Глава 10. Абанские глупости

Вторник, 14 сентября 1999 года

Это мой последний сеанс фанго, так как я решил уе­хать из отеля и провести несколько дней в «Киприани», на острове Джудекка. Я простился с Джулио и масса­жистом, наградив их хорошими чаевыми. «До встречи через год. Chi lo sa...* Grazie».

Суета в Абано, куда я приехал на такси, резко конт­растировала с умиротворяющей атмосферой Монтег-ротто. Я укрылся в самом шикарном кафе города, что­бы за чашечкой espresso составить план действий на сегодня. Сначала нужно было приобрести нужный «look»**, который бы шел к моему новому облику и по­зволил селиться в самых фешенебельных отелях всей Венеции, а не только в «Киприани». Мне хотелось из­бавиться от того неряшливого внешнего вида, кото­рый, уже, кажется, стал униформой так называемых «ученых моего поколения» и в еще большей степени

Кто знает? {шпал.) ** Вид (англ.).

моих более молодых коллег — настоящие лаборатор­ные крысы: лохматые, без галстуков, в пуловерах или футболках, в джинсах и кроссовках... Перво-наперво нужно купить модный костюм и хорошие туфли. По­том очень коротко постричься под эти мужские моде­ли в модных журналах, так восхищающие меня в пос­ледние дни. Еще очень хочется купить золотые часы и особую трость, которая будет помогать мне при ходьбе. С чего же начать мою программу? Парик­махер, портной, сапожник, ювелир или продавец тро­стей? Можно было подкинуть монетку, но желание стать обладателем трости пересилило, несомненно по­тому, что должно было избавить от болей при ходьбе, сохранившихся, несмотря на грязевые ванны. И я ре­шил отправиться на поиски трости. Преодолев отвра­щение, я зашел в большой магазин предметов гигиены (какое кошмарное название!), стараясь не глядеть на все эти металлические палки для паралитиков, кресла на колесиках, шейные и спинно-поясничные корсеты и всевозможные протезы.

Что? Старинная трость, дубовая или из слоновой ко­сти? Ну что вы, у нас таких не бывает — сказала про­давщица. Может, у антиквара... Конечно, идите по ули­це Петрарки до Курзала.

Я прошел вниз по виале делле Терме, полный на­дежд. Меня заставила остановиться витрина шикарно­го ювелирного магазина. Целая россыпь золотых ча­сов сверкала в лучах ламп. Меня привлекли разложен-

page 182 / 183---------------------------------------------------------------------------------------------------

ные внизу с правой стороны «ролексы», одни из самых красивых стоили 50 миллионов лир. Чуть больше 180 тысяч франков!* Почему эти часы меня так привлека­ли? Было ли это влиянием рекламы — загорелый аль­пинист снимает шапку на вершине горы и показывает свой «ролекс», сверкающий на солнце, или эти же часы демонстрируют дирижер знаменитого оркестра, море­плаватель-одиночка или очаровательно улыбающаяся хорошенькая пианистка? Бог ты мой, скоро появится исследователь снов со своим золотым «ролексом» на вершине огромного мозга! Так или иначе, но я нашел часы, которые мне снились... или о которых я мечтал. Я их куплю сегодня же вечером, попозже. Нужно про­длить удовольствие от ожидания, как это было в про­шлый раз, когда я встретил в Пескерии юных и пре­красных венецианок.

Наконец я добрел до антиквара и сразу же обнару­жил обширный выбор старинных тростей. У хозяина была острая бородка с проседью, шрам на щеке и протез на правой ноге — «память о Сталинградской битве в 1942 году» — признался он. Он обрадовался моему ви­зиту, так как в это время года уже мало покупателей, и он собирался перебираться на зиму в Рим.

— Садитесь, садитесь, Dottore, вы правильно делае­те, что собираетесь приобрести трость. Она не только поможет вам при ходьбе, она вас еще и защитит. Ведь

* Около 30 тысяч долларов США.

по вечерам на улицах Венеции становится довольно опасно. Если уметь правильно ею пользоваться, то трость может вам помочь избежать удара ножом, кин­жалом, шпагой и даже штыком, но, разумеется, она бессильна против огнестрельного оружия... Вот, смот­рите.

Он схватил бамбуковую трость и стал, как бы защи­щаясь, очень быстро вертеть ею вокруг головы и тела.

— Это движение называется «укрыться за шипами
роз», никто не сможет вас достать, — сказал он, запы­
хавшись. — Хороший палочник может наносить до пяти
ударов трости в секунду. Мировой рекорд — восемьде­
сят два удара за пятнадцать секунд. Мой — пятьдесят.
Я еще упражняюсь каждое утро. А теперь посмотрите
«фуэте», позволяющие создать практически непреодо­
лимый защитный пояс вокруг всего тела.

Он остановился, задыхаясь, гордый своим представ­лением.

— Спасибо за этот урок самозащиты. Никогда ведь не знаешь, что где пригодится! — поблагодарил я. — Но я ищу трость, которая помогает при ходьбе.

— Ну разумеется, ваша правая нога и позвоночник, они ведь почти не гнутся. У меня есть то, что вы жела­ете. — Он достал трость черного дерева с ручкой из слоновой кости, изготовленную в начале XX века. — Она в хорошем состоянии, но, к сожалению, коротко­вата для вас. Очевидно, это не бальзаковская трость!

— Какая такая бальзаковская трость? — удивился я.

page 184 / 185

— В конце XIX века было продано около пяти тысяч
«подлинных» тростей Бальзака. Веком ранее были про­
даны тысячи тростей Вольтера, но мода на них, к сожа­
лению, прошла. Держите, вот замечательная трость из
черного дерева с насечками в виде рога или, скорее, зу­
ба нарвала. Нет, пожалуй она для вас хрупковата. Пос­
мотрите-ка вот на эти прорези на конце, прямо над мед­
ным наконечником. А какой тип вы бы хотели? Вот
трость под названием «бычий нерв» — это настоящее
оружие, один удар по шее, и ваш противник убит. Смо­
трите, как это легко.

Я дал ему возможность потрепаться. Он был счаст­лив найти во мне столь внимательного слушателя.

— Но, месье, дорогой мой, — сказал я наконец, — я хочу приобрести такую трость, чтобы ходить с ней по городу, сидеть в салонах и на ученых советах. Чтобы она не стучала, у нее должен быть резиновый наконеч­ник. У меня уже есть красивые металлические трости для загородных прогулок, но мне хотелось бы трость с секретом, которая послужила бы мне еще и для дру­гой цели.

— Тогда вот вам трость-шпага с треугольным кин­жалом внутри, очень опасное оружие, и вот эти, смот­рите, просто, любопытства ради: вот трость-зонтик, вот трость-крюк, с помощью которой можно откры­вать сундуки. А эта, знаете, для чего она еще может служить? — Он повернул кольцо и показал овальное отверстие, открывавшее скрытую полость в нижней

части трости. — Это трость торговца зерном. Она по­зволяет брать пробы пшеницы или ячменя из глубины мешка, чтобы проверить, соответствует ли его качест­во тому зерну, что насыпано сверху. Ведь всюду есть обманщики!

Хорошая трость для психоаналитиков, — подумал я. — С нею можно смело отправляться на изучение бес­сознательного, погружая ее в задний проход пациентов, пребывающих в анальной стадии...

— Нет, месье, — сказал я, — я хочу красивую трость,
в которой помещаются один-два цилиндрических со­
суда, которые можно заполнить кое-какими напитка­
ми, главным образом алкогольными, чтобы к ним неза­
метно прикладываться на ученых советах, где я всегда
скучаю.

— Тогда у меня есть то, что вам нужно, — ответил он.
Он отправился на поиски в недра магазина и извлек

трость из черного дерева, охваченную двумя золочены­ми кольцами. Трость была крючковатой формы, так как ее венчала медная рукоять прекрасной работы в форме головы орла.

— Прочная. Развинчивается на три части. Легко ук­
ладывается в пенал. В верхнюю часть можно продольно
вложить два стеклянных цилиндра, типа мензурок. Их
легко вынимать и вставлять благодаря футляру из глад­
кой красной кожи, которая изнутри выстилает полость
трости. Благодаря вот этой пружине, закрепленной
в основании трости, достаточно лишь отвинтить руко-

page 186 / 187---------------------------------------------------------------------------------------------------

ять и нажать на крышку верхнего сосуда, чтобы полу­чить в руки оба. Что вы хотите поместить в трость?

— Зеленый шартрез в верхний сосуд и в другой — старый виски, настоящий шотландский, выдержки от 15 до 28 лет. Сможете мне это найти?

— Заходите вечерком, все будет готово. Всегда дер­жите эти сосуды полными, и вы увидите — и в походе, и в бою у вас всегда будет что выпить.

И он широко обвел тростью вокруг себя. Я его оста­новил, испугавшись, что он опять примется демонст­рировать свои упражнения, и пообещал вернуться до наступления ночи. Тут стенные часы принялись отби­вать двенадцать полуденных ударов, что, похоже, про­должалось несколько минут. Мое пребывание у антик­вара затянулось намного дольше, чем я планировал.

Не было ни малейшего желания идти обедать в одну из абанских тратторий, так как все они афишировали одинаково скучные туристические меню. Случайно я встретил шофера такси, который утром привез меня сюда.

— Хорошая еда, Dottore? В траттории де Монтерос-
со. Это рядом, я вас подвезу.

Действительно, gnocchetti di pasta fresca con ragu di porcini a sfilacci di pesce alia spuma di mais*, запиваемые белым фриульским вином, были просто восхитительны.

* Клецки из свежеприготовленной пасты с рагу из белых гри­бов и рыбы под кукурузным соусом (итал.).

Вернувшись в Абано, я отправился в парикмахер­скую, которая показалась мне самой шикарной. Чтобы объяснить хозяину, как я хочу постричься, я просто по­казал ему фотографию из журнала: очень короткие во­лосы и десятидневная бородка (еще пяток дней, и она будет в норме). А почему бы вам не приклеить усы — вы­бирайте!

Хозяин лично вымыл мне голову. Я спросил, может ли он определить характер клиента по форме головы и буграм черепа. Цирюльник-френолог. Почему бы и нет? Он принялся меня уверять, будто может с за­крытыми глазами определить вытянутый, как мяч для регби, череп кампанийца (он называется доликоце-фалическим). А у итальянцев с юга и у немцев с севе­ра по-другому: у них головы квадратные (брахицефа-лические, объяснил я). А бугры? Он заметил, что у мужчин с голубоватым подбородком (у которых жесткая трудновыбриваемая щетина, как у Никсона), имеется затылочный бугор — вот почему они бегают за юбками. У меня этого бугра не было, но он нащупал бугорок повыше. — Пощупайте сами, — сказал он. Это был артистический бугорок, который он у меня пропальпировал, и я впервые узнал о его существова­нии у себя...

Приклеив мне маленькие усики, хозяин показал рос­кошный том, посвященный искусству пирсинга носа, языка, ушей, сосков, пупка и половых органов, — пред­мету, абсолютно новому для меня.

page 188 / 189

— Dottore, Professore, только piccolo, piccolissimo* в ухо.
Бриллиант или цирконий?

Поколебавшись, я выбрал самую незаметную клипсу с крошечным бриллиантиком. В правое или левое? В этом должен быть какой-то смысл. Пусть в правое, со стороны моих болей. Хозяин скорчил недовольную ми­ну... Ладно, пусть в левое!

Когда я покинул парикмахерскую, чтобы отправить­ся к портному, потребовалось некоторое время, прежде чем я снова стал узнавать сам себя в отражении много­численных витрин.

—Рига lana super 150 con dark grey stripes**, изуми­тельный готовый костюм, сшит как будто специально для вас, — сказал мне продавец из магазина верхней одежды, самого дорогого в Абано. — И рубашки, серые с голубыми полосками, и галстуки.

—А что мне делать со старой одеждой? С вельветовы­ми брюками и старым твидовым пиджаком?

—Можете выбрать у нас чемодан.

— Нет, только не фирмы «Виттон».
Продавец пожал плечами:

— Хотите этот, из кожи американской дикой сви­
ньи? Это супершик! Я поставлю его рядом. Приходите
вечерком, все будет готово.

Еще мне нужна была обувь.

Маленький, крошечный (итал.). ** Чистая шерсть супер 150, в темно-серую полоску (итал., англ.).

— Туфли, которые подошли бы к костюму, — сказал я продавцу.

— Ну конечно, Dottore, Professore, взгляните на эти «Ferragamo», они самые красивые, bellissimo. Говорите, немного узковаты... Смотрите, вот сверху указан раз­мер с учетом специальной стельки для удобства ходьбы. Уверяю вас, сделайте только несколько шагов, а уж зав­тра у вас будет такое чувство, будто шагаете по обла­кам.

В костюме, туфлях, с бриллиантом в ухе, я мог на­конец-то отправиться к ювелиру. Поколебавшись ми­нутку перед изумительной «омегой», показывающей фазы Луны, я все лее выбрал тот самый золотой «ро-лекс», на который положил глаз этим утром. Ювелир попросил подождать несколько минут, чтобы прове­рить мою кредитную карточку, позвонить в мой банк и в отель «Теодорих». Все было в порядке, и он изви­нился.

Теперь можно было вернуться к моему антиквару. Он угостил меня капучино.

— Вы преобразились, Professore. И эта трость из чер­
ного дерева так идет к вашему новому костюму. Не же­
лаете попробовать шартрез и виски «Whyte and
McKay», двадцатиоднолетней выдержки. Отдохните
несколько минут. Нечасто доводится поболтать с таким
знатоком, как вы. Я возвращаюсь в Рим, где у меня есть
другой магазин, возле Piazza dei Re di Roma. Может,
зайдете как-нибудь туда?

page 190 / 191---------------------------------------------------------------- —-------------------------------

— Все дороги ведут в Рим, — сказал я ему, уходя.
Поднимаясь по виале делле Терме, я постепенно стал

все более ловко управляться со своей тростью и привы­кать к своему силуэту, отражавшемуся в стеклах вит­рин. Особенно забавлял меня блеск моей сережки, и я старался нарочно поворачивать голову так, чтобы брил­лиант сверкал еще сильнее.

Кто-то хлопнул меня по спине.

— Ба! Да это же вы, дорогой коллега! Я уж было за­
сомневался. Вы совершенно преобразились, такой
юный и элегантный.

Это был доктор Перуккио, он вышел из большого отеля, где успел принять несколько дюжин отдыхаю­щих.

— Несомненно, это я, дружище, — ответил я. — Пы­таюсь сбросить шкуру старого ученого: сменил воло­сяной и внешний покровы. Это урок экофизиологии. Я твердо уверен: для того чтобы изменить личность, нужно изменить физическое или социальное окруже­ние!

— Но, может, причиной ваших изменений явилось лечение у вашей коллеги онейросексолога? Не будет ли нескромно с моей стороны спросить, какое средство она вам прописала?

— Средство очень приятное. Нужно вспоминать свои сны и одновременно... стимулировать нервы Экарта.

— Какого Экарта? Мэтра Экарта, розенкрейцера из XIII века? — спросил он удивленно.

— Ну, вы прямо кладезь научных познаний, дружи­ще! Нет, все более прозаично — эректильные нервы Экарта, анатома.

— Ах да! В самом деле, прекрасная мысль. У нашей коллеги, что, есть какой-то стимулятор?

— О да, мануальный, если вы меня понимаете...

— Понимаю, понимаю, — усмехнулся Перуккио. — Однако будьте осторожны! Вы так экипированы, будто собираетесь наделать глупостей в Венеции и распла­титься сердечным приступом. Опасайтесь инфаркта, будет очень жаль не увидеть вас здесь на будущий год. Arrivederci.

Он сделал было несколько шагов вниз по улице, но по­том вновь вернулся ко мне.

— Кстати, друг мой, насчет мэтра Экарта, вы знаете, что в Абано есть музей?

— Нет еще. Я знаю только про музей в Монтегротто.

— Пойдемте посмотрим, весьма любопытно, это здесь, рядом.

Он увлек меня за собой в парк, где из травы выступа­ли развалины оснований акведуков и римских бань. По соседству находился маленький музей, и Перуккио под­вел меня к недавно откопанным статуям.

— Гляньте-ка на эти две малютки, — сказал он.

И он указал мне на две бронзовые статуэтки, позе­леневшие за прошедшие века, каждая сантиметров по пятнадцать в длину. Они изображали спящих. Один из них спал на боку, положив голову на правую руку,

page 192 /193---------------------------------------------------------------------------------------------------

а другой на спине, вытянув руки вдоль тела. У каждо­го был громадный фаллос в состоянии полной эрек­ции.

Часто можно обнаружить изображения сатиров или приапов с эрекцией, но эти статуи всегда стоящие, их персонажи бодрые и резвящиеся, — сказал Перук-кио. — Но изображения спящих с эрекцией — чрезвы­чайно редки. Я не исключаю даже, что такие обнаруже­ны впервые...

Статуэтки были датированы III веком до нашей эры. Значит, римляне уже знали, что эрекции могут происходить во сне. Я сразу вспомнил эпиграмму Марциала, содержащую намек на ночной приапизм: «Jam, nisi per somnum, non arrigis» («Твой член теперь твердеет только во сне»). Знали ли римляне о связи между эрекцией и сновидением? Несомненно, ина­че — откуда эти статуи? Может, это изображение эрекции во время сновидений было представлено уже в «сцене у колодца» в Ласко, наскальном изображении, сделанном кроманьонцами более пятнадцати тысяч лет назад? Там можно заметить человека с эрекцией, лежащего на боку, возле птицы (которая изображает само сновидение или же душу, покидающую тело во время сновидения). Эта связь, не оставалась ли она со­крытой в течение двадцати веков христианского пури­танизма, вплоть до ее переоткрытия в 1965 году моим другом Фишером, великим физиологом, ставшим пси­хоаналитиком?

7 М Жуве

Я вспомнил о Глории Земински, сексоонейрологе. Почему, в самом деле, психоаналитикам после откры­тия Фишера никогда не приходило в голову уклады­вать пациентов на кушетку, просить рассказать, что им снилось, и одновременно вызывать эрекцию с эя­куляцией у мужчин или оргазм — у женщин? Почему бы остатки сновидений, то есть души, не связать с ос­татками удовольствия с целью излечения от невро­зов?

Эта поистине гениальная идея осенила меня по воз­вращении в отель «Теодорих».

Хотя я зашел в ресторан с небольшим опозданием, но понял, что мое прибытие не прошло незамеченным. Людвиг Манн оторвался от книги, глянул на меня с любопытством, улыбнулся и поприветствовал взма­хом руки. «Круппы» были совершенно ошарашены мо­им появлением и сухо ответили на мое привычное «Guten Abend».

— Как вы помолодели, профессор, — сказала Наташа, поигрывая своей большой ручкой. — Похоже, что в Абано вы воспользовались моими советами. Вы скоро нас покинете и переедете в «Киприани»?

— Я уезжаю завтра утром, — ответил я. — Может, увидимся в Венеции? Я сохраню о вас чудесные воспо­минания... Мы могли бы почаще общаться.

— Может быть, может быть... chi lo sa? — ответила она.

page 194 / 195

«Может быть — что? Увидимся в Венеции или будем чаще общаться? И почему бы нам не разделить наши сновидения», — подумал я напоследок.

Людвиг Манн поджидал меня у входа в кафе.

—Еще пивка, дружище? По последней, поскольку, как я понимаю, вы нас покидаете. Вот уж поистине волшебное превращение, прямо из куколки в бабочку. Любопытный эффект фанго, вы не находите? Вы ста­ли таким шикарным, светским, прямо как на модной гравюре, и этот золотой «ролекс», который никого не оставил равнодушным. Вы в самом деле стали другим человеком, не так ли? Как вам удалось начать эту но­вую жизнь?

—Prosit, — сказал я, поднимая бокал. — Это и есть моя настоящая жизнь, которую я нашел, сбросив шкуру старого ученого. Простите меня за то, что я вас поки­даю, дружище. Лечение фанго закончено, и я отправля­юсь в Венецию и «Киприани», где есть столько чудес­ных вещей, которые нужно увидеть, вкусить, услышать, потрогать, поласкать...

—А как же ваши исследования? — спросил он.

—Какие исследования? Вся эта онейрология, оней-рофизиология, с этим покончено. Слишком долго я брел в туннеле сплошных ошибок, блуждал в лабиринте оши­бочных или смутных идей. Покончено с вами, конгрес­сы ученых ослов, смешных и тщеславных! Покончено с вами, мои пептиды, медиаторы и синапсы! Верите ли вы, что существует синапсы между душой и мозгом?

7*

— Но как же тогда душа сообщается с мозгом?

— Очевидно, «одушевленными» частицами. Может, антигравитонами! Раз в вещих снах стрела времени об­ращается, то здесь должны быть замешаны какие-то ан­тичастицы. Gute Nacht, Herr Professor Mann, — сказал я ему, вставая.

«Может, я покинул Наташу и Людвига слишком бы­стро или слишком резко», — подумал я, в последний раз поднимаясь по лестнице в свой номер. Но я жаждал по­скорее покончить со всеми ними, с книгами, с грязевы­ми ваннами и окунуться в новую жизнь, растворившись в свежем морском воздухе лагуны.