Царь-дерево
ПРЕДИСЛОВИЕ
Перед Вами, читатель, сборник современных китайских повестей. Они принадлежат китайской литературе последнего десятилетия. Это реалистические, правдивые произведения, свободные от фальши — духовных оков, долгие годы опутывавших китайскую литературу. Эти повести расскажут о сегодняшнем дне великой страны, о повседневной жизни, полной забот и труда, о политике реформ, начавшейся в КНР после 3-го пленума ЦК КПК 11-го созыва (1978), о модернизации страны, цели которой — превратить Китай к концу XX века в высокоразвитое государство. За последнее десятилетие китайская литература вновь возродилась, всколыхнула общественную мысль и радует не только китайских читателей, но и вызывает все возрастающий интерес за пределами КНР.
Читательский интерес к ней во всем мире обусловлен тем, что у китайской литературы есть свой голос и она говорит свое слово. Национальные особенности, своеобразие этой литературы, даже некоторая ее экзотичность не являются препятствием для иностранных читателей, в освоении культурных и человеческих ценностей китайского общества, так как проблемы и темы, рассматриваемые китайскими писателями, близки и актуальны для людей разных стран, а жанры и направленность, а также художественные средства выразительности китайских литературных произведений давно уже признаны равноправными и значимыми в общем русле мировой литературы XX века. И потому, хотя нравы и обычаи, быт и идеология, политические события, показанные в современной китайской литературе, — все несет на себе печать национального своеобразия, лучшие произведения современной китайской литературы, правдиво и реалистически отображающие действительную жизнь, несомненно, будут близки и понятны советскому читателю.
|
|
В последние годы в СССР много внимания уделялось событиям в КНР. Была издана на русском языке обширная литература об этой стране, созданная нашими учеными, писателями, журналистами. Немало переводилось на русский язык и книг иностранных авторов о Китае. Налажена регулярная публикация произведений современной китайской литературы — новые переводы выходят ежегодно. Но лучше всего познакомиться с жизнью великого соседнего народа позволят художественные произведения, созданные самими китайцами о себе — это их собственный голос, доносящийся до нас из Китая, это творение китайского национального самосознания, это выражение чаяний, надежд, идеалов китайской нации в современном сложном обновляющемся мире.
Сегодняшний Китай вовсе не таков, каким мы привыкли представлять его себе. Это динамично развивающаяся страна, в которой парадоксально уживаются бок о бок новое: компьютеры и спутники, радиоэлектроника и кабельное телевидение — и старое: тяжелый крестьянский труд, мотыга и коромысло. Контраст велик: глинобитные крестьянские домишки стоят рядом с современным космодромом, и древний Китай с его нищетой и отсталостью начал наконец отступать перед натиском нового.
Современная китайская литература в наши дни именно потому и представляет для советского читателя особый интерес, что перестройка, начавшаяся у нас в 1985 году, перекликается с китайской экономической реформой. Соответственно произведения китайских писателей о современной действительности страны нельзя понять, если не учитывать новую, сложившуюся в КНР атмосферу, новую для всех творческую обстановку. Изменилась окружающая действительность, изменилась и литературная, и творческая жизнь. Китайские писатели сейчас трудятся в совсем иной культурной и социальной среде. В КНР полагают, что «особенно успешно литература развивается в последнее десятилетие». Именно в таких выражениях высказался профессор У Тайчан на страницах нашей «Литературной газеты» 9 ноября 1988 года. Эту литературу, которую представляет советскому читателю наш сборник повестей, часто именуют «литературой нового периода». Считается, что это новая страница в долгой литературной истории Китая. Дело в том, что в течение длительного периода литературный процесс рассматривался в Китае как один из аспектов классовой борьбы. Но в 1978 году маоцзэдуновский лозунг о «служении литературы рабочим, крестьянам и солдатам, служении пролетарской политике» был заменен другим: «литература служит народу, служит социализму». С этого момента и началось активное развитие и обновление китайской литературы, которая теперь призвана отражать реальную жизнь, удовлетворять разнообразные потребности людей, запечатлевать их мысли и чувства, их душевное состояние и духовные искания. То есть литература перестает быть только орудием в политической и идеологической борьбе.
|
|
За писателями теперь признано право на самовыражение, на выбор совершенно иного субъекта для своих произведений, приветствуется интерес писателя к судьбам простых людей, к их проблемам и заботам. Рождается новая подлинно гуманистическая литература, которую отличает стремление осмыслить исторические судьбы своего народа.
|
|
Возрождение и подъем реалистического метода — вот главное достижение китайской литературы последних лет. «Писателям надоела фальшь в изображении современной действительности и истории, — пишет профессор У Тайчан. — У читателей возникло отвращение к чтению лицемерных, надуманных произведений. Нет необходимости скрывать, что в течение довольно продолжительного периода в политической и общественной жизни нашей страны существовала привычка говорить пустые, фальшивые и громкие слова».
В 1979 г. старейший китайский писатель Ба Цзинь публично провозгласил тезис о том, что литература должна говорить правду. За долгие годы молчания и притеснений даже самоочевидная истина была лишена права на общественное признание. Творческая общественность страны горячо откликнулась на призыв старейшины китайских писателей. «Художественные формы и средства можно менять, творческие стили могут быть различными, — пишет профессор У Тайчан, — но никогда нельзя отказываться от принципа правдивости в литературе. От нее зависит судьба литературы: будет правдивость — появятся и великие произведения».
Понимание китайской общественностью места и роли принципа правдивости в литературном творчестве в 1979 году по своему значению для китайской литературы можно сопоставить лишь с возрождением гласности для советской литературы. Характерным для новой творческой атмосферы в КНР является осознание, что подчинение литературы и искусства политике приносит больше вреда, чем пользы. Чем меньше вмешательства в вопросы, касающиеся конкретных литературных взглядов и произведений, тем лучше. Нельзя также препятствовать литературной критике выполнять свою задачу из-за личных амбиций того или иного автора. Мнение руководящих работников и их литературные вкусы не могут быть подняты на уровень указа или циркуляра, обязательного к исполнению, хотя любой руководящий работник, как и все, имеет полное право высказывать свое мнение. При разрешении вопросов и споров в области науки и искусства в КНР теперь избегают методов административных приказов или политических кампаний.
Сегодня в китайской литературе уходит в прошлое тематическая заданность, исчезли и «запретные зоны» в изображении психологии человека и самой жизни. Стремление философски осмыслить «культурную революцию» и ее пагубные последствия породило «литературу шрамов», а вслед за ней и так называемую «литературу раздумий о прошлом» и «литературу реформ», которая отражает позитивные перемены в китайском обществе, в судьбах китайского народа.
Ежегодно в КНР публикуется примерно десять тысяч рассказов, более тысячи повестей, около сотни романов. Свыше шестисот журналов — всекитайских, городских, провинциальных — предоставляют китайским писателям свои страницы для литературных произведений. Казалось бы, освобождение от административных запретов, появление печатной площади, избавление от мелочной опеки, широкая популяризация зарубежной литературы посредством переводов — все должно облегчать литературное творчество и способствовать ему. Но с переменой социального климата возникли новые факторы. Больше, чем ранее, литература подвержена влиянию перемен в общественной психологии и в требованиях читателей. Экономическая ситуация в стране тоже жестко диктует свои условия. Теперь в КНР любое издательство, любая редакция вынуждены учитывать экономическую сторону издательского дела. Доход, который приносит публикация литературного произведения, стал важнейшей составляющей литературного успеха. К сожалению, в КНР появилась и процветает литература массового спроса, имеющая коммерческий успех. Книги для легкого чтения находят сбыт на книжном рынке. Здесь и приключенческая литература традиционного для Китая типа о событиях из китайской истории и необыкновенных подвигах героев. Здесь и любовные сентиментальные романы из Сянгана и с Тайваня, находящие своих жадных читательниц. Для любителей есть и детективы, в основном переводные, и книги «про шпионов». Изголодавшийся по зарубежной литературе китайский читатель охотно расхватывает переводные произведения со всех языков, всех стран и народов. Издается множество переводов, существует 11 журналов, целиком отданных зарубежной литературе. Быстро и широко популяризуются в китайском переводе произведения современных советских писателей. Динамика китайского литературного процесса последнего десятилетия показывает, что в семидесятых годах самой злободневной и остросоциальной была поэзия. Долгие годы сдерживавшаяся искусственно эмоциональная экзальтация прорвалась, стихи забили фонтаном, казалось, что все пишут стихи. Это была первая бурная реакция национального самосознания на свое раскрепощение.
С 1978 года первенство в общественном внимании завоевала публикация. Она разоблачала пороки недавнего прошлого, протоколировала безумства «культурной революции», стремилась к строгой фактологии. Любой вымысел тогда мог показаться очернительством или злопыхательством.
Еще через год все начали читать короткие рассказы. Популярность их сделалась необыкновенной. Первые китайские литературные премии присуждались именно за рассказы. Литературная слава приходила к новым писательским именам опять же благодаря рассказам. Жанр рассказа подарил всенародное признание Лю Синьу, Ван Мэну, Фэн Цзицаю и другим писателям среднего поколения.
В восьмидесятых годах на смену рассказу вышли на литературную авансцену произведения крупных форм: романы и повести. Пожалуй, именно в жанре повести современная литература КНР имеет наивысшие достижения, так как именно они актуальны, общественно значимы и правдивы. Желание познакомить советского читателя с произведениями ведущего жанра современной китайской литературы определило принцип составления данного сборника. В нем представлены уже известные и переводившиеся на русский язык авторы — Шэнь Жун и Цзян Цзылун, а также незнакомые советскому читателю — А Чэн, Чжэн Ваньлун, Ван Аньи и Ли Цуньбао. Таким образом сборник дает возможность оценить творчество разных поколений китайских писателей, произведения которых признаны лучшими на их родине.
Широка и разнообразна тематика сборника. Здесь повести о недавнем прошлом — годах хаоса, «потерянном двадцатилетии», о периоде «культурной революции». Китайские писатели пишут об этом трагическом для своего народа времени прежде всего затем, чтобы прошлое не повторилось никогда. Кроме того, сегодняшний день Китая невозможно понять, не осознав последствий пережитого для общественного сознания. Обращение к теме прошлого реализуется в предлагаемых повестях совершенно иными художественными средствами: в них уже нет упора на фактографию ужасов и преступлений; писатели показывают самый корень изжитого зла: обессмысливание народного труда. Воспевая созидательный труд, китайские писатели возвращают ему первоначальную ценность, признавая тем самым его животворное влияние на формирование новой духовности, его определяющую роль в содержании жизни. Гимн труду во имя проведения в жизнь новых реформ и экономических преобразований звучит в повестях, впервые представленных на суд советского читателя.
Сборник также покажет читателю социальный срез китайского общества. Герои повестей — это рабочие, крестьяне, деятели культуры, военнослужащие, студенты. Получилось так, что проблемам молодежи отдано авторское предпочтение, но ведь и сам древний Китай ныне молод. Зачастую писатели, так же как и их герои, еще не знают ответа на все насущные вопросы современной жизни, но им всем присуще замечательное, драгоценное качество — социальная активность.
Повесть Шэнь Жун «Деревенская тайна» написана в 1982 году. Это повесть о китайской деревне накануне реформы, когда еще приходится жить обманом: обманывать начальство с его непрерывным потоком нелепых требований к крестьянам. Главный герой повести, Ли Ваньцзюй, находит свою маленькую деревенскую «тайну», позволившую людям выжить в годину бедствий: нельзя обманывать желудок человека, землю и народ. Для односельчан он становится благодетелем, его десятилетнее правление в деревне спасает всех, даже бывших кулаков и помещиков.
Если в повести Шэнь Жун рассказывается о деревне, которую писательница знает не понаслышке (она отбывала в деревне четырехлетнюю ссылку в шестидесятых годах), то другой автор сборника — Цзян Цзылун — ведущий мастер производственной темы в современной китайской литературе, с большим собственным стажем заводской работы. Цзян Цзылун пишет о рабочих, о производстве на основе личного опыта. Он начинал еще в шестидесятых годах, до «культурной революции»: в 1976 году вернулся к литературной деятельности, но неудачно: попал под проработочную критику. Через два года, в 1978 году, его снова раскритиковали; писатель называет этот период своей жизни «неоднократным спусканием шкуры». Только в 1979 году к нему пришло признание, его повесть «Все цвета радуги» была удостоена литературной премии. В ней нет обычного конфликта между новым и старым, между реформатором и догматиком. Повесть показывает глубокий разрыв, возникший между молодыми рабочими и руководством. Героиня повести, девушка Цзе Цзин, начинающий руководитель среднего звена, своими усилиями пытается этот разрыв преодолеть, найти подход к рабочим.
Повесть «Девятнадцать могил в горах» написана писателем Ли Цуньбао, долгое время прослужившим в НОАК, а потом работавшим в г. Цзинани, столице родной ему провинции Шаньдун. Дважды, в 1983 и 1985 годах, произведения Ли Цуньбао оказывались в центре общественного внимания и литературных дискуссий в КНР. События в его повести происходят в 1968 году. Политкомиссар дивизии, из личных карьеристских соображений, приказывает соорудить в недрах горы подземный Зал славы, чтобы поместить туда кресло, в котором когда-то сидел командующий Линь Бяо. С суровой сдержанностью сообщает автор о трагической катастрофе при подземных работах, о бессмысленной гибели людей ради каприза одного человека. Особенно удалось писателю изображение процесса работы огромного пропагандистского аппарата, нацеленного на демагогию и оболванивание солдат и крестьянского населения. Бесполезное растранжиривание народных сил и преступное отношение к человеческим жизням благодаря ровному, бесстрастному внешне тону повествования производят сильное впечатление. Практически все действующие в повести лица в той или иной мере оказываются жертвами царящего в стране произвола, от которого страдают тяжелее всех именно ни в чем не повинные люди, привычно доверяющие изощренной пропагандистской лжи. В повести нет ни одного события, которое бы не показывалось автором с двух сторон: в реальных обстоятельствах и в пропагандистском кривом зеркале. Какое счастье, что ушли в прошлое трагические для китайского народа шестидесятые годы, что труд людской обрел первоначальный, созидательный смысл в Китае.
А Чэн — новое имя для советского читателя, это восходящая звезда китайской современной литературы. Сын известного кинокритика и редактора Чжун Дяньфэя, он с детских лет приобщился к книге. Жизненный опыт А Чэна связан с высылкой в деревню в годы «культурной революции». Молодой писатель представляет в своем творчестве новую, более гуманистическую ступень осмысления трудностей этого периода. Самоуничтожение, бессмысленность подневольного труда, беспощадная жестокость — такова описанная им действительность. Высланные молодые люди не только страдают сами, губят свои лучшие годы, но и несут погибель природе и даже людям тех первозданных мест, куда их забросила неумолимая судьба.
Молодая писательница Ван Аньи, уроженка Нанкина, росла в литературной среде благодаря матери, известной писательнице Жу Чжицзюань. В семидесятом году, как и большинство сверстников, Ван Аньи была направлена в деревню провинции Аньхой, там вскоре поступила в оркестр, а в 1978 году начала работать редактором в одной из шанхайских редакций. Печатается с 1976 года, имеет литературную премию за произведения для детей. Повесть «Заключительные аккорды», помещенная в настоящем сборнике, рассказывает о жизни театрального ансамбля в провинции Аньхой и, несомненно, написана на основе собственного опыта молодой писательницы. Вообще, этот ансамбль был создан специально для исполнения официозных «образцовых спектаклей» в годы «культурной революции». И вот в меняющихся политических условиях ансамбль оказался на грани финансового краха: ставить высокохудожественные пьесы и давать серьезные концерты его участники не умеют — им еще надо учиться настоящему искусству. Ломается жизнь, на ниточке висит судьба ансамбля, уходит на пенсию уставший от ответственности прежний его руководитель, новая жизнь стучится в дверь с иными возможностями, к которым люди, увы, пока еще не готовы…
Автор повести «Он и она» (1981) Чжэн Ваньлун происходит из северной провинции Хэйлунцзян, но уже давно живет в Пекине и работает в городском издательстве «Бэйцзин». Он создал два романа и ряд повестей, но на русский язык его произведение переводится впервые. Это романтическая история из жизни пекинской молодежи. У них у всех есть трагический жизненный опыт, их высылали в отдаленные уголки и в глухие окраины на перевоспитание, они были хунвэйбинами, это не прошло бесследно. «Надо забыть эту боль и сумасшествие», — говорит Ли Хуэй, героиня повести.
Молодежь должна вернуться к жизни, излечиться от душевных травм, на ее плечи возложена ответственность за будущее Китая. Это будущее неразрывно связано с идеалами социализма.
Современная китайская литература стремится к достоверному изображению сегодняшней действительности, трудовых будней и свершений китайского народа в деле обновления духовной атмосферы в стране.
Новая творческая молодежь сейчас выходит на авансцену китайской литературной жизни. Ей предстоит создать произведения, достойные великого китайского народа и его многовековой культуры, и эта работа в КНР уже началась.
А. Желоховцев
Шэнь Жун
ДЕРЕВЕНСКАЯ ТАЙНА
Перевод В. Семанова
Анонимное письмо
В УЕЗДНЫЙ КОМИТЕТ ПАРТИИ
Уважаемые товарищи!
Сейчас положение в стране хорошее и день ото дня становится еще лучше. Цзян Цин — этого Духа белых костей [1] — и троих ее преданных собак, которых так ненавидел народ, схватили; все радуются этому и полны трудового энтузиазма. Люди славят мудрость Центрального комитета, выдающиеся победы революционного курса председателя Мао. Раньше крестьяне не решались говорить правду, боялись стать жертвой диктатуры. Ополченцы из народной коммуны чуть что стегали людей ремнями, а то и забирали вместе с семьями, поэтому никто и пикнуть не смел. А сейчас в уком пришел новый секретарь Фэн, вот у меня и прибавилось храбрости. Мы как будто снова освободились и хотим помочь нашему руководству работать. В народе говорят: хоть ухо у человека и небольшое, а почесать его можно всласть. Для того и пишу это письмо, а вы уж меня покритикуйте, если что не так.
Дел у меня хватает, но я все-таки пишу, чтоб вы знали, что секретарь партбюро деревни Наследниково Ли Ваньцзюй — человек, что называется, с тремя ножами за пазухой: нечестный, неискренний, не уважающий начальство. Он нахально обманывает народную коммуну, уком, широкие массы уезда и Центральный комитет нашей партии. Положение очень серьезное! В прошлом месяце, когда уком созвал собрание всех кадровых работников, Наследниково было объявлено передовым образцом критики «банды четырех», стремительно идущим к социализму. Им даже красное знамя вручили. Ли Ваньцзюй и сам выступал на этом собрании, делился с другими деревнями своим драгоценным опытом. Было такое или нет? И прилично ли самому себе морду золотить? Это же прямой обман народа, терпеть его никто не будет!
Может, другие и не знают, кто такой Ли Ваньцзюй, а я очень хорошо знаю. Меня ему не надуть. Он невысокого роста, с выпяченной мордочкой, точно у обезьяны, маленькими глазками и жиденькими усиками. Образования у него классов пять или шесть, не больше, однако умен и на язык остер. Дела он обтяпывать умеет, но, как говорится, брови у него высоко, а глаза низко. К людям он все время подходит с улыбочкой, в деревне у него сплошные друзья-приятели. Если спросите деревенских о нем, они все начнут его расхваливать, и взрослые и дети. Словом, он очень ловок, изобретателен, мастер на всякие выдумки. К каждому у него свой подход, и какой бы ветер ни подул, какая бы буря ни грянула, хоть землетрясение, — он всегда вывернется. На восемь деревень, на десять ли [2] вокруг все знают этого неваляшку, который вечно умеет числиться красным. Спору нет, он тип выдающийся!
Секретарь Фэн не раз приезжал к нам в уезд делиться опытом, так что его мы тоже хорошо знаем. Это началось еще при хунвэйбинах, тогда он призывал нас «поддерживать этих маленьких генералов революции», но кто в то время мог пойти против хунвэйбинов? Они врывались в деревни, как чертенята самого сатаны, и все загаживали своими революциями. В нашей деревне они за один вечер забили до смерти троих! А Ли Ваньцзюй со своей хитростью умел подлаживаться к ним. Однажды он велел поставить на околице два больших котла, в одном приготовил чаю, в другом наварил белых пампушек на пару, да еще заставил школьников размахивать красными и зелеными флажками. Хунвэйбины даже прослезились от такой встречи. Сытно накормив «гостей», он уложил их спать на теплые каны [3], а хунвэйбины ведь еще почти дети, вот они и размякли. В результате и следующие их группы с одной околицы входили, с другой выходили, да так чинно, что и хворостинки не трогали. Помещикам и кулакам тоже повезло. В других деревнях их просто убивали и даже хоронить не разрешали, а в Наследникове они до сих пор здоровехоньки. Неудивительно, что и классовые враги поддерживают Ли Ваньцзюя. Но разве это правильный курс?
Ну ладно, не буду больше поминать об этом, ведь мы должны смотреть вперед, не так ли? Скажу только, что было совсем недавно, когда критиковали нашего дорогого заместителя председателя Дэна [4]. Уж тут в Наследникове проявили активность! Перед свинарником у них стоят два огромных стенда с дом высотой, вот они и начали там малевать! Когда критиковали Линь Бяо и Конфуция, их нарисовали верхом на ослах, а теперь давай малевать кошек: [5] черных, белых, пестрых, да так похожих на настоящих, что чуть не мяукают! Когда же была разгромлена «банда четырех», они сразу стали критиковать банду: кошек замазали и намалевали Царя обезьян, сражающегося с Духом белых костей. Ничего не скажешь, быстро перевертываются!
Я слышал, что и новый секретарь вашего укома Фэн их похваливает: выступал на собрании и рассказывал, как в Наследникове революцию сочетают с ускорением производства. Верно, сочетают, но я не могу взять в толк — почему? Критиковали Линь Бяо и Конфуция — сочетали, критиковали Дэн Сяопина — сочетали, теперь критикуют «банду четырех» — тоже сочетают. В нашем уезде больше двадцати народных коммун, несколько сотен объединенных бригад, все они занимались разной критикой, и каждый раз работать было некогда. А вот наследниковцам повезло, у них неизвестно откуда время берется! Я человек простой и думаю, секретарь Фэн простит мне прямое слово: он попался на удочку Ли Ваньцзюя. В их деревне таких удочек много, только о них посторонним не рассказывают. Секретарь Фэн еще не понимает обстановки, он едва на должность заступил, но у Ли Ваньцзюя есть покровители и среди других работников укома. Без них он не мог бы набрать такую силу! Это, конечно, тайна, и я надеюсь, что вы ее сохраните, никому не выдадите.
Напоследок, уважаемые товарищи, скажу вам вот что. Я человек не очень сознательный, малокультурный. Все чернила, которые в меня въелись в детстве, давно уже с соленым потом в землю ушли. Правильно я пишу или нет — не знаю. Как говорится, если имеешь ошибки, исправь их, а если нет — стань еще лучше! Не буду вас обманывать, я человек робкий. Хоть уком сейчас и открыт для всех и у дверей уже нет постового, я все-таки не решаюсь к вам зайти. Не умею я к начальству ходить, не по мне это. Но дело мое касается всего нашего уезда. Я тут и днями, и ночами думал, что ЦК партии призывает нас выступать против вранья, громких слов, пустой болтовни. Как же после этого я, крестьянин, мог не рассказать о Ли Ваньцзюе? Прошу только о том, чтобы вы послали в Наследниково надежного человека и при ярком свете дня выяснили: красная все-таки эта деревня или черная? Если красная, то я буду рад, а если черная, то надо что-то делать с ней.
Из-за робости своей подписываться не решаюсь. И не потому, что боюсь милиции, а потому, что не хочу обидеть Ли Ваньцзюя. У меня к нему никакой вражды нет, он моих детей в колодец не бросал, и я не хочу с ним ссориться. Но сегодня я все-таки зашел в сельпо и продал два яйца, чтобы купить бумагу с конвертом, хотя у меня дома даже соли нет. Честно говоря, я хочу только справедливости и никакой корысти не имею.
Желаю вам всем здоровья и скорейшего осуществления четырех модернизаций! [6]
С уважением!
Коммунар
2 августа 1978 г.
Резолюция первого секретаря
Секретарь укома Фэн Чжэньминь дважды прочел это анонимное письмо, зажег сигарету и, откинувшись в кресле, глубоко затянулся. В клубах дыма его смуглое, почти квадратное лицо с насупленными черными бровями казалось холодным; уже давно не бритая щетина еще больше подчеркивала его возраст и усталость.
С тех пор как он стал секретарем парткома уезда Цинмин, не прошло и полугода. В тот день, когда его посадили сюда, шел весенний дождь, так необходимый для урожая. Старый партийный работник, Фэн прекрасно знал, что в деревне самое главное — не упускать сроков. Из тысячи важных дел наиболее важное — вовремя посеять, поэтому он с головой погрузился в организацию пахоты, потом сева и, только закончив все это, вернулся в уездный центр.
Руководство сельским хозяйством было для него не в новинку. Сызмала он имел дело с землей, после революции 1949 года долго работал на селе, так что и пахота, и сев, и прополка, и сбор урожая, и зимняя подготовка к очередной страде были ему хорошо знакомы. Затрудняло его другое, то, что в результате «культурной революции» все звенья уезда — от укома до народных коммун и объединенных бригад — оказались расшатаны. Толки о людях шли самые разные, и невозможно было понять, кто прав, кто виноват. А как руководить уездом, если даже собственных подчиненных как следует не знаешь?
Во время «культурной революции» цинминский уком был объявлен «грязной лавочкой черного провинциального комитета» и разгромлен. Секретаря укома незаслуженно окрестили изменником и сгноили в тюрьме, второго секретаря обвинили в «бешеном наступлении на социализм» и реабилитировали только после свержения «банды четырех». Когда в шестьдесят восьмом году вместо партийных комитетов создали ревкомы и приказали им крепить связь с революционными кадрами, во всем уезде не смогли найти ни одного незапятнанного революционера. В конце концов пришлось вытащить из-под кровати бывшего члена укома, заведующего канцелярией Ци Юэчжая, поручив ему руководство революционной смычкой. Постепенно он стал вторым секретарем укома.
Много лет проведя на канцелярской работе, Ци Юэчжай хорошо разбирался в делах и достаточно умело организовал приход Фэн Чжэньминя на должность и его рейд по деревням. Пока он оказался ближе всех к Фэну, но, даже проведя рядом с ним несколько месяцев, Фэн Чжэньминь так его как следует и не понял.
Длинный, белолицый, морщинистый Ци Юэчжай, по словам одних, был человеком знающим, а по словам других — никчемным. Первые имели в виду, что он целых два года изучал в вузе экономику сельского хозяйства, а среди уездных секретарей такое встречалось не чаще, чем перо феникса или рог единорога! Те же, кто считал его никчемным, утверждали, что он труслив, пассивен и никогда не принял самостоятельного решения.
О том, какую роль играл Ци Юэчжай во время «красной диктатуры» хунвэйбинов, тоже существовали разные версии. Одна из них сводилась к тому, что он не играл ни хорошей, ни плохой роли, а просто делал вид, будто действует, следовал руководящим лозунгам и зубрил отрывки из цитатника. Но другая версия состояла в том, что Ци Юэчжай только притворялся тихоньким: он тогда был за кулисами всех событий в уезде, потому что первыми секретарями оказались сначала военный, а потом цзаофань[7]. Военный совершенно не знал местных условий и не имел никакой фактической власти, а цзаофань был на редкость туп и умел только вести высокопарные речи да призывать массы на борьбу. Реальная власть сосредоточилась в руках Ци Юэчжая.
Фэн Чжэньминь запутался во всех этих версиях, но, общаясь со своим заместителем, пришел к выводу, что тот действительно не прост. Несколько раз попытавшись поговорить с Ци Юэчжаем по душам, он убедился, что это очень трудно. Беседа шла как будто сквозь стену, и Ци то уклонялся от разговора, то говорил неискренне.
Первый секретарь поднялся с кресла, и его взгляд снова упал на письмо, лежавшее на столе. «Там говорится о покровителях Ли Ваньцзюя… Может быть, среди них и Ци Юэчжай? Автор явно имел в виду каких-то конкретных людей…»
В прошлом месяце, когда готовилось собрание всех кадровых работников, именно Ци Юэчжай рекомендовал своему начальнику сделать Наследниково образцом передового опыта по критике «банды четырех». Но выступил на собрании Ли Ваньцзюй по инициативе самого Фэн Чжэньминя. В письме говорится, что первый секретарь попался на удочку Ли. На какую же все-таки удочку? И в чем?
Вообще-то Фэн Чжэньминь был очень опытным партийным работником и хорошо разбирался в кадрах. Он даже поседел, высох и сгорбился на этой работе, хотя ему было всего пятьдесят пять лет. Перед тем собранием партийного актива он зашел на одно более узкое заседание и услышал Ли Ваньцзюя, который как раз в это время выступал. Содержание речи ничуть не тронуло первого секретаря, потому что Ли Ваньцзюй произносил обкатанные политические формулировки о необходимости единства, каких за многие годы и в городе, и в деревне было наговорено целые телеги. В действительности же они напоминали надувную подушку, в которой нет ничего, кроме воздуха.
Но одно Фэн Чжэньминю понравилось: смелость тона Ли Ваньцзюя, его уверенность, оптимизм. Он не был похож ни на тех кадровых работников, которые полны ярости и брюзжат, ни на тех, кто, высоко задрав голову, изрекают всякие печальные истины. В период преодоления многолетних бедствий и возрождения сельской экономики необходимы именно такие оптимисты, как Ли Ваньцзюй!
Фэн Чжэньминь рекомендовал его для выступления на партийном активе, надеясь, что этот улыбчивый человек вдохнет в души людей хоть немного весеннего ветра. Но он почему-то не оправдал его надежд. На узком заседании Ли Ваньцзюй выступал живо, красочно, «с ветками и листьями», а на большом партийном активе его речь поскучнела, засохла, от нее остались одни голые ветки. И говорил он совсем не то, чего хотел Фэн Чжэньминь, — одни прописные истины о необходимости глубокого разоблачения и решительной критики.
Если бы дело было только в том, что он не умеет выступать на собраниях, это еще полбеды. Действительно, есть такие кадровые работники, которые в обычной обстановке говорят прекрасно, а едва окажутся перед микрофоном, как тут же теряют дар речи. Но Ли Ваньцзюй не был похож на людей, панически боящихся аудитории. В анонимном письме говорилось, что он постоянно выступает с речами и умеет всегда числиться красным. Неужели этот ловкий оратор в самом деле обманул его, Фэн Чжэньминя? Секретарь закусил губу и невольно вздохнул: как трудно работать на новом месте! Особенно если прибываешь туда один-одинешенек, обстановки не знаешь, бродишь как в тумане… Ладно, пойдем вдоль плети, тогда и до тыквы доберемся! Он взял свою шариковую ручку и написал в углу анонимного письма:
Товарищу Ци Юэчжаю. Прошу прочесть это письмо и подумать над ним. По-моему, надо послать человека для проверки.
Фэн Чжэньминь
15 августа 1978 г.