Сегодня прогулка не задалась с самого начала. Никого из знакомых во дворе не было, и Макс гонял воробьёв и голубей в одиночку. Дашке надоело бегать среди орущих птиц, она отстегнула поводок и увлечённо болтала с кем‑то по телефону. Тут из подвала вылез тощий серый кот и уселся наблюдать за Максом. Сидел‑сидел и стал подкрадываться к голубям с другой стороны.
– Не мешай! – тявкнул Макс.
– Это ты не мешай! Всю охоту портишь! Ты что, есть их будешь?
– Нет, конечно!
– Ну так и не лезь! Я второй день не жрамши, а ты вон какой гладкий. Небось дома живёшь?
– Ну да.
– Так и вали домой, не отсвечивай.
– Чё за наезды, в натуре? – Макс вовремя вспомнил фразочку из сериала «У нас на раёне», за которую Маврику не раз попадало.
– А то! Не фиг здесь когти гнуть. Мы тут хозяева – дворовые! А ты, домашний, сиди дома, носи хозяевам тапочки.
– Тебя забыл спросить!
Серый зашипел и выгнул спину. Макс припал на передние лапы, залаяв так, что голуби взвились всей стаей. Кот порскнул к мусорным бакам, Макс понёсся за ним сквозь голубиный вихрь…
– Лапы коротки! – поддразнил нахал, обернувшись на бегу, и Макс заметил, что у того вместо правого уха торчит какой‑то огрызок.
«Поймаю – второе оторву!» – решил Макс и прибавил скорость. А дальше всё затмил азарт погони. Впереди мелькал облезлый хвост, разлетелись воробьи, шарахнулся в сторону старик с палочкой, с грохотом упал мальчишка на роликовых коньках, завизжала сигнализация…
Пришёл в себя Макс неизвестно где. Он стоял на задних лапах, опираясь передними на дерево. Сверху ухмылялась зловредная кошачья морда.
– Ну что, догнал? – осведомился Полтора Уха.
– Всё равно поймаю!
– Давай, лови!
Проклятый кот спрыгнул на землю и вальяжно прошёлся совсем неподалёку. Макс попытался цапнуть его за хвост и понял, что не может пошевелиться.
– Устал, бедняжка? Это тебе не по коврам да паркетам разгуливать! Пока!
Полтора Уха копнул пару раз асфальт передней лапой в знак презрения, скорчил рожу и пошёл прочь, задрав облезлый хвост. Обернулся и бросил на ходу:
– Как доберешься, позвони! Или тебе такси вызвать?
Он хихикнул и исчез в кустах, а Макс с ужасом понял, что потерялся. Ни одного знакомого запаха вокруг, неизвестные дома и люди! Оставалось только заскулить и спрятаться под скамейку. Там валялись фантики, обертки от мороженого, пакет из‑под чипсов. Ничего съедобного, а есть так хотелось! От усталости лапы не держали – подгибались. Хвост поджался под брюхо и ничего посоветовать не мог.
На скамейке расселась компания подростков – хвастаться новыми телефонами. Их сменили две мамы с колясками. Потом какие‑то старушки судачили о детях и внуках… Макс лежал на пыльном асфальте и пытался взять себя в лапы. Наконец решился и вылез наружу.
– Ой, девочки, гляньте, какой лапусик!
Никаких девочек вокруг не было видно, и Макс не сразу сообразил, что это старушка в темных очках обратилась к двум другим.
– Сбежал, наверно. Или потерялся. Ну, значит, я ей и говорю: «Не забывайтесь, милочка! Вы здесь няня, а я – бабушка!»
– А она что?
Макс побрёл прочь в быстро густеющих сумерках и оказался на улице, где все дома были маленькие, одноэтажные – таких он никогда не видел.
– Эй, ты чё здесь шляешься?
Перед Максом стоял лохматый пёс немногим больше его и ухмылялся во всю пасть.
– Потерялся я, – угрюмо ответил Макс и почуял, что добром дело не кончится. Хвост был того же мнения: напрягся как стальной прут.
– Ах, бедняжка! Дома небось все глаза проглядели…
Лохматый толкнул Макса в плечо – так, что едва не сбил его на асфальт. Макс зарычал и оскалился.
– А чё так дерзко? – процедил задира.
Из‑за угла появились ещё три пса, все куда крупнее. Они теснили Макса к забору. Оставалось только драться.
В подворотню изнутри с трудом просунулся чёрный нос. Поелозил немного, оценил обстановку и убрался обратно. Из‑за ворот раздалось:
– Р‑Р‑Р‑Р‑ГАВ!!!
Сказано это было так, что стая мгновенно развернулась и бросилась прочь. У Лохматого задние лапы занесло на повороте, он едва не упал, но удержался и рванул так, что обогнал всех остальных.
Макс так устал и проголодался, что не поверил ушам, когда из‑за ворот сказали:
– Ну, что стал? Заходи, гостем будешь!
Подворотня пришлась как раз по Максову росту в холке.
Хозяина толком рассмотреть не получилось. Он был так огромен, что в поле зрения не помещался. Хвост сам собой поджался под брюхо, но Макс собрал всю таксичью храбрость и вежливо обнюхался с незнакомцем. Нос говорил, что тот не молод, здоров, и что его недавно выкупали с шампунем от блох.
– Ты кто такой? Рассказывай!
– Я такс по имени Макс. Гулял и потерялся.
– Гулял? Везёт же некоторым. А я вот на цепи сижу. Алабай я. Зовут – Абрек. Сторожу здесь.
– Рад познакомиться.
– Да ладно тебе. Если потерялся, то радоваться или печалиться некогда: думать надо. А думать лучше всего после еды. Сейчас…
Абрек подошёл к вольеру, вытащил оттуда блестящую миску, где могло бы поместиться четверо таких, как Макс, и со страшным грохотом уронил её на асфальт.
– Оглохла она там, что ли?
«От такого и оглохнуть можно» – подумал Макс, но благоразумно промолчал.
Абрек перехватил миску поудобнее и подкинул её вверх. Грохот раздался такой, что у Макса заложило уши, а в соседнем дворе кто‑то залился отчаянным лаем. В доме открылось окно, из него высунулась пожилая женщина и крикнула:
– Не шуми! Сейчас принесу!
– Ага, услышала… Пока не напомнишь, никто не пошевелится, – проворчал Абрек. – Сейчас ужинать будем. Только ты спрячься пока в вольере, а то Петровна как раскричится – еда в горло не полезет.
В вольере пахло взрослым псом и валялась кость, которую Макс даже и укусить толком не смог бы: так широко пасть не разинуть – челюсть вывихнется.
– Вылезай ужинать!
В миске была каша с мясными обрезками – ничего, вкусная.
– А теперь спать. Утро вечера мудренее, как Петровна говорит.
Макс так устал, что заснул мгновенно и спал без задних лап – до тех пор, пока его не потыкали в бок холодным мокрым носом.
– Подъём! Можешь вылезать, Петровна поесть принесла и ушла на работу. Я тебе оставил, доедай, а я пойду кость погрызу.
Доедать пришлось долго. Макс почувствовал, что стал похож на сардельку.
– Ну, теперь давай думать, – сказал Абрек, лёжа у вольера. – Стоп, а ну‑ка подойди поближе… Это у тебя что такое на ошейнике? Адресник! Тогда всё только от тебя зависит.
– Извини, я ничего не понял.
– Мал ты ещё, вот и не понял. Нормальные хозяева на ошейник всегда адресник цепляют. Там внутри бумажка, на ней написано, как тебя зовут, и телефон хозяина.
– У тебя тоже такой есть?
– У меня табличка на ошейнике. Там всё написано, крупными буквами. Понимаешь, адресник отцепить нужно, чтобы прочесть, а ко мне чужие люди не подходят. Боятся, по запаху чувствую. А чего меня бояться? Не уноси ничего отсюда и не выходи без Петровны, вот и всё.
– А как заходить‑то? Я же зашёл.
– Ты свой: собака. И зашёл по моему приглашению. Не люблю, когда маленьких обижают. А людей хороший сторож впускает всех и не выпускает никого, если хозяева до ворот не проводят.
– Всех – всех?
– Да, только почему‑то никто сам не заходит Я же никого не прогоняю. Не лаю, не рычу. Лежу себе у ворот на солнышке. А люди Петровне звонят, если нужно войти. Они вообще странные, я давно заметил.
– Точно, странные. Безнюхие какие‑то. Но интересные. А Хозяев я просто люблю, вот.
– И я Петровну люблю, хоть она и крикливая. Зато готовит вкусно, в жару меня из шланга поливает, от блох обрабатывает. И внук у неё есть, Славка. Когда он приходит, с ним поиграть можно. Славка на мне верхом ездит и воображает, будто я – конь, а он – рыцарь. Ты не знаешь, это что такое?
– Не знаю. Надо у Сашки спросить, он всё на свете знает – ну, почти всё…
Тут Макс вспомнил, что потерялся, и замолчал.
– Значит, так. Слушай сюда: сейчас идёшь на улицу, высматриваешь человека с собакой. Подходишь к нему, даёшь посмотреть адресник. А остальное он сам сделает. Настоящий собачник всегда собаке поможет. Если с первого раза не получится, пробуй ещё и ещё. Сейчас утро, как раз всех выгуливают. Давай, удачи!
– Спасибо! – сказал Макс и лизнул Абрека в морду – так, как вежливому щенку полагается благодарить взрослого пса.
Это была Трасса Утренней Прогулки – аллея, по которой шли и шли люди с собаками. Макс сидел у самого бордюра и изо всех сил старался не падать духом. Но время шло, а ничего не менялось. Старушка с кем‑то пучеглазым на поводке не обратила на Макса никакого внимания. Здоровенный парень, похожий на своего ротвейлера, только без намордника – тоже. И девчонка, чуть повыше своей собаки, прошла мимо…
– Кузя, по‑моему, он потерялся… А ты как думаешь?
Рыжий Кузя хвостом выразил согласие.
– Так это вы, юноша, носитесь по двору как угорелый? И это вы вчера чуть не сбили меня с ног?
Макс принюхался и узнал того самого старика с палочкой. От него пахло книгами, кофе и аптекой. Стало так стыдно, что хвост поджался, а уши опустились… Залезть бы под диван, отсидеться, да где тот диван.
– Ну, и что с вами прикажете делать?
Старик с трудом наклонился и потрепал Макса по холке. Повернул ошейник, начал отцеплять адресник…
– Смотри, Кузьма, вроде всё не так плохо… А ну, где мои очки? Что тут пишут… Ага, значит, ты Макс? Ну‑ка…
Старика уже говорил по телефону, но Макс не понимал ни единого слова. Сердце у него колотилось так, словно хотело выскочить вон.
– Ты, это, того… Не трясись. Если Андрейлексеич взялся, всё будет нормуль, – поддержал Кузя.
– Извини, я не поздоровался. Привет!
– Привет!
Вежливое обнюхивание кончилось как раз вовремя: старик сказал: «Всё, ждём здесь!» и сунул телефон в карман.
Макс улегся на пыльную траву и приготовился ждать, сколько потребуется. Кузя пристроился рядом – за компанию.
– Ну что, дело идёт на лад. – подытожил Андрейлексеич. – Макс, только не убегай никуда, хорошо? А то мы с Кузей тебя не догоним. Старые мы уже бегать…
– Ну, я‑то не очень старый – шесть лет всего, – уточнил Кузя. – А Хозяину скоро восемьдесят.
– Ничего себе… А ты у него компаньон, да?
– Я у него друг. Собеседник. Семья. На все лапы, короче. Одинокий он был, пока меня не подобрал – там, где баки мусорные. Так вот с тех пор вместе и живём. Я его гулять вожу, а то он в магазин выбирался раз в неделю, и всё. А ему свежий воздух нужен – для здоровья и чтобы в четырёх стенах не засиживаться. Знакомых мы с ним завели, гуляем вместе, за жизнь разговариваем… Смотри, смотри! Бегут!
По аллее мчались Дашка с Сашкой, и Макс понёсся навстречу, заливаясь торжествующим лаем.
– Максик! Живой, здоровый! Ура‑а‑а!
– А мы объявления расклеивали… – и Сашка с силой запустил вверх стопку бумажных листов. Они взлетели, словно вспугнутые голуби, и, кружась, разлетелись по аллее. Один упал прямо к ногам Андрейлексеича, тот поднял его и прочёл:
– «Верните друга! Макс, чёрно‑подпалый…» Так‑так. «Мы его очень любим!…» А сорить всё равно не надо, молодой человек.
– Это я от радости. Сейчас подберём, – пристыженно сказал Сашка.
– Обязательно! – поддержала его Дашка, беря Макса на поводок. – Подержите его минутку, пожалуйста. Мы быстро.
Пока они собирали листы и засовывали их в урну, Макс чуть не лопнул от нетерпения и счастья.
– Вот, папа просил передать, – Дашка протянула старику несколько бумажек. – Там, в объявлении написано: «вознаграждение»…
– Не надо. У нас с Кузей всё есть – правда, Кузьма? Вот видите, и он согласен. Лучше приходите, погуляем все вместе.
– Спасибо вам! – хором сказали Дашка‑Сашка.
– Ну, мы пойдём. Пошли, Кузя.
– Он у вас такой красивый, – сказал вежливый Сашка и почесал Кузе за ухом. – Какая это порода?
– Дворянин, – ответил Андрейлексеич и улыбнулся.
– Столбовой, наверно?
– Точно, столбовой. Ты, я смотрю, историю любишь?
– Ну да. И у Пушкина написано – в сказке про золотую рыбку.
– Слушай, а что это за порода такая? – шепнул Кузе Макс.
– Шутят они. Это значит – дворняга, беспородный. Так оно и есть, да я не заморачиваюсь. Мне и так хорошо. Ну, бывай!
– Будь здоров!
– Ты это лучше Андрейлексеичу пожелай. Что‑то он у меня прихварывать стал. К ветеринарам… тьфу, к докторам всё время ходит.
Макс сел перед стариком и подал ему лапу.
– Рад был познакомиться, Макс! – серьёзно сказал Андрейлексеич и пожал протянутую лапу.
Когда открылась дверь, в прихожей мгновенно оказались все, кроме Мавры. Ничего хорошего это не предвещало. Хвост был того же мнения.
Хозяева принялись гладить Макса, чесать ему за ушами и говорить, перебивая друг друга:
– Фу, прямо камень с души свалился…
– Я уже хотела с пэпээсниками связываться, пусть смотрят на маршрутах…
– Дашка‑Сашка, вам благодарность в приказе…
– Ну, да, а от кого он сбежал?
– Кто старое помянет, тому глаз вон!
– А кто забудет, тому – хвост! Бежим, я уже опаздываю. Шампунь от блох купить надо, наверняка он их набрался, пока бомжевал…
Дверь за хозяевами закрылась. Дашка метнулась на кухню, наполнила миску и убежала следом – вместе с Сашкой.
– Ну, дер‑р‑ржись, пар‑р‑рень! – негромко сказал Рома сверху.
Макс и сам понимал, что главное впереди.
Тут вошла Мавра, и стало ясно: на улице были цветочки. Сейчас будут ягодки.
– Явился не запылился! Где тебя черти носили? Тут все с ума сходят, а он где‑то шляется! У меня от переживаний внеплановая линька началась на нервной почве! Дашка ревёт в три ручья, Сашка с ней не разговаривает, у хозяйки глаза на мокром месте! Хозяин три года не курил, а сейчас полпачки выкурил! Маврик чуть не сбежал тебя искать, уже на лестнице поймали! Тоже мне, путешественник! Фёдор Конюхов гладкошерстный! Тур Хейердал лопоухий! Ну, я тебя…
– Мам, да ладно, он и так натерпелся… – вступился было Маврик.
– Брысь! Не лезь под горячую лапу!
Макс заскулил и тут же получил несколько оплеух. Маврику тоже перепало.
Мавра удалилась, гневно подергивая хвостом, а Макс прислушался к себе и понял: совсем не больно! Лапы у Мавры были бархатные, и когтей она не выпускала.
– Что, схлопотал? – хихикнул Маврик.
– А сам‑то… Слушай, а что она так бранится? Конюховым обзывается… Какой я ей Конюхов? Кузнецов я! У меня и в паспорте записано, Дашка‑Сашка вписали. И каким‑то хередалом назвала… Обидно!
– На обиженных воду возят. А тут и обижаться нечего. Это путешественники такие, весь мир объехали. Пока ты пропадал, мы тут с матушкой телевизор смотрели – ну, чтобы отвлечься. Конюхов по морю плывёт, а она шипит: «Ну, пусть только явится, путешественник криволапый!»
– А с чего это ты вдруг решил меня искать?
– Ну‑у‑у… Друг ты мне или нет?
– Друг, конечно!
Хвост сам собой завилял изо всех сил, а Маврик добавил:
– Вот, смотри! – и тоже помахал хвостом.
– Ух ты! Любая собака поймёт, что ты радуешься!
– Да, без знания языков сейчас никуда! А что это по‑кошачьи значит, помнишь?
– «Я очень зол» – так?
– Так! Только я очень рад, что ты нашёлся.
– Правда?
– Правда. Пошли на кухню. Я тоже перекушу за компанию.
– Всё хор‑р‑рошо, что хор‑р‑рошо кончается! – заявил сверху Рома.
И, как всегда, был совершенно прав.
Битва в прихожей
С утра было скучно. Хозяева на работе, Дашка‑Сашка в школе, с подоконника видна мокрая от дождя улица… Со скуки Маврик с Максом подрались – из‑за резинового цыпленка, уже порядком погрызенного. На лай, визг и фырчанье примчалась с кухни Мавра и всыпала обоим.
– Ещё раз услышу – хвосты поотрываю! Тоже мне, бойцовые кот и пес! Что, заняться нечем?
– Нечем! – сказали бойцы хором.
– Это что еще за речи? Маврик! Что настоящий кот готов делать в любое время?
– Спать и умываться!
– Вот и займись! А то на тебя смотреть страшно. Можно подумать, не порядочный кот из приличной семьи, а дворовый уркаган с помойки. И чтоб тихо было, понятно? У меня сеанс мяудитации! Не мешать!
– А это что такое – мяудитация? – спросил слегка обалдевший Макс.
– Это когда сидят и погружаются в себя! Понятно? И Роме скажите, чтобы не шумел.
– Пошли в детскую, – шепнул Маврик.
– Пошли. А откуда она узнала про эту мяудитацию?
– Хозяйка с кем‑то по телефону разговаривала, а матушка у неё на коленях лежала. Это у них новое хобби такое. Работа у хозяйки нервная, вот она и учится это… мяудитировать. Говорят, успокаивает.
– Что, пр‑р‑рогнали? – хихикнул сверху Рома‑попугай.
– Тихо ты! – зашипел Маврик. – Матушка сегодня не с той лапы встала. Мяудитирует в кухне.
– Джентльмены, я пас! – Рома засунул голову под крыло и притворился чучелом.
– У‑у, Железная Лапа, – ворчал Маврик, – чуть что, так сразу драться…
– Ничего не железная. Мягкая, прямо бархатная. И когти не выпускала: шлёпнула раз‑другой, и только, – возразил Макс, устраиваясь на подстилке.
– Не понимаешь ты ничего. Это мультик такой. Там пантера один в один на матушку похожа, только чёрная, как я, – Маврик гордо огляделся. – Она почем зря пацана лупит, а медведь её за это Железной Лапой обзывает…
Маврик принялся умываться, а Макс попытался погрызть давно негрызенную чурку, но ничего не получалось. Ушки‑пельмешки сами собой настораживались. Что‑то было не так… И хвост не давал заниматься обычными делами: напрягся как стальной прут и завис параллельно полу. Кто там скребется за дверью?
– Маврик, слышишь?
– Не‑а…
– Там словно мышь в прихожей…
– Это не мышь. Это воры‑домушники квартиру вскрывают.
Голос у Мавры звучал бесцветно и сухо, хвост бил по бокам, а глаза горели так, что Максу стало страшно.
– Выходим на тропу войны! Принимаю командование на себя. Макс, ты – наземные силы. Маврик, мы с тобой – воздушно‑десантные войска, основная ударная группировка. Рома, ты обеспечиваешь господство в воздухе.
– Слушаюсь, мой генер‑р‑рал!
– Атакуем, как только дверь откроется, по моему сигналу! Маврик, делай как я. Рома, ты налетай, кричи благим матом, клюй в лицо. Макс, хватай за ноги, кусай, рви им брюки. Слушай мою команду! По местам! И… Маврик, если что… я тебя очень люблю.
– И я тебя, мам…
Дверь заскрипела и приоткрылась.
Кошки взмыли на шкаф и затаились. Рома прицепился к проводу светильника. Макс замешкался и, когда дверь отворилась, впуская двух крепких парней, оказался на коврике прямо перед ними.
– Гля, Толян, какой прикольный…
– Тихо ты… Сумки давай.
Макс почувствовал, как шерсть у него на загривке встала дыбом.
– Мр‑р‑ряу‑у‑у! Мр‑рмяу‑у‑у‑у!
– Ур‑р‑ра‑а‑а! Иду на тар‑р‑ран!
– Уйййй, зараза‑а‑а!
Со шкафа метнулись две мохнатых комка и вцепились непрошеным гостям прямо в рожи. Рома носился в воздухе, как голубая молния, и яростно клевал, куда мог попасть. Макс вцепился в толстую щиколотку, его лягнули и отбросили в сторону, он вскочил, кинулся, укусил, отскочил, ещё раз укусил… Мавру тоже оторвали, швырнули прочь, пнули в брюхо. Она упала и осталась лежать…
– Ма‑а‑ам! – взвыл Маврик, – Р‑р‑раздер‑р‑ру‑у‑у!
– Рви их! Когтями работай! – прошипела Мавра, пытаясь встать.
– Загрызу! – рявкнул Макс и прыгнул свечкой вверх, целясь Коляну в глотку.
По лестнице кто‑то бежал, грохоча тяжелыми ботинками.
– Толян, сматываемся!
– Всё, ребята, приплыли! Лицом к стене, руки за голову, быстро!
Это сказал кто‑то высокий, в чёрной одежде, незнакомо пахнущий железом и смазкой, с пистолетом в руках. За ним виднелись ещё двое таких же. И тут в дверь вломился Папа‑Костя – оскаленный, словно питбуль Хук из второго подъезда, и тоже с пистолетом.
– Уйййй, – выл на одной ноте Толян, – уйййййй, глаза‑а‑а‑а! Глаза выдрали! Посажу! Развели дома зверьё, на людей кидается!
– Ты сам сначала выйди, – посоветовал самый высокий из чёрных. – Взлом, группой, по предварительному сговору… Тебе статьи напомнить или сам знаешь?
– Не знает, – хмыкнул другой. – Он у нас начинающий. А то бы увидел, что квартира на сигнализации.
– И знал бы, что к шефу тревожная группа сразу приедет. Охранная компания «Бастион» – обращайтесь! – подытожил третий. – Здорово получилось, Константин Николаич.
– Да уж… Вызываем полицию и «скорую». Заткнись ты, ушлёпок!
Вбежала Мама‑Таня, оглядела поле боя, побледнела и спросила – таким же бесцветным голосом, как Мавра:
– Дети где?
– В школе! – отрезал Папа‑Костя.
Мама‑Таня осела на банкетку и тихо заплакала.
– Ты чего ревешь? – прошипел Папа‑Костя. – Перестань, перед ребятами неудобно!
– Плащ перепачкала. Знаешь, какая химчистка дорогая? Ой, что я несу…
– Это ты со страху. Ничего, бывает. Успокойся, всё хорошо.
– Сейчас Кате позвоню, пусть она Сашку с Дашкой на сегодня к себе заберёт, пока мы тут всё уберем.
– Зверьё дома держите, – завел опять Толян, – ваша рысь нас чуть не задрала! Скажи, Колян?
– И пса такого держать нельзя! – поддержал Колян. – Лает, кидается – зверюга, в натуре! Чуть ногу не отгрыз!
– Рысь, говоришь? – Папа‑Костя ядовито улыбнулся.
– Не, две рыси!
– Точно, две. Только не рыси, а кошки.
Толян только икнул в ответ.
– Ой, Мавруша! Маврик! – всполошилась Мама‑Таня. – Вы ж мои хорошие! Герои! И Максик молодец!
– Константин Николаич, там «скорая» приехала!
– Я уколов боюсь! И йодом мазаться не дамся, – мрачно сказал Колян.
– Что так? – спросил чёрный с высоты своего роста. На плече у него сидел Рома‑попугай и ласково теребил его за ухо.
– Йод щиплется!
– Привыкай! – посоветовал чёрный.
Тут в прихожую ворвались люди в серой форме, потом двое в синих комбинезонах с красными крестами…
Под шумок все убрались в детскую.
– «Тогда считать мы стали раны…» – сказала Мавра. – Живы все, вижу. Раненые есть? Макс, ты цел? Маврик..?
– Мам, а ты как?
– Я в норме.
– А почему стихами говоришь?
– Потому что стихи хорошие и к месту. Рома, что с тобой?
– Хвост выр‑р‑рвал, ур‑р‑род! Ну, я его так клюнул, будет знать!
– Ничего, хвост отрастет. А сейчас будет парад в честь победы! Командовать парадом буду я! Р‑р‑равняйсь!
Голос у Мавры был такой, что Макс с Мавриком мгновенно встали рядом и приосанились. Рома взлетел на спинку стула и распушил все оставшиеся перья.
– Вы героически отстояли наш общий дом! Молодцы! Объявляю вам благодарность! Ура!
– Ура! Ур‑р‑а‑а‑а! Ура‑а‑а‑а! – заорали все.
– К торжественному маршу приготовиться! Рома, запевай!
Рома распушился так, что стал почти круглым, и грянул:
– Багр‑р‑ровым зар‑р‑ревом затянут гор‑р‑ризонт!
– И гул разрывов слышится вдали! – подхватил Маврик.
– Тропой войны идет Бойцовый Кот… – Мавра пела вместе со всеми.
– И он в любой беде не пр‑р‑р‑ропадет!
Макс не знал слов, но мелодия брала за самую душу. Он чеканил шаг и совсем не путался в лапах.
– Гор‑р‑рит земля, как спичка на ветр‑р‑ру.
И зар‑р‑ревом пылают гор‑р‑рода!
– Бойцовый Кот идёт, как на смотру… – выводил Маврик.
– И не свернет с дороги никогда… – Мавра внезапно умолкла и осела на пол.
– Ма‑а‑ам! – взвыл Маврик.
Макс залился лаем, и тут же в детскую вбежала Мама‑Таня.
– Что случилось? Мавруша, солнышко, что с тобой? Где болит?
Мавра не отзывалась, не открывала глаза. Лежала плоская, как меховой коврик.
– Убью! – выдохнула Мама‑Таня и бросилась к телефону. – Ветеринарная «скорая»? Строительная, двенадцать, квартира сорок семь! Ждём!
Маврик сидел рядом с матерью и трогал её лапой.
Мама‑Таня повернулась на каблуках и выскочила в прихожую. Сейчас она как две капли воды походила на разъяренную Мавру, только без хвоста.
– Что вы с кошкой сделали, гады? Убью!
– Спасите! – хором прошептали Колян и Толян, прячась за людей в серой форме.
– От меня никто вас не спасет, и не надейтесь! Да вы оба одного её когтя не стоите!
– Таня… – ошарашенно пробормотал Папа‑Костя.
– На дне моря сыщу, так и знайте!
– Где животное? – спросил человек с большой сумкой, вышедший из лифта.
– Ой, как вы быстро! Пойдёмте сюда…
– В соседнем подъезде вызов был. Так что случилось?
– К нам воры пытались залезть, а кошка им чуть глаза не выцарапала.
– Ага‑а‑а.., – гундел Толян из‑под бинтов, – все лицо мне изодрала, зверюга…
– А ты бы не лазил по чужим домам, глядишь, цел бы остался, – сказал человек в серой форме. – Давай, пошли в машину!
Все это Макс слышал краем уха‑пельмешка. Куда важнее было то, что говорил человек, склонившийся над Маврой.
– Плохо дело. Её, видно, в живот пнули со всей дури. Похоже на разрыв кишечника. Надо оперировать. Есть что‑нибудь твердое? Ну, картонка, доска какая‑нибудь?
Мама‑Таня бросилась на кухню и вернулась с большой разделочной доской, разрисованной апельсинами. Мавру осторожно уложили на доску и понесли к выходу.
После битвы
Вечером Макс сидел в начисто вымытой прихожей и пытался разговорить Маврика.
– Ну что ты надулся как мышь на крупу? Пойдем ужинать!
– Мя.
– Не понял!
– Мя.
– Ты что, говорить разучился?
– Отстань, Макс. Я мяудитирую.
– Что‑что делаешь?
– Мяудитирую. Пытаюсь маме помочь.
– Это как?
– Думаю о ней. Представляю, что с ней разговариваю.
– И что ты ей говоришь?
– Что всё будет хорошо. Отстань, сказано тебе! Тут настроиться надо.
Макс тихонько вышел на кухню. Там Хозяева пили кофе с коньяком и тихо переговаривались. Рома‑попугай сидел на плече у Папы‑Кости и перебирал ему волосы клювом. Мама‑Таня погладила Макса, положила в миску овсянки с мясом и добавила косточку:
– Это тебе за храбрость, Максик!
Миску Макс вылизал начисто, а косточку прихватил в прихожую. Маврик сидел с закрытыми глазами, поставив шерсть дыбом – так, что походил на меховой шар. Мяудитировал, наверно…
– Ты это… есть будешь?
Маврик не отозвался.
Прошуршали крылья, и Рома тяжело шлепнулся на банкетку.
– Плохо без хвоста летать, р‑р‑рулить нечем! Знаешь, что Хозяева говор‑р‑рят? Мавр‑р‑рушу пр‑р‑роопер‑р‑рир‑р‑ровали! Ветер‑р‑ринар‑р‑р сказал: вовр‑р‑ремя обр‑р‑ратились! Тепер‑р‑рь всё будет хор‑р‑рошо! Вот посмотр‑р‑рите!
– Спасибо, Рома!
– Не за что! А Мавр‑р‑рика ты не тр‑р‑рогай. Кошки, они мудр‑р‑рые, ничего зр‑р‑ря не делают.
– Хорошо, не буду. Рома, а ты откуда эту песню знаешь – ну, про Бойцовых Котов?
– Хозяин с др‑р‑ругом как‑то р‑р‑раз пели на кухне. Там ещё пр‑р‑ро эмблему с оскаленным звер‑р‑рем, так они говор‑р‑рили, что у них такая же была.
– Они что, тоже Бойцовые Коты?
– Да нет, пр‑р‑росто офицер‑р‑ры в отставке, сейчас охр‑р‑ранную фирму вдвоём откр‑р‑рыли… Ладно, я спать полетел, а то денек тр‑р‑рудный выдался!
– Лети, Рома. Спокойной ночи.
– И тебе!
Рома улетел. Маврик сидел и не шевелился, словно плюшевый. Макс положил косточку поближе к нему, приволок свою подстилку и улегся рядом – так, чтобы греть Маврика.
Дни тянулись, похожие один на другой. Без Мавры всё было не так. И с Мавриком говорили только про неё.
– Матушка как‑то сказала: я за своих Кузнецовых кого угодно в клочья порву. Они меня от улицы спасли, в кошки вывели…
– Постой, причем здесь улица? Вы же из какого‑то там питомника.
– Ой… Проговорился. Сибиряки мы – это правда. А про питомник матушка сама придумала, если честно. Я ещё маленький был, она боялась, что комплексовать буду. Как же, кругом все породистые‑распородистые, а мы… Сначала верил, а потом услышал, как Мама‑Таня подруге рассказывала про матушку. Оказывается, она сама к ним пришла, через окно. Тогда они на первом этаже жили. Стали думать: оставлять или нет? Папа‑Костя говорит: вся с варежку, а характер уже виден. Мама‑Таня отвечает: хорошая кошка сама приходит, это наш домовой будет…
– А Дашка‑Сашка?
– А они подрались из‑за того, как её назвать.
– Подумаешь, с улицы! В Сибири, небось, по улицам такие породистые бегают, каких ни в одном питомнике нет. А вообще порода – пустяки. Главное – душа, характер.
– Ты правда так думаешь?
– Ну да.
– А я боялся, что ты со мной теперь дружить не будешь. Вдруг я беспородный? Ты‑то вон какой: документы, родословная, татуха на пузе…
– Дурак ты, Маврик, вот и всё.
– Правда?
– Правда.
– Ну, тогда хорошо… Я знаешь ещё о чем думаю: вот нас все хвалят, чешут за ушами, героями называют. А что мы такого сделали? Тревожная группа тут же появилась. Хозяин как раз на работе был, вместе с ними и поехал. Мы же всего несколько минут продержались…
– А мы разве знали, что сейчас охрана приедет?
– Ну, не знали…
– Вот тебе и ну. Мы просто сделали всё, что смогли. А как нас там называют, это дело десятое.
– Слушай, ты у нас такой мудрый – прям как Сашка. Интересно, таксы все такие?
– Да ладно тебе.., – Макс застеснялся. – Какой есть. Давай лучше в футбол погоняем, пока дома никого.
– Давай. Рома, айда в футбол играть?
– Только чур‑р‑р, я р‑р‑рефер‑р‑ри!
– Замётано!
И вот, наконец, настал день, когда дверь открылась, вошел Папа‑Костя, поставил котоноску на пол и осторожно вынул оттуда Мавру – худую, клочкастую, пахнущую лекарством, в попонке с пестрыми бабочками.
В прихожей мгновенно оказались все, кто был дома. Рома повис в воздухе, словно орел над степью. Макс с Мавриком едва не сбили друг друга с лап.
– Ма‑а‑ам!
– Ну, как вы тут?
Голос у Мавры был тихий, как жужжание комара. Она отправилась на кухню, с трудом переставляя лапы. У окна села, подобралась – и не смогла вспрыгнуть на подоконник, к миске: только тихо мявкнула и оглянулась. Мама‑Таня поставила миску на пол и прошипела:
– А ну, кыш отсюда! Чего уставились? Дайте Мавруше поесть спокойно!
Рома улетел в детскую, Маврик и Макс убрались под диван – перешептываться:
– Матушка сама на себя не похожа… И не ругается…
– Ну, так она еще не поправилась толком. Дашка‑Сашка её вычешут, и опять красавица будет. А что ты к ней не идешь?
– Боюсь. Она не любит, когда её такой видят.
– Какой?
– Когда она не в форме.
Тут вошла Мама‑Таня с Маврой на руках и уселась на диван – гладить.
– Мавруша, красавица ты наша! Защитница! Что бы мы без тебя делали! Ты только поправляйся, ладно?
– Мр‑р‑р‑р, мр‑р‑р‑р, мр‑р‑р‑р…
– Я пошел! – Маврик вылез из‑под дивана и принялся тереться об Мамы‑Танины ноги.
– Кс‑кс‑кс! Иди сюда! Соскучился по матери, герой?
Маврик мгновенно запрыгнул на диван и замурлыкал басом.
В дверь позвонили. Мама‑Таня осторожно положила Мавру на подушку и выскочила из комнаты.
– Тихо вы! – донеслось из прихожей. – Да, папа её уже привёз. Говорить шепотом, ходить на цыпочках! Все меня услышали? Ветеринар сказал: покой, покой и ещё раз покой! Понятно?
Когда в дверь просунули носы Дашка с Сашкой, на диване лежали все трое: Мавра посередине, Макс и Маврик по сторонам. Они спали, и снился им бесхвостый Рома, распевающий во весь голос: «Бойцовый Кот нигде не пр‑р‑ропадёт!»
Дни шли за днями, а Мавра никак не становилась прежней. Она мало ела и много спала. А когда не спала, сидела и смотрела в пространство, не обращая внимания на окружающее.
– Слушай, может она опять это… мяудитирует? – шептал Макс на ухо Маврику.
– Не похоже. Она вообще какая‑то другая стала. Я её не узнаю, если честно… И такую люблю, но не узнаю.
– Р‑р‑ребята, есть одна идея! – Рома спорхнул с подоконника. – Чёр‑р‑рт, опять чуть не шлёпнулся… Хоть бы хвост скор‑р‑рей отр‑р‑рос!
– Выкладывай! – хором сказали Макс и Маврик.
– Сначала посчитаемся, кто останется, тому и скажу!
– Ой, тоже мне, «Секретные материалы»…
– Мавр‑р‑рик! Не дер‑р‑рзи! Это стр‑р‑ратегия такая лечебная, понял?
– Ничего не понял. Ладно, извини.
– Всё, пр‑р‑роехали! Давайте считаться. На золотом кр‑р‑рыльце сидели: цар‑р‑рь, цар‑р‑ревич…
Остался Маврик. Макс поплелся из кухни в детскую, надувшись на весь белый свет.
Мавра свернулась клубком на Дашкиной кровати и не обратила на Макса никакого внимания: смотрела куда‑то, не моргая – сквозь него.
С горя Макс взялся грызть давно надоевшую игрушку, но тут явились заговорщики – Рома с Мавриком. Рома устроился на верху клетки, Маврик взялся было вылизываться, но вдруг подошел к Максу и ни с того ни с сего вмазал ему прямо по носу – мокрому, чёрному носу!
– Ты что, очумел?
Маврик добавил Максу другой лапой, получил сдачи – и на полу покатился клубок, который фыркал, рычал и завывал, словно пылесос. Макса душила обида на Рому с его дурацкими тайнами, на вероломного Маврика – а ещё друг называется! – на весь мир…
– Эт‑т‑то ещё что такое?! А ну прекратить немедленно!
Это был голос Мавры – той, прежней Мавры. И оплеуху каждому из бойцов влепила прежняя Мавра – худая, облезлая, но с горящими зеленым огнём глазами.
– Распустились! Стоит заболеть, и сразу все от лап отбиваются! Живо миритесь!
Клубок распался на Макса и Маврика. Рома снялся и полетел на кухню – от греха подальше.
– Ты это… извини… – буркнул Маврик и подмигнул желтым глазом.
– Ладно… – пробормотал Макс, начиная понимать, в чем дело.
– А теперь кыш на кухню! Ни минуты покоя в этом доме!
На подоконнике в кухне Рома откалывал такой залихватский рок‑н‑ролл, что не сразу увидел друзей‑приятелей.
– Получилось! Ур‑р‑ра‑а‑а‑а! Получилось! – выкрикивал он страшным шепотом.
– Ну, Рома, ты мудрец!
– Мавр‑р‑рик, ты видел? Видел?
– Видел и… в общем, получил. – Маврик потер загривок, по которому пришлась материнская оплеуха. – Макс, ты на нас не сердись. Надо было, чтобы матушка ни о чем не догадалась. А когти я не выпускал.
– Это точно. Да я и не сержусь. Лишь бы Мавра поправилась. Здорово ты придумал, Рома.
– Что здесь происходит?
На пороге кухни стояла Мавра, и хвост у неё гневно подрагивал.
– Да так, мам, ничего особенного…
Мавра прошла к миске, немного поела. Села, обернулась хвостом и сказала:
– Ну, рассказывайте, как вы тут без меня?
Гость из темноты
Сашка стал какой‑то странный. Всё о чем‑то задумывался, отвечал невпопад. А сегодня утащил Дашкин гель для укладки и превратил свою рыжую шевелюру в такое, что Мама‑Таня погнала его мыть голову.
– Чтоб я этого больше не видела! Посмотри, на кого ты похож!
– Весь гель угро‑о‑о‑бил! – рыдала Дашка. – А завтра конку‑у‑урс!
– Нашла из‑за чего реветь! Бери деньги и дуй в магазин!
– А там такого не‑е‑ет!
– Дарья! Не испытывай моё терпенье! Купи то, что есть – живо, одна нога здесь, другая там!
– Не пойду‑у‑у, я зарёванная!
Мама‑Таня испепелила взглядом хлюпающую носом Дашку, замотанного полотенцем Сашку, рванула куртку с вешалки и хлопнула дв