Один каталонец недавно сказал мне: «Ничего не поделаешь, мы – миролюбивый народ. В Каталонии были прекрасные химики, художники, садоводы, коммерсанты, инженеры, но полководцев у нас никогда не было. В нашем языке нет даже военных терминов…» На беду, у фашистов несложная терминология: итальянские бомбы и германские снаряды понятны всем и без словаря. Одиннадцать месяцев Арагонский фронт был неподвижной границей: по одну сторону – виселицы Сарагосы, по другую – кофейни Барселоны. Теперь этот фронт зашевелился. Сегодня атакуют республиканцы. Кто может поручиться, что завтра чернорубашечники, которые сейчас грабят Басконию, не предпочтут хорошо памятной им Гвадалахаре Лериду? Если республиканцы не скинут фашистов с арагонских гор, фашисты двинутся к побережью. Вскоре окажутся ненужными изящные столбики с надписями: «Осторожно – к фронту!». Арагонский фронт доживает свои последние дни: фашисты хотят, чтобы он стал Каталонским фронтом, решительность и сплоченность [207] республиканцев могут превратить его в Наваррский фронт.
июнь 1937
Репортажи с второго Международного конгресса писателей
Ассоциация писателей для защиты культуры создалась два года назад на международном конгрессе в Париже. В те дни многим писателям фашизм еще мнился локальной эпидемией, от которой старые демократы Европы защищены если не линией фортификации, то культурными традициями.
XIX век, казалось, давно мертвый, еще агонизировал в зале конгресса, подсказывая некоторым писателям пышные и туманные формулы, выдвигая вперед романтический малокровный лозунг «защиты». Два года не прошли даром. Развалины Прадо, Университетского городка теперь подсказывают писателям другой лозунг: «Наступление».
|
|
Второй конгресс писателей будет заседать в Валенсии и в Мадриде. Наверное, не один писатель напомнит своим сотоварищам, что конгресс работает под обстрелом фашистских орудий. Мы вправе напомнить о другом: наши перья – тоже оружие. Оно наведено на врага. И конгресс – это присяга бороться насмерть с фашизмом.
Заседание конгресса откроется 4 июля речью президента Испанской республики Мануэля Асаньи, который является одним из лучших писателей Испании, автором книги «Сад монахов». Испанскую делегацию будут представлять крупнейший поэт современной Испании – Антонио Мачадо, поэт Хосе Бергамин, революционный поэт Рафаэль Альберти и свыше 60 других писателей и поэтов.
Сегодня в Барселону приехали 52 иностранных делегата: немецкие писатели – Анна Зегерс, Вилли Бред ель, французские – Андре Мальро, Жюльен Бенда, Андре Шамсон, Селин, чилийский поэт Неруда, американский [208] критик Малькольм Каули, писатели Чехословакии и Китая, Исландии и Аргентины. В делегацию советских писателей входят Михаил Кольцов, Алексей Толстой, Фадеев, Вишневский, Ставский, Барто, Микитенко, Финк и Эренбург. В работе конгресса принимает участие командир одной из бригад немецкий писатель Людвиг Ренн.
3 июля актеры Валенсии под руководством поэта Альтолагирре устраивают спектакль в честь делегатов. Будет показана историческая пьеса поэта Гарсиа Лорки, расстрелянного фашистами, «Марьяна Пинеда». Работа конгресса будет посвящена ряду вопросов: индивидуум и общество, роль писателя, гуманизм, нация, помощь испанскому народу.
|
|
Конгресс собирается в исключительно трудные дни. Фашистские Германия и Италия открыто говорят о завоевании Испании. Многие представители демократических стран склонны торжественно повторить жест Пилата, тем паче что вода, которой этот основоположник невмешательства мыл свои руки, сейчас попахивает богатствами Басконии или Андалусии и открыто котируется на бирже.
Участие писателей Европы и Америки в работах конгресса покажет испанскому народу, что дипломаты – не нация, что в своей борьбе защитники независимости Испанской республики имеют верных союзников.
Валенсия, 2 июля 1937
***
Некоторые европейские правительства под предлогом политики невмешательства отказались выдать паспорта писателям, которые должны были выехать в Испанию на конгресс. Правительство Великобритании не выдало паспортов английским писателям. Несмотря на это, делегация английских писателей сегодня прибыла в Испанию. Вследствие паспортных затруднений на конгресс не смогли приехать Элленс, Фейхтвангер и другие писатели. Поистине трогательно стремление оберечь Испанию от перьев романистов – ведь Испания подлежит теперь только одному узаконенному вмешательству: германских бомбардировщиков и римских легионеров!
Вчера в пограничном городке Порт-Бу, который неоднократно подвергался бомбардировке, все население собралось, чтобы приветствовать приехавших писателей. [209]
Работа конгресса начнется завтра в здании муниципалитета Валенсии, которое, как известно, пострадала недавно от налета фашистской авиации.
Валенсия, 3 июля 1937
|
|
***
Второй международный конгресс писателей открылся сегодня в 12 часов дня речью председателя совета министров Негрина108. От имени правительства республики он поблагодарил писателей за то, что они выбрали для-своей работы страну, которая сейчас героически отстаивает не только право на существование, но и культуру человечества.
От имени конгресса Негрину ответил старейший писатель вечно молодой Мартин Андерсен Нексе: «Я хочу рассказать о моем прошлом. Это относится к моей биографии, но интерес этого глубже и шире моей частной, судьбы. Молодые годы я провел в Испании. Любому крестьянину я мог сказать, что устал и голоден, но у меня нет денег и повсюду мне ответят: «Ешь». Эта бескорыстность испанского народа стала в наши дни эпопеей. В Испании я начал писать: я понял здесь человеческое достоинство. Сейчас испанский народ борется за ту лучшую жизнь, о которой говорил Максим Горький, – чтобы будни стали праздником. В этой борьбе мы с ним».
Большую речь произнес Альварес дель Вайо109: «Я приветствую интернациональные бригады. Они спаяны с испанским народом кровью и славой. Кто посмеет сравнить их с чужестранными наемниками фашизма? Честь и слава добровольцам интернациональных бригад. Их никогда не забудет свободный испанский народ.
Наши бойцы передовых окопов учатся грамоте. Они дали клятву – ни одного безграмотного среди бойцов. Они – ваши союзники. Они читали в окопах пламенные слова Ромена Роллана и Генриха Манна. На братские призывы они отвечают своей кровью. [210]
Испанский народ хочет победить, и он победит. Он отбил врага у Мадрида и у Пособланко. Северная армия не разбита. Баски потеряли свою землю, но они сберегли армию, и Страна Басков будет свободной».
Конгресс длительной овацией приветствует доблестный народ басков.
Альвареса дель Вайо конгресс слушает с особой любовью. На первом конгрессе в Париже он выступал как эмигрант. Палачи Астурии лишили его родины. Теперь он говорит как верховный комиссар республиканской армии.
Конгресс приветствует посланника Мексики, который поднимается на трибуну. В его лице конгресс приветствует одну из стран, не умывших рук перед бедствиями, постигшими Испанию.
Альвареса дель Вайо в короткой речи на испанском языке благодарит от имени конгресса председатель советской делегации Михаил Кольцов. Овации по адресу СССР. Пение «Интернационала».
Один из самых блистательных публицистов Франции Жюльен Бенда говорит о долге писателя.
Председатель испанского объединения писателей Хосе Бергамин посвятил свою речь испанской культуре как народной культуре. Он говорил: «Основная забота писателя – связь с другими людьми. В этой связи – корни его существования. В этом смысл его жизни и работы. Связь писателя с другими людьми происходит во времени, и она осуществляется словом. Слово хрупко, и испанский народ называет одуванчик – цветок, жизнь которого зависит от дыхания, – «человеческим словом». Хрупкость человеческих слов бесспорна. Наш великий поэт Сервантес сказал о слове: «Оно должно быть одной ногой на губах, другой – между зубами». Слово не только сырье, над которым мы работаем, – это наша связь с миром. Это утверждение нашего одиночества и это вместе с тем отрицание нашей отъединенности. В ощущении целостности времени, в ощущении движения вперед, в революционном сознании этого движения, этой связи прошлого с настоящим и настоящего с будущим – утверждение народа как человека и человека как народа.
Вся испанская литература прошлых времен – свидетельство народных чаяний, порывов испанского народа к будущему. Все богатство испанской культуры, которая [211] всегда была культурой народной, исходит от органичной связи творцов культуры с чаяниями народа.
Поглядите назад на вершины испанской народной культуры – Сервантес, Кеведо, святая Хереса, Кальдерон, Лопе де Вега. Вы увидите, насколько они одиноки и вместе с тем насколько вросли они корнями в толщу народа. Они – голос народа.
Вся испанская литература написана кровью испанского народа. Лопе де Вега сказал: «Кровь кричит о правде в немых книгах». Эта же кровь теперь кричит о правде в немых жертвах. Кровь кричит в нашем Дон Кихоте, бессмертном Дон Кихоте. Это вечное утверждение жизни против смерти. Вот почему наш испанский народ, верный своим гуманным традициям, принял бой против смерти. В незабываемые дни июля 1936 года он своею кровью оправдал свои слова. Испанский народ спасает теперь человеческие ценности – и в первую очередь человеческое братство – против нечеловеческого эгоизма».
Валенсия, 3 июля 1937
***
Вчера на конгрессе Жюльен Бенда говорил о долге писателя: «Испанское правительство благодарит нас за то, что мы приехали сюда. Но это только наш долг… Наше место сейчас в Испании потому, что здесь люди борются против варварства. Эмиль Золя только выполнял долг писателя, вступившись за невинного Дрейфуса, осужденного военной кликой. 6 февраля разделило Францию на два лагеря – с народом или против народа. Мы приехали в Испанию, чтобы показать, где место честного писателя в эти ответственные дни». (Овация. Возгласы: «Да здравствует народная Франция!»)
Испанские писатели предлагают возложить венок на могилу венгерского романиста – героя интернациональной бригады генерала Лукача. Конгресс посылает приветственную телеграмму Густаву Реглеру, который находится в госпитале.
После доклада Хосе Бергамина об испанской культуре как бы с ответом выступил католический писатель Голландии Бруэр: «Испания показала пример. Нельзя идти на мировую с ложью и нельзя жить приспособлением. Испанский народ борется за человеческое достоинство. Мое место здесь, с Бергамином». [212]
Алексей Толстой говорил о социалистическом реализме, о великом расцвете искусства в СССР. Он с возмущением клеймил пособников фашизма. Он напоминает о том горячем сочувствии, которое помогает народам Советского Союза понять героическую судьбу далекой Испании: «Каждая бомба, которая падает на ваши города, слышна у нас. Мы радуемся каждой вашей победе».
Американский критик Малькольм Каули рассказывал о клевете, с помощью которой желтая пресса хочет убить симпатии американцев к Испании. «Мы ищем у вас помощи. Мы ищем у вас правды. Я принес вам привет, испанские друзья, от писателей Америки. Я расскажу там о вашей борьбе, о вашем мужестве, о вашей силе».
Искренне, тепло говорила Анна Зегерс о немецких писателях, которые потеряли свою родину и которые нашли родину в окопах Мадрида. Конгресс стоя слушал Анну Зегерс, когда она говорила о Гансе Баймлере, германском революционере, погибшем осенью 1936 года под Мадридом.
Аргентинский поэт Туньон рассказал о том, с каким волнением следит вся Латинская Америка за борьбой братского народа: «7 ноября в Буэнос-Айресе я видел взволнованные лица. Одно имя было у всех на устах: «Мадрид». Как радовались все, когда бойцы Мадрида отбили приступ врага! Победа у Гвадалахары дошла до наших сел и городов». Мексиканский писатель Мансисидор сказал: «19 июля, когда Мадрид и Барселона раздавили фашистов, Испания завоевала сердца мексиканцев. Мы теперь более чем когда-либо чувствуем себя испанцами. Мы горды тем, что наравне с народами Советского Союза – великой и прекрасной страны – пришли на помощь Испанской республике».
Конгресс приветствуют бойцы бригады, победившей итальянцев при Гвадалахаре.
Следующее заседание съезда состоится 6 июля в Мадриде.
Валенсия, 5 июля 1937
***
Вчера конгресс писателей приветствовала делегация 11-й дивизии, которая одержала победу на фронте Брунете. Делегация принесла трофеи: знамена, отобранные у фашистов. [213]
Конгресс от 11-й дивизии приветствовал Пералес, который состоит членом испанского союза писателей.
Вчера же выступал французский писатель Блеш – секретарь Международной ассоциации писателей. Он перечислил имена писателей, погибших за Испанскую республику.
Выступили также представители: Аргентины – Утурбуру, Чили – Ромеро, а также Бредель, Вишневский и Ставский.
Людвиг Ренн в своей речи говорил: «Я приветствую конгресс от имени немецких писателей, которые сражаются в Испании против фашизма. Я приветствую вас также от имени интернациональной бригады, и я убежден, что к этому приветствию присоединятся другие интернациональные бригады. Мы, писатели, которые пришли сюда, чтобы сражаться, отложили в сторону перо. Мы не хотели больше писать историю, мы хотели ее делать. Это привело сюда нашего старого друга Лукача, Альберта Мюллера и Ральфа Фокса, которые погибли на поле брани, и других, как Густав Реглер, которые тяжело ранены.
Но не потому мы отложили перо, что думаем, будто теперь не следует писать. Напротив, мы знаем, что за наше дело надо сражаться и оружием и словом. Поэтому мы надеемся на вас. Вы пришли сюда издалека, из разных стран. Мы просим вас: пишите. У нас в окопах нет для этого времени, и нам трудно теперь думать о еще колеблющихся, которых надо толкать вперед. Кто из вас в этом зале хочет взять мое перо, пока я держу в руке винтовку? Держи, вот оно. Это не слова, это – долг. Во имя его все против фашизма, за народный фронт и за фронт народов! Все против войны. Это говорим мы, бойцы. Война для нас не утеха, не самоцель, нет, это – путь к иному. Я прошу вас: сражайтесь. Пером, словом, но сражайтесь.
Привет!»
Норвежский писатель Нурдаль Григ сказал: «В ста шагах от неприятеля, в окопах под Мадридом, мы видели школы и библиотеки. Пулеметы марокканцев стреляют в бойцов, которые под землей учатся грамоте. Слово помогает сознанию, человек растет, крепнет. Каждый вечер автомобиль с громкоговорителем уезжает из Мадрида на фронт. На три километра вокруг слышен голос диктора. Фашисты принуждены слышать слова правды. [214]
Они стреляют по громкоговорителю. Они расстреливают правду. Но слова доходят до многих фашистских солдат, заставляют их думать. Часто, услышав подлинную правду, солдаты фашистов складывают оружие. Слова могут придать силу бойцу, они могут посеять сомнение в сердце врага. Об этой силе, действенной силе слова, время вспомнить писателям демократической Европы и США». Сегодня съезд заседал в помещении кино. Заседание превратилось в большой митинг. С речами выступали Михаил Кольцов, командир бригады Дуран, композитор и один из наиболее доблестных вождей республиканской армии, а также французский писатель Андре Мальро…
Мадрид, 7 июля 1937
***
Вчера делегаты конгресса были на фронтах…
На вечернем заседании конгресса выступил французский писатель Андре Мальро. Он сказал: «1 мая парижские рабочие праздновали, как всякий год, праздник труда. Среди других знамен было одно – знамя скорби и горя. На нем был плакат, вы все его знаете, это – фотографии мадридских детей, убитых фашистской авиацией. Проходя мимо этого знамени, другие знаменосцы склоняли свои знамена. В колоннах было много рабочих, которые несли своих детей на руках. Проходя мимо испанского знамени с фотографиями мадридских детей, парижские рабочие наклонили своих детей: живые дети рабочих Парижа склонились перед мертвыми детьми Мадрида.
Народ Мадрида! Сейчас мы преклоняем перед тобой наших детей, нашу жизнь, наше будущее, перед твоим героизмом, перед твоей борьбой.
В тяжелые дни отступления у Талаверы я видел две бомбы, которые не разорвались. Они были присланы из Германии, и внутри были записки: «Эти бомбы не разорвутся» – залог мужества и солидарности. Я хочу сказать вам одно: мы делаем все, чтобы бомбы наших врагов не разрывались».
В сегодняшнем заседании выступали писатели: Эгон Эрвин Киш (Германия), Микитенко (СССР), Марион (Бельгия), Лунд (Дания), Барто (СССР), Мария Остен (Германия), Хосе Бергамин (Испания).
Конгресс почтил вставанием память политического [215] комиссара 13-й бригады Шмидта, который погиб вчера на поле брани. Было принято предложение французской делегации перенести конец конгресса в Париж. Послана приветственная телеграмма Ромену Роллану.
Испанский поэт Бергамин выступал сегодня во второй раз, посвятив свою речь клеветнической книге Андре Жида об СССР.
«Я говорю, – начал Бергамин свою речь, – от имени всей испанской делегации. Я говорю также от имени делегации Южной Америки, писателей, которые пишут на испанском языке. Я надеюсь, что я говорю также от всех писателей Испании. Здесь, в Мадриде, я прочитал новую книгу Андре Жида об СССР. Эта книга сама по себе незначительна. Но то, что она появилась в дни, когда фашисты обстреливают Мадрид, придает ей для нас трагическую значимость. Мы стоим все за свободу мысли и критики. За это мы боремся. Но книга Андре Жида не может быть названа свободной, честной критикой. Это – несправедливое и недостойное нападение на Советский Союз и на советских писателей. Это – не критика, это – клевета. Наши дни показали высокую ценность: солидарность людей, солидарность народов. Два народа спаяны солидарностью в дни тяжелых испытаний: русский народ и испанский. Пройдем молча мимо недостойного поведения автора этой книги. Пусть глубокое молчание этого зала, пусть глубокое молчание Мадрида пойдет за Андре Жидом и будет для него живым укором».
Мадрид, 8 июля 1937
Речь на втором Международном конгрессе писателей
Два года отделяют нас от первого конгресса писателей. Как всякая армия, мы узнали перебежчиков. В Париже был парад, здесь – война. Там нас было больше – писателей, но здесь вместе с нами работает, мыслит, борется подлинный защитник культуры – испанский народ. [216]
Культура – не инвентарь механической природы, не каталоги библиотек или музеев, не коралловые острова городов. Культура – это человек: он и камень, и мастер, и статуя. Надо ли говорить о внешних разрушениях в стране, где каждый город – свежая рана? По деревне Ита, которая дала миру одного из величайших поэтов – Хуана Руиса, рыщут мародеры Муссолини; они мимоходом, как кур, крадут редкие манускрипты. Бомбы германской авиации уничтожают дворец Инфантадо, в котором сны о море стали камнем, в котором перспектива Востока, игра света и тени слились с правдой Возрождения, с его культом человека. Не в этом, однако, по-видимому, разгадка смерти. Фашизм может пощадить памятники старины, поскольку они ему не мешают. Он тщится уничтожить основу культуры – человека. Он пристрелялся к человеку, как орудия могут пристреляться к дому или к дороге. На его место он ставит механизированного робота – солдата, лишенного и мыслей и чувств.
Бойцы Пятого полка под огнем спасали баловней судьбы инфантов Веласкеса. Солдат народной армии вынес из развалин Университетского городка труды профессора Маркеса. Спасение сокровищ Прадо одобряют и английские гуманисты.
Но что делать художникам лицемерного и благополучного мира? Что создадут они среди пышного убожества неуютной пустоты?
Я видел рабочих Пособланко, которые продолжали работать, как под обстрелом художник Солана писал свои натюрморты. Пятый полк не только спас ценности прошлого: своей героической борьбой он создал ценности будущего. Защита культуры не в спасении созданного: новая война за независимость вдохновляет теперь неизвестного нам Гойю.
Человек прячется от смерти под землю. Он откинут к пещерному веку. Защитный цвет пожрал все другие цвета. Потеряны жизни многих героев, памятники старины, города, статуи, сады. Полководцы знают, что потеря территории не определяет исхода войны, поскольку цела армия. Что спасла Испания, приняв этот бой? Народ. Испанская культура всегда была народной: ее не смог отравить мир денег, иерархии, спеси. На испанской литературе мы учились человечности. Конечно, не для того люди десятилетиями выращивали оливы, чтобы снаряды скашивали рощи, не для того щедрая испанская земля [217] родила Гарсиа Лорку, чтобы невежественный вояка подстрелил его, но война – это не только развалины и трупы. Испания теперь нашла новые творческие силы: народы, как люди, меняются на глазах…
О чем говорили писатели на первом конгрессе в Париже? Об обороне. Когда африканская конница неслась по дорогам Эстремадуры, наивные фантазеры расклеивали афиши: «Не дарите вашим детям оловянных солдатиков, чтобы не пробуждать в них любви к милитаризму!», «Защищая культуру, можно только ее потерять». «Наступление» – вот слово, которое сейчас шумит над Испанией. Пусть оно войдет и в этот зал. Есть только один способ защитить культуру – уничтожить фашизм.
Мы вступили в эпоху действий. Кто знает, будут ли написаны задуманные многими из нас книги? На годы, если не на десятилетия, культура станет военно-полевой. Она может прятаться в подземных убежищах, где рано или поздно ее настигнет смерть. Она может перейти в наступление.
Путь каждого писателя продиктован его природой, его возможностями, его силами. Одни взяли в руки винтовки. На пленуме нашей ассоциации в Лондоне нас принимал Ральф Фокс. Он был путешественником и мечтателем. Он страстно любил жизнь. Поэтому он умер в Испании как солдат республики. Лукач – веселый, живой, горячий, добрый… Здесь, с нами, – Людвиг Ренн.
Что делать другим? Жюль Валлес как-то сказал: «Тот, кто опишет жизнь Галифе, тем самым убьет его». Мы должны вынянчить в сердцах людей ненависть. Пусть живые поймут, что нельзя жить на одной земле с фашистами. Мы знаем силу звуков, образов, слов. Они подымают душу, рождают мужество. Отдадим наши силы мужеству нового века. Расскажем о прекрасной лакомой жизни, со вкусом которой человек легко идет и на смерть. Расскажем о счастье теплого, как руно, братства. Уничтожим малодушие. Я говорю не о томах, не о пропаганде, не о стихах на случай. Я говорю о страсти, об искусстве, о голосе.
Если мы не хотим, чтобы весь мир превратился в Мадрид, превратим сердца людей в сердца бойцов, которые сейчас рядом, за парапетами Университетского городка.
Три дня назад я был в Брунете и Вильянуэва-де-ла-Каньяда. Я видел деревни, освобожденные доблестными [218] бойцами. Пусть это будет началом освобождения городов, стран, Европы.
Валенсия, 11 июля 1937
Брунете
На конгрессе писателей было много речей, одни говорили лучше, другие хуже. Писатели – не ораторы, да и Мадрид июля 1937 года – не клуб для литературных дебатов. Косноязычный и добрый Хосе Бергамин замечательно говорил о высоком одиночестве испанского народа: «Одиночество – не отъединение и Дон Кихот – не Робинзон».
По-испански конгресс почему-то назвали «Конгресс интеллигентов». Патрули на дорогах, услышав слово «интеллигенты», торжественно подымали кулаки. Крестьяне предлагали писателям хлеб, яйца, вино:
– Вы думаете, вам надо подкрепиться…
В Мадриде речи покрывал грохот орудий: республиканцы начали наступление на Брунете, и фашисты отводили сердце на домах столицы.
За мной приехал двадцатилетний поэт с лицом девушки – Апарисио110. Он – комиссар в бригаде Кампесино. Недавно он был ранен; пуля пробила шею. Теперь он поправился.
– Едем…
Со мной поехали Ставский и Вишневский.
Зной, сухой африканский зной. Возле деревни Вильянуэва-де-Каньяда сотни трупов. На солнце они быстро сгорают; все похожи на марокканцев. Проволочные заграждения, в них человеческие клочья. Здесь шел тяжелый бой. Еще подбирают раненых. На дороге сутолока.
– В Брунете не проедешь – они обстреливают дорогу…
Мы едем в Брунете. Шофер, веселый и отчаянный, как все испанские шоферы, смеется:
– Проскочим!
Полем пригнувшись идут бойцы. Они идут мимо трупов, [219] молча и сосредоточенно. В фляжке глоток драгоценной воды, может быть, – последняя радость этого человека.
Здесь сражается английский батальон. Среди камней – мертвый и альбом; в нем рисунки: деревни, скалы, деревья.
– Поворачивайте! Они сейчас прорвутся на дорогу.
Мы все же идем в Брунете. Высокая церковь (ее потом снес снаряд). Я забрался в помещение фаланги. Документы, плакаты, листовки. «Речь немецкого ученого доктора Геббельса о проблеме человеческих рас». Перед домом – труп марокканца. В баре рюмки на стойке: фашисты их не допили…
Канонада близится. В небе облака зениток; самолетов не видно – только гудение.
Мы повернули в Вильянуэву. Как говорит шофер, мы «проскочили»: неприятель атакует с фронта дорогу Брунете – Вильянуэва.
Направо Кампесино штурмует Кихорно. Это деревня на горе; она похожа на старую крепость. Фашистские пулеметы косят людей. В течение двух дней бойцы тринадцать раз атаковали Кихорно. Сейчас они взяли деревню.
Ведут пленных. Они смотрят мутными глазами: они еще ничего не понимают. Бойцу перевязали руку – легкое ранение, он снова побежал к своим. Солнце низко, но жара не спадает. Ни капли воды. Пыль, дым, кровь – густой воздух боя.
июль 1937
Первая победа после Гвадалахары
6 июля фронт фашистов был прорван у Брунете. Брунете взят. Однако дорога, соединяющая Брунете с Колменарехо, еще находилась в руках фашистов. Вечером того же дня республиканцы взяли Вильянуэва-де-Каньяда. Продвижение вперед было значительным, но оба фланга оставались под ударом. Начались бои за расширение прорыва. Сначала удар был направлен на восток. Селение Кихорно защищали около 2 тысяч марокканцев. [220] 7 июля я видел, как артиллерия громила Кихорну. Бои шли день и ночь и снова день. Наконец республиканцы заняли Кихорну, захватив 200 пленных и много военных материалов.
Одновременно развертывались бои в восточном направлении. Республиканцы перешли речку и достигли предместья Романильос. Севернее борьба сосредоточилась вокруг деревни Вильянуэва-дель-Пардильо, на дороге в Махадаонду. Деревня была окружена. Ее защищал батальон Сенкентенского полка. Республиканцы закидали неприятеля ручными гранатами. Командир батальона застрелился. 560 солдат, 17 офицеров сдались в плен. Взят в плен полковой священник. Он показал, что священники в армии Франко выполняют обязанности «политических комиссаров».
Теперь фашистские части в районе Махадаонда – Посуэло – Боадилья находятся под непосредственной угрозой окружения. Противник подвез резервы. Следует отметить мужество республиканских батальонов, сформированных из молодых крестьян. Бойцы восхваляют своих командиров Модесто, Листера и Кампесино.
Для каждого, кто прожил в Испании год войны, ясно значение последних боев. Это – первая победа после Гвадалахары, причем на этот раз инициатива боев исходит от республиканцев. Противник пробует отвлечь внимание республиканцев атаками в районе Теруэля и Кордовы, но повсюду встречает сопротивление.
Невесело отпразднуют фашисты годовщину войны – они судорожно цепляются за развалины Университетского городка, как за иллюзию обладания столицей.
Барселона, 13 июля 1937
Испанский закал
Народ веселый, беспечный, созданный для мирной работы, для послеобеденной дремы, для песен, узнал школу войны. Пятый полк, родившись, не был даже полком – горсть людей, храбрых и стойких, начал оборону страны в Гвадарраме, у Толедо, возле Навалькарнеро. Пятый полк стал бригадами, дивизиями, армией.
Из деревень приходили новобранцы. Они не умели [221] стрелять, а в казармах не было учебных патронов. Заводы по-прежнему изготовляли кровати, пишущие машинки, игрушки. Надо было все начинать сызнова. Я слышал от одного наивного человека: «За год фашисты одержали десятки побед. А республиканцы? Одна Гвадалахара…» Нет, республиканцы одержали сотни необычайных побед. Они научились изготовлять авиационные моторы и бомбы, броневики и снаряды. В городах без сна, измученные вражескими самолетами, сидя на голодном пайке, рабочие создали снаряжение народной армии. Крестьяне сеяли и жали под вражеским огнем – они готовили для армии хлеб. Год тому назад против фашистов сражались тысячи, теперь сражаются сотни тысяч. Республиканцы создали армию. Столяры, типографы, землепашцы стали полководцами. По дорогам вокруг Мадрида движутся батальоны, бригады, дивизии. 18 июля 1936 года фашисты начали войну; из усовершенствованных орудий они стреляли по безоружным смельчакам. 18 июля 1937 года перед ними обстрелянный народ.
Поэты любят говорить о хрупкости былинки и о крепости гранита. Мастер знает, что такое закал. Вот обыкновенный человек: он никогда не видел самолетов, он знал, что в небе – ласточки или звезды. Над ним медленно кружат бомбардировщики, они скидывают бомбы, они обдают землю пулеметным огнем, они кружат-кружат, и человек теряет голову. Он герой или трус, он еще не боец. Пройдет месяц-два, спокойно он будет глядеть на небо, полное гудения. Полгода республиканцы под Мадридом отстаивали каждую пядь земли, каждый дом, каждый бугорок: они хотели выиграть не территорию, но время. В тылу народ создавал резервы: дивизии и пулеметы, командиров и танки. Любая отбитая атака была победой, и рядом с именем Гвадалахары в историю Испании войдет имя жалкой речушки Харамы, возле которой республиканцы остановили врага.
Год потерь, год разлук, год испытаний. Города гибли, как люди. По дорогам, как листья, метались беженцы. Агония Малаги дошла до беспечных сел Каталонии. Когда пал Бильбао, люди молча откладывали газету: у них больше не было слов. Замолкли ораторы, говорили только сердца и пушки.