Дельгадо и его сотрудники показали, что электрическое стимулирование некоторых областей мозга, может действовать как сильное наказание.
– Отсюда следует, – поясняет Дельгадо, – что в мозге есть такие места, которые соответствуют негативным эмоциональным состояниям, мозговому восприятию боли. А если это так, то мы можем понять механизмы страдания и блокировать их в самом источнике.
Вскоре после этого эксперимента молодой канадец Джеймс Олдс спросил себя: если в мозге есть «болевые центры», то нет ли в нем также и областей, предназначенных для восприятия наслаждения? Олдс ввел электроды в мозг целой группы крыс и нашел «центр наслаждения». Крысы предпочитали стимуляцию этого центра чему угодно, включая еду, питье и секс. Даже будучи голодными, они бежали к аппарату для электрического стимулирования быстрее, чем к еде. Потом они научились стимулировать себя сами путем нажатия рычага и, чтобы добраться до этого волшебного рычага, они готовы были преодолевать препятствия, выбираться из лабиринтов и даже перебираться через сеть проводов под электрическим током. Иной раз очень голодные крысы, игнорируя лежавшую рядом еду, стимулировали себя 5000 раз в час, продолжая это делать с маниакальным упорством и на протяжении более одногадня, пока не валились в обмороке на пол.
– У людей также, – говорит Дельгадо, – в ходе диагностических процедур можно вызвать состояние возбуждения и удовольствия. Мы убедились в этом на наших опытах. У нас была одна пациентка, довольно сдержанная 30‑летняя женщина, страдавшая психомоторной эпилепсией; мы ввели ей электроды в правую височную долю мозга. И вот под воздействием ЭСМ в одну точку она вдруг стала изъясняться в своих нежных чувствах к терапевту, хотя видела его впервые. Она схватила его руки и начала целовать рх. А как только стимулирование было прекращено, она опять стала такой же уравновешенной и холодной, как всегда.
Д‑р К. Сем‑Якобсон из Норвегии провел исследование над группой пациентов, страдавших шизофренией и паркинсонизмом: ЭСМ этих больных в различные точки имело результатом создание целой гаммы настроений – от «приятного ощущения» или «легкой эйфории» до таких состояний, когда больные испытывали «эйфорию сверх нормальной» и громко хохотали.
– Наслаждение – не в коже, которую ласкают, и не в полном желудке, – замечает Дельгадо. – Оно лежит где‑то под сводами нашего черепа. То же самое относится и к тревоге, страху, агрессивному чувству.
В начале шестидесятых годов Дельгадо начал изучать проблемы агрессии и ее торможения – на опытах с целой колонией обезьян.
Обезьяны образуют иерархические общества. Оказалось, что, если ярость и агрессию пробудить в обезьяне, находящейся внизу социальной лестницы, никакой угрозы нападения на других обезьян с ее стороны не будет. Если, однако, то же животное поместить в другую колонию, где оно займет высшее положение, оно станет угрожать или нападать на животных ниже его. Когда стимулированию подвергали обезьяну – «хозяина колонии», его атаки тоже носили строго выборочный характер, определявшийся социальной обстановкой: он нападал на самцов ниже себя по положению, но никогда не обижал свою любимицу самку. Таким образом, если ЭСМ и может вызвать агрессивные акты в миролюбивых обезьяньих обществах, эти агрессивные чувства всегда выражаются «социально обдуманным» способом. В ходе одного опыта обезьяну‑самку по кличке Эльза научили нажимать рычаг, который включал радиостимулятор, тормозивший агрессивность властного, задиристого «босса» колонии.
– Старая мечта о том, чтобы кто‑то один мог только одним внушением пересиливать диктатора, сбылась, – смеется Дельгадо. – По крайней мере, в обезьяньих колониях.
Через два года Дельгадо произвел сенсацию в газетах, когда он принял участие в «бое быков» в Испании. Выскочив на арену, этот матадор оказался один на один со смелым быком. Дельгадо взмахнул широкополой красной шляпой. Бык пригнул голову вниз и, взметая пыль, бросился на Дельгадо. Но прежде чем животное приблизилось к нему на несколько шагов, Дельгадо нажал кнопку маленького радиопередатчика, который он сжимал в своей ладони, и бык остановился как вкопанный. Профессор нажал другую кнопку – бык повернулся, отошел назад и стал смиренно чесаться о высокую деревянную изгородь. Разумеется, животному незадолго до этого в мозг были введены электроды. Стимулирование по радио активизировало тормозящие центры глубоко в мозге быка, и его атака «захлебнулась».
Столь волнующая демонстрация силы, заключающейся в ЭСМ, вызвала волну спекуляций насчет открывшихся возможностей дистанционного контроля над поведением живых существ.
Дельгадо установил двустороннюю несенсорную связь между мозгом и электронно‑вычислительной машиной. Опыт заключается в том, что он ввел в мозг молодого шимпанзе по имени Пэдди 100 электродов, и что бы Пэдди ни делал – ходил, ел, сидел, играл, – его мозговые волны, все его реакции круглые сутки регистрировались: стоявшая поблизости ЭВМ была запрограммирована на принятие радиосигналов, исходящих в результате электромагнитной деятельности мозга шимпанзе, и на реакцию против так называемых «вспышек» в некоторых волнах, связанных с агрессивностью и раздражением. Вычислительной машине было задано в ответ на каждую такую вспышку посылать радиостимул в эмоционально‑негативный район мозга – это походило на то, как ребенка бьют по руке всякий раз, когда он трогает запрещенный предмет. Через два часа количество таких вспышек сократилось наполовину. А через несколько дней вспышки вообще прекратились. Одна часть мозга как бы «поговорила» с другой и заставила изменить ее деятельность. Изменилось и доведение Пэдди. Он стал менее агрессивным, убавился его аппетит, он лениво сидел рядом с посетителями или с другими шимпанзе.
– В данном случае мы сумели заставить одну область мозга сообщаться с другой, – говорит Дельгадо. – Скоро с помощью ЭВМ мы сможем устанавливать прямой контакт между двумя разными мозгами – без участия чувств. Таким образом, нежелательные формы мозговой деятельности – например, такие ее формы, которые взаимосвязаны с агрессивностью и антисоциальным поведением, – могут обнаруживаться электронно‑вычислительной машиной до того, как они достигнут сознания, что даст возможность сразу же приступить к умиротворению данного субъекта.
– Другая наша гипотеза, – продолжает он, – состоит в том, что начало приступов эпилепсии можно будет также обнаруживать и предупреждать припадки.
Дельгадо предвидит, что наступит время («не в очень отдаленном будущем»), когда регуляторы деятельности мозга, действующие точно так же, как нынешние регуляторы деятельности сердца, смогут излечивать такие болезни, как паркинсонизм, мании тревоги и страха, навязчивые идеи, буйство и т. п., путем стимулирования мозга.
Все это будет совершаться независимо от воли и сознания больного. Так, человек, идущий по улице, если у него под кожей находится небольшой стимулятор, может избежать эпилептического припадка путем взаимодействия этого стимулятора с ЭВМ, которая может находиться в нескольких километрах от него, и даже об этом не узнать. Или же человек может носить на своем теле миниатюрный стимулятор, и некоторые разновидности безудержного буйного поведения могут излечиваться по тщательно составленной программе стимулирования тормозящих мозговых центров. В результате, по словам Дельгадо, через какой‑то период времени произойдет смягчение агрессивных реакций.
Каков же выбор? Не выбор ли это между дальнейшим раскручиванием спирали насилия и непрерывных вспышек агрессии и войны, с одной стороны, с другой, – с превращением человечества в расу «заводных электрических игрушек», каждый антисоциальный Импульс которых будет сразу же подавляться ЭСМ, прежде чем он успеет реализоваться в форме соответствующего поведения? В своей интригующей, впечатляющей книге «Физический контроль над мозгом» Дельгадо пишет:
«В возможности уничтожения научными средствами индивидуальности в человеке или, хуже того, установления над ним целенаправленного контроля некоторые усматривают угрозу еще более страшную, чем катастрофа ядерной войны. Перспектива установления в какой бы то ни было степени физического контроля над человеческим мозгом вызывает целый ряд возражений: это и богословское возражение, основывающееся на том, что человек лишится тогда свободной воли, и моральные возражения, поскольку исчезла бы индивидуальная ответственность, и этические возражения, поскольку у человека не стало бы механизмов самозащиты, и философские возражения, поскольку человек лишился бы своего «я».
Однако, продолжает Дельгадо, «контролировать надо не само сознание, а его неподобающее использование. О ноже нельзя сказать, что он хорош или плох, – ведь его могут использовать и хирург, и убийца: «Психоанализ, медикаменты, инсулин или электрошок – все это предназначено для оказания воздействия на аморальную личность пациента, чтобы изменить его нежелательные психические характеристики».
В настоящее время ЭСМ представляет собой еще довольно примитивную технику, заключающуюся в передаче мозгу однообразной цепочки электрических импульсов, не содержащих в себе никакого «послания».
– Кроме того, что уже есть в мозге, ничего другого ЭСМ внести в него не может, – говорит Дельгадо.
– Его нельзя использовать в качестве учебного инструмента (для внесения знаний). Его, конечно, нельзя использовать для привнесения идей или для того, чтобы заставлять людей действовать, как роботы, – скажем, приказать человеку спуститься к почтовому ящику и принести почту. Однако стимулирование мозга дает нам в руки экспериментальный метод изучения нейрофизиологических основ поведения. Истинная свобода придет к нам, когда мы поймем, как работает мозг, тогда мы способны будем контролировать и нашу деятельность.
Естественно, что идея о возможности поворачивать мыслительный процесс в ту или другую сторону, физически контролировать человеческий мозг вызывает сомнения и подозрения. Как сказал один психоаналитик, «опасность злоупотребления этим огромна».
– Я полагаю, – замечает Дельгадо, который знает о кривотолках, неизбежно вызываемых его исследованиями, – что первобытному человеку идея о возможности повернуть течение реки вспять тоже показалась бы безбожной.
Не все мысли X. Дельгадо мне нравятся. Да и во всем мире сейчас ученые обеспокоены теми открытиями науки, которые могут полностью или частично изменить природу ныне существующих людей.
Не секрет, что во многих странах ведутся скрытые работы по созданию человеко‑машин. Так уже сегодня удается собрать человека искусственно – например, взять голову одного человека, тело другого, а, кроме того, изготовить и установить искусственное сердце, легкие, почки, печень, в общем, что угодно. Получается биоробот с любыми заданными техническими параметрами. Но самое интересное, что этими «людьми» можно полностью управлять и на любом расстоянии.
Рассекречены и эксперименты по созданию двойников, то есть размножению любого человека любым тиражом. Эксперименты вышли из под контроля мирового научного сообщества и уже можно по одной клетке получить любое живое существо.
Когда‑то Л. Толстой утверждал, что жизнь на Земле улучшится, если образовать и развить саму природу человека. Но Ленин считал, что причина всех наших бед и несовершенств, не внутри человека, а в несовершенстве социальной системы. Поэтому на Востоке люди стремятся к духовной самореализации, а на Западе – к демократии и правам человека.
Современные ученые, в своем подавляющем большинстве, считают что надо сохранить природу существующих людей такой, какой она есть и не трогать ее. Приняты, ряд международных Постановлений на эту тему, а все эксперименты по изменению природы человека поставлены вне закона. Вне закона поставлены и исследования по созданию так называемого «психотронного оружия», т. е. исследования по созданию приборов и аппаратов по искусственному управлению психикой и поведением людей, как на малых, так и на больших расстояниях.
А вот как комментирует достижения X. Дельгадо наш известный нейрофизиолог Н. Бехтерева:
«Научно‑технический прогресс представляет собой одну из тех реальностей, которая приобрела огромное влияние на условия существования человека и судьбы человечества в наши дни.
Благо прогресса очевидно, однако история знает немало примеров того, когда непосредственные последствия научно‑технических достижений оказывали на человека прямой или косвенный эффект. Конечно, ни одна из опасностей прогресса науки не содержится в самом знании, не является неотъемлемым атрибутом этого прогресса. Опасность – всегда результат неумелого или недоброжелательною использования знаний и возможностей, созданных наукой и техникой. С этих позиций и должны всегда рассматриваться любые потенциальные или реализуемые результаты научно‑технической революции XX века. С этих же позиций должны анализироваться результаты и перспективы изучения мозга человека.
Предпосылками к пониманию механизмов живого мозга человека были клинические применения все более совершенных фармакологических средств, и особенно метода вживленных электродов.
Метод вживленных электродов проник в клинику в конце 40‑х годов и нашел свое место, прочно его завоевал в 60‑х годах. Предысторией его клинического использования было почти столетнее применение вживленных электродов в эксперименте на животных. Этот метод применяется сейчас для диагностики и лечения больных эпилепсией, паркинсонизмом, некоторыми психическими и другими заболеваниями в различных странах мира, в ряде научных учреждений нашей страны. Данные, полученные с помощью метода вживленных электродов у человека, буквально в секунды расшифровали то, что долгое время оставалось не более чем интересным набором фактов, а эксперимент, создав предпосылки для клиники, в свою очередь сам получил новые цели и стимулы.
Исследования Хосе Дельгадо являются важнейшим вкладом в понимание многих механизмов работы мозга, в том числе и мозга человека. Они являются данными того рода, на которых может базироваться научно обоснованное расширение лечения, прежде всего различного рода эмоционально‑психических расстройств. В этом очень нуждаются особенно те больные, фармакологическое лечение которых неэффективно или оказывается достижимым при очень больших дозах препарата, дающих нередко тяжелый и трудноустранимый побочный эффект.
Есть ли, однако, уже сейчас достаточные научные основания для воздействия на эмоциональную сферу человека?
Есть и, пожалуй, с этой точки зрения то, что говорит в беседе с журналистам профессор Дедьгадо, скорее преуменьшение, чем преувеличение возможностей. Ели Дельгадо говорит, что в мозге предположительно существуют основные механизмы, которые отвечают за эмоцию, и что мы стоим на пороге к их познанию, то многолетние исследования структурно‑функциональной и нейрофизиологической организации мозгового контроля эмоций, выполненные в Институте экспериментальной медицины АМН СССР (В. М. Смирновым), позволили уже построить карты мозговой организации эмоций. Они показали, с какого рода физиологическими перестройками в мозге связано развитие самых разных эмоциональных реакций и состояний. На основе этих данных возможно при необходимости вызывать различные эмоциональные состояния и реакции или наоборот, их подавлять.
Современный уровень знания о мозговой организации эмоций и использование метод а вживленных электродов позволяют очень точно выключать определенные эмоциональные зоны в мозге, стимулировать их, сочетать включение одних эмоциогенных зон со стимулированием других и направленно формировать развитие желаемых эмоциональных перестроек. Открывается возможность прямых наблюдений различных физиологических состояний мозга при осуществлении больным текущей и заданной врачом деятельности в обычных условиях и на фоне применения фармакологических препаратов. Эти наблюдения позволяют уточнять роль различных участков мозга в контроле различных функций. Специалисты, работающие в этой области, действительно могут говорить о «любви и ненависти» как бы «изнутри» работающего мозга, могут сказать, как ведут себя нервные клетки, когда человек решает задачу, разговаривает с врачом, печалится или радуется, спит или бодрствует. Но они, конечно, не могут понять «изнутри» работающего мозга такого социального явления, как война или как угроза войны. Здесь я совсем не согласна с Дельгадо и решительно не согласна с теми, кто переносит результаты его опытов на социальную жизнь человека. Например, исследования взаимодействия членов колонии обезьян очень интересны для биологического аспекта психологии, но они не решат никогда чисто человеческих проблем человеческого общества, да и вряд ли на это претендуют. Жизнь человечества, прежде всего, определяется законами общественного развития!
Дельгадо пишет о перспективах достижения эмоциональной перестройки человека при непосредственном воздействии на мозг. Но сейчас становится реальной не только эта, но и как бы «высшая» задача – задача воздействия на психические процессы человека. Раскрытое физиологического кода психических процессов может сделать их управляемыми, по крайней мере, в том же объеме, в каком в настоящее время принципиально управляемы эмоциональные реакции. Как только будет расшифрован физиологический код психического, а в мозг можно будет «внести извне» не только сигнал, запускающий или останавливающий уже существующие там реакции, но и погасить «идею», терзающую больной мозг, не просто слепым перерывом путей в мозге. Дельгадо же, по существу, останавливается «на уровне» эмоционального контроля.
Ключ к решению проблемы контроля психических явлений – в теснейшем взаимодействии электрофизических, нейрофармакологических и биохимических исследований, проводимых у нас и в различных лабораториях мира. Такой всесторонний подход к проблеме обещает сделать воздействия на мозг до конца управляемыми и контролирующими. Стоит ли, однако, стремиться к расшифровке физиологического кода? Не приведет ли решение этой задачи к такому положению, когда ученые «выпустят джинна из бутылки», которого затем не удастся «упрятать обратно»?
Безусловно, стоит стремиться, как стоит стремиться к прогрессу во всех областях знания. Прогресс в изучении мозговой организации эмоционально‑психической деятельности позволит вернуть к радостям человеческой жизни тех психически больных, уделом которых и сейчас еще является существование за оградами психиатрических больниц. И хотя лечение с помощью вживленных электродов все же связано с операцией, оно куда более щадящее, чем многие другие нейрохирургические приемы.
Дельгадо заставил подчиняться своей «воле» быка на арене. Он мечтает о том, чтобы подчинить своей «воле» эпилептические приступы больных. Действительно, надо сказать, что принципиально такое лечение не только возможно, но и проводится. И все же Дельгадо не только обнадежил врачей, не только обрадовал больных, но и порядочно напугал своих сограждан. Почему?
Может быть потому, что пример с быком уж слишком впечатляет? А может быть, потому, что соотечественники Дельгадо, которым хорошо знакомо управление их микрожеланиями посредством научно разработанной и эффективно «бьющей по нервам» рекламы, опасаются более серьезного насилия над волей?
Как же можно ответить на вопрос, поставленный Дельгадо: «Какого рода мозг мы хотим сконструировать?» Если бы на этот вопрос пришлось отвечать нам, то мы, врачи и исследователи мозга, могли бы сказать, что хотим обеспечить условия для того, чтобы при самых различных заболеваниях мозга можно было максимально бережно «конструировать» нормальный или наиболее приближенный к нормальному мозг. Мы всемерно стремимся к, углубленному познанию механизмов мозга человека для того, чтобы подчинить себе труднейшую область патологии – болезни мозга – и уметь развернуть наилучшим образом возможности здорового мозга. Короче: как можно больше глубоких знаний о мозге в интересах этого мозга, в интересах больного и здорового человека. Воздействовать на мозговые функции для создания «более счастливого, менее агрессивного, более сбалансированного человека» можно и нужно воспитанием, созданием социальных условий для развертывания всех его возможностей. Знание механизмов мозга очень важно для этих целей. Если человек здоров, надо ли дать ему «счастье через электроды»? Нет, не надо. И мне не надо! И Дельгадо наверняка не надо! И его дочери Линде не надо, не надо и моему сыну Святославу! Я потому «перехожу на личности», что так проблема теряет абстрактность, переходит из сферы счастья абстрактного человека в сферу конкретного…
Но хотя я не думаю, что Дельгадо понимает «конструктирование мозга» так уж буквально, все же остается еще один вопрос: не может, ли власть, основанная на таком знании, оказаться опасной?
Знание само по себе не может, власть – может. Представим себе, что, как в страшном научно‑фантастическом романе, людям вживляют электроды, передают им телеметрические команды «старт» и «стоп», ввергают их в уныние или заставляют переживать несуществующие радости, «запрещают» думать о чем‑то, «заставляют» думать о другом… Это, конечно, ужасно. Но ведь эмоциональную свободу можно отнять и другими способами. Например, насильно вводить «транквилизаторы» – специальные фармакологические средства или действовать еще более «простыми» путями. К сожалению, человечество с давних пор не скупится в изобретении все новых средств подчинения и уничтожения себе подобных.
В чем же тогда проблема?
Нет такой изолированной проблемы – власть человека над человеком с помощью вживленных электродов. Я знаю: все, что нам удалось или удается сделать в области изучения механизмов мозга человека, может быть использовано в нашем обществе только с самыми гуманными целями. Это же общество воспитало в нас и то отношение к исследованию мозга, о котором я пишу, как о единственно приемлемом. Однако, к сожалению, есть проблема общественного строя, полного социальных противоречий, который поощряет насилие, делает его реальным, и если это насилие реально, может использовать самые разные средства. И все же даже и в этом, крайнем, случае надо признать, что способ вживленных электродов не может быть «рекомендован» для реализации этого насилия. С помощью вживленных электродов не только вряд ли можно создать армию пассивных псевдороботов, но он требует первоначально послушной армии ученых, готовых встать на положение выполняющих приказы и передающих команды палачей. Да это просто чудовищно! Так думаем не только мы. Дельгадо смотрит на этот вопрос практически также: «Ученые не станут фабриковать людей‑роботов, полностью подчиненных чьей‑то воле… Подобная мысль просто абсурдна».
И, тем не менее, опасность не может быть исключена. Нельзя забывать античеловеческие зверства фашизма. Нельзя забывать, что на нашей зеленой планете все время где‑нибудь горит оранжевое пламя пожаров войны… А потому лучше лишний раз «подуть на воду», чем еще раз обжечься…
Прежде всего; человечество должно добиться, чтобы использование средств насилия не было нормой поведения общества по отношению к его членам, одного государства – по отношению к другому.
Наряду с этой главной задачей есть и более частная. Ученый в современном мире приобрел реальное влияние на судьбы человека. Опосредствованное через цели общества, это влияние потенциально может быть опасным, может привести к созданию именно той бомбы, которая упадет на его братьев по виду. Движимый личным чрезмерным «служением науке», ученый потенциально может пренебречь интересами вверивших ему свою судьбу людей во имя «более высоких» целей – гипотетической пользы человечеству…
Поэтому в сегодняшнем мире очень важны моральные устои ученого. Все увеличивающаяся роль науки ставит в качестве важнейшей не только государственной, но и международной задачи задачу воспитания ученого. Не только общество определяет использование плодов работы ученого, но и ученому не должно быть безразлично, как общество, в котором он трудится, использует плоды его трудов. Ученый, задачей которого являются чисто человеческие, медико‑биологические проблемы, должен всегда помнить обязательную заповедь служения высоким целям науки только через благо конкретного пациента. Больной, доверивший врачу свое здоровье, а часто и жизнь, должен быть абсолютно уверен, что все проводимые исследования, хоть сколько‑нибудь спорные по своему возможному влиянию, делаются только и исключительно в его собственных интересах, а не для блага «следующего больного». Врач всегда должен представить на месте больного не только себя самого, но и того, кто, может быть, ему дороже себя… И в интересах данного больного для него всегда должно быть сделано все, что возможно для восстановления здоровья и сохранения жизни.
Власть над болезнями приобретается только в активной борьбе с ними. Такая постановка вопроса, при разумной организации исследования, никак не задержит прогресса науки. Иллюстрацией этого являются огромные успехи, достигнутые в последние десятилетия в учении о механизмах мозга человека».
Я согласен с Н. Бехтеревой, но по ее высказыванию видно, что она не знакома с работами киевских ученых‑гипнотизеров по программе «КАНДИ», которые поднимают вопросы, с медициной уже никак не связанные.
Ученым было известно, что древнерусские жрецы воспитывали детей‑медиумов таким образом, что создавалась некая единая психофизиологическая сущность «жрец‑медиум». Получалось, что человека два, а психика и физиология одна (единая). Если медиум что‑то видел, слышал или ощущал, то все это же видел, слышал и ощущал и жрец. Хотя жрец и медиум могли находиться на огромных расстояниях друг от друга.
Впервые в науке это искусство древнерусских жрецов по созданию единой психофизиологий воспроизвел Дуров и Бехтерев в опытах с собаками, а затем ленинградский психолог Л. Васильев получил феномен двойной единой психофизиологии на паре «ученый‑сомнамбула». И хотя Л. Васильев опубликовал эти сенсационные материалы своих экспериментов, но никто на них не обратил серьезного внимания, усматривая в них лишь технику получения телепатического феномена.
Я решил воспроизвести опыты древнерусских жрецов с медиумом, а затем эксперименты Дурова‑Бехтерева и Васильева. Опыты завершились успешно, и я их усложнил, создав одну технику и физиологию из трех человек, а затем четырех и пяти. И тут случилось сенсационное открытие, которое я предвидеть не мог. Психика пятителого существа (КАНДИ) отделилась от конкретных пяти человек ее породивших и стала существовать автономно и самостоятельно! Это было мировой сенсацией! Я несколько раз показал эти эксперименты на сцене перед тысячами людей, так как боялся, что мое открытие замолчат или украдут другие ученые. Я думал, что это самое великое открытие после чудес Иисуса, мир признает и я буду как‑то поощрен. Но тут в стране начался распад и перестройка, и пошло‑поехало…
Полученная русскими учеными искусственная психоэнергетическая сущность «КАНДИ» продолжала существовать, даже если я выводил одного, двух, трех или четырех ее человек из опыта. И только, когда убирался последний человек «КАНДИ» погибала А до этого, что бы я ни делал с любым из пяти тел на «КАНДИ» это не отражалось. Опыты с «КАНДИ» я прекратил, хотя именно здесь надо искать ответы на проблему будущего «лучистого человечества» Циолковского и разумной ноосферы Вернадского. Именно «КАНДИ» позволяет сделать принципиальный скачок в эволюции человечества от его телесной физической формы к некой новой «астральной» бестелесной психоэнергетической форме, когда телом «астрального» человека становится сама Вселенная. Мне удалось технически решить эту великую задачу, над которой бились лучшие умы прошедших тысячелетий, но мое открытие современникам не понятно, а жаль, ведь это переворачивает всю нашу цивилизацию и создает совершенно новые ценности, а также ставит принципиально иные цели перед человечеством…
В гипнотических экспериментах мне удалось развить обычное звуко‑речевое мышление человека в лучистое мышление, когда мышление осуществляется не словами, а игрой света и цвета. Впервые на эту мысль меня натолкнули опыты Лурии с Шерешевским, когда Шерешевский мог умножать огромные числа, а на вопрос как он это делает, он отвечал, что перед мысленным взором просто проходит череда цветовых картин и сразу возникает готовый ответ.
В опытах с «КАНДИ» я предварительно получил эйдетический лучистый светоцветовой способ мышления, который затем я перевел в психоэнергетическую сущность «КАНДИ». К сожалению, я не закончил эти эксперименты, но уверен, что они должны привести к созданию нового вида разумных существ на нашей планете – удивительных психоэнергетических сущностей с автономным светоцветовым мышлением и бессмертным личностным общекосмическим существованием. Уверен, «КАНДИ» – это уже сегодня реальный Путь к бессмертию…
Часть II
СЕНСАЦИОННЫЕ ТАЙНЫИСТОРИИ
Предисловие
«Современная историческая литература – особенно ее «серьезная», академическая часть – поражает непредвзятого читателя странным сочетанием фактологической полноты, тщательности и кропотливости с удивительной концептуальной беспомощностью, своеобразным «мировоззренческим инфантилизмом», неумело скрываемым за обилием специальной научной терминологии.
Впрочем, было бы несправедливо обвинять в таких грехах исключительно современных историков. Эта болезнь русской историографии имеет давний и затяжной характер.
Уже начиная с XVIII века (фактически – с момента рождения «светской» исторической науки, в корне отличной от церковного, монастырского летописания) отечественные исследователи нашего прошлого по какой‑то необъяснимой причине предпочитали уравнивать исторические достижения соборной русской духовности и державной российской государственности с теми естественными жизненными искушениями, которые являются неизменными спутниками грешного земного бытия как в судьбе отдельного человека, так и в бытии целых народов и государств. Более того, стечением времени высший, промыслительный смыл человеческого предназначения и вовсе стерся в «прогрессивных» умах наших ученых мужей, в результате чего каждый стал кромсать прошлое России вкривь и вкось, – как только ему заблагорассудится, при свете своего убогого «здравого смысла», и набиравших силу материалистических, богоборческих социальных теорий.