Глава 3 Защита проекта
Падалкин сам подошел к ней.Свалился с крыльца, когда Соня шла мимо.– Физкульт! – распахнул ладонь в приветствии.Неожиданно для себя Соня заметила, какие у Димки длинные тонкие пальцы. В свете дня они как будто светились.– Фотку удалишь? – сразу перешла к делу Соня.Она не знала: то ли идти, то ли стоять, то ли убить Падалкина, то ли пожалеть себя.– Лучшие друзья женщины – фотошоп. Я туда кого-нибудь другого подставлю. Хочешь – Тырина?– Идите вы со своим Тыриным…Сентябрь какой-то дурацкий. Все сложно и запутанно.– Осознал свои ошибки. Готов исправиться. Оппонентом на проекте берешь?– Я уже защитилась.– Новый напишем.– Зачем?– Чтобы не портить общую успеваемость класса.И посмотрел жалостно. Носик опустил, губки поджал, глазки собрал в кучку.– Дурак! – засмеялась Соня. – Я сегодня не могу. Курсы.– У всех курсы, – почему-то вздохнул Димочка.– У тебя как будто бы нет…– У всех есть. – Димочка еще раз вздохнул. – Только у меня… того. Ты когда с курсов едешь?– В девять.Соня глянула на Димочку, вспоминая, куда он собирается поступать. Тощий, лохматый… Что-то такое виделось. Точно! Мечтает Димочка о журналистике, но папенька, бывший военный, требует летное училище. Отправят его в Ульяновск, и пропал Димочка для общества. Из всех занятий у него теперь главное – спортивная подготовка. Бегает, отжимается, крутит солнышко на трапеции. На его фигуре это сильно не сказывается.– Ага! – кивнул своим мыслям Димочка и пошел, повесив сумку на плечо.А в сумке фотоаппарат, в фотоаппарате снимки, которые скоро окажутся в компе… И не только ее карточки с новеньким, но и газетные… Ну почему всем этим не занимается Томка, зараза такая? Сама заварила кашу, сама бы и расхлебывала. Что ей мешало подыграть Димочке, чтобы получить фотки? А потом могла бы бросать его хоть двадцать раз. Следующий номер газеты выпускать только к Новому году.– Падалкин! Давай завтра!Зачем предложила?– Завтра? Отлично! Тему сама выберешь?А вдруг он передумает и завтра фотки будут у Фила? До выхода газеты еще четыре дня.Все три часа занятий в университете Соня смотрела на народ в группе. Каждый здесь был сам по себе. Каждый претендовал на место. Как грустно. И как неуютно… Хотелось отсюда поскорее уйти. И прийти… нет, не домой. Что ей там делать? Хотелось в класс. Или просто кого-нибудь из своих вдруг увидеть.То ли Соня громко думала, то ли исполнители желаний как раз пролетали над ее головой. Димочка появился из-за остановки и замер, сунув руки в карманы. Журавль. Или цапля? Но все равно приятно.– Ты чего? – обрадовалась и почему-то немножко испугалась Соня так быстро выполненному желанию.– Пришел проводить.– Зачем?– Поздно возвращаешься.– Ну проводи.Соня сбросила ему в руки свою сумку. Они шли молча. Было неловко. Зачем пришел? Только потому, что она захотела? Почему сейчас молчит? Она не заказывала разговорчивого провожающего?– А новенький правда ничего, да? – вдруг произнес Падалкин.– Чего – ничего? – остановилась Соня.– Вообще… ничего.Соня потянула свою сумку за ремень, но Димка не отдал.– Пойдем. Чего застыла?И Соня пошла, запутавшись окончательно. Кто кого куда ведет и зачем?– Погода сегодня… ничего так, – попытался вести светскую беседу Димочка. Соня вяло кивала. Ей сейчас было не до погоды.– А я новые фотки в сети выложил. Придешь домой – посмотри.Соня продолжала кивать. Знаем мы, какие он фотки выложил. Опять перед Тыриным оправдываться.– Чего там с докладом придумала?– Марксизм, ревизионизм и социал-демократия, – прошептала Соня всплывшую вдруг в памяти строчку из учебника.– Тогда – до завтра.– Стой!Они уже были около ее дома. Димочка протягивал ей сумку. Такой знакомый. Такой надежный. А там, на этих курсах, во всем остальном мире, – никогда не будет ни таких отношений, ни такой поддержки.– Да! Я приду! Сразу после занятий.Падалкин ухмыльнулся:– Вместе придем.Вот зачем он смотрит так, как будто знает точную дату конца света?Димочка все еще держал сумку на весу. Соня решилась сказать про фотографии. Пускай сам отдаст, не хочет она их забирать. Но тут запищал домофон, дверь выпустила толстенькую черную собачку, рвущуюся с поводка, а следом за ней невысокую толстенькую женщину, и слова растаяли, говорить уже ни о чем не хотелось.Сегодня был день предчувствий, желаний и расстройств. Димочка все-таки поставил ее фотки с новеньким. Под ними уже пролайкала половина класса, и Фил в первую очередь. В сердцах Соня написала злое письмо Кудре, чтобы не проявлял мужскую солидарность, и пошла спать. Что же, Димочка сам нарвался, она заберет у него фотки.Весь день Фил загадочно сверкал в ее сторону глазами, довольно улыбался. Он единственный, кого вся эта история веселила. Сиял, как отполированное крыло «Мерседеса». Томка совсем перестала разговаривать с Падалкиным, проходила мимо него, как мимо стенки. Димочка выпячивал челюсть, сопел. Тырин косился на Соню. Она делала вид, что все это к ней не относится.А Падалкин словно и ждал, чтобы у него стащили фотографии. Стоило Соне войти в его квартиру – помчался на кухню, а ее посадил за комп перекидывать текст доклада.Ну вот и все, вот и все… Текст пошел в одну сторону, папка с фотографиями в другую, благо флешка тридцать два гига. На нее слона положить можно. А потом она сидела, пила жиденький чай, грызла сухую колбасу и в упор смотрела на Димочку, размышляя, жалко его или нет. По всему выходило, что не жалко. Человека, который делает такие ужасные бутерброды, жалеть нельзя. К тому же все это надо для общего дела.…Первое октября, как на заказ, выдало солнце, прозрачный, с запахом первых заморозков воздух.– Многообразие всего живого и его постоянное совершенствование были бы невозможны без изменчивости, – нараспев, громко говорила биологичка, пытаясь донести свою мысль не только до одиннадцатиклассников, но и до вороньих гнезд на верхушках берез. – Мы уже знаем, что связана эта изменчивость с тем, что генотип последовательно реализуется в фенотип в ходе индивидуального развития организма и в определенных условиях среды обитания…С утра спортзал оказался закрыт. Макс стоял, подпирая плечом березу, на руке его висела безжизненная сумка, сейчас больше похожая на грязно-зеленого дохлого удава с длинным рисунком татуировок и россыпью значков. Ваня с Федей топтались рядом с видом не выспавшихся филинов: красные глаза, бледные лица, взгляды отсутствующие.– Так, давайте посмотрим, какие примеры приспосабливаемости мы можем найти в нашем парке!Учительница, внезапно уподобившись волшебнице, взмахнула руками и ринулась к ближайшей осине. Девчонки рванули следом. Ватикан держался на расстоянии. Черное пятно пиджаков заметно выделялось среди блеклой действительности. Тихон был в сером. Упрямый попался.– Я понял, у вас что-то типа секты.Соня осторожно подняла глаза. Интересно, кто его родители. Такое спокойное уверенное лицо.– Где секта? – Хотелось сказать что-нибудь резкое, даже грубое.– Эксперимент такой, да? По зомбированию? Фильм был немецкий, «Волна». Там учитель создал с детьми группу нацистского толка.– Нет никакого эксперимента! – Соня отошла за березу. – Что привязался?– Вы ходите вместе. Вместе все решаете. Точно – секта!Тихон выглянул из-за шершавого ствола. И даже ладонью его погладил, словно дерево ему было родным.– Отстань, а? – Соня крепче обнялась с планшетом: доклад, надо читать, надо готовиться. – Мы живем как нам удобно. Тебе – неудобно, вот и не живи!– Но ведь этот парень все за вас решает. Он говорит, а вы поддакиваете, как слоны.– При чем здесь слоны?Не хотела отвечать. Вообще говорить с ним не собиралась, но Гладкий как-то ухитрялся делать так, что отмолчаться не получалось.– Я рад, что с первым утверждением ты согласна. Вы его рабы!Соня всего на мгновение подняла на Тихона глаза, пытаясь понять, что он вообще говорит.– Неокрепшие детские умы любят подчиняться.– А не пошел бы…– Тихон! Ты бы лучше вместо того, чтобы к девушке приставать, меня послушал, – напомнила о своем существовании биологичка. – Ты же ничего не запомнил.– Ну почему же? – выступил из-за деревьев Гладкий. – Самый распространенный пример, который можно встретить в учебниках и научных докладах, – это примула, которая в обычных условиях имеет красные цветки. Но если ее перенести в оранжерею и содержать при высокой температуре, градусов тридцать – тридцать пять, и высокой влажности, то через некоторое время все цветки станут белыми. Если растение вернуть в обычные условия, то распустившиеся цветки снова приобретут красный цвет. Наши деревья темнеют из-за плохой экологии. Воздух грязнее – стволы темнее. И не только деревья…Он развернулся к слушателям. Ага! На Ватикан намекает. А вот это он зря…Ответом ему было гробовое молчание. Гладкий снова посмотрел на Соню. С плеча Макса свалилась сумка и чем-то там подозрительно звякнула. Учительница удовлетворенно кивнула и пошла в глубь парка.– Фил! – остановила Кудрю Соня. – Я вчера была у Падалкина…– Я знаю. – Лучший друг Димочки довольно улыбался.– Ну, так он просил тебе передать. Для газеты. – Она достала из сумки флешку.– Передумал? – В вопросе лукавство, во взгляде – ехидство.– Да, – соврала Соня.Фил глянул на бледную тень, бродящую за спиной Томочки.– А ты теперь с ним?Этого уже Соня не выдержала. Сунула планшет в сумку и отправилась в школу. Может быть, в столовой ей удастся спрятаться и от замечаний Гладкого, и от повышенной наблюдательности Кудри, и от заданий Тырина?– Перезащиту можно? – Соня подняла руку сразу, как только историк вошел в класс.– Но у вас сегодня еще как минимум один доклад и новая тема.– Хотелось бы исправить оценку, – упрямилась Соня.– Тогда бери в оппонента новенького. – Учитель сел за стол.– У нас темы разные.– Ничего, я попробую, – стал выбираться из-за парты Тихон.– У меня есть оппонент, – чувствуя, что зря ввязалась в эту игру, бестолково гнула свое Соня.– Два оппонента лучше, чем один. Что у тебя? – Историк сиял. Давно на уроках истории не было такой активности. В физматлицее нажимали на точные науки.– Общественные движения.– Чудесно, а у Гладкого… – глянул историк на свой стол, куда новенький успел положить доклад, – «Изменение системы ценностей и утверждение новых форм общественного устройства». Вы почти совпадаете. Падалкин, ты не против сотрудничества?Димочка улыбался. Он был не против.– Отлично! Тогда начинайте.Соня взяла в руки планшетник, коснулась его пальцами, заставляя ожить.– К началу двадцатого века в России сложились три политических группировки. Первые – консерваторы, как их в России называли, «охранители», которые стояли на страже устоев самодержавия; либералы, сторонники западного пути развития, и радикалы – те, кто считал, что к идеальному устройству в России, к социализму, можно прийти только через революцию. Социальной базой для либералов были люди умственного труда. Порой слово «либерал» употреблялось как синоним слова «интеллигент». В основном либералы выступали в земствах, где они обсуждали и принимали свои программы, составляли обращения к властям, настаивали на созыве Учредительного собрания и учреждении Конституции. Но в целом про них можно сказать: «Много слов, мало дела…»– Слово! – подпрыгнул наученный Димочка. – А как же либеральная весна тысяча девятьсот четвертого года?Соня коснулась планшетника, прогоняя текст вперед. Где-то у нее тут было про назначение нового министра внутренних дел…Найти не успела. Все еще стоящий около своей парты Гладкий заговорил:– Но ведь земства были учреждены указом Александра Второго. Поэтому мы не можем начинать картину политических партий в России, говоря, что это больше присуще началу двадцатого века. Такая картина сложилась уже к середине девятнадцатого века.Соня замерла. Александр Второй был убит народовольцами в восемьсот восемьдесят первом году. Движение петрашевцев… когда лучше начать?– Реплику! – напомнил историк. – Не молчим.– Революционное движение, так же как и либеральное, действительно зародилось в середине девятнадцатого века, и не имело четкой структуры, скорее носило стихийный характер, – выпалила Соня.– А как же боевые ячейки черносотенцев? – Тихон говорил спокойно – ни сарказма в голосе, ни ухмылки на лице.– То, что мы имели к началу двадцатого века, – звенящим голосом заговорила Соня, – было логичным завершением процессов века девятнадцатого и привело сначала к революции, созыву Думы и окончательному распаду империи в семнадцатом году!Соня перевела дух.– Браво! – воскликнул Тырин, и Ватикан наградил ее звонкими аплодисментами.– Можно ли считать эсеров продолжателями идей народников? – не сдавался Гладкий.Соня глянула на планшет:– Можно!Волнуясь, а потому местами прикрикивая, она стала быстро-быстро наговаривать свой доклад, пропуская те места, где должен был вступить Падалкин. Недовольно морщилась, когда ее перебивал Тихон, и вновь начинала тараторить, давая объяснения, с чем-то соглашаясь или нет.Класс молчал.– Ну что же, блестяще! – остановил их бесконечную перепалку историк. – Про фашизм и социализм мы поговорим в следующий раз. Тихон, ты не против? А пока засчитаем оба выступления как отличные.На этот раз хлопал один Тырин. Медленно. Как будто камни бросал.Не чувствуя под собой ног, Соня пошла к своему месту.– Великолепно! – склонился к ней через проход Тихон.– Я тебя убью! – вырвалось у Сони.Она быстро глянула на него и тут же отвела глаза. Увидела, как ухмыляется Макс, как вопросительно приподняла бровку Томочка, как улыбается своей сухой улыбкой Димочка. Катрин так вообще сидит с видом объевшегося чеширского кота, который вот-вот исчезнет, и от него останется…– Да, было интересно, – громко произнес Гера, садясь ровнее. – Я бы сказал, забавно.– Внимание! Новая тема! – напомнил о себе историк.Новая тема Соню не занимала.– Послушай! – кинулась она к новенькому, как только прозвенел звонок. – Ты можешь меня не трогать?– Могу, – легко согласился он. – Да я и не трогаю. Просто хотел помочь!– У меня уже есть парень! Понял? Есть! И дружить я с тобой не хочу!Откуда взялось это детское слово «дружить»? Сказала бы лучше «общаться»! И, чтобы сразу все стало понятно, чтобы больше не задавали вопросов, рванула к выходу:– Падалкин! Подожди!Соня побежала по проходу, сумкой снося еще не убранные учебники и тетради. Подхватила Димочку под руку:– Спасибо! – и поцеловала его в щеку.Или не поцеловала? Ведь могло же и показаться.Щека Димочки наливалась медленно краснотой.Не показалось. Поцеловала. У всех на виду.– Ты сейчас куда? – спросила вдруг охрипшим голосом.– Куда все, – растерялся Димочка. Приподнял руку, чтобы коснуться щеки, но не завершил движения. Замер.Мимо, весело улыбаясь, протопал Фил. Он в этой игре участия не принимал.– Вот и пошли! – Соня дернула Димочку за локоть. Но Падалкин словно прилип к полу.– Куда?Димочка осторожно взял свою сумку, словно боялся, что его сейчас уведут без вещей.– Куда все! – бодро отозвалась Соня.Но все сейчас, к сожалению, шли кто куда, потому что урок был последний и народ стремительно разлетался по курсам и репетиторам. Вот и Димочка убежал на тренировку. Вышедший в коридор Макс поднял голову, словно гончая – то ли прислушивался, то ли принюхивался.– О! – поднял он палец и убежал к лестнице.Чего это его так возбудило? Хотя… вроде как кричали на пятом этаже. И топали. И падали. И мяч стучал.Тихон пошел следом. Ничего не сказал. Только из-за поворота послышалось: «Максим! Можно тебя?»– А не устроить ли нам вечеринку?Тырин являл задумчивость.– По случаю чего?– Надо же как-то новенького вводить в коллектив.Мысленно Соня застонала. Славку не поймешь: то у него одно, то другое.– Зачем?Соня столько боролась с Гладким, что одна мысль: теперь он может стать одним из них – ввергала в ужас.– Правильно. Незачем. Проведем вечеринку просто так. И кстати – за тобой кино! Ты обещала.– Когда?– Когда в любви мне признавалась.– Это когда ты мне про дизентерийных амеб говорил?Славка прищурился. Он был очень хитрый, командир их маленького дружного отряда Слава Тырин. У него всегда в голове были прожекты, планы, выстраивалась цепочка взаимоотношений.– Позвал бы ты Леночку, – грустно произнесла Соня. – А то она от тебя уйдет к Гере. Вон он как красиво глаза к потолку закатывает.– Все к Гере уйти не могут. Давай сегодня в кино.– У меня курсы до девяти.– Жаль.Он тоже пошел к лестнице. Соня провожала его взглядом. Славка всегда был склонен к театральным жестам. Сейчас доберется до поворота, может быть даже повернет, но вновь появится. Как бы ставя красивую точку в бестолковом разговоре.– А с новеньким ты поосторожней. Я недавно телевизор смотрел, показывали «Их разыскивает полиция». Я долго думал, кого он мне напоминает. Сейчас только догадался. Точно! Маньяк!– И физический гений, – согласилась Соня.Чем-то новенький пробил Большого Брата – физик был к нему теперь особо расположен, пару раз ходил с ним к директору. Натаскает его на золотую медаль, не иначе.Все эти мысли рождали в душе раздражение. На себя, на новенького, на весь мир. И почему все меняется не в лучшую сторону?Утро следующего дня началось с неожиданного явления.Дверь кабинета распахнулась, изрисованная сумка, бряцая значками, пролетела заданную траекторию.– Бунин! – вступил в класс Макс.– Куприн, – поправил русиш. – «Гранатовый браслет».– О! Можно стих?– Прозой, Максимов.Макс смело шел от двери к своему месту.– Прозой я не могу! Только высоким штилем.Вася с Федей шмыгнули к ближайшей парте.На порог ступил Тихон.Русиш, уже открывший рот, чтобы сделать Максу очередное замечание, вопросительно глянул на Гладкого.– Извините, Сергей Юрьевич, можно войти? – пропел тот звонко.В вопросе его не было и сомнений в том, что его пустят.– Заходи, Гладкий. А ты почему задержался?– Непредвиденные обстоятельства, – все так же бодро отрапортовал Тихон. – У меня предложение. Давайте устроим суд.– Над кем? – мгновенно отреагировал Тырин.– Над Желтковым из «Гранатового браслета». Правильно ли он сделал, что застрелился. И как наши поступки влияют на других людей.– Очень интересная тема! – Русиш даже сделал несколько шагов к Тихону. – Два дня на подготовку хватит?– Хватит! – перехватил разговор Славка. – Как настоящий суд? С адвокатами и прокурорами?– И с трупом, – вставил язвительный Гера. И как всегда, закатил глаза.– А меня возьмите на княгиню Веру, – заторопилась Катрин.– Давайте потом распределим роли, – осадил начавшийся шум Тырин.– Проходи, Тихон. – Глаза русиша блестели. Идея ему нравилась. Тырин тоже.Про опоздание на урок было тут же забыло. Соня с удивлением смотрела, как Макс с Гладким обмениваются приветственными жестами.Лед тронулся, корабль челюскинцев пошел ко дну.– Счет-то какой? – вдруг вспомнил Гера.– Двадцать – двадцать, – буркнул Федя. – Мы не доиграли.Роли для суда распределили быстро. Княгиня Вера досталась Катрин, Гера взял роль ее мужа Василия Львовича. Лена стала хохотушкой Анной. Фил вытянул для себя роль шурина Николая Николаевича. Гладкий удовольствовался ролью Желткова.– Ты – труп, – холодно посмотрел на него Тырин. – Поэтому лежишь и молчишь.– С удовольствием, – легко согласился Тихон.На лице Славки появилась досада. Он давно и безрезультатно выводил Тихона из себя, бросал едкие подколки, колючие замечания. Но ничего не действовало. Гладкий был ровен со всеми. На физике он раз за разом показывал себя если не вундеркиндом, то почти гением. Большой Брат смотрел на него пристальней собаки Баскервилей. Кажется, будущее Гладкого было предрешено. У ББ были какие-то связи в МГУ.Стоило русишу выйти из кабинета, как Макс стал аплодировать. Томочка подхватила. И тут же громко, словно взрывая петарды, захлопал Гера.– Ну что же… – на лице Тырина недовольство – он все прекрасно понимал. – Признаю, раскрутили русиша грамотно. – На Гладкого не посмотрел, словно это не его находчивость спасла ситуацию. – Все читают Куприна и готовят свои роли. В субботу соберемся где-нибудь, обсудим. Я всем позвоню. Не занимайте вечер.Тихон согласно кивнул и стал собирать свои вещи. Соня с тревогой смотрела на него. Она знала, это еще не все. Сейчас Тырин выдаст козырь. Сейчас пойдет тяжелая артиллерия.– А у меня музыкалка, – протянула «княгиня Вера».– Скажи, что ты репетируешь на выезде, и подбери какую-нибудь музыку, будешь играть на фоно.– Ах, Клементи, Клементи… – вздохнула Катрин, облокачиваясь на Геру.– Лучше Скрябина, – фыркнул Бородин.Как кузнецовский кавалер он уже имел удовольствие сходить на несколько ее концертов, и все, что она к ним учила, знал наизусть.– Увидимся, – коротко бросил Тихон, проходя мимо Сони. Но говорил он не ей, всем. Всех же в субботу вечером приглашали…– Ты – труп! – напомнил Тырин.Соня вздрогнула.– Я понял, – победно ухмыльнулся Гладкий.– Без слов.– Я понял.– Можешь не приходить.– Я понял, – все так же держал на своем лице маску победителя Тихон.– Жалко мальчика, – протянула Катрин, как только за Гладким закрылась дверь..– Ой, Славка, побьет он тебя в командном зачете, – пробормотал Макс и тут же поднял глаза к потолку. Наверху прыгали, стучал мяч, грохали падающие тела. Вопросительно посмотрел на Федю. Тот неуклюже полез из-за парты.– А новенький? – басовито спросил он.Катрин довольно улыбнулась.– Макс! – напомнил о себе Тырин.– Мы просто играем. – Максимов уже шагал к двери. – Кстати, он неплохой игрок!– Это точно! – поддакнул Гера, закатывая глаза.Какое-то время Славка стоял, поджав губы и наморщив лоб. Макс успел дойти до двери, а Федя уронить стул, учебник и рюкзак, прежде чем Тырин заговорил:– Давайте вместе решать! А то получается, что я один придерживаюсь того, на что согласились все.– А труп-то у нас живой, – хихикнула Лена, подходя к Тырину сзади и кладя подбородок ему на плечо. – Не расстраивайся, Славочка, все будет так, как ты захочешь.Тырин дернул плечом, отталкивая Кривину.– Должно быть как надо, а не как я захочу.– Тогда скажи: как надо?– Да все уже поняли, – поднялся Марк. – Игнор так игнор. Хватит уже болтать. Вычистим его по национальному принципу.Соня мысленно заметалась, пытаясь понять, какая национальность у Гладкого и как его при этом могут «вычистить». Не бить же его из-за того, что он не Иванов, не Петров и не Сидоров.Димочка прервал размышления. От неожиданности Соня вздрогнула.– Пойдем сегодня куда-нибудь?Соня глянула на узкое лицо, в покрасневшие глаза. Хотела сказать резкость. Услышала, как за спиной демонстративно громко протопала Томочка. И покачала головой:– Не пойдем.Наверное, впервые ей захотелось побыть одной. Без любимого класса. Или теперь уже не любимого?
|
|
|
|
|
|
Глава 4 Класс игры в боулинг