Водитель вышел из автомобиля и открыл дверь Евы. Грэм повернулся к ней и тихо спросил:
– Ты готова?
Он сжал ее ладонь. Он без слов понимал, как она нервничает, и за это она любила его еще сильнее.
– Грэм, – проговорила она, внезапно испугавшись и страстно захотев уехать отсюда. Но его взгляд, устремленный на нее, был открытым и честным, его глаза – полны света и вожделения.
– Да? – подбодрил он ее.
– Я… – Она остановилась. – Я рада, что ты сегодня со мной. Я чувствую себя такой растерянной, когда тебя нет рядом.
Его глаза расширились.
– Хорошо, – произнес он, и на его губах появилась улыбка. А затем он неспешно поцеловал девушку, долго не отрываясь от ее губ.
Парадная дверь особняка распахнулась. Слова, которые Грэм, возможно, хотел произнести, так и не прозвучали. Он выбрался из автомобиля и проводил Еву до двери, где их ожидал дворецкий.
Ева краем глаза разглядела величественный вестибюль с черно‑белыми мраморными полами и вычурной лепниной, нижнюю ступень парадной лестницы, видневшуюся в сводчатом проеме в дальнем конце фойе. Перед высоким позолоченным зеркалом их ожидала красивая молодая пара. Ева узнала Софию, отметив, что та надела одно из платьев, которые Ева демонстрировала на показе в Доме Луштак. Светло‑голубое шелковое платье было более консервативного кроя, чем наряд Евы, но оно подчеркивало достоинства более полной фигуры Софии и ее округлой груди. Единственным дополнительным украшением – если не считать массивного обручального кольца с изумрудом на левой руке – была двойная нить жемчуга и сочетающиеся с ней серьги.
Грэм поцеловал сестру в каждую щеку и обменялся рукопожатиями с высоким темноволосым мужчиной рядом с ней. Грэм повернулся к Еве, но прежде чем он смог представить ее, София взяла Еву за обе руки.
|
|
– Грэм так много мне о тебе рассказывал, что мне кажется, будто я уже с тобой знакома. Я помню тебя в Доме Луштак. Ты была так красива во всех этих нарядах, что мне хотелось купить каждый комплект в надежде, что я буду смотреться в них как ты. – Она улыбнулась, отчего ямочки на ее щеках стали чуть глубже. – Конечно, это невозможно, но надеяться‑то я могу.
София отпустила руки Евы и повернулась к мужчине.
– Это мой жених, Дэвид Элиот. Если бы он не был без памяти влюблен в меня, я бы ни за что не пригласила в дом столь прекрасное создание, как ты.
Она с сияющей улыбкой подняла глаза на Дэвида, и вернувшийся к ней взгляд, полный обожания, ясно дал понять, что она совершенно права.
Поздоровавшись с ними, Ева почувствовала неприятное покалывание в затылке. Слегка повернув голову, она буквально наткнулась на взгляд пары серых глаз, настолько светлых, что они казались серебристыми. Глаза, прячущиеся под густыми бровями, принадлежали мужественному лицу, которое нельзя было назвать идеальным из‑за своей угловатости и носа, который был сломан, по меньшей мере, единожды. Он бы выглядел суровым, если бы не острые скулы и широкий лоб, разделенный «вдовьим пиком» темных волос. И улыбка, которую он адресовал Еве, поднося сигарету ко рту.
Дэвид проследил за ее взглядом.
– А, Александр. Познакомься с нашими гостями.
Мужчина затушил сигарету в пепельнице, а затем подошел к группе в фойе, небрежно ступая по мраморному полу. Он был крепкого телосложения, хоть и невысок; выражение его лица, казалось, говорило, что он проявляет интерес ко всему, но почему‑то не находит того, что ищет.
|
|
– Александр Гроф, – представился он, протягивая руку Грэму. – Мы с Дэвидом старые друзья – еще с Хэрроу.
Они пожали друг другу руки. Грэм представился, а затем, положив руку Еве между лопаток, подвел ее ближе.
– Это мисс Ева Харлоу.
Необычные глаза мужчины встретились с ее глазами, и ее пронзило что‑то похожее на разряд электричества. Но не подобный тому, какой она ощущала от взгляда Грэма. Это было скорее ощущение удивления, вызванное незваным гостем, пытающимся проникнуть через запертую дверь. Александр поцеловал ей руку, заставив ее пожалеть, что вечерние перчатки уже не в моде. Она не стала смотреть на свою кисть, уверенная, что его губы оставили на ней какой‑нибудь след.
– Приятно с вами познакомиться, мистер Гроф, – проговорила Ева, хотя приятно ей вовсе не было. Он был эффектным, притягательным мужчиной, но походил на сочное красное яблоко, свисающее с дерева: на вид прекрасное, но внутри, быть может, ядовитое. Возможно, она просто смотрела слишком много кинофильмов, но все же не могла избавиться от чувства беспокойства, которое он ей внушал; от ощущения, что наступила в зыбучий песок.
– Взаимно, – произнес он и одарил ее столь очаровательной улыбкой, что она усомнилась в своем первоначально отрицательном впечатлении о нем. – Боюсь, я немного расстроил нашу очаровательную хозяйку, явившись без приглашения и образовав за ужином нечетное число. Я пытался уйти, но София и Дэвид настояли, чтобы я остался. Говорю это лишь для того, чтобы вы не подумали худо о способностях мисс Сейнт‑Джон принимать гостей, которые выше всяких похвал. Заявляю это со всей прямотой как человек, неоднократно бывавший у нее в качестве гостя.
|
|
– О, Алекс, какой вздор, – пробормотала София, премило покраснев. – И неужели я для тебя и в самом деле мисс Сейнт‑Джон? Я убеждена, что нам всем стоит называть друг друга по именам. Те из нас, кто хорошо знают друг друга, – очень хорошие друзья, а те, кто еще нет, – скоро станут таковыми. – Она взяла Еву за руку и легонько сжала, а затем повела ее через сводчатый проем к лестнице. – Пожалуйста, зови меня Софией. И могу ли я называть тебя Евой?
– Я была бы признательна, – ответила Ева, проникаясь симпатией к девушке.
Когда они дошли до лестницы, Ева бегло взглянула в комнату напротив и увидела книжные полки и массивный письменный стол – видимо, это была библиотека. София повела ее наверх, в изящно оформленную гостиную. В камине потрескивал огонь, который придавал комнате уюта, но не мог изгнать дрожь Евы, возникшую то ли из‑за открытой спины платья, то ли от ощущения, что что‑то идет наперекосяк.
Она отыскала взглядом глаза Грэма; он улыбнулся ей. Ее тревога тут же исчезла. София заметила, что она дрожит, и подвела ее к небольшой кушетке возле камина, обтянутой темно‑синим бархатом.
– Я сказала, чтобы все комнаты прогрели, а ты до костей промерзла.
Она сверкнула глазами на дворецкого, который тут же нажал звонок, видимо, вызывая горничную, чтобы та растопила камин.
Ева опустилась на кушетку, радуясь возможности дать ногам отдых.
София продолжала:
– Мне стоило бы избавиться от большинства из них – они совсем разнежились от жизни в Лондоне. Работники из деревень, говорят, гораздо лучше. Не такие интеллигентные, но работают усердно. Мне кажется, что они так сильно мечтают сбежать из своих лачуг и жить в лондонском особняке, что готовы работать вдвое больше за половину платы. – Она улыбнулась своему остроумию, по‑видимому, не заметив каменного выражения лица Евы. И оно было связано не с температурой в комнате, а со сказанными Софией словами, в особенности «лачугами».
После того как София извинилась и пошла встречать остальных гостей, Ева снова взглянула на Грэма, мечтая, чтобы он сел рядом с ней. Он стоял к ней спиной. Она хотела окликнуть его, но перед ней, закрыв собой Грэма, появился Александр. После короткого поклона и дежурного «Вы позволите?» он, не дожидаясь ответа, сел возле нее.
Она еще не успела отреагировать на внезапное соседство, как к ним приблизился Дэвид.
– На сегодняшний вечер я официально ответственный за ваши напитки. София говорит, что я довольно неплохо с этим справляюсь и что это основная причина, почему она выходит за меня замуж.
– Вполне логично, – произнесла Ева, радуясь его появлению. – Прошу вас «Френч семьдесят пять».
Прешес заверила ее, что все умные женщины любят этот коктейль с шампанским.
– Сделай два, – добавил Александр, одарив Еву еще одной очаровательной улыбкой. Он сидел на почтительном расстоянии от нее, оставляя между ними большое свободное пространство, что отчасти ее успокоило.
Спустя несколько минут обсуждения погоды горничная в форменной одежде принесла на подносе напитки. Александр взял оба и протянул один Еве.
– Ваше здоровье, – произнес он, поднимая бокал. Ева поступила так же и сделала маленький, подобающий леди, глоток.
– Вы – чех? – спросила она, с запозданием узнав акцент, кроющийся за безупречным английским.
Он удивленно посмотрел на нее.
– Браво, Ева. Моя мать – англичанка, но мой отец – наполовину чех, наполовину немец, выросший в Праге. Как и я до того, как поступил в Хэрроу, в совсем юном возрасте тринадцати лет. Я считаю, что моя верность распределилась между тремя странами. – Он сделал еще глоток и уважительно окинул ее взглядом. – У вас прекрасный слух.
Взгляд его серебристых глаз был столь проницательным, что Еве пришлось посмотреть в сторону. Она сосредоточенно глядела на пузырики, поднимающиеся к поверхности коктейля, и отпила еще немного.
– А где вы слышали мой родной язык? – спросил он.
– От моего друга Антона Данека. Он делает макияж моделям Дома Луштак.
– А, – проговорил он, медленно кивая. – Я подозревал, что вы – модель. У вас редкая красота. Красота, которая заслуживает того, чтобы ее подчеркивали драгоценности и прекрасные наряды.
– Благодарю вас, – снова занервничав, ответила девушка. В том, как он говорил, чувствовался скрытый намек на нечто непристойное; от этого у Евы запылали щеки. Она поставила свой бокал на край стола и нащупала в сумочке портсигар. Она неловко попыталась раскрыть его и уронила на пол. Петля, которую Прешес склеила лаком для ногтей, сломалась, и по персидскому ковру рассыпались сигареты.
Горничная бросилась к ней и подала ей обломки портсигара с тремя оставшимися внутри сигаретами.
– Благодарю вас, – проговорила Ева, положив все, кроме одной, сигареты, к себе в сумочку. Горничная, девушка еще моложе Евы, выглядела встревоженной, словно застеснялась от того, что ее заметили.
– Позвольте мне, – произнес Александр, подавшись вперед с зажженной спичкой в руке.
Дрожащей рукой она вставила сигарету в рот. Он зажег ее сигарету, затем прикурил сам, не отрывая глаз от ее лица.
– Так откуда вы?
– Из Девона, – ответила она.
Откинувшись назад, он внимательно посмотрел на нее.
– Нет, вы не из Девона.
Когда она вставляла в рот сигарету, стараясь скрыть пробудившийся в душе дикий страх, ее рука тряслась.
– У вас очень правильный акцент, но время от времени я слышу интонации не совсем правильные – и они также не свойственны жителям Девона. Видите ли, Ева, не только у вас хороший слух.
Она выпустила дым изо рта, выжидая, стараясь обдумать ответ. Мистер Данек говорил ей, что если хочешь солгать правдоподобно, нужно смешать ложь с правдой.
– Я родилась в Йоркшире, в небольшом городке под названием Макер. Мы переехали в Девон, когда я была маленькой, но, полагаю, именно там я и заговорила.
– А, да, вполне возможно. – Он выпустил струю дыма изо рта; его губ коснулась заговорщицкая улыбка, а глаза продолжали изучать ее.
Радом с Евой появилась София.
– Мне кажется, ты единолично захватил внимание нашего нового друга, Алекс. Прости нас. Нам о многом нужно поговорить. – Она протянула руку, и Ева, вставая, постаралась не выказать своей поспешности и нетерпения. Она поймала взгляд стоящего в дальнем конце комнаты Грэма и почувствовала, как ее нервы успокаиваются от тепла его глаз. В венах пульсировала кровь. Ей хотелось, чтобы они снова оказались в шоу‑руме, только они вдвоем.
Александр встал и церемонно поклонился.
– Было очень приятно.
Ева ответила неопределенной улыбкой, а затем позволила Софии увести себя. Остаток вечера прошел как в тумане. Позднее Ева не смогла припомнить ни имен, ни того, чем ее угощали, о чем разговаривали и что она отвечала. Все, что она запомнила, – это близость Грэма, его ногу, прижатую к ее ноге под столом, и пугающие серебристые глаза мужчины, взглядов которого она так старалась избежать на протяжении всего приема.
Глава 10
Лондон
май 2019 года
Раздался звонок в дверь. Я оторвала взгляд от ноутбука, в который набрасывала описания и истории к нарядам, отобранным Прешес и нами с Арабеллой к выставке. Комплекты, юбки и жакеты валялись вокруг меня на кровати, и когда я встала открыть дверь, персиковое шелковое платье соскользнуло на пол.
Наклонившись, я провела пальцами по ткани, все еще мягкой после восьмидесяти лет, прошедших с того времени, когда платье надевали последний раз. Я положила его рядом с черным тюлевым платьем на одно плечо, и мне нестерпимо захотелось коснуться и его тоже. Я по‑новому взглянула на моду, просто разговаривая с Прешес и делая заметки, что было довольно удивительно, учитывая мой обычный наряд, состоящий из джинсов и рубашек с пуговицами. Я бы даже предложила новое название к выставке и статье, которое Арабелле понравилось: «Война и красота: мир моды в мире войны».
Мне нравилось буквально все в этом задании. Мне нравилось разговаривать с Прешес и узнавать об индустрии моды в конце тридцатых и в сороковых годах, и мне нравились прекрасные наряды, окружающие меня. Мне нравилось все, кроме присутствия Колина Элиота.