К тому времени стало понятно, что затея фон Зеботтендорфа провалилась. Рабочие не были готовы «проглотить» и усвоить эзотерику, оккультизм, мистику, на которых базировалась идеология «Туле». Им, мягко говоря, не было никакого дела до рун, свастики, великих предков и древнегерманских богов. Единственное, чего они хотели по‑настоящему, — найти силу, способную вытащить их из нищеты и упадка, и присоединиться к ней. Именно этим объясняется столь сильная позиция левых: они умели красиво обещать и не боялись демонстрировать физическое превосходство. По чести сказать, социал‑демократические рабочие отряды или формирования спартаковцев мало чем отличались по стилю деятельности и средствам политической борьбы от появившихся на сцене чуть позже гитлеровских штурмовиков.
Первое впечатление Гитлера от Германской рабочей партии было отнюдь не радужным. Потенциальное печальное будущее очередного мыльного пузыря он оценил сразу и поначалу вовсе не хотел иметь с ним дела. Однако тезисы, сформулированные главой партии Антоном Дрекслером, были настолько согласны его собственным мыслям, что он все же решил уделить партии время. Все‑таки он был к той поре профессиональным политическим агитатором и знал, что необходимо для ее развития. Его стараниями заштатный политический союз начал постепенно набирать силу и вскоре превратился в хотя и небольшую, но довольно заметную партию.
Удивительно ли, что вскоре в нее вошли несколько членов «Туле»? Дитрих Эккарт[53], Рудольф Гесс[54], Альфред Розенберг[55], Макс Аманн[56], возможно, и не были специально засланными эмиссарами, но на становление идеологии НСДАП влияние оказали серьезное, привнеся в нее множество элементов идеологии тайного общества. В частности, этим путем в символику НСДАП пришли свастика и руны. Значили ли тайные древнегерманские знаки что‑то особое для Гитлера, или он просто использовал подвернувшуюся под руку красивую символику? Скорее всего, значили. Судя по всему, к моменту создания знамени НСДАП, пару десятилетий спустя ставшего известным всему миру, он находился под значительным влиянием своих друзей и соратников из «Туле». Будучи натурой романтичной и легко увлекающейся, будущий вождь всей Германии не мог оставить без внимания ни легенду о потерянном острове, ни руны, ни мистическое значение «бегущего креста», благо, как уже говорилось выше, этот знак был ему хорошо знаком с детства.
|
|
Однако в популярной литературе, да и в серьезной исторической тоже, очень часто можно встретить утверждения, что Гитлер сам был членом общества «Туле». И чем в большей степени бульварное чтиво у вас в руках, тем смелее утверждения подобного рода. Можно встретить даже сентенции о том, что Адольф Гитлер сам был оккультистом и едва ли не практикующим магом. Оставим подобного рода утверждения на совести их авторов. Все они базируются на одном‑единственном источнике — изданной в 1933 г. и практически сразу же запрещенной национал‑социалистами книге Рудольфа фон Зеботтендорфа «Прежде чем пришел Гитлер». В ней автор приводит полный список членов общества «Туле». В этом списке лидер национал‑социалистов помечен как посетитель. То есть теоретически он мог бывать на заседаниях общества. А мог и не бывать. Потому что никаких подтверждений этому тезису барона‑оккультиста у нас нет. Впрочем, опровергнуть его тоже не получается. Однако если судить по тому, что мы знаем о Гитлере, он не имел ни малейшего отношения к оккультным и мистическим организациям того времени, как тайным, так и действовавшим открыто. Вождь НСДАП был человеком действия и вряд ли стал бы тратить свое время на собрания разглагольствующих теоретиков.
|
|
Не меньшей нелепицей выглядят и утверждения французских публицистов Бержье и Повеля, в книге «Утро магов»[57], описавших Гитлера как некого медиума, находившегося в контакте с некими тайными силами, которые авторы именуют словосочетанием «Высшие Неизвестные». Глава Третьего рейха не был ни колдуном, ни магом, ни медиумом — послушной игрушкой в руках потусторонних сил. Он был обыкновенным средним человеком — не лишенным способностей, однако не сверхъестественно одаренным, достаточно романтичным и интересующимся историей, чтобы его заинтриговали руны и тайные знаки. Но не более того.
Итак, остановимся пока что на этом моменте и подведем итог: НСДАП получила руны в наследство от «Туле», «Туле» — от Германского ордена, тот, в свою очередь — от самого Гвидо фон Листа. Но прямой связи между тайными письменами и идеологией национал‑социалистической партии нет. Не было бы рун и свастики, — Гитлер нашел бы другие символы. Например, как уже говорилось выше, пентаграмму и каббалистические знаки.
Вернемся к оккультистам межвоенной поры. Кроме тех, кто почитал руны как наследие предков и язык для общения с великим прошлым, были и те, кто относился к ним как к послушному инструменту. Именно по этому утилитарному пути пошли такие немецкие мистики, как Фридрих Бернгард Марби и Зигфрид Адольф Кюммер. Оба они полагали, что руны — отличная инструкция по медитативной гимнастике, подобной, скажем, хатха‑йоге, однако предназначенной специально для представителей нордической расы. Разумеется, как и на Востоке, на Западе за такого рода гимнастикой должна была стоять целая философия. Вот ее‑то разработкой немецкие мистики и занялись.
|
|
Различались в их школах, пожалуй, лишь частности. Марби считал, что адепт рунической йоги, или, как он называл ее на скандинавский манер, «стадагальд», может постигнуть сферы, недоступные восприятию обычного человека, войти в контакт с высшими силами и «космическими вибрациями высокого порядка» и, мало того, воздействовать усилием воли на космические процессы. Для этого служил комплекс специальных поз, воспроизводящих очертания рун, которые должно было принимать в определенной последовательности, произнося при этом определенного рода мантры. В качестве мантр выступали имена рун, выпеваемые особым образом.
Зигфрид Адольф Кюммер, в принципе, действовал в том же направлении. «Руническая магия позволяет управлять различными энергетическими потоками, идущими из пяти космических сфер, — писал он в своей книге „Божественная сила рун“. — Для этого необходимо создать соответствующие условия для своего физического тела — то есть принять правильную руническую позу — и настроить свое сознание на восприятие энергетических потоков. Это делается при помощи особых рунических звуков, которые германцы называли гальд» («galdr» — «заклинание», «магическая песня»)»[58]. Отличия от методики Марби были незначительны. Скажем лишь, что Кюммер упирал в большей степени на важность рунических жестов, а магические песни выстраивал в стиле традиционного австрийского йодля.
Несмотря на то что такое применение рун нельзя назвать слишком уж традиционным и уж тем более научным, концепция Марби и Кюммера родилась не на пустом месте. В основе ее изучение древнегерманских магических фигурок (альраун) и изображений с Галлехусского рога. Альрауны представляли собой костяные статуэтки, изображающие людей, замерших в имитирующей ту или иную руну позе. Так же и в резьбе, покрывающей найденный в Галлехусе рог, руническая надпись зашифрована в виде своего рода комикса. Его персонажи принимают причудливые позы, воспроизводя тайные письмена. Собственно, именно эта резьба и послужила толчком для размышлений на тему рунической гимнастики. Так что стадагальд базируется на вполне реальных археологических находках. Другое дело, что философская его концепция была целиком взята с Востока и, по чести сказать, притянута к рунам за уши, но это уже частности.
Хотя такое скрещение хатха‑йоги с рунической традицией и выглядит несколько комичным, у него нашлось довольно большое число приверженцев. Мало того, у Марби и Кюммера по сей день есть последователи, искренне считающие их методики действующими и даже совершенствующие рунические упражнения[59]. Не будем оспаривать их убеждения и оставим вопросы веры — верящим.
Впрочем, среди представителей фелькиш‑движения такое скрещение Запада и Востока не прижилось. Большинству оно показалось чрезмерно эклектичным. Конечно, они признавали свое происхождение от древних ариев и любили порассуждать о «Тайной доктрине» и «четвертом пути», однако в отношении наследия предков оставались приверженцами подхода более традиционного и не желали вдаваться в подробности мистических практик Индии и Ирана. Сразу оговоримся, что и представителям активно рвущейся к власти гитлеровской партии такого рода экзерсисы были тоже не по нраву. Поэтому позже, когда Гитлер встал у руля государства, а гиммлеровская организация получила монополию на изучение и использование всего сверхъестественного, Марби, Кюммер и их сторонники были фактически объявлены вне закона. Но до середины 30‑х, когда «прагматики» потерпели столь сокрушительное поражение, было еще далеко.
Пока что соперники, переигравшие их несколько позже, лишь накапливали силы. Однако исход противостояния двух подходов был отчасти предрешен. Хотя бы оттого, что представителей фелькише‑ориентированных почитателей рун было больше просто количественно, да и организованы они были не в пример лучше. Помимо уже упоминавшегося «Туле» существовал кружок Карла Марии Вилигута, Общество Эдды, основанное Рудольфом Иоханом Горслебеном и Вернером фон Бюловым, а также многочисленные панарийские лиги, германские религиозные товарищества и прочие объединения мистиков, магов и эзотериков. Отдельно стоит остановиться на методах познания прошлого, бытовавших в этих союзах. Начав с исследования реальных источников — археологических, литературных и т. д., — члены этих обществ быстро убедились в том, что количество информации, которую можно получить таким путем, ограничено. Спиритические сеансы и допрос при их посредстве древних предков считались к этому времени делом вчерашнего дня. Им на смену пришли разнообразные озарения и родовая память. По меньшей мере именно так описывал источник своих знаний о минувших эпохах Карл Мария Вилигут, именовавший себя также Вайстором и ярлом Видаром, человек, известный как личный советник Генриха Гиммлера по мистическим вопросам.
МАГ ИЗ ВЕВЕЛЬСБУРГА
Дети мертвецов пришли во сне и научили меня плохому…
Геннадий Прашкевич «Белый мамонт»
Несмотря на то что традиция объявлять сумасшедшими всех, кто так или иначе имел отношение к идеологии национал‑социализма, помогал формировать его символику, смехотворна, о Карле Марии Вилигуте можно и впрямь говорить как о самом безумном немецком эзотерике. По меньшей мере в сравнении с Гвидо фон Листом или бароном фон Зеботтендорфом Вилигут и правда выглядит настоящим безумцем. Оторванный от действительности, подчас, кажется, вовсе не понимающий, что и зачем он делает, он был воплощением рунического сумасшествия. Зато власти, которую он сосредоточил в итоге в своих руках, могли бы позавидовать многие политики, гораздо более здравомыслящие и прагматичные, чем он.
Начать рассказ о нем следует, пожалуй, с напоминания о том, что именно Вилигут — автор большинства символов и знаков, применявшихся в СС, большинства ритуалов Черного ордена, наставник Генриха Гиммлера. Очень странно представлять себе, что у столь одиозной личности, как глава охранных отрядов, — человека, чьим именем еще долго пугали детей, мог быть наставник, причем настолько не от мира сего, как Вилигут. Однако факт остается фактом. Дело, вероятно, в том, что, несмотря на внешнюю жесткость, на выверенность линии поведения, руководитель СС был человеком ведомым и мягким, только не демонстрирующим эти качества. В пользу этого утверждения говорит и то, что в семейной жизни Генрих Гиммлер был типичным подкаблучником, во всем старающимся угодить своей грозной супруге. Эта мягкохарактерность имеет очень простое объяснение: Гиммлер был фантазером и мечтателем. Характеристика для главы организации, ставшей становым хребтом Третьего рейха? Однако это факт. Он всерьез отождествлял себя с почившим в бозе столетия назад королем Генрихом Птицеловом, считая себя его реинкарнационным воплощением, грезил временами расцвета германского рыцарства и эпохой викингов. Элементы хтонической религии древней Скандинавии смешивались у него с Бхагават‑гитой и Ригведой. Он верил в странноватый комплекс убеждений — в колесо сансары, в Валгаллу, в Одина и в Вишну одновременно, но при этом продолжал оставаться христианином. Так что личностью Гиммлер был чрезвычайно необычной: с одной стороны, романтик, отчасти даже, что называется, рохля, а с другой — прагматик, жесткий и предусмотрительный руководитель. Естественно, такой наставник, как Карл Мария Вилигут, постоянно дававший ему богатую почву для новых фантазий, пришелся рейхсфюреру СС ко двору.
Так, не будь Вилигута, не было бы, например, любимой игрушки Гиммлера — замка Вевельсбург. Именно странноватый человек, предпочитавший именовать себя Вайстором, убедил Генриха Гиммлера в том, что СС необходимо обзавестись собственным «центром силы», как это делали рыцарские ордена древности. Не было бы, скорее всего, и такого количества рун в орденской символике. А руны, надо сказать, присутствовали в СС повсеместно. Они украшали все награды и знаки СС, клинки и ножны наградных мечей и «кинжалов чести».
Одним из важнейших рунических артефактов СС, появившихся на свет благодаря стараниям Вайстора, было знаменитое кольцо с «мертвой головой». Многие, кстати, называют его личной разработкой наставника Гиммлера — уж больно многозначны и необычны украшающие его символы. Предназначенное сперва для награждения ветеранов СС, кольцо стало впоследствии отличительным знаком цвета орденского рыцарства. В принципе, получить кольцо мог любой офицер Черного ордена, прослуживший в его составе 3 года и имеющий безупречное досье. Впрочем, если в досье появлялись черные пятна, кольца можно было и лишиться[60]. Зачем оно было нужно члену СС? Не считая того, что это была награда за верность и доблесть, причем из самых почетных, у кольца было и еще одно, сугубо мистическое предназначение: служить проводником духовной энергии между центром силы СС — замком Вевельсбург — и каждым кольценосцем.
Ну а о нанесенных на почетную награду знаках лучше всего говорит сопровождавший ее документ за подписью Генриха Гиммлера: «Кольцо СС „Мертвая голова“ <…> должно быть знаком нашей верности вождю, нашего неизменного повиновения руководству, непоколебимой сплоченности и товарищества. Череп на нем является напоминанием о том, что мы в любой момент должны быть готовы отдать свою жизнь на благо общества. Руны, расположенные напротив мертвой головы, — символ процветания из нашего прошлого, с которым мы возобновили связь через мировоззрение национал‑социализма. Две зиг‑руны символизируют название нашего охранного отряда. Свастика и Хагал‑руна должны напоминать о непоколебимой вере в победу нашего мировоззрения. Кольцо овито листьями дуба, традиционного немецкого дерева. Это кольцо нельзя купить, и оно никогда не должно попасть в чужие руки. После вашего выхода из СС или смерти оно возвращается к рейхсфюреру СС. Копирование и подделка кольца наказуемы, и вы обязаны пресекать их. Носите кольцо с честью!»
Итак, отметая на время в сторону все высокие материи и символику, пресловутое кольцо представляло собой венок из дубовых листьев, изготовленный из серебряной пластинки шириной 7 мм и толщиной 3,5 мм. В месте соединения на него припаивался миниатюрный череп, изготовленный отдельно. Снаружи его украшали, как уже говорилось выше, свастика, две руны «Зиг» («Совелу»), руна «Ман» («Альгиц») и свастика, а внутри — имя владельца, факсимильная подпись Генриха Гиммлера и дата вручения. Кольца не были банальной штамповкой: каждое из них делалось вручную на ювелирной фирме Отто Гара.
Возвращаясь же вновь к высоким сферам, нужно сказать еще, что кольца не являлись собственностью награжденных. B случае смерти кольценосца наградной документ передавали на хранение его родственникам, а кольцо, как это ясно из процитированного выше документа, возвращалось в Вевельсбург. В замке имелось особое помещение — усыпальница владельцев кольца, — где почетные награды хранились как «символ незримого присутствия павших товарищей по оружию».
Кольценосцев было немало: к концу войны, если верить официальным данным СС, было вручено 14 500 наград. Больше половины из них вернулось в Вевельсбург, на хранение в специальный зал славы. Однако куда они исчезли после того, как по приказу рейхсфюрера СС 31 марта 1945 г. замок был взорван, так и осталось невыясненным. В развалинах Вевельсбурга не обнаружилось и следа нескольких тысяч тяжелых серебряных украшений. Так же, впрочем, как и следов очень многих реликвий, о которых рассказывают очевидцы. С одной из них связана настолько загадочная, почти детективная история, что она заслуживает отдельного «лирического отступления».
Дело в том, что едва ли не главной реликвией замка была точнейшая копия знаменитого «Копья судьбы» — того самого оружия, которым легионер Гай Кассий нанес смертельную рану распятому Христу. По одной из апокрифических легенд копье Лонгина[61]наделяло владеющего им некими сверхъестественными умениями и было мощным магическим артефактом. Такая слава закрепилась за этим древним оружием небезосновательно. С ним связано несколько исторических эпизодов, заставляющих задуматься о настоящем чуде. Наиболее яркий из них — прорыв блокады Антиохии умирающими от голода и жажды крестоносцами. Запертые в городе превосходящим по силам противником, изможденные и готовые покориться судьбе, они были так воодушевлены лицезрением этой реликвии, что сумели не только прорвать блокаду и выиграть бой, но и, напрочь деморализовав арабское войско, пуститься за ним в погоню. Реликвию периодически теряли, потом обретали заново до тех пор, пока она не обосновалась окончательно в одном из музеев Вены. Там ее и увидел юный Адольф Гитлер, прибывший в столицу из глубинки, чтобы учиться на художника. Древний артефакт поразил его воображение. Принято говорить даже о неком мистическом прозрении, посетившем будущего вождя у стенда с реликвией, однако этого за давностью лет уже не проверишь: единственный, кто мог бы толком ответить, было оно или нет, — сам Гитлер. Но, вероятно, что‑то подобное произошло, пусть даже и лишь в воображении будущего лидера Третьего рейха. Во всяком случае, аннексировав Австрию, он потребовал доставить копье к себе. Напрасно Генрих Гиммлер просил и даже, насколько ему позволяла вбитая с детства субординация, требовал передать «Копье судьбы» на хранение СС — Адольф Гитлер был непреклонен. Тогда великий магистр Черного ордена заказал точнейшую копию старинного оружия — неотличимую, изготовленную из материалов времен Христа, по бытовавшим в те времена технологиям, искусно состаренную, точную, вплоть до мельчайших подробностей. В 1935 г. она была выполнена и помещена в музее Вевельсбурга. Казалось бы, что тут странного? Рейхсфюрер, будучи не в состоянии получить вожделенный предмет, был вынужден обойтись заменителем. Однако вся соль в том, что после окончания войны копье Лонгина нашли в тайнике под Нюрнбергом и вернули в венский музей. Одно копье, потому что второе — исчезло. И какое из них настоящее, а какое — копия, теперь уже, видимо, не установить.
Однако вернемся к личности Карла Марии Вилигута. Практикующий маг и идеолог СС происходил из семьи военных, сам стал, согласно семейной традиции, офицером и дослужился до полковника. Неплохую карьеру он сделал и в СС, поднявшись за шесть лет службы от гауптштурмфюрера до бригаденфюрера СС[62]. Однако при этом он не был чужд изящных искусств — писал и даже публиковал стихи на мифологические и исторические темы, пейзажную лирику. Сослуживцы и военное руководство характеризовали его самым лучшим образом, как человека смелого и ответственного. Однако где‑то в глубине его разума тлела искра безумия, порожденная притаившейся врожденной психической болезнью. Вероятно, она не мешала бы военной карьере Вилигута, а могла бы и вовсе не проявиться, если бы он был хуже образован или не обладал настолько развитой фантазией. Однако как назло невежество не могло послужить ему щитом. Судя по всему, той соломинкой, что ломает спину верблюду, своего рода запалом, вызвавшим развитие болезни, оказалось учение Гвидо фон Листа. Карл Мария Вилигут так им проникся, настолько уверовал в его истинность, что это полностью изменило для него картину окружающего мира. Точнее, поначалу он оставался все таким же адекватным во всех отношениях человеком, разве что увлеченным идеей исследования тайного наследия предков. В поисках нового знания он вступает в тайные организации и общества. В одном из них — мистическом союзе масонского толка «Шлараффенланд» — ему удается добиться даже поста первого канцлера. А болезнь между тем прогрессировала. И вот уже в 1908 г. он заявляет о дремлющей в нем родовой памяти и о мудрых рунических наставлениях, которые он получает от своего покойного деда. Однако это не обеспокоило окружающих — те, что были материалистами, сочли подобные заявления оригинальностью и чудачеством, а остальные просто приняли это как данность. Право слово, если кругом спиритические сеансы и оживления трупов при помощи гальваники, кого удивишь родовой памятью?! К тому же такие заявления не были новинкой. Об одном из них уже говорилось выше.
Итак, Карл Мария Вилигут утверждал, что он происходит из королевского рода клана Аса‑Уана, корни которого теряются в глубинах истории, и является последним наследником линии германских святых по имени Вилиготис. И, разумеется, память всех его предков в его распоряжении, нужно только напрячься и вызвать соответствующее видение. Опираясь на этот не подлежащий, в принципе, никакой проверке источник, Вилигут рассказывал о ритуалах и законах древних германцев, славных воинах и, разумеется, священных письменах. Правда, в его рассказах было слишком много от Гвидо фон Листа, но это никого не волновало: раз воспоминания Вилигута напоминают листовские писания, что ж, значит, мэтр Гвидо был прав.
Родовая память — вещь, которую не опровергнешь никакими доказательствами. Мало ли какие есть археологические находки?! «Я помню, что было именно так, а все, что противоречит этим воспоминаниям, — грубая подделка». Поэтому смело можно оперировать самыми смелыми откровениями, заявлять, что германская культура появилась почти за триста тысяч лет до Христа, что в те времена на небе сияли три солнца, что Христос и Бальдр — одно и то же божество[63], а Библия была написана в Германии и потом украдена исказившими ее евреями, можно, ничтоже сумняшеся, вписывать себе в генеалогическое древо Видукинда и Арминия Херуска. Перечислять все такого рода откровения смысла, пожалуй, не имеет: практически в любой спекулятивного характера книге, объявляющей Адольфа Гитлера темным магом и некромантом, о Вилигуте и его родовой памяти будет сказано достаточно. К тому же к рунам все это имеет отношение очень слабое. Равно как и к реальности. Единственное, что по‑настоящему важно, — так это то, что наставник Генриха Гиммлера пропагандировал руническую магию и ритуалы. Правда, ни о какой аутентичности их и даже о минимальном сходстве с тем, что существовало на деле, речи не было. Потому что Карл Мария Вилигут, вероятно не желая спорить с прочими оккультистами‑патриотами, объявлявшими себя наследниками жрецов Одина (Вотана), заявил, что он является последним из жрецов довотанической прарелигии, о которой как тогда, так и сегодня, практически ничего не известно. Это было как раз то, что надо: если нет фактов, откровения «родовой памяти» оспорить невозможно.
То, что военная карьера его прервалась в связи с поражением Тройственного союза в Первой мировой, здорово подкосило кадрового офицера. Всего несколько лет гражданской жизни — довольно тяжелой и бедной — и Карл Мария Вилигут был уже не на шутку болен. Его фантазии, бывшие сперва, судя по всему, не более чем прихотливой игрой ума, стали для него реальнее, чем окружающий мир. Он страдал манией преследования, считал, что на него идет настоящая охота со стороны поклонников Вотана, евреев и христиан. К середине 20‑х гг. иметь с ним дело стало практически невозможно: отставной офицер сделался вспыльчив и буен. Настолько, что вскоре был против своей воли помещен в психиатрическую лечебницу с диагнозом «шизофрения, мегаломания и паранойя», а городской суд Зальцбурга объявил его недееспособным. Заявить, что лечение оказалось успешным, — значит погрешить против истины, но тем не менее спустя какое‑то время Вилигута выписали из больницы. Оказавшись в 1927 г. на свободе, он с головой ушел в мистику. То, что раньше было не более чем увлечением, интересом, стало для него смыслом жизни, основным предназначением. Вилигут связался с венскими оккультистами, опубликовал несколько статей, писал стихи и поэмы, пользуясь псевдонимом ярл Видар. Для того чтобы оживить свое воображение, подхлестнуть память предков, в которую он теперь уже и сам верил безоговорочно, принимая любые свои подчас болезненные фантазии за подсказку со стороны мудрых предков, он стал принимать различные стимуляторы и наркотики, еще более обострившие течение его болезни. К началу 30‑х Карл Мария Вилигут просто перестал существовать как личность. Он вел себя так, как будто и впрямь был носителем древнего знания, его проводником, вратами, сквозь которые мудрость забытых веков входила в наш мир. Говорить всерьез о каком бы то ни было исследовании рун тут просто не стоит: единственным подтверждением истинности произносимых им сентенций служили его же собственные утверждения о том, что они истинны. Но одна заслуга за ним, безусловно, есть: своим фанатизмом и убежденностью, фантастическими рассказами — а рассказчиком он был, если верить свидетельствам современников, отменным — он вызывал интерес к прошлому, интерес к древне‑германским священным письменам.
Однако будь ты хоть трижды маг и жрец древних богов, а определение о недееспособности, не позволяющее самостоятельно даже платить по счетам, мешает жить чрезвычайно. Это и было одной из причин, почему через несколько лет, в начале 1932 г. Вилигут оставил семью и покинул Австрию, отправившись в Германию, туда, где решение о его недееспособности не имело никакой силы. Там он практически сразу попал в поле зрение рунических мистиков Общества Эдды и руководства охранных отрядов НСДАП. Вокруг полубезумного «мага» образовался целый кружок почитателей, считавших его родовую память источником непревзойденной мудрости. Один из его почитателей и познакомил Вилигута с Генрихом Гиммлером. Знакомство вскоре переросло в настоящую дружбу, и австрийский мистик получил приглашение войти в состав организованного при гиммлеровской организации института, призванного изучать наследие предков, — «Аненэрбе».
Должность при этом он занял высокую — стал главой отделения древней и ранней истории Главного управления по делам расы и переселения. Обязанности же его были просты — фиксировать все, что удастся извлечь из уже ставшей благодаря стараниям Общества Эдды легендарной родовой памяти. Полученные в результате тексты — размышления об устройстве мира, стихи на мифологические сюжеты, молитвы на готском языке, рассказы о древней истории германской нации и т. д. — заботливо сохранялись для дальнейшего изучения и, возможно, использования. Кстати, возвращаясь к тому, что лечение психического заболевания Вилигута не было успешным, нужно сказать, что примерно в 1934 г. у него вновь проявилась мания преследования. Только теперь на горе тем, кого он мог заподозрить во враждебном злоумышлении, у него в руках была нешуточная власть. Используя ее, Карл Мария Вилигут нанес жестокий удар по руническим мистикам, чья деятельность или высказывания казались ему опасными. Так, были фактически объявлены вне закона Кюммер и Марби, пострадали все, кого вевельсбургскому магу пришло в голову обвинить в осмеянии и дискредитации наследия арийских предков. Фактически с обретением Вилигутом влияния в СС закончилась целая эпоха в германской рунологии и руническом оккультизме. Самые одиозные проявления буйной фантазии немецких мистиков, пытавшихся найти практическое применение рунам, были пресечены и отброшены, зато получили всемерную поддержку серьезные ученые, занимавшиеся исследованиями древнегерманской письменности, вышли труды Гельмута Арнтца, Вольфганга Краузе и Эдмунда Вебеpa[64]. Рискуя задеть чувства тех, кто и сегодня пытается осмыслить и постичь руны путем мистического опыта, скажем, что для рунологии эти труды были на порядок более важны, чем умствования оккультистов, напрочь оторвавшихся от реальной почвы. В этом плане Карл Мария Вилигут, будь он хоть трижды безумен, сделал для изучения рун очень много.
Кстати, интересно, что в Третьем рейхе академическая и мистическая рунология относительно спокойно уживались в качестве параллельных направлений исследования. Одновременно с Вилигутом сотоварищи в рейхе работали, получая поддержку все того же Генриха Гиммлера, рунологи, мало того, что не прибегающие к оккультным и мистическим средствам познания изучаемого предмета, но и открыто выражавшие свое презрение к такого рода приемам. «К несчастью, в этой области встречается слишком много „профессоров всяческих наук“, — писал Гельмут Арнтц, — которые не в силах удержать полет своей фантазии и воображения, но слишком мало серьезных исследователей. Им нужны чудеса, они ищут повсюду мистику и волшебство, создавая мудреные теории. И чем меньше они знают, тем больше им хочется высказаться»[65]. Это противостояние не вызывало у высоких покровителей ни малейших возражений: они ждали, что в споре откроется истина. Правда, интриг, вызванных взаимной неприязнью, было не избежать. Так, скажем, все тот же Гельмут Арнтц пострадал от ложного обвинения в «неарийском происхождении», в гестапо на него поступали многочисленные доносы об «извращении германской науки», о том, что, сравнивая руны с письменами семитских народов, он оскверняет наследие предков, и пр. Но, так как гестапо подчинялось опять‑таки Гиммлеру, последствия наветов всегда оказывались менее значительными, чем могли бы быть. Правда, в конце концов патриотически настроенные коллеги заставили Арнтца свернуть исследования до конца войны, но это было вызвано не давлением властей, а неприязненными отношениями внутри цеха.