Я прожил в Испании этот суровый год. Я видел горе, гнев, тоску: ни разу я не видел отчаяния; ни разу не слышал ропота или жалоб. Спокойно стояли женщины в [222] длинных очередях, ласково улыбаясь, они делили четвертушку хлеба между своими детьми и детьми Мадрида. Молча шли бойцы в бой с тридцатью патронами. Города жили без воздушной охраны, без прожекторов, без зениток, отданные на милость германским бомбардировщикам. Они жили весело и достойно. Итальянские корабли обстреливали берега, и, презирая смерть, выходили в море крохотные парусники рыбаков. Конечно, мы не можем здесь смотреть на борьбу: это не наблюдательный пункт, это цепь. Но мы знаем то, чего, может быть, не видно издалека – этот народ был наказан за доверчивость и за легкомыслие, он много вытерпел и созрел для победы.
июль 1937
Герои Астурии
Я узнал Астурию весной 1936 года. Я писал тогда: «Шахтеры Самы и Миереса выпустили Компаниса111 из тюрьмы и привели Асанью к власти: мертвые освободили живых. Трагедия правящего класса в том, что он не способен больше побеждать; даже его победы становятся поражениями. Пушки и самолеты Хиля Роблеса разгромили не только дома шахтеров, но всю Испанию помещиков, иезуитов и генералов, и недаром вся Испания от Басконии до Эстремадуры теперь повторяет: «Да здравствует Астурия!»
Во французском порту Ла-Рошель, отделенном от толпы рабочих двойной решеткой, высаживаются астурийские горняки. Толпа встречает их криками: «Да здравствует Астурия!» Знакомые лица, я видел их в Миересе и Саме. Да, Хихон занят фашистами. Как три года тому назад, залиты кровью черные улицы шахтерских поселков. На утлых суденышках спаслась только часть северной армии, и все же мы можем сказать, что Астурия не побеждена – из страшного боя ее дети вышли с ореолами героев.
|
|
С первых дней гражданской войны горняки Астурии [223] сражались на самых тяжелых участках Северного фронта. Они защищали Ирун и Сан-Себастьян, Бильбао и Сантандер. Дважды они ворвались в Овьедо, который германские инженеры превратили в современную крепость. Падение Сантандера было расплатой за первородный грех Испанской республики: за ее доверчивость и беспечность. Измена одних командиров, неспособность других, раздоры между представителями различных политических группировок подточили укрепления Сантандера. Падкие на легкую наживу, впереди шли итальянцы: они бодро продефилировали по улицам Сантандера и с беззаветным мужеством расстреляли несколько тысяч пленных. Часть бойцов Сантандера была вынуждена искать спасения во Франции. Эти люди были подавлены разгромом. Они казались действительно остатками разбитой армии.
Сейчас отходит последний поезд к каталонской границе. Из вагонов доносится «Интернационал». Это астурийцы, чудом сохранившие свою жизнь, спешат в бой. Астурия на время потеряна. Но все они от командиров Прадо и Франческо Галана до 16-летнего Пепе, который грустно говорит мне: «Вот французы винтовку отняли, а как я ее берег…», все они дышат одним – победой.
Падение Сантандера предрешило судьбу Астурии. В боях под Бильбао астурийцы потеряли 26 батальонов, в боях под Сантандером – 21 батальон. Героически 50 тысяч человек защищали отрезок земли, окруженный с трех сторон неприятельской армией, а с четвертой – морем, по которому курсировали днем и ночью корабли фашистов. У неприятеля было 35 трехмоторных бомбардировщиков и свыше 50 истребителей. Фашистская авиация крошила республиканские укрепления. Истребители расстреливали отряды горняков. Дважды, трижды, четырежды в день на Хихон налетали «юнкерсы» и «фиаты» – 12, 15, 20 бомбардировщиков. Они поливали города Астурии горючим, а потом скидывали зажигательные бомбы. На экранах Парижа можно теперь увидеть вступление фашистских банд в Хихон. На немногих уцелевших домах – белые тряпки: напрасная мольба о пощаде. Кругом – обугленные развалины. Прежде чем взять Хихон, итальянцы и германцы его уничтожили. Погибли тысячи детей, стариков, женщин.
|
|
Фашистская авиация могла резвиться на свободе. С трудом республиканцы достали четыре зенитных орудия [224] эпохи мировой войны. Эти пушки оказались негодными. У республиканцев не было воздушной обороны. Против фашистской авиации сражались 12 республиканских истребителей. Летчики показали, что такое мужество. Много раз два или три истребителя вступали в бой с 20 «хейнкелями». Один республиканский истребитель напал на две эскадрильи фашистов, сбил три самолета и погиб в бою. Во время последних сражений у республиканцев было всего 7 истребителей. Союз объединенной молодежи образовал отряды снайперов для борьбы с вражеской авиацией. Осенью прошлого года в Мадриде родились «антитанкисты». Астурийские горняки стали «антибомбардировщиками». Младший командир Антунья возле Кангас-де-Онис из автоматического ружья сбил два итальянских бомбардировщика и один истребитель. Всего «антибомбардировщики» сбили 13 вражеских аппаратов.
|
|
У фашистов был огромный перевес в артиллерии: 15 орудий против 1. Каждый день германские корабли привозили в Сан-Себастьян, в Бильбао, в порты Галисии пушки, снаряды, автоматическое оружие. У республиканцев было не больше 100 пулеметов. У них не было патронов для винтовок. Многие горняки шли в бой с древними мушкетами. Фашисты продвигались тремя моторизованными колоннами с 150 танками. У республиканцев не было ни одной противотанковой пушки. Возле Пьедрас Бланкаса горняки камнями повредили два итальянских танка. Это было повторением октября 1934 года.
Усовершенствованные смертоносные орудия двух фашистских империй были двинуты против рабочих, вооруженных самодельными бомбами.
Береговая артиллерия республиканцев, а именно 6 ветхих орудий, не подпускала к портам Хихона и Авилеса фашистский флот. Крейсер «Адмирал Сервера» и эсминцы «Юпитер», «Вулкан» и «Алькасар» держались в 10-18 километрах от берега, нападая на торговые суда. Астурийцы были отрезаны от всего мира. Население получало в день 200 граммов черного хлеба, не было ни жиров, ни сахара.
Фашисты рассчитывали взять Астурию, как они взяли Сантандер, – гуляя. Они не учли, что значат самодельные гранаты или мушкеты в руках астурийских горняков. После падения Сантандера верховный совет Астурии отправил [225] на фронт старых горняков, которые до того охраняли шахты. Возле города Льянеса итальянцы встретились с горняками. Римская доблесть тотчас оставила солдат генерала Бергонцоли. Они помнили не только о Малаге, но и о Гвадалахаре. Они попятились назад, явно предпочитая гарнизонную службу в Сантандере (т.е. грабежи и попойки) боям с астурийцами. Генерал Франко заменил итальянцев наваррскими изуверами – рекете. Эти полудикие суеверные горцы шли в бой «за короля Христа». В их батальоне иезуиты официально занимают должность «политических эмиссаров». Одними рекете нельзя было взять Астурию, и генерал Франко кинул свои африканские резервы. Испанская часть Марокко не столь велика, ее возможности почти исчерпаны. С весны агенты Франко набирают наемников во Французском Марокко. Во всех селениях Марокко теперь имеются радиоаппараты, подаренные щедрыми итальянцами. Радиостанция Тетуана ежедневно призывает французских марокканцев присоединиться к их испанским единоверцам и сбросить иго Франции. Наемники, кроме песет, получают обещания «независимости Марокко под протекторатом вождя мусульман правоверного Муссолини».
Испанские фашисты кричат о своих «патриотических чувствах». Они приняли марокканские орды в астурийский городок Кавадонга, памятный тем, что в его стенах 1200 лет тому назад испанцы начали борьбу за независимость, за освобождение Испании от мавританского ига.
У фашистов много самолетов, танков, орудий – это импортированный товар. У них мало пехоты, способной идти в бой. Мобилизованные солдаты при первой возможности сдаются. Темная Наварра – это крохотный кусочек Испании. Фалангисты, великолепные для полицейской службы, неохотно отправляются на передовые линии. Народ нельзя импортировать, а эрзац итальянского народа – итальянские дивизии до сих пор не проявили той беспредельной храбрости, о которой несколько дней тому назад соизволил говорить Муссолини. Часто (так было, например, при контрнаступлении в районе Брунете) фашисты не могут развить свой успех, которым они обязаны авиации и артиллерии, вследствии недостатка в человеческом материале. Завоевание Астурии оказалось отнюдь не военной прогулкой. Бои за Астурию начались в первых числах сентября. Фашисты наступали с юга на Пахарес, с востока – на Льянес и на Кавадонга. В боях [226] при Льянесе фашисты потеряли тысячу солдат убитыми. Они отошли. После десятичасовой воздушной подготовки они снова атаковали и снова были отбиты. Бои длились три дня. На горной цепи Масука астурийцы держались 11 дней. Из документов, найденных на убитом фашистском полковнике, явствует, что фашисты потеряли на Масуке 7000 человек. Бои в Астурии – героическая эпопея. У перевала Тарна 26 горняков с одним пулеметом и с ручными гранатами прикрывали отступление. У фашистов было 4 батальона. В течение 11 часов они атаковали позиции горняков. Фашисты потеряли при этом 200 человек. Когда у астурийцев не осталось больше патронов, командир Фернандес уничтожил пулемет и крикнул: «Гранатами!» Все 26 погибли смертью героев.
Капитан Тамарго с 30 комсомольцами защищал перевал возле Тарны. Они уложили 180 рекете. Пришел приказ отступить. Молодые бойцы решили все же защищать позицию, чтобы позволить двум батальонам басков вывезти артиллерию. Два дня капитан Тамарго с 30 бойцами отбивали все атаки. Возле Пьедрас Бланкаса неприятельские снаряды вызвали обвал.
Под камнями оказался взвод. Товарищи хотели вытащить бойцов, попавших под камни, но те кричали: «Бейте фашистов! Не теряйте на нас времени!» Капитан одного батальона не выдержал воздушной атаки, побежал. Это было возле Ониса. Вечером он собрал бойцов и сказал: «Вы меня должны расстрелять для поддержания дисциплины. Я скажу вам одно: лучше умереть в бою, нежели пережить тот позор, который сейчас на мне». В Кампа-де-Касса семь горняков задержали наступление марокканцев на день. Возле Рейносы два республиканских танка оказались в тылу у неприятеля. Они захватили итальянского коменданта с бумагами генерального штаба, втащили его в танк и прорвались к своим. Союз объединенной молодежи – комсомольцы и социалисты Астурии – защищал каждую пядь земли. Доблестно сражались части, сформированные из молодых бойцов, – батальон Лараньяги, морская бригада. В течение последних недель 9 политических комиссаров – членов союза молодежи – пали смертью героев.
В середине октября иссякли патроны. Фашисты привели новые таборы марокканцев. Итальянская авиация не давала астурийцам ни часа передышки. Передовые части рекете приближались к Инфиесто. Горный район Мьерес [227] – Сама как бы создан для партизанской войны, но регулярная армия не могла бы в нем удержаться, потеряв побережье. Поэтому военное командование отдало приказ отвести части, находившиеся на юге от Овьедо, к Хихону. Однако благодаря техническому перевесу фашистов только часть горняков успела выйти из окруженного врагами горного бассейна. Тем временем фашисты двинули свои части, находившиеся в районе Градо, т.е. на западе от Овьедо, к Хихону, и эти части первыми вошли в Астурийский порт.
20 октября, накануне падения Хихона, фашистская авиация с утра начала бомбить полуразрушенный город.
Загорелись резервуары с горючим, и пожар охватил часть порта. Рабочие под обстрелом мужественно боролись с огнем. Итальянские бомбардировщики повисли над судами: они хотели уничтожить надежду на спасение. В порту находились два военных судна: «Сискар», относительно новый эсминец, и доисторический миноносец «С-3» – тихоходный и вооруженный музейными пушками. На «Сискаре» стояла единственная зенитка всей республиканской Астурии. Две бомбы попали в корму. Эсминец стал погружаться в воду. Однако героические моряки продолжали из своей зенитки стрелять по самолетам. Они отогнали фашистов от порта и этим спасли несколько десятков торговых и рыбацких судов. Агония «Сискара» длилась 8 минут. Экипаж был спасен. Вечером того же дня военное командование отдало приказ об эвакуации. В портах Хихона и Авилеса было мало судов. Женщины, старики молили взять их с собой. Многие надеялись, что демократические правительства соседних стран пришлют корабли для спасения жителей. Эти надежды оказались необоснованными.
Удалось погрузить около 14000 человек. Последним отошел ветхий эсминец «С-3», на котором уехали командиры армии и флота. Эсминец решил принять бой против фашистской эскадры, хотя все знали, что он не боеспособен – на нем не было даже измерительных приборов и карт. Сорок часов эсминец находился в море. Потом он прорвался к Бордо. 21 октября над Атлантическим океаном начался шторм. Десятки суденышек боролись со стихией. Люди прожили 3-4 дня между жизнью и смертью. Волны заливали палубу. Никто не знал, куда они идут. Не было ни хлеба, ни питьевой воды. Несколько судов погибло. 2000 человек были захвачены фашистскими кораблями. [228] Им не пришлось утонуть, их расстреляли. Английский крейсер «Саутгемптон» подобрал 300 тонувших. Остальные достигли берегов Франции. Они высаживались на песках Аркашона, на островках Бретани, возле диких скал Пенмарка. Их разоружали. Их не пускали на берег. Они повторяли одно: «Отправьте нас скорее в Барселону», они хотели снова встретить врага.
Итальянские газеты упрекают французское правительство за помощь, оказанную жителям Астурии. Эти газеты лгут. В порты возле Бордо прибыли 44 судна с беженцами, из них 39 испанских и 5 английских (последние, находясь в астурийских портах, куда они привезли продовольствие, захватили с собой несколько сот беженцев). Ни одно французское судно не вывезло из Астурии ни бойцов, ни женщин, ни детей…
Всю военную амуницию в Хихоне астурийцы успели уничтожить, и фашистские реляции о захваченных ими самолетах, танках и орудиях относятся к области мечтаний.
В угольном бассейне еще происходят бои. Фашисты медленно продвигаются вперед, наталкиваясь на отчаянное сопротивление. До вчерашнего дня они еще не заняли Самы. Несколько батальонов астурийцев продолжают обороняться. Война в Астурии теперь стала партизанской. Тысячи рабочих ушли в горы с винтовками и динамитом. Конечно, при наличии авиации партизанская война не может развернуться. Бойцы вынуждены действовать крохотными отрядами. Мы не можем рассчитывать, что партизаны отберут назад города Астурии. Но они будут нападать на автомобили, взрывать поезда, и они заставят фашистов держать в Астурии не менее 30 тысяч штыков.
Начался террор. Один горняк, которого я видел, выбрался из Хихона 22 октября, после того как город был занят фашистами. Он рассказал мне, что в первую же ночь фашисты расстреляли на Плата Лоренсо 180 рабочих и 16 женщин. Это только начало: тысячам, десяткам тысяч астурийцев грозит смерть.
Я должен здесь сказать о том чувстве стыда за человека, которое я пережил. В день, когда фашисты расстреливали женщин Астурии, во французских газетах появился «протест» против совершаемой несправедливости. Он был подписан именами писателей Андре Жида, Дюамеля, Роже Мартен дю Гара, Мориака и профессора [229] Риве. Эти люди протестовали не против палачей Астурии, не против правительства своей страны, которое не предоставило жителям Астурии, обреченным на смерть, ни одного парохода, ни одного парусника, ни одной шлюпки. Нет, сердобольные писатели протестовали против правительства Испанской республики, которое осмеливается арестовывать членов POUM112. Я оставляю в стороне Мориака. Это католик, человек правых убеждений. В правой печати он «мужественно» восхищался фашистскими зверствами в Басконии. Но перед моими глазами стоит Андре Жид с поднятым кулаком, улыбающийся тысячам наивных рабочих. Я слышу его голос – он говорил мне это год тому назад: «Я не могу спать, я все время думаю об испанских республиканцах». Это отвратительно и жалко. Они все же плоть от плоти своего класса… Правящий класс их травит, обливает помоями. Храбрясь на минуту, они подымают кулачки и потом с лицемерием «гуманистов» снова валяются в ногах у палачей.
Я хочу забыть об этой низости. Я слушал рассказы астурийцев. Сколько мужества, сколько человечности, сколько веры в победу! Они военнопленных не расстреливали. Среди последних было немало итальянцев и германцев. Астурийцы спокойно говорят: «Мы с ними еще встретимся – в Арагоне или под Мадридом».
Астурия не первая битва, потерянная в этой войне республиканцами. Однако она не уменьшает нашей веры в конечную победу испанского народа. Астурийцы показали, как могут сражаться люди, которые верят в свое дело. У них не было амуниции. Они были окружены со всех сторон. У республиканской армии на Восточном и Центральном фронтах имеются и авиация, и танки, и артиллерия. Если бойцы Каталонии и Леванта вдохновятся примером астурийцев, они разобьют и фашистов, и интервентов.
Что касается лондонских джентльменов, то после Астурии мы можем им сказать, что дело не в символическом отозвании тысячи-другой итальянских бегунов, а в тех самолетах, орудиях, танках, которые ежедневно Германия и Италия шлют в завоеванную ими часть Испании. Мы знаем, что дипломаты не отличаются тонкостью [230] чувств. Но все же какое нужно ханжество, чтобы в дни, когда германская артиллерия и итальянские летчики уничтожают последние поселки свободной Астурии, говорить о «священном принципе невмешательства», не заглядывая при этом в карманы господина Гранди113 и в портфель господина Риббентропа.
Бордо, 1 ноября 1937
Перед битвами
Ожидание удара порою тяжелее, нежели сам удар. Все в тылу спрашивали друг друга: «Когда?» Фашистские провокаторы распростроняют нелепые слухи, они то говорят, что Франко кинет завтра на республиканские позиции тысячи самолетов, то, напротив, убаюкивают: «Фашистского наступления вовсе не будет – Франко хочет нас взять измором». Многие верят этим россказням: перспективы новой отсрочки кажутся им чрезвычайно соблазнительными.
Между тем фашисты отнюдь не отказались от своего намерения дать генеральный бой, да и не могут от него отказаться. Международное положение, блеф Берлина и Рима, наконец, состояние умов в Бургосе или Саламанке114 – все это требует если не развязки, то хотя бы эффектного выигрыша.
Задержка в планах противника объясняется рядом трудностей. Одно дело – завоевать Астурию, которую защищали плохо вооруженные отряды горняков, другое – прорвать Арагонский или Гвадалахарский фронты, прекрасно укрепленные, которые охраняет сильная армия республики.
Фашисты принуждены были заново перестроить все свои силы. Всем известно, что на севере ударные формации Франко – «наваррские бригады» (рекете) – понесли до 50 процентов потерь. Фашисты пополнили части. От бесформенных батальонов они перешли к дивизиям. Им всегда не хватало живой человеческой силы – ни при [231] контрнаступлении в Брунете, ни при боях в районе Альбарасина. Помимо того, Франко ждал нового материала: самолетов, орудий, танков. Фалангисты ссорились с рекете. Генерал Франко, думая о фунтах стерлингов, строил глазки бурбонам. Монархист герцог Альба115 обхаживал мистеров пикквиков из Сити. Пикквики косились на чернорубашечников и медлили с кредитами. Итальянцы злились и не грузили амуницию. В течение целого месяца Франко не получал иностранного вооружения. Заграничные «подарки» стали вновь приезжать в Кадис с конца ноября. Две фашистские империи теперь ведут войну в Испании всерьез, вооруженные всей современной техникой.
Однако вряд ли генерал Франко рассчитывает провести в Арагоне или в Гвадалахаре астурийские операции, т. е. продвигаться вперед при помощи авиации и танков. В Астурии вовсе не было республиканских самолетов. Теперь отвага республиканских летчиков сможет расстроить планы фашистского командования. Фашисты хорошо помнят ноябрьскую бомбежку Сарагосы. Три дня после нее в городе еще взрывались пороховые склады. Газета «Эральдо де Арагон» не выходила 8 дней после этой бомбежки. 5 декабря был воздушный бой близ Бухаралоса. Город атаковали 90 самолетов противника. Четыре фашистских аппарата были сбиты на республиканской территории, два, получив сильные повреждения, произвели вынужденную посадку на фашистской территории. Республиканцы потеряли всего один истребитель, причем летчик спасся.
Этот бой вряд ли придаст бодрость фашистам накануне их генерального наступления. Противник сосредоточил значительные ударные части, среди них 35000 марокканцев и свыше 80 000 итальянцев. Следует предполагать, что итальянцы будут находиться на второй линии.
Вокруг Мадрида дожди. Все аэродромы размыты. Холод. На горах Гвадалахарского фронта лежит снег. На Арагонском фронте относительно сухая холодная погода. Итальянцы и марокканцы сильно страдают от холода. Откладывать дальше наступление неприятель не может. Нервозность его, замечаемая за последние дни, показывает, что фронт скоро проснется. [232]
За последние недели фашисты четыре раза бомбили или пробовали бомбить Барселону. Они обстреляли с моря Валенсию и Аликанте. Обычный прием фашистов: накануне наступления попытка деморализовать тылы республиканцев. Однако республиканская армия теперь сильнее, чем когда бы то ни было. Бойцы на фронте спокойно ждут удара. Они готовы, если нужно будет, ограничиваться обороной и, если нужно будет, наступать.
Как всегда, тыл чувствительнее и нервнее. В оправдание тыла можно сказать, что в тылу нелегко: налеты авиации, тяжелое продовольственное положение, холод при отсутствии топлива. Так рождаются «булос» – слухи. Впрочем, достаточно будет первого военного успеха, чтобы эти «булос» исчезли.
Фашисты столько медлили потому, что им теперь страшен любой неуспех. Вторая Гвадалахара заставит опомниться даже английских лордов. Второй Гвадалахары, скажем скромнее, второй Харамы не выдержат нервы фалангистов и рекете. Генералу Франко ничего не остается другого, как немедленно победить. Может быть, в этом – залог его поражения.
Барселона, 13 декабря 1937
На Теруэльском фронте
Внизу цветут бледные декабрьские розы, золотятся апельсины. Все сто километров… Как здесь поверить в апельсины? Снег, ледяной ветер. Трудно забраться на крутой холм – ветер сбивает с ног. Скользко. Только что бойцы заняли одну из высот. Они падали, ползли. Картины войны в моем сознании теперь неразрывно связаны с крайностями испанской природы, скажу – с ее фанатизмом. Бои за Брунете под немилосердным солнцем, которое сжигало тела. Тогда глоток воды казался счастьем. И сейчас среди тихих голых обледеневших гор, на ветру смутно мечтаешь о нескольких угольках, около которых можно было бы отогреть закоченевшие ноги.
Год тому назад я видел бои в этих же местах. Тогда под Теруэлем стояли части анархистов. Они были воистину анархичными частями – мексиканскими ковбоями среди снежных буранов и Кропоткиными, обмотанными пулеметными лентами. [233]
Вот идет в бой дивизия, которой командует анархист Виванкос. Бойцы подтянулись. Они поняли, что такое дисциплина. Научились драться. Если в тылу Конфедерация труда еще падка на возвышенные предрассудки прошлого века, то на фронте ее представители поняли язык единства и дисциплины. Германские бомбардировщики, итальянские дивизии оказались хорошими учителями…
«Новенькие» – рекрутская дивизия. Еще утром все спрашивали друг друга: пойдут ли? Они пошли и храбро сражались. Несмотря на сильный пулеметный огонь, они заняли высоту.
Противник не ждал наступления. Неужто генерал Франко так долго уверял англичан в неспособности республиканской армии к наступлению, что сам уверовал в эту неспособность? Между тем республиканцы сегодня показали, что они могут не только обороняться. В моем последнем очерке я писал, что народная армия готова и отразить удар фашистов, и перейти в наступление, если того потребует обстановка. Ту статью я передал с пути к Теруэльскому фронту. Ночью стояла глубокая тишина. Необходимо отметить прекрасную подготовку наступления: быструю переброску частей. Давно ли мы видели военные операции, которые откладывали со дня на день, о которых толковали все кумушки Валенсии и Барселоны? За шесть месяцев выросла новая армия. Генштаб работает. Так что, пожалуй, здесь могли бы многому поучиться генералы весьма почтенных европейских армий.
Задыхаясь, ползли по узким горным дорогам последние грузовики. Вдруг среди тишины рассвета заговорили орудия. Только тогда фашисты узнали о наступлении. Летят 40 легких бомбардировщиков. Рядом со мной бойцы – молодые крестьяне Леванта. Они кричат: «Наши!» Я не могу передать, как они выговаривают это слово. Здесь весь восторг еще недавно безоружного народа, который видит, что он теперь идет на своих вековых врагов не с вилами и не с топорами. Несмотря на низкую облачность, авиация успешно бомбила казармы и вокзал Теруэля. Бесспорно, этим был нанесен противнику значительный ущерб. Но, может быть, само зрелище народной авиации сыграло еще большую роль в событиях сегодняшнего дня: оно подняло дух пехоты.
Наступление на Теруэль, точнее, его окружение, развивается в различных направлениях. Некоторые части [234] сегодня дрались прекрасно, другие похуже. Школа войны – трудная школа. Нелегко научиться писать стихи, нелегко научиться и брать высоты. Лучше всего наступали части, расположенные на правом фланге, – с севера. Они продвинулись на 8-10 километров. В центре республиканцы продвинулись на 3-4 км. Южная группа, взяв несколько высот, находится примерно в 2 км от исходных позиций. Взяты деревни Конкуд и Сан-Блас. В последней захвачены орудия и 83 пленных. Крестьяне Сан-Бласа встретили республиканцев с красным флагом и с радостными криками. Как ни хитер генерал Франко, который хочет завоевать сердца крестьян своими демагогическими законами, якобы направленными на защиту мелких землевладельцев, крестьяне еще хитрее: они не умеют читать, – это бедные отсталые крестьяне одной из самых нищих провинций Испании, – но они, не читая, видят, где свой и где враг.
С холма четко виден Теруэль. Это, кажется, один из наиболее патетичных пейзажей Испании. Рыжие горы и город с древними постройками, похожий на крепость. Темные свинцовые тучи, раздираемые ветром. Солнце. Яркий свет, глубокие тени. С командного пункта X бригады видно, как фашисты, согнувшись, бегут назад. Вот республиканцы. Пулеметы. Несколько человек упали. Побежали!
Передо мной листовки неприятеля: «Красные вожаки, вас продали Франции и России». Точка. Все. Солдаты вокруг смеются. Зря расходует бумагу генерал Франко. Разве что послать этот листок французским «патриотам» (из тех, кто обзаводится германскими пулеметами). Они-то в своих газетах уверяют, что нет у Франции более сердечного друга, нежели генерал Франко…
Я спрашиваю пленного: «За что вы воюете?» Он тяжело дышит, смотрит на меня смутными, пустыми глазами. Потом говорит: «Не знаю». Другой, это фалангист, он угрюмо повторяет: «За государство синдикатов»116. Демагогия фашистов его разъела, как ржа. Но над его словами не мешало бы призадуматься политическим руководителям народной армии. Мало научить бойца стрелять, надо объяснить ему значение каждого выстрела, каждой мишени. [235] Надо, чтобы даже самый отсталый подпасок Арагона знал, что эта война – его война.
Народная армия не только выросла, она возмужала. Я говорю сейчас не о технике, но о той величине, которая в конечном счете решает исход всякой войны, – о сознании пехотинца. Испанский народ был самым миролюбивым народом Европы. Он не знал войны и не хотел ее знать. Войну ему навязали. Он принял ее вначале как горькую необходимость. Он выполнял военные операции с пылом и с неумением ребенка, который сразу хочет все сделать и остывает при первой неудаче. Теперь того народа нет. Нет больше центурий, сидевших в Толедо вокруг Алькасара. Теперь бойцы поняли, что каждое дело надо делать хорошо, с любовью. Они и на отдыхе теперь говорят о пулеметных очередях и о правильной перебежке. Так в неудачах или полуудачах создается сильная армия. Еще недавно каждая бригада, захватив грузовики, не выпускала их из рук. Вчера это был «удельный период» республиканской армии, патриотизм бригады так и не дорос до патриотизма армии. Не то теперь. Любой командир отдаст свои грузовики другой части. Здесь спайка. Сознание необходимости единства, воля к победе. Бойцы одеты лучше, чем прежде, хотя еще немало бойцов в тапочках – это среди снега. Налажено питание, я днем ел с бойцами рис, мясо.
При иной ситуации мы могли бы сейчас заняться вопросом о судьбе Теруэля. Дважды (в декабре и в апреле) республиканцы пытались взять этот город, острым клином вошедший в их расположение. Сегодня на правом фланге бойцы вплотную подошли к шоссе Теруэль – Сарагоса. Они держат его под пулеметным и ружейным огнем. У противника остается только скверная проселочная дорога, проходящая близ позиций южной группы республиканцев. Однако мне кажется, что сейчас вопрос идет не столько об овладении тем или иным политически значительным центром, сколько о чисто стратегических заданиях. Если бои, которые начались сегодня, потревожат противника, подготовляющего свой удар, можно будет сказать, что этим достигнут крупный успех.
Только что воздушная разведка сообщила, что противник начал подтягивать резервы. Пока замечено 24 грузовика. Это только первая часть, фашисты будут вынуждены подбросить сюда более существенное подкрепление. Генерал Франко знает, что благодаря террору и умело [236] подобранному низшему командному составу его части прекрасно обороняются. Поэтому, собирая где-либо кулак, он держит на остальных участках тонкое прикрытие. Он облюбовал секторы, где ему наиболее выгодно развернуть операцию. Возможно, что вот эти бойцы, которые сегодня мужественно взбирались на скользкие горы, смогут несколько потревожить планы генерала Франко.
Под вечер республиканцы заняли деревню Кампилья, захватив трофеи и пленных. Потом все стихло. Изредка короткий пулеметный огонь.
Ночь. Саперы спешно укрепляют новые позиции. Измученные тяжелым днем, бойцы спят, завернувшись в тонкие одеяла или серые шинели, похожие на плащи. В землянке дым ест глаза: у хвороста греются бойцы.