— Или?
— Я подумала, может быть, она опустила в мой ящик листовку или что-нибудь вроде… После обеда я нашла там какую-то бумажку. Кажется, призыв на митинг по поводу ядерного разоружения. Там каждый день что-то лежит. Я думаю, она вошла и опустила в ящик бумажку… но не можете же вы поставить мне это в вину?
— Конечно, нет, мисс Вотерхауз. А теперь о вашем телефонном звонке. Вы сказали, будто ваш телефон не в порядке. А на станции говорят, что он исправен.
— На станции! Слушайте их больше! Я набрала номер, а там гудка нет, треск — так что я вышла позвонить на улицу.
Хардкасл поднялся.
— Прошу прощения, мисс Вотерхауз, за причиненное беспокойство, но мы решили, что Эдна Брент приходила на Полумесяц, чтобы с кем-то встретиться, и забегала в дом неподалеку от места убийства.
— А-а, и поэтому вам надо опросить всех, кто здесь живет, — сказала мисс Вотерхауз. — Думаю, что скорее всего она заходила к моей соседке. Я говорю о мисс Пебмарш.
— У вас есть основания так считать?
— Вы сказали, эта девушка — стенографистка из бюро «Кавендиш». А я помню, как говорили, что мисс Пебмарш позавчера, когда убили того беднягу, вызывала стенографистку именно оттуда.
— Да, говорили, но мисс Пебмарш отрицает это.
— Но вы не спрашивали меня, — сказала мисс Вотерхауз, — а если бы обратились ко мне вовремя, я бы вам растолковала, что она просто выжила из ума. Я говорю о мисс Пебмарш. Конечно, она и в бюро звонила, и стенографистку вызвала. А потом, наверное, забыла.
— Не думаете же вы, что она убийца.
— Ни Боже мой! Я прекрасно знаю: в ее доме убит человек, но ни на секунду не могла бы предположить, что мисс Пебмарш имеет к этому хоть малейшее отношение. Нет. Просто, мне кажется, у нее, как у всех людей, есть свои странности. Однажды я знала женщину, которая все время звонила кондитеру и заказывала дюжину меренг. Ей они были ни к чему, и когда рассыльный их приносил, она говорила, что знать ничего не знает. Вот так-то.
— Что же, вполне возможно, — сказал инспектор Хардкасл.
Он попрощался с мисс Вотерхауз и вышел.
Предположение мисс Вотерхауз показалось ему не слишком убедительным. А если она посчитала возможным, что кто-то видел, как Эдна выходила из ее калитки, значит, какое-то отношение к этому делу она имеет, а ее предположение относительно того, что девушка шла в дом номер девятнадцать, всего лишь вынужденная уловка.
Хардкасл посмотрел на часы и решил, что сейчас самое время наведаться в Бюро машинописи и стенографии «Кавендиш». Он знал, что оно открывается в два. Может быть, от девушек он что-то узнает. И встретится с Шейлой Вебб.
Он вошел в контору, и одна из девушек сразу поднялась со своего места.
— Вы ведь инспектор уголовной полиции Хардкасл? — сказала она. — Мисс Мартиндейл ждет вас.
Она открыла перед ним дверь в кабинет. Мисс Мартиндейл тотчас пошла в атаку.
— Это безнравственно, инспектор, совершенно безнравственно! Вы просто обязаны разобраться во всем до конца. И немедленно. И как следует. Полиция существует для того, чтобы защищать граждан, сейчас моему бюро это необходимо. Мне нужно, чтобы мои девочки чувствовали себя в безопасности, и я добьюсь этого.
— Мисс Мартиндейл, я уверен, что…
— Вы же не станете отрицать, что две мои девочки — две! — стали жертвами какого-то психа! Совершенно очевидно, что у него — как это теперь называют? пунктик? комплекс? — в отношении секретарш и стенографисток. Он явно испытывает на прочность мое учреждение. Сначала он выкинул бессердечную шутку над Шейлой Вебб, заставив ее обнаружить труп, — от такой шутки бедная девочка могла лишиться рассудка, — а сегодня еще и это. Совершенно безобидная славная девочка убита в телефонной будке! Вы обязаны разобраться во всем до конца, инспектор.
— Именно этим я и занимаюсь, мисс Мартиндейл. И сюда к вам я пришел за помощью.
— За помощью! Какой помощью! Да если бы я могла чем-то помочь, я уже сама прибежала бы к вам. Вы обязаны отыскать этого убийцу, этого бессердечного шутника, который до смерти напугал Шейлу. Я строга к своим девочкам, инспектор, я не позволяю им отвлекаться в рабочее время, не позволяю сбегать и опаздывать. Но я не потерплю, чтобы кто-то издевался над ними, а тем более убивал! Я настаиваю на том, чтобы полиция их защитила, я настаиваю на том, чтобы люди, которым государство платит за то, чтобы они защищали его граждан, наконец взялись за работу. — И она впилась в инспектора взглядом — вылитый тигр в человечьем обличье.
— Подождите немного, мисс Мартиндейл, — сказал инспектор.
— Подождать?! Вы, я полагаю, решили, что теперь, когда моя бедная девочка погибла, впереди у вас вечность? Вы дождетесь, пока у нас еще кого-нибудь прикончат.
— Не думаю, что вам следует этого бояться, мисс Мартиндейл.
— А я не думаю, что сегодня утром, когда вы проснулись, вы ожидали, будто что-то случится с Эдной. Если бы это было действительно так, вы бы приняли какие-то меры. А вы только удивляетесь, и когда убивают одну мою девочку, и когда вторую ставят в невероятно двусмысленное положение. Чудовищная нелепость! Согласитесь, инспектор, такое мог сделать только сумасшедший. Все это будто взято из газет. А часы! Я заметила, что сегодня в суде о них вообще не говорили.
— Сегодня утром нужен был минимум информации. Вы же знаете, мисс Мартиндейл, это предварительное слушание.
— Я хочу сказать только одно, — сказала мисс Мартиндейл, снова вперившись в него взглядом, — вы обязаны что-то сделать.
— Мисс Мартиндейл, все-таки, может быть, вы можете что-нибудь рассказать — какой-нибудь намек, — что случилось с Эдной. Может, вам показалось, будто ее что-то тревожит? Она ни о чем не советовалась с вами?
— Если даже ее что-то и беспокоило, вряд ли она обратилась бы ко мне, — сказала мисс Мартиндейл. — Но с чего бы ей вдруг беспокоиться?
Именно на этот вопрос и хотел получить ответ инспектор Хардкасл, но он уже понял, что от мисс Мартиндейл его не услышит. Поэтому он сказал:
— Я хотел бы, если возможно, поговорить со всеми девушками вашего бюро. Насколько я понял, вряд ли Эдна Брент поверяла вам свои страхи или сомнения, но ведь она могла рассказать о них своим подругам.
— Вполне возможно, — сказала мисс Мартиндейл. — Они все время сплетничают — ох уж эти девчонки. Только заслышат мои шаги перед дверью — и разом все машинки начинают стучать. А чем же они до этого занимались? Болтали. Болтовня, одна болтовня! — Немного остыв, она добавила:
— Сейчас их здесь только трое. Если хотите, поговорите с ними. Остальные на вызовах. Я дам вам список имен и адресов.
— Благодарю вас, мисс Мартиндейл.
— Полагаю, вы захотите побеседовать с ними без меня, — сказала мисс Мартиндейл. — Если я встану рядом, они будут чувствовать себя скованно и не признаются в том, чем они тут только и занимаются — болтают и сплетничают.
Она встала со своего места и распахнула дверь.
— Девочки, — сказала она, — инспектору Хардкаслу нужно кое о чем с вами побеседовать. Можете на время прервать работу. Попытайтесь рассказать ему все, что знаете, чтобы помочь найти убийцу Эдны Брент.
Она вернулась в свой кабинет и плотно закрыла за собой дверь. Три пары девичьих глаз уставились на инспектора. Он посмотрел на них и сразу, пожалуй, несколько смело, но умело прикинул, кто его собеседницы. Светловолосая плотная девушка в очках. Не слишком умна, но надежна. Несколько вульгарная с виду брюнетка, прическа которой наводит на мысль о том, что ей только что пришлось пережить шторм. Глаз у нее наверняка приметливый, но на ее показания вряд ли стоит полагаться. Все переиначит по-своему. Третья — хохотушка, которая — инспектор понял сразу — согласится со всем, что скажут остальные.
Заговорил он спокойно и дружелюбно:
— Я полагаю, вы все уже слышали, что случилось с Эдной Брент, с которой вы вместе работали?
Три головы отчаянно закивали.
— Между прочим, как вы об этом узнали?
Они переглянулись, будто выбирая, кому говорить. По общему согласию начала светловолосая, которую звали, кажется, Дженет.
— Эдна не пришла на работу вовремя, то есть к двум, — начала она.
— А наша Кошка рассвирепела, — подхватила темноволосая Морин, но тут же одернула себя:
— То есть я хотела сказать, мисс Мартиндейл.
Третья хихикнула:
— Мы ее между собой называем Рыжей Кошкой, — объяснила она.
«Подходяще», — подумал инспектор.
— Она просто ужасная, когда злится, — сказала Морин. — Так и наскакивает. Она спросила, не говорила ли Эдна, когда собирается вернуться — ей следовало хотя бы предупредить, что опоздает.
Светловолосая добавила:
— Я сказала мисс Мартиндейл, что Эдна была с нами в суде, но потом мы ее не видели и не знаем, куда она пошла.
— Это правда? — спросил Хардкасл. — Вы даже не догадываетесь, куда она отправилась?
— Я звала ее пообедать со мной, — сказала Морин, — но она, кажется, что-то задумала. Она ответила, что ей не хочется тратить на обед время. Лучше купить что-нибудь и поесть в конторе.
— Значит, она собиралась вернуться на работу?
— Конечно. Все мы должны были вернуться к двум.
— В последние дни никто из вас не заметил в ней ничего необычного? Никому не показалось, будто она чем-то встревожена, обеспокоена? Может быть, она поделилась с кем из вас? Если да, я должен просить вас все рассказать.
Они переглянулись — не украдкой, а просто пытаясь сообразить.
— Эдна вечно тревожилась из-за каждого пустяка, — сказала Морин — Всегда все путала и попадала в дурацкие истории. До нее вообще все долго доходило.
— И всегда с ней что-то случалось, — добавила хохотушка. — Помните, позавчера у нее отвалилась «шпилька»? Такое случалось с ней постоянно.
— Помню, — сказал Хардкасл.
Он вспомнил, как сокрушенно смотрела девушка на отвалившийся каблук.
— Знаете, сегодня, когда Эдна не вернулась к двум, я сразу поняла, что случилось что-то ужасное, — сказала Дженет. И внушительно тряхнула головой.
Хардкасл посмотрел на нее с некоторой неприязнью. Он всегда недолюбливал тех, кто умен задним числом. Он нисколько не сомневался в том, что у нее и в мыслях не было ничего подобного. Скорее она думала что-то вроде: «Ну и получит Эдна, когда вернется».
— И все-таки когда вы услышали об убийстве? — повторил он вопрос.
Они переглянулись. Хохотушка с виноватым видом залилась краской. Глазки стрельнули в сторону двери кабинета мисс Мартиндейл.
— Э-э… я… я выскочила на минутку, — сказала она. — Я хотела купить домой пирожные, а я знаю, что к вечеру, когда мы заканчиваем работу, их уже не остается. Но только я вошла в магазин — вот тог, на углу, нас там всех знают, — продавщица и говорит: «Ох, она ведь с вами работала, утятки вы мои». А я спрашиваю. «Вы это о ком?» А она. «Да про девушку, которую убили в телефонной будке». Тут я и о пирожных забыла. Прибежала сюда, все рассказала, и в конце концов мы решили, что надо сказать мисс Мартиндейл, а тут она и сама вылетела из кабинета и давай кричать: «Вы чем тут занимаетесь! Никто не работает!»
Дальше повествование переняла светловолосая Дженет.
— А я сказала. «Мы не виноваты, мисс Мартиндейл. Мы узнали ужасную новость про Эдну».
— И что же сказала или что сделала мисс Мартиндейл?
— Ну, сначала она нам не поверила, — сказала брюнетка. — Она только фыркнула: «Чушь! Принесли из магазина какую-то сплетню. Это кто-то другой. Почему обязательно Эдна?» Она ушла в свой кабинет, позвонила в полицию, и оказалось, что все правда.
— Но я не могу понять, — протянула Дженет почти мечтательно, — не могу понять, кому понадобилось убивать Эдну.
— У нее даже парня не было, — сказала брюнетка.
Все трое задумчиво поглядели на Хардкасла, будто он мог сию же минуту ответить на этот вопрос. Он вздохнул. Опять пусто. Может быть, от кого-нибудь из тех, кто на вызове, будет больше проку. Например, от Шейлы Вебб.
— Шейла Вебб и Эдна дружили между собой? — спросил инспектор.
Они незаметно переглянулись.
— Кажется, не очень.
— А где, кстати, мисс Вебб?
Они ответили, что Шейла Вебб находится в гостинице «Кроншнеп» по вызову профессора Пурди.
Глава 19
Профессор Пурди, перестав диктовать, ответил на телефонный звонок с изрядной долей раздражения.
— Кто?.. Кто?.. Вы хотите сказать, что он уже здесь?.. Хорошо, попросите его зайти завтра… А-а, понятно… Пусть поднимется.
— Вечно что-нибудь да не так, — сказал он с досадой. — Как можно заниматься серьезной работой, если тебя все время перебивают. — Он немного сердито взглянул на Шейлу и спросил:
— На чем мы остановились, милочка?
Шейла было открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент раздался стук в дверь. Профессор Пурди с трудом оторвался от хронологических сложностей примерно трехтысячелетней давности.
— Да! — сказал он брюзгливо. — Да, входите, кто там? Позвольте напомнить, что сегодня я просил не мешать.
— Прошу прощения, сэр, прощу прощения, но это необходимо. Добрый вечер, мисс Вебб.
Шейла Вебб отложила блокнот и встала. И Хардкасл подумал: действительно ли в глазах ее промелькнул страх — или ему только показалось?
— Ну, что вам нужно? — резко сказал профессор.
— Я инспектор уголовной полиции Хардкасл. Мисс Вебб это уже знает.
— Понятно, — сказал профессор. — Понятно.
— Мне нужно сказать несколько слов мисс Вебб.
— А вы не можете подождать? Вы выбрали наименее подходящее время для разговора. Наименее подходящее. Мы как раз подошли к самому главному. Мисс Вебб освободится минут через пятнадцать… или тридцать. Э-э, примерно. Ах ты Боже мой! Неужели уже шесть?
— Искренне сожалею, профессор, — голос Хардкасла звучал очень твердо.
— Ну хорошо, хорошо. Вы, милочка, как я полагаю, нарушили за рулем какое-нибудь правило дорожного движения? Эти стражи дорог чересчур щепетильны. Позавчера один из них пытался мне доказать, будто я продержал машину на стоянке больше четырех с половиной часов. А я уверен, что это просто невозможно.
— У нас дело чуть, посерьезней, чем-нарушение правил, сэр.
— Ну да, ну да. Да у вас ведь и машины еще нет, не так ли, милочка? — Он рассеянно взглянул на Шейлу. — Да-да, припоминаю, вы сюда добираетесь на автобусе. Что же тогда там у вас, инспектор?
— Я пришел сюда из-за девушки по имени Эдна Брент. — Он повернулся к Шейле. — Думаю, вы уже знаете.
Она смотрела на него во все глаза. Чудесные глаза. Васильковые. Где-то он уже видел такие.
— Эдну Брент? — Она вздернула брови. — Конечно, знаю. А что случилось?
— Вижу, вы еще не слышали последние новости. Где вы обедали, мисс Вебб?
Щеки ее порозовели.
— Я обедала вместе со своим знакомым в ресторанчике Хо Танга… если вас действительно интересует именно это.
— А потом вы пошли на работу?
— Вы имеете в виду в бюро? Да, я пошла туда, и мне сказали, что профессор Пурди вызвал меня на два тридцать и что уже пора ехать.
— Правильно, — кивнул профессор. — На два тридцать. И до сих пор мы работали. До сих пор. Боже мой! Я даже не предложил вам чаю! Простите, мисс Вебб, конечно, вам просто необходимо было передохнуть. Но вы сами должны были мне напомнить.
— Не беспокойтесь, профессор, не беспокойтесь, вес в порядке.
— Какое невнимание, — сказал профессор, — какое невнимание. Но прошу прощения, инспектор, я перебил вас.
— Итак, вы не знаете, что произошло с Эдной Брент?
— Произошло? — резко спросила Шейла, и голос ее зазвенел, как струна. — Произошло… с Эдной? Что вы хотите сказать? Она… она… попала под машину?
— Ах, это лихачество так опасно, — вставил профессор.
— С ней действительно кое-что произошло, — сказал Хардкасл. Он помолчал, а потом произнес, как можно жестче выговаривая слова:
— Сегодня в двенадцать тридцать ее нашли задушенной в телефонной будке.
— В телефонной будке? — Профессор наконец заинтересовался происходящим.
Шейла Вебб не сказала ни слова. Она не отводила взгляда от Хардкасла. Губы ее слегка приоткрылись, глаза расширились. «Либо она впервые об этом слышит, либо она чертовски хорошая актриса», — подумал инспектор.
— Боже мой, Боже мой, — сказал профессор. — Задушена в телефонной будке. По-моему, просто невероятно. На месте убийцы я выбрал бы какое-нибудь другое место. В самом деле. Ну и ну. Бедная девочка. Вот уж действительно не повезло.
— Эдну… убили? За что?!
— Мисс Вебб, известно ли вам, что позавчера Эдна пыталась встретиться с вами, для чего пришла в дом миссис Лоутон и дожидалась вас там какое-то время?
— Опять я виноват, — печально сказал профессор Пурди, — но я не знал, что все это так важно. Ведь, конечно, важно. У Эдны что-то случилось?
— Неизвестно, — сказал инспектор. — И, возможно, теперь так и останется неизвестным. Разве что вы поможете, мисс Вебб.
— Я? Но как?
— Вам не приходит в голову, зачем вы ей понадобились?
Она покачала головой.
— Ничего. Ничегошеньки.
— Когда вы пришли в контору, она не дала понять, хоть намеком, что ее беспокоит?
— Нет. Она… мы… я вчера туда не заходила. Я уехала по вызову клиента в Лендис-бей на весь день.
— А вам не показалось, что в последнее время ее что-то тревожит?
— Видите ли, Эдна всегда казалась или встревоженной, или растерянной. Она… как бы это сказать… она была очень робкой и очень неуверенной в себе. Я хочу сказать, она никогда не знала, правильно она поступает или нет. Как-то она пропустила целых две страницы в рукописи Арманда Левайна и страшно перепугалась, потому что сообразила, что наделала, когда уже отослала работу.
— Ясно. Совета, что потом делать, она спросила у вас?
— Да. Я сказала, что лучше всею быстренько отправить ему записку, потому что авторы никогда не начинают сию же минуту править машинопись. Сказала, что можно написать, объяснить, как все вышло, и попросить не сообщать мисс Мартиндейл. Но Эдна сказала, что ей это не нравится.
— Она каждый раз советовалась с вами?
— Да. Но само собой, мы не всегда сходились в том, как именно следует поступать. И тогда она снова терялась.
— Значит, в тех случаях, когда Эдна Брент не знала, как поступить, она обращалась к кому-нибудь за советом? И часто?
— Да. Часто.
— А вы не думаете, что на этот раз могло произойти кое-что посерьезнее?
— Нет. Что у нее могло быть серьезного? Действительно ли Шейла говорила искренне, или так только казалось?
— Я не знаю, что она хотела мне сказать, — быстро и очень тихо продолжала она. — Понятия не имею. Я не знаю, почему она пришла ко мне домой и хотела поговорить именно там.
— Ведь складывается впечатление — не правда ли, мисс Вебб, — что она не хотела затевать этот разговор на работе. Скажем, при всех. Возможно, она считала, что не стоит посвящать в это дело всех. Могло быть так?
— Очень непохоже. Уверяю вас, совсем непохоже на Эдну. — Дыхание Шейлы участилось.
— Значит, мисс Вебб, вы не можете нам помочь?
— Нет. Мне очень жаль. Мне очень жаль Эдну, но я ничего не знаю.
— Ничего, что имело бы хоть малейшее отношение к девятому сентября?
— Вы… вы имеете в виду того человека… с Вильямова Полумесяца?
— Вот именно.
— Какая же здесь может быть связь? Что она знала о нем?
— Наверное, ничего особенного, — сказал инспектор, — и все-таки что-то знала. Что-то, что могло навести нас на след. Мелочь. — Он помолчал. — Та телефонная будка, в которой ее убили, находится на Полумесяце. Это вам ни о чем не говорит, мисс Вебб?
— Ни о чем.
— А сами вы не ходили туда сегодня?
— Нет, — с силой сказала она. — Я теперь обхожу это место. Я стала его бояться. Лучше бы мне никогда его не видеть, лучше бы мне никогда о нем не знать. Почему в тот день попросили прийти меня, именно меня? Почему Эдну убили там? Вы должны все выяснить, инспектор, должны, должны!
— Именно этим мы и занимаемся, мисс Вебб, — сказал инспектор. И когда он добавил:
— Я вам это обещаю, — в голосе его послышалась угроза.
— Милочка, да вы дрожите! — сказал профессор Пурди. — Мне кажется, да-да, мне кажется, вам необходимо выпить рюмочку хереса.
Глава 20
Рассказывает Колин Овн
Только я приехал в Лондон, я сразу отправился к Бекку.
Он ткнул в мою сторону сигарой.
— В этой твоей бредовой идее с полумесяцем что-то есть, — снизошел он до меня.
— Наконец-то и я до чего-то додумался, вы это хотите скачать?
— Не так сильно, конечно, но здесь есть с чем повозиться. Наш инженер-строитель Рамзи, владелец дома номер шестьдесят два по Вильямову Полумесяцу, не совсем тот, за кого себя выдает. Недавно некая фирма дала ему довольно любопытное поручение. Фирма настоящая, но почти совсем без прошлого, а то прошлое, что за ней есть, несколько странное. Пять недель тому назад Рамзи срочно уехал. Отбыл в Румынию.
— Жене он сказал то же самое.
— Едва ли, но уехал он туда. И сейчас там. Мне хотелось бы знать о нем больше. Для тебя уже подготовили визу и новый паспорт. Теперь ты Мигель Тренч. Вспомни все, что ты знаешь о редких цветах Балкан. Ты ботаник.
— Дополнительные инструкции есть?
— Нет. Информацию о своих связных получишь, когда разберешься с бумагами. А об этом мистере Рамзи узнай все. — Он кинул на меня пронзительный взгляд. — Ты мог бы глядеть и повеселей. — Сквозь сигарный дым он пристально смотрел на меня.
— Я веселюсь только тогда, когда все концы подбиты, — уклончиво ответил я.
— Полумесяц — да, верно, номер дома — нет. В шестьдесят первом живет совершенно безобидный строитель. Безобидный, конечно, с нашей точки зрения. Бедный старик Хенбери раздобыл не тот номер дома, но он был не далек от истины.
— Вы проверили остальных? Или только Рамзи?
— «Приют Дианы», похоже, чист, как сама Диана. Кошки и только кошки. Некоторый интерес представляет, правда, Мак-Нотон. Он, как тебе известно, профессор. Математик. И кажется, блестящий. Неожиданно оставил кафедру якобы по причине плохого здоровья. Может быть, и так. Но на вид здоровья у него хоть отбавляй. К тому же порвал всяческие отношения со старыми друзьями, что довольно странно.
— Беда в том, — сказал я, — что мы привыкли считать в высшей степени подозрительным все и вся.
— Может быть, может быть, — сказал полковник Бекк. — Иногда, Колин, я подозреваю тебя — вдруг ты переметнулся на их сторону. Иногда я подозреваю себя — вдруг я переметнулся на их сторону. А потом снова — на нашу. Вселенский кавардак.
Мой самолет улетал в десять вечера. Я пошел навестить Пуаро. На этот раз он пил sirop de cassis (по-нашему, сироп из черной смородины). Предложил и мне. Я отказался. Джордж принес виски. Все, как всегда.
— У тебя скверное настроение? — спросил Пуаро.
— Нет. Просто лечу за границу.
Он посмотрел на меня. Я кивнул.
— Значит, так?
— Значит, так.
— Желаю успеха.
— Спасибо. А у вас как дела, Пуаро, справились с домашним заданием?
— Pardon.[13]
— Как насчет краудинского убийства — откинулись в кресле, прикрыли глаза и нашли ответ?
— Все, что ты тут оставил, я прочел с большим интересом, — сказал Пуаро.
— Тут не много, не так ли? Я же говорил, что с соседями — полный провал…
— Напротив. По меньшей мере двое из них отпускают замечания, в которых что-то есть.
— Кто? Где?
Довольно раздраженным голосом Пуаро заявил, что мне следует перечитать собственные записи.
— Тогда сам увидишь — это бросается в глаза. А сейчас нужно найти еще кого-нибудь.
— Больше никого нет.
— Должен быть. Всегда кто-нибудь что-нибудь видит. Это аксиома.
— Может быть, и аксиома, но не в этом деле. Кстати, у меня новость. Произошло еще одно убийство.
— Да? Так быстро? Любопытно. Рассказывай.
Я рассказал. Он допрашивал меня с пристрастием, пока не вытянул все до последнего пустяка. Я рассказал ему и об открытке, которую отдал Хардкаслу.
— «Помни, — четыре, один, три или — четыре, тринадцать», — повторил он. — Да, это оно и есть.
— Что «оно и есть»?
Пуаро прикрыл глаза.
— На этой открытке не хватает одной детали — кровавого отпечатка указательного пальца.
Я подозрительно посмотрел на Пуаро.
— Но все-таки, что вы думаете об убийстве?
— Все проясняется — как и всегда, одному убийце не справиться.
— Но кто убийца?
Лукавый Пуаро не ответил.
— Ты не позволишь мне, пока ты в отъезде, провести небольшое расследование?
— А именно?
— Завтра я попрошу мисс Лемон написать письмо одному моему старому другу, адвокату, мистеру Эндерби. Я хочу кое-что уточнить в брачных записях Сомерсет-хауза. И еще она отправит за океан одну телеграмму.
— По-моему, это нечестно, — возразил я. — Вы должны только сидеть и думать.
— Но я этим и занимаюсь! Мисс Лемон должна всего-навсего получить подтверждение моим выводам. Я нуждаюсь не в информации, а в конфирмации.
— Не верю я вам, Пуаро. Вы блефуете. До сих пор неизвестно даже, кто убит…
— Мне — известно.
— Как его имя?
— Понятия не имею. Имя не важно. Мне известно — если ты в состоянии это понять — не имя, а кто он такой.
— Мошенник?
Пуаро закрыл глаза в подтверждении.
— Частный детектив?
Пуаро глаза открыл.
— Я отвечу тебе небольшой цитатой. В последнее время мне нравится цитировать. А больше не скажу ничего. И с величайшей серьезностью он продекламировал:
«Тут-тут-тут, придешь — тебя убьют».
Глава 21
Инспектор Хардкасл бросил взгляд на календарь на своем столе. Двадцатое сентября. Прошло уже больше десяти дней. А из-за того, что с самого начала все уперлось в опознание трупа, сделано намного меньше, чем ему хотелось. Расследование затянулось. Казалось, все дорожки зашли в тупик и оборвались. Лабораторные исследования одежды тоже ничего не дали. И в самой одежде нет никакой подсказки, где искать. Одежда добротная, хорошего качества, заграничная, не новая, но в хорошем состоянии. Никаких меток прачечной или чистки. Осмотр дантиста тоже ничего не дал. Убитый так и остался «таинственным незнакомцем». Хотя Хардкасл чувствовал, что нет в нем ничего таинственного. У него вид обычного нормального человека. Просто никто не может прийти и его опознать. Хардкасл понимал, что в этом-то вся и штука. Он вздохнул, вспомнив все телефонные звонки и письма, обрушившиеся на него после публикации в газетах фотографии, снабженной подписью: «Знаете ли вы этого человека?» Поразительно, сколько людей узнали в нем своего знакомого. Писали дочери, много лет назад лишившиеся отца и исполненные надежды, что видят его лицо. Старая женщина лет девяноста уверяла, будто узнала сына, который уехал из дому лет тридцать назад. Писали бесчисленные жены, принявшие его за пропавшего мужа. И только сестры не заявляли, будто это исчезнувший брат. Похоже, сестры реже лелеют надежду на встречу. И писали, конечно, бесчисленные свидетели, видевшие «именно этого» человека в Линкольншире, Ньюкасле, Девоне, Лондоне, в метро, в автобусе; то он с мрачным видом прятался на краю дороги, у волнолома, то выходил из кино, пытаясь прикрыть лицо. Из сотен нитей были выбраны и проверены самые многообещающие, но безрезультатно.
А сегодня у инспектора вновь появилась надежда. Он еще раз взглянул на лежавшее перед ним письмо. Мерлина Райвл. Имя ему не нравилось. Он подумал: пожалуй, никто, будь он в здравом уме, не назвал бы свою дочь Мерлиной[14]. Имя наверняка вымышленное, а значит, леди выбрала его самостоятельно. Зато Хардкаслу понравилось, как написано письмо. Сдержанно, в меру доверительно. Она писала, что ей кажется, будто убитый похож на ее мужа, с которым она рассталась сколько-то лет назад. Хардкасл назначил ей встречу на сегодняшнее утро. Он нажал кнопку звонка, и в кабинет вошел сержант Крэй.
— Миссис Райвл еще не приехала?
— Только что, — сказал Крэй. — Я как раз шел к вам доложить.
— Как она выглядит?
— Как-то по-театральному, — сказал Крэй, немного подумав. — Слишком накрашена, и не очень удачно. Но в общем, я сказал бы, впечатление приятное.
— Вид расстроенный?
— Нет, что-то я не заметил.
— Хорошо, — сказал Хардкасл, — пусть войдет. Крэй удалился и тут же вернулся, провозгласив:
— Миссис Райвл, сэр.
Инспектор встал и пожал ей руку. Лет пятьдесят, прикинул он, но издалека — правда, довольно приличного далека — можно дать тридцать. Вблизи, из-за небрежно размалеванного лица, она показалась старше и пятидесяти, но все же инспектор остановился на этой цифре. Темные, заметно подкрашенные хной волосы. Шляпы не носит. Одета в темную юбку, белую блузку и пиджак. В руках большая сумка из шотландки. Бряцающий браслет или два, несколько колец. В общем, если судить по внешности, подумал он, человек она довольно приятный. Может быть, не совсем безупречный, но с характером легким, в меру великодушным и добрым. Стоит ли ей доверять? А вот это вопрос. Он бы не поручился, но в нынешнем деле он не стал ручаться бы ни за кого.
— Очень рад вас видеть, миссис Райвл, — сказал он, — и очень надеюсь на вашу помощь.
— Я, конечно, не до конца уверена, — извиняющимся тоном начала миссис Райвл, — но он очень похож на Гарри. Очень похож. Возможно, я и ошиблась, но надеюсь, что не отниму у вас времени зря.