Тырин прекратил внеплановое вращение, вернув все на свои места.– Ну вот… – протянул он, останавливаясь рядом и даже не думая отводить взгляда – смотрел в упор, с наглой усмешкой. – Опять у нас девушек уводят.Соня закраснелась. Прятаться было некуда, поэтому она ткнулась Тихону в грудь, уперлась лбом в холодную булавку.– Так ты, Мармеладова, и не сходила со мной в кино. – Славка похлопал по отполированным перилам и пошел прочь.– Что он хотел? – В бесцельное перемещение Тырина в пространстве не верилось. По крайней мере, Соня не верила.– Как всегда, хотел власти.– А ты?– И я. Только я уже добился, а он все бьется, дурачок. А не с кем. Гитлер умирал в одиночестве.Соня выбралась из-под жаркой рукиФеноменальная у фюрера способность все портить!– А как же Лиса?– Лиса – боевая подруга. Мы знакомы с детского сада. Мировая девчонка.– Лиса – это Алиса? Гостья из будущего?– Лиса – это Василиса. Из премудрых.– Она – твоя девушка?Тихон замялся. Секундная пауза на обдумывание ответа.– Я думал, что она моя девушка.– Вы расстались?– Мы не были вместе. Через меня Лиса добивалась того, чего хотела.– Давно?– В прошлой школе она была моей девушкой. Когда я переходил, она хотела перейти со мной. Я не смог ей помочь, она меня оставила. Якобы из-за тебя.«Бедный!» – вспыхнуло в голове у Сони. Сама не заметила, как подняла руку – погладить, пожалеть. Рука опустилась, не достигнув цели.На дальнем конце палубы показался Тырин. Он шел обратно. Одинокий. Всеми брошенный. Отчаянно печальный. Некстати вспомнилось, что скоро экзамены, что скоро станет ясно, кто куда поступил. Что скоро они расстанутся и их школьное братство уйдет в прошлое.– А ты не боишься экзаменов? – спросила Соня, подумав, что настоящие экзамены и испытания их ждут впереди, когда они останутся одни.– Я не боюсь того, что от меня не зависит.– Судя по твоему спокойствию, от тебя никогда ничего не зависит и все происходит само собой.Соня оттолкнулась от перил и пошла в крытую часть теплохода. На улице ей вдруг стало холодно. Тихон не стал ее догонять.Первые экзамены собрали всех. Около крыльца ждали русиша, который должен был отвести их в другую школу. Тырин демонстративно стоял отдельно. На остальных – черные пиджаки, темные юбки. Гладкий влился в их строй свинцовой струей: как всегда, светло-серый костюм. Пошли, стараясь особенно не разговаривать, не сбивать настрой на победу, не портить приметы. Фил хромал – под пяткой ему мешался старый, еще дедовских времен пятак. Федя с Ваней все поправляли падающие на лицо сальные волосы – головы не мыли уже за неделю. И не брились, отчего их класс стал похож на группу гангстеров, идущих на дело. Гладкий в их компании вполне тянул на главного мафиози.– Я сегодня домой возвращалась, – шептала Лена, намертво прилипшая к Катрин. – Счастливую ручку на столе забыла – и вернулась. Все теперь будет плохо?– Нисколько. – С непривычки работать левой рукой не получалось – но Катрин все сегодня делала только левой. Примета такая. Встать с левой ноги, брать работу левой рукой. Даже смотреть на экзаменационный лист вначале нужно было левым глазом.Тихон был безмятежен. Абсолютно. И улыбка у него была не нервная, как у Димочки, и не демонстративная, как у Фила, а спокойная. Он не знал результата, а поэтому был уверен в победе.Когда-то на уроке, посвященном религии, историк предложил поспорить на тему, что́ есть вера, и выдвинул несколько тезисов. Спора не получилось. Все сошлись на том, что не вера делает людей, а люди – веру. Их вера в Тырина сделала его лидером, а потом она же его низвергла. Вера Гладкого в успех позволила ему упасть с пятиметровой высоты и не разбиться.

Глава 10 Отложенный выпускной