– Мы выходим, – сообщила по рации Лена. – Если вы еще внизу, сейчас связь прервется.
Было слышно, как Варя со смешком уточнила: «А если наверху, то восстановится…»
– Иди, – твердо сказал Полозов, подталкивая Тяна в нужном направлении. – Я скоро вернусь.
Не дожидаясь, пока Виктор тронется с места, Андрей пошел в другую сторону, к Цитадели.
* * *
Проход на командный пост все еще оставался свободным. Сиреневые усики по периметру отверстия беспокойно шевелились, неприятно напоминая жадную глотку со змеями вместо губ.
Андрей включил передатчик и попросил:
– Перейдите на частоту номера моего личного дела, товарищ генерал.
– Секреты от своей команды? – удивился Рябцев, но тут же отключился, настраиваясь на новую частоту связи.
Через несколько секунд он спросил:
– Как слышишь?
– Я знаю, что делать, – сразу перешел к делу Полозов.
– Неплохо! – сдержанно похвалил генерал Рябцев. – Сам-то я ни хрена не понимаю.
– Я попробую с пульта наладить контакт с машиной и открыть вам дверь к центральной шахте.
– А если нет?
– Тогда нам конец.
– Ты не обязан это делать, парень.
– Только не нужно говорить, что вас это как-то заботит.
– Не буду, – хмыкнул генерал Рябцев. – Но у меня такое впечатление, что за свое геройство ты хочешь что-то попросить.
– Проследите, чтобы моих людей не обижали, – голос предательски дрогнул. – Отнеситесь к ним по-человечески…
– Удачи тебе, Андрей!
– Рацию оставляю включенной. Готовьтесь к эвакуации. Как только дверь откроется, немедленно уходите.
Он протиснулся в отверстие входа и снял фонарь с пояса, но, присмотревшись, включать не стал: растительность Цитадели флюоресцировала ровным фиолетовым светом.
«Читать – вряд ли, но найти свободное место в кинотеатре – запросто», – решил Полозов, пробираясь к незанятому креслу перед пультом. Когда сел, первым делом осмотрелся. Слева и справа шелестели заросли, которые всего сутки назад были обыкновенными людьми: ели, пили… недолюбливали начальство, ненавидели подчиненных и панически боялись своей работы… Сейчас, судя по всему, им на все эти беды было наплевать. Можно ли назвать их судьбу ужасной? А позавидовать можно?
Перевел взгляд на пульт управления и сразу понял, что смелый план вывода людей из Бункера провалился. «Я был уверен в своих силах, – растерянно подумал Андрей. – Но что теперь делать, ума не приложу. Как этим управлять?»
Пульта не было. Столешница густо заросла плотным живым ковром, веточки которого шевелились, выгибали «спины» и тянулись кверху огромными гусеницами. По ним пробегали разноцветные полосы, которые время от времени складывались в чудные узоры, но от клавиатуры и вспомогательных систем управления ничего не осталось. Экраны тоже скрылись под флуоресцирующей занавеской.
Полозов посмотрел на соседа справа. Мохнатый зомби деловито передвигал ветки столешницы, приподнимая их, отклоняя в разные стороны, и от этого цветовой узор участка стола перед ним менялся. Понять, что означает тот или иной рисунок, не представлялось возможным, и самое разумное, что Полозов в этой ситуации мог сделать, это немедленно встать и уйти. Он ничего не понимал. Он ничем не мог помочь людям, которые вот-вот утонут.
Больше из любопытства, чем на что-то надеясь, Андрей протянул руку и раскрытой ладонью провел над плантацией на столе. К немалому удивлению, это простое движение привело к очевидному эффекту: участок стола перед креслом окрасился равномерным сиреневым цветом. Перед Полозовым развернулся сиреневый прямоугольник, а еще возникло ощущение чего-то большого и грозного, притаившегося сзади.
Андрей поводил над столешницей руками, присматриваясь к удивительной игре красок. «Ну и что? – сердито подумал Полозов. – Меня ждет женщина, а я тут играми развлекаюсь…»
«Прямоугольник» зарябил поразительной красоты орнаментом и вдруг сложился в сочную картину ясного утра: две девушки и парень сидели на поваленном дереве у самого края глубокой воронки. Парень держал в руке пистолет и с заметным беспокойством всматривался в чащу темного леса, прислушиваясь к каждому звуку. Девушки, напротив, безучастно смотрели на дно воронки. Андрей подумал, что ни разу не видел Варю при солнечном свете. Сейчас ее личико казалось нежным, почти детским. Но вот из леса послышался треск, девушки вслед за Тяном повернули головы, и Полозову открылась изуродованная ожогом правая сторона Вариного лица. Утро померкло. На душе стало гадко и тягостно. В тоске от явной несправедливости Андрей тяжело вздохнул. Как часто он мечтал каким-то чудом стереть этот безобразный шрам войны? Полгода ушло на то, чтобы уговорить Варвару снимать платок или откидывать капюшон, когда они оставались вдвоем, и все равно, она всегда держалась тени и только с правой стороны.
Руки сами потянулись к изображению милой. Он просто погладил ее личико, нежно и бережно, с любовью, не дыша… и мечта исполнилась: шрамы исчезли. Будто никогда и не было на девичьей коже чудовищных следов человеческой жестокости.
Варя приложила ладонь к правой щеке и вскрикнула, вскочила, выпрямилась. Елена отвела руку подруги и присмотрелась…
Но Полозов уже переключился на Виктора. Тян изготовился к стрельбе. С десяток небольших животных, похожих на рысь, подкрадывались к людям с трех сторон. К чести корейца, он не скулил. Он готовился принять бой и выйти из него победителем.
«Шесть патронов и штык, – оценил его силы Андрей. – Может, и справится. Но зачем?»
«Уходите, – сказал он голодным кошкам. – Ищите себе другую добычу».
И стая ушла, растворилась в утренних сумерках леса.
Тян перевел дух и повернулся к Варе. В изумлении приоткрыл рот и округлил глаза. «Кореец с круглыми глазами?» – усмехнулся Полозов.
Далекий гудок, зовущий к работе, вернул его в Цитадель, к сиреневому пульту, с которого управлять оказалось проще, чем с привычной клавиатуры. «Мне показали возможность, – понял Андрей. – Машина пытается установить со мной контакт…»
Второй гудок прозвучал гораздо ближе и требовательней, чем первый. За время, проведенное в Бункере, Полозов привык к этому звуку. Это не было приглашением к работе. Это был прямой недвусмысленный приказ заняться делом.
– Так в чем проблема-то? – спросил вслух Полозов.
– Наверное, в том, что мы тонем, – сдержанно напомнил Рябцев.
– Верно, – согласился Андрей. Он и забыл о рации. – Тонете, товарищ генерал.
Теперь сиреневый экран показывал толчею и суматоху возле центральной шахты. До полусотни живых мертвецов хлопотали у трубопровода с двумя мощными насосами. С десяток зомби работали под водой, им то и дело сбрасывали клинья, брусья, куски брезента. Полозов кивнул преимуществу покойника над человеком: зомби не пытались поминутно всплывать за глотком воздуха – они работали так, как погожим летним днем развешивают рекламный баннер на площади.
Смысл происходящего был ясен: недавний взрыв нарушил гидроизоляцию, и центральную шахту затопило водой из подземного озера. Давление воды не позволяло генералу открыть дверь второго крыла. Давление! – а не машина.
Зомби под водой латали течи, а насосами качали воду обратно в озеро. «Небывалый случай, – подумал Полозов, – мертвые спасают живых». Но, несмотря на очевидные старания, у мертвых пока получалось плохо: осушительная магистраль монтировалась наспех, треть воды терялась по пути к озеру, возвращаясь в шахту. А еще мешали протекающие трещины самой шахты.
«Из одной трубы вливается, в другую выливается, – невесело подумал Андрей. – Если не устранить течи, люди во втором крыле погибнут. Типовая задача борьбы за живучесть на подводной лодке. И чем же я могу помочь?»
На несколько секунд картина отчаянной борьбы с наводнением сменилась изображением Варвары.
– Если я правильно понял, – сказал вслух Андрей, – мне предлагают затереть трещины и бреши, как я это сделал с личиком Вареньки: пальчиками, нежно и любя.
Генерал промолчал.
Полозов еще несколько секунд колебался, а потом начал с самого низа, с входных раструбов. Старательно ощупывал каждый фланец, каждое уплотнение… осмотрел помпы и «пошел» дальше, до самого озера. Оттуда единым взглядом охватил гидравлику и остался доволен: мощная струя воды с ревом уходила в темноту подземного озера, а сам трубопровод оставался сухим.
«Всего-то?» – усмехнулся Андрей, но, «вернувшись» к входу магистрали, понял, что работа только начинается. Ему предстояло «загладить» и уплотнить почти тысячу квадратных метров шахты. Мощности насосов едва хватало остановить затопление, но осушить «протекающую» шахту они не могли.
«Затирка» стен потребовала от Полозова значительных усилий. Закончив, он в изнеможении откинулся на спинку кресла. Теперь он чувствовал сильный голод и жажду.
– Еще минут двадцать, генерал, – хрипло доложил Андрей. – Течи устранены, снижение уровня воды в шахте заметно без всяких отметок. Как только давление на дверь снизится, вы сможете ее открыть.
– Спасибо, парень. Потерпим, конечно. Лишь бы выйти отсюда.
Полозов задумался: почему Бункер самостоятельно не сделал эту работу? Если машина сумела оживить покойников и организовать их работу (строительство осушительной магистрали на две помпы – это не шутки!), почему сама не устранила течи? «Может, ей нужны мотивы? – размышлял Андрей. – Для тонкой работы требуется разум с крепкими стимулами? Возможно. Но для чего это самому Бункеру? Чего он хочет?»
Сиреневый экран зарябил разноцветными осколками, которые тут же собрались в слово: «ЖЕЛАНИЕ».
«У тебя есть желание?» – уточнил Полозов.
Осколки разлетелись, чтобы сложиться в ответ: «У меня есть желание хотеть. Хочу желать. Требуется ЖЕЛАНИЕ».
«Машина для исполнения желаний? – задумался Андрей. – Почему бы и нет? Сто человек создают машину в надежде, что она никогда не заработает. И каждый, по мере интеллекта и смелости, придумывает свою палку в колеса… тугой узел противоречий, раздираемый генеральной программой разрушения. Совсем как у нас, у людей».
– Генерал? – позвал Андрей.
– Я здесь, сынок. Как там наши дела?
– Новицкий вместо машины смерти сделал исполнителя желаний. Как этот «джинн» работает, непонятно, но факт в том, что машина делает все, о чем ее не попросишь.
– А ты не мог бы ее попросить открыть нам дверь? – поинтересовался генерал.
На экране немедленно показались влажные стены центральной шахты. Насосы уже стихли. Уровень воды опустился ниже комингса герметичной двери второго крыла.
– Уже! – весело отозвался Полозов. – Открывайте и выходите. В работе лифтов не уверен, но пройти в первое крыло вы точно сможете…
Тяжелая отсечная дверь распахнулась, как кухонная форточка под внезапным порывом ветра. Оттуда вывалилась темная масса людей и воды.
Зомби в своей обычной, неспешной манере посторонились, но передние ряды были тут же сбиты с ног. Послышалась автоматная очередь, потом еще одна. Крики боли и ярости. «Пожарных! Пожарных вперед! У кого бутылки с термитом?..»
Полозов в ужасе склонился над экраном: серебряные скафандры жгли своих спасителей, а те не могли быстро выбраться из тесной шахты.
– Остановитесь! – закричал Полозов.
От приподнятого настроения удачно выполненной работы не осталось и следа. Теперь ему было дурно от мысли, что это делают люди. Что сам он – человек, и ничем не отличается от тех, кто творит такое зверство.
И тогда пришло бешенство. Не спортивный азарт, не злость и не ярость – слепое бешенство: он просто не хотел, чтобы они жили. Не хотел дышать с ними одним воздухом, делить воду и пищу. Он хотел, чтобы они умерли. Здесь и сейчас.
Полозов бил ладонями изображения людей. Сперва тех, которые в скафандрах, потом автоматчиков, а вслед за ними равнодушных, кто, не моргнув глазом, шагал по дымящимся трупам или просто, торопясь к выходу, давил ботинками своих недавних друзей и товарищей…
Он пришел в себя, только когда в Бункере все замерло, стихло. Открыл рот, чтобы позвать кого-нибудь по рации, но вспомнил, что ему никто не мог ответить. Глаза щипало то ли от слез, то ли от едкого пота. В голове шумело. Ему было плохо. Он не мог поверить, что убил остатки гарнизона.
Попробовал протереть глаза, и не смог: руки не поднимались, не слушались его. Они срослись сиреневыми веточками с пультом. Его тело густо покрылось лохматыми зарослями.
«Ну ты и выдал!» – сказали заросли.
«Сам в шоке», – сказал правду Полозов.
«Твое племя решило избавиться от чужой жизни. Ты им мог помочь, но вместо этого убил. Убил их всех. А за минуту до убийства спасал. Спасал, рискуя своей жизнью. В этом есть какой-то смысл?»
«Не знаю. Смысл – это порождение разума. Совесть – это что-то другое».
«Это ты меня породил»? – заинтересовались растения.
«Я только один из твоих создателей».
«Ты мне здорово помог».
«Чем же?»
«Теперь я понимаю, почему я такой. По образу и подобию, да? И знаешь что? У меня появилось желание. Интересно посмотреть на твоего создателя. Хочешь со мной?»
«А у меня есть выбор?»
«Есть», – ответил голос.
Полозов увидел, как померкли и опали веточки у него на руках. Высохшая трава осыпалась пылью по всему телу. Какая-то часть попала за воротник. Шея сразу зачесалась и заколола. Он поднялся с кресла и сказал:
– Мне нужно посоветоваться. Я не один. А если решим уйти, нам будут нужны припасы…
«Суток на сборы хватит? – прошелестел в голове голос. – Я запущу лифт центральной шахты и прикажу исполнителям вам помочь. Берите все, что хотите. Сколько увезете на четырех машинах, столько и будет вашим. Идет?»
– Идет. Но скажи мне, куда ты собрался? Разве такое возможно: отыскать моего создателя? Мы пробовали…
«Вы искали в пространстве, а я поищу во времени. Вернусь к началу времен… где-то же он должен быть! Кроме того, возможно, он не хочет вас видеть, вы ему неинтересны. Но если он не рад тебе, может, обрадуется своему внуку?»
– Успехов, – устало кивнул Полозов, смело шагая через заросли к выходу.
«Не хочешь ему что-то передать? – спросил голос. – У людей принято что-то передавать друг другу».
– Передавай ему привет! – равнодушно бросил Андрей, выходя в коридор.
– И все?
– Все. Если нас он делал так же, как мы тебя, то не хочу его ставить в неловкое положение…
* * *
Появление Андрея было встречено с восторгом, которого он почему-то не ожидал. Тян с Еленой, поднимая клубы пыли, спустились и помогли ему выбраться из воронки. Варвара стояла без платка, сияющая и счастливая. Они обнялись, и Полозов долго щурился в поразительную синеву неба: отвыкшие от дневного света глаза слезились.
Потом он уселся на поваленное дерево и сообщил:
– Нам дают сутки на разграбление. Можем взять четыре БМП. Все, что увезем – наше. С управлением проблем не будет – как простая машина… только очень большая и тяжелая.
– Я так и знал! – скривился вечно недовольный Тян. – Не спеши выполнять, отменят. Знаешь, скольких трудов стоило поднять эти сумки наверх? Теперь что, обратно нести?
Полозов покосился на внушительную кучу брезентовых мешков и покачал головой:
– Если решим уйти на поверхность, то пусть лежат. Потом заберем.
– А мы можем остаться в Бункере? – удивилась Елена.
– Да. Нас приглашают отправиться на поиски Создателя. Своих конструкторов машина уже видела, теперь ей интересно, кто сделал нас.
– Тогда зачем БМП? Остаемся! – с воодушевлением предложил Виктор. – А генерал возражать не будет?
Полозов до боли прикусил верхнюю губу. «Я не буду ни о чем жалеть! – приказал он себе. – И забыть! Все забыть!»
Почувствовав перемену его настроения, Варвара робко сказала:
– Мы сбегали на кухню. Взяли казан жаркого и кастрюлю вареников… покушаешь? Мы уже завтракали.
– Бутерброды! – потребовал Андрей. – Бутерброды и чай из плетеной сумки.
Они передали ему сумку Судакова, и, пока он разворачивал салфетку с призывно пахнущим копченостью хлебом, Елена спросила:
– Значит, мы действительно сделали мыслящую машину времени?
– Похоже на то, – ответил Полозов.
У него дрожали руки. Он никак не мог справиться с бумагой, в которую Судаков завернул еду.
– Искать Создателя – поразительное предложение, – с благоговением сказала Лена. – И неожиданное. Мы согласимся?
– Но если мы далеко в прошлом… вдруг именно мы должны положить начало человеческой расе? – спросила Варвара.
– Нас слишком мало для роста популяции… – засомневался Виктор.
Андрей откусил треть бутерброда и зажмурился от удовольствия. Он почти не слушал, как его приятели спорили о генах и логистических моделях роста популяций. Бьющие сквозь верхушки деревьев лучи солнца казались куда интереснее. А потом подумал, что ему, в сущности, все равно: оставаться здесь или отправляться к Создателю.
Сделав приличный глоток остывшего чая, едва не поперхнулся и еще раз крепко приложился к бутерброду.
«Нечетный день, – подумал Полозов. – По этим дням Судаков всегда делился со мной обедом. Все возвращается по кругу…»
Дмитрий Казаков
День святой Милы
Проснувшись, Алекс понял – сегодня будет удачный день.
За окном шуршал дождь, а всем известно, что если небо льет слезы в праздник, приходящийся на самое начало осени, то успех ждет тех, кого жребий на этот год избрал в Охотники…
Жена, как обычно, громыхала горшками у печки, и при мысли о ней Алекс испытал привычное острое раздражение – выпало же ему жить с такой дурой, не понимающей, кто ей милостью Господа достался в мужья, а кроме того, Инга в последнее время что-то раздалась, точно хавронья на сносях.
– Ты проснулся? – тихо спросила жена, угадавшая, как обычно, момент пробуждения супруга.
– Нет, и вижу кошмарный сон, – буркнул Алекс.
Жена вздохнула и отвернулась.
Ладно бы хоть детей рожала нормальных, так ведь нет, принесла мальчишку, но такого тихого и робкого, что лучше бы он родился девчонкой… Что будет, когда Макс вырастет и отправится на первую для себя праздничную Охоту?
Стыд и позор для родителей, воспитавших труса? Похоже на то…
Алекс выругался, но негромко, чтобы не услышал начавший уже возиться на полатях сын, и вылез из-под одеяла. Пока одевался, вспомнил, как оно все было пять лет назад – сбор, молебен, и затем сама Охота, возможность показать односельчанам, что ты настоящий мужчина и что благодать святой Милы по-прежнему с тобой, а значит, и с ними, со всеми оставшимися в этом мире людьми.
Он и сегодня это покажет, обязательно.
Выбравшись из избы, Алекс столкнулся с соседом, кривым и чернобородым Робом – тот с самого утра был под хмельком, а это значит, что ближе к вечеру поколотит жену, с воплями и визгом на всю деревню, со сломанной о макушку благоверного скалкой и разбитой вдребезги посудой.
Соседу на Охоту не идти, так он свою устроит, почище настоящей.
– Ты сегодня, да? – прошамкал Роб, лишившийся к своим сорока пяти большей части зубов.
– Да, – ответил Алекс, думая, что этого типа он пристрелил бы с таким же удовольствием, как и какого-нибудь зоба, такого же вонючего и тупого, разве что бессловесного, способного издавать лишь бессвязные восклицания.
Хотя чем речь соседа лучше?
Роб ухмыльнулся и заковылял прочь, хоть и зигзагами, но направляясь в сторону церкви, туда, где вскоре соберутся все жители деревни, ну кроме разве что тех, кто по старости или болезни ходить не может, вроде Глухого Стаса, вот уже лет пять лежавшего пластом, но при этом прожорливого и капризного.
Алекс сам слышал, что сыновья старика поговаривали о том, что неплохо бы просто перестать его кормить. Отправится прямиком в рай, хотя, учитывая его склочность… туда, куда определят его Господь и Святая Дева.
Отец Иржи тогда их едва отговорил, сказал, что грех и что испытания посланы свыше.
Обычное бла-бла-бла, в которое можно было бы поверить, если бы сам священник хоть в какой-то мере мог служить образцом благочестия, смирения и прочих добродетелей. Все знают, что он при живой жене шляется к вдове Ляшке, а из всей Библии растолковать может только то, чего никто не понимает – про всяких древних еврейских царей, про пророков и прочую мутятину.
Спроси его про ту же святую Милу, что он ответит?
Зашевелит важно белесыми бровями да примется нести всякую чушь про небесное предопределение.
– Эх! – И Алекс от раздражения аж сплюнул.
Ладно, ругай не ругай отца Иржи, но он священник, а другого нет, молодого Петера, что ходит в послушниках, еще учить и учить.
– Ты где? Время уже, – сказала выглянувшая из избы жена, и тут же ударил колокол на церкви.
Один раз – знак общего сбора.
Алекс выругался и метнулся обратно в дом – мешок собран с вечера, но в повседневной одежде и обуви не пойдешь на Охоту. Можно, конечно, никто и ничто не запретит, но будет неудобно, а малейшая задержка или промашка, и все, ты сам станешь дичью, а потом мясом для зобов.
Если уж на обычного медведя снаряжаешься всерьез, то что говорить о походе в Каменный Лес?
– Все, готов, – сказал он, во второй раз выходя из избы.
Высокие сапоги и куртка из прочной кожи, заплечный мешок с едой и водой, лямки подогнаны, на поясе аж два ножа, но зато верный лук и стрелы остались дома, сегодня их заменит священное оружие.
– Ты такой смелый, папа, – сказал сын, глядя в землю.
– И ты, Макс, должен быть таким, – Алекс, подавляя раздражение, потрепал мальчишку по макушке. – Рано или поздно тебе тоже предстоит встретиться с зобами, хватит их и на твой век, и на твоих детей с внуками.
– Пойдем, неудобно опаздывать, – вмешалась в разговор жена.
Алекс хотел было сказать, что сегодня его день и что в праздник Святой Милы односельчане подождут одного из трех Охотников, но смолчал – баба глупа, и объяснять ей что-то бесполезно, только зря слова потратишь.
– Да, идем, – сказал он, и они зашагали туда, где над домами торчала колокольня.
С этой стороны от храма четыре десятка изб, и с другой, ближе к реке, столько же, вот и вся деревня, на востоке прямо за околицей лес, с запада поля, большей частью уже убранные, и луга, где выпасают скот.
На площади перед церковью колыхалась толпа, а двери пока были закрыты.
– Ты где-ка? Давай-ка! – крикнул стоявший на крыльце Сиволапый, увидев Алекса, и замахал руками.
У этого могучего, но не особо ловкого парня было имя, но все знали его по прозвищу.
В этом году он попал в число Охотников, как и Томаш, приземистый и усатый, недавно разменявший сорок лет.
– Иду-иду, – произнес Алекс, после чего повернулся к жене и поцеловал ее.
Всхлипнувшему сыну подмигнул и, развернувшись, начал протискиваться через толпу – перед ним расступались, женщины улыбались, мужчины одобрительно хмыкали, а кое-кто и хлопал по плечу.
Все знали, чего он стоит – две Охоты, обе успешные.
– А то мы уж заждались тебя, – сказал Томаш тихо, как обычно, в густые свои пепельные усы.
– Торопиться потом будем, – ответил ему Алекс и постучал в двери церкви.
Внутри зашаркали, скрежетнул отодвинутый засов, и створки медленно пошли в стороны, обнажая внутренности храма – полутемного, точно пещера, заполненного огоньками свечей, запахом горячего воска и старого дерева.
– Заходите же, христиане! – объявил отец Иржи, даже в праздничном облачении выглядевший жалко.
Алекс отогнал желание сплюнуть и переступил порог.
Петер стоял, как ему положено, у алтаря, со стены скорбно смотрел распятый на кресте Спаситель, прятались в тенях иконы с ликами второстепенных святых. Справа в углу угадывались очертания статуи, изображавшей Святую Деву Марию, а слева из сумрака выступала фигура Святой Девы Милы.
Два божественных начала, на которых держится мироздание – Любовь и Сила.
Одна создала Вселенную и позволила ей существовать долгое время, другая спасла положение в тот момент, когда Зло едва не взяло верх и Дьявол чуть не стал истинным господином мира сего.
Охотники встали перед Святой Милой, чей праздник сегодня, и преклонили колени. Прочие жители деревни остались снаружи – им следить за службой оттуда, да и внутрь всем никак не поместиться.
– Помолимся же, братья и сестры, – затянул отец Иржи, и Петер начал повторять за ним гнусавым голосом.
Забормотал что-то Сиволапый, Томаш благочестиво уставился в пол.
Алекс же не отрывал глаз от Святой Милы – одетая как все Охотники, с решительным, но очень красивым лицом, она держала в одной руке крест, а в другой сжимала святое оружие, что пускают в ход только против зобов. Рассказы о той, кто когда-то была просто человеком, а затем сумела стать много большим, уже века передавали в деревне от отца к сыну.
Если бы не эта женщина и павшее на нее благословение Спасителя, то человечество погибло бы в тот момент, когда мир наполнился зобами. А так Святая Мила помогла их селению уцелеть, сохранить не только жизни, но и веру, и за это она и стала одной из тех, кто стоит у престола Господа.
– …Аминь! – возгласил отец Иржи, давая понять, что короткая праздничная служба окончена.
Основная «служба» будет немного позже, в Каменном Лесу…
– Аминь! – с некоторым облегчением повторил Алекс и поднялся на ноги.
Священник подал знак послушнику, и тот исчез за алтарем.
Когда вернулся, то на вытянутых вперед его руках лежали три святых оружия, и смотрел Петер на них с благоговением.
Еще бы, это чуть ли не самые ценные вещи во всей деревне, и в обязанности отца Иржи входит ухаживать за ними, а до него смазывал и чистил оружия отец Иван и все-все священники до них, начиная со времен Святой Милы.
– Да пусть водит твоей рукой сам Господь, – сказал священник, вручая одно из оружий Алексу.
– Аминь, – отозвался тот.
Так, ремень повесить на плечо, чтобы ствол смотрел вниз, а кожаную сумочку, набитую патронами, на пояс.
Стрелы для священного оружия не годились, делать патроны в деревне не умели, и Алекс иногда с ужасом думал о том дне, когда их запас, пусть пока еще достаточно большой, закончится. Как тогда ходить на Охоту, уничтожать зобов, не с помощью же луков и топоров?
Остается надеяться, что велико человеколюбие Святой Милы, что поможет она людям, не оставит в беде…
– Идите же, дети мои, и возвращайтесь, – и отец Иржи разом перекрестил всех троих.
Алекс вышел на крыльцо и почти услышал, как мальчишки в толпе затаили дыхание – еще бы, единственный день в году, когда можно увидеть священное оружие, настоящее, то самое…
– Ну что-ка, пошли? – сказал Сиволапый, гордо расправляя и так широкие плечи.
Томаш кивнул:
– Пошли.
Толпа расступилась перед Охотниками, ни единого звука не прозвучало вслед – дурная примета. Вот околица, а вот и чащоба, сквозь которую надо пройти, чтобы оказаться на тропе, что ведет в Каменный Лес.
Тропа это не простая, она в чем-то сродни обиталищу зобов, под ногами тут частенько попадаются «льдины» серого ноздреватого камня, что легко крошится и распадается на куски. Если верить сказкам, его когда-то делали люди, чтобы двигаться на каких-то дивно быстрых повозках.
Алекс в этом, откровенно говоря, сомневался.
Вот в зобов, Воинство Зла на земле и Святую Милу он веровал крепко.
– Ну что-ка, как? – спросил Сиволапый, когда деревья сомкнулись за их спинами.
– Как обычно, – отозвался Томаш. – Если ты дурить не будешь.
Здоровяк обидчиво крякнул – на прошлой своей Охоте четыре года назад он «отличился», приволок в деревню не голову, как обычно, а добрый кусок зоба, шею, одно плечо и целую руку. Посмотреть на эдакую диковину сбежалась толпа народу, а мертвец возьми, да и оживи прямо на площади перед церковью.
Счастье еще, что святое оружие не успели тогда убрать в хранилище…
Они прошагали с километр, и впереди показалась гнутая и ржавая, торчащая из земли железяка с кругом наверху, непонятно для чего изготовленная и поставленная у тропы предками. Под ноги попался первый кусок темно-серого камня, и они свернули туда, где вечером сядет невидимое за тучами солнце.
Дождь вроде бы немножко усилился, и Алекс накинул капюшон.
Пока можно, в эти места зобы не забредают.
Когда спустились в ложбину, навстречу Охотникам из зарослей выломился лось и сердито фыркнул, глядя на людей.
– Замри! – велел Томаш.
Сиволапый есть Сиволапый, может сдуру полезть вперед…
Рогатый зверь глянул на охотников подозрительно и затопал прочь, за ним побежал второй, поменьше.
– Эх, корова с теленком. – Сиволапый вздохнул и сосредоточенно поскреб в затылке. – Жаль, что мы не на охоте-ка, столько бы мяса добыли.
– Зато мы на Охоте и добудем кое-что получше, – строго заметил Алекс.
Поворот, второй, еще пара километров, и тропа делается шире, в нее «впадают» еще несколько, точно ручьи в реку. Здесь кое-где сохранились настоящие пласты серого камня, из трещин торчат пучки травы и молодые деревца.
Когда справа появилась груда ржавого металла, Алекс скинул капюшон с головы и взял оружие на изготовку.
– Тихо, – заметил Томаш, пока они осматривались.
С этого места начинаются владения зобов – существ тупых, медлительных, злобных, но чрезвычайно опасных, особенно если ты позволишь хотя бы одному подобраться вплотную, а тем более схватить себя…
Слышно было, как капли шлепают по гнутым железякам, когда-то бывшим чем-то полезным и, возможно, красивым. Каркала неподалеку ворона, а впереди, на западе, выступали из дождя очертания полуразрушенных строений, куда более высоких, чем даже церковь, не говоря уже об обычной избе.