Он остановился и посмотрел ей вслед. Девушка ускорила шаги. Беда в том, подумал инспектор, что у нее одно из тех невыразительных лиц, которые трудно запомнить, если нет особой надобности. Голубые глаза, бледная кожа, приоткрытый рот. Рот. Он тоже о чем-то напомнил. Что же она делала со своим ртом? Говорила? Красила губы? Нет. Хардкасл остался недоволен собою. Память на лица составляла его особую гордость. Он мог похвастаться, что помнит в лицо каждого преступника и свидетеля, прошедшего через его руки; хотя ведь этим человеческие контакты не исчерпываются. Он, например, не рискнул бы утверждать, что помнит каждую официантку, которая его когда-то обслуживала, или каждую автобусную кондукторшу. Хардкасл решил выбросить девушку из головы.
Он подошел к дому номер четырнадцать. Возле открытой настежь двери были прибиты четыре звонка с именами. Оказалось, что миссис Лоутон живет на первом этаже. Хардкасл вошел в прихожую и позвонил. Ответили ему не сразу. Наконец раздались шаги и появилась высокая худая женщина в халате, с растрепанными темными волосами. Она слегка запыхалась. Из квартиры, явно со стороны кухни, доносился запах лука.
— Миссис Лоутон?
— Да? — Она посмотрела на него подозрительно и довольно недружелюбно.
Он решил, что ей лет сорок пять. Обликом она слегка походила на цыганку.
— Что вы хотите?
— Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
— По какому поводу? Я сейчас очень занята. — Она сердито добавила:
— Надеюсь, вы не репортер?
— Нет, конечно, — успокоил ее Хардкасл, решив проявить сочувствие. — Они вам, наверное, очень досаждают.
— Житья нет. С утра до ночи звонят, стучат и пристают с дурацкими вопросами.
— Я знаю, как это раздражает, — поддакнул Хардкасл, — очень жаль, миссис Лоутон, что мы ничем не можем вам помочь. Меня, кстати, зовут Хардкасл, я инспектор уголовной полиции и занимаюсь как раз тем самым делом, по поводу которого вас допекают репортеры. Мы бы это прекратили, если бы могли, но вы же понимаете, у прессы свои права, и полиция тут бессильна.
— Совести у них нет, лезут в чужие дела, — пожаловалась миссис Лоутон. — Они говорят, им нужно сообщать о новостях. А когда эти новости попадают в газеты, выясняется, что все переврано от начала до конца. Диву даешься, чего только они не настряпают. Входите же.
Она впустила инспектора в квартиру и захлопнула дверь. При этом на коврик упало несколько писем. Миссис Лоутон нагнулась было за ними, но галантный инспектор ее опередил. Подавая письма, он повернул их адресами вверх и успел прочесть.
— Спасибо.
Миссис Лоутон положила письма на столик.
— Проходите в комнату. Хотя… Вот в эту дверь, пожалуйста, а я сейчас вернусь. У меня что-то убегает…
Она спешно направилась в кухню. Инспектор еще раз вгляделся в письма, оставленные на столике. Одно из них было адресовано миссис Лоутон, а еще два мисс Шейле Р. Вебб. Инспектор вошел в указанную дверь. В маленькой комнате царил беспорядок, мебель стояла потертая, но кое-где бросались в глаза то яркое цветовое пятно, то занятная безделушка: изящная и, видимо, дорогая вазочка из многослойного венецианского стекла, абстрактная статуэтка, две яркие бархатные подушки, глиняное блюдо с заморскими ракушками. Инспектор решил, что либо у тетушки, либо у племянницы вкус не лишен своеобразия.
Миссис Лоутон вернулась, еще более запыхавшись.
— Теперь, кажется, все в порядке, — сказала она без особой уверенности.
Инспектор еще раз извинился:
— Простите, что пришел в такое неудобное время. Я просто был поблизости и решил уточнить некоторые подробности, связанные с неприятной историей, в которой случайно оказалась замешана ваша племянница. Кстати, надеюсь, она не очень переживает? Такое событие потрясло бы любую девушку.
— Это. уж точно, — согласилась миссис Лоутон. — Шейла вчера вернулась просто сама не своя. Но к утру отошла и, как всегда, отправилась на работу.
— Да, я знаю, — сказал инспектор. — Меня предупредили, что она у клиента, а я не хотел отвлекать ее от дела и решил, что лучше нам поговорить дома. Она, значит, еще не вернулась?
— Боюсь, вам долго придется ждать, — ответила миссис Лоутон. — Она у этого профессора Пурди, а он, по ее словам, совершенно не знает счета времени. Бывает, говорит: «Ну, тут осталось всего минут на десять, давайте уж закончим», а потом выясняется, что работы там на добрых полчаса. Но вообще-то он хороший человек, всегда извиняется. Раза два даже настоял, чтобы Шейла осталась поужинать, и очень переживал, что задержал ее надолго. Конечно, все равно приятного мало. Да, так вы, может быть, хотите еще что-нибудь спросить? Если Шейла вдруг надолго задержится.
— Пожалуй, нет, — инспектор улыбнулся, — хотя конечно, вчера мы успели выяснить только самые основные детали, и я не совсем уверен, что правильно их записал. — Он сделал вид, что сверяется со своей книжкой. — Сейчас, минутку. Мисс Шейла Вебб — это полное имя вашей племянницы? Нам нужно знать точно, чтобы занести в протокол предварительного слушания.
— Слушание послезавтра, да?
Шейла получила повестку.
— Да, но пусть она не волнуется. Ей просто надо будет рассказать, как она обнаружила тело.
— Вы так и не выяснили, что это за человек?
— Нет, боюсь, для этого потребуется время. У него нашли визитную карточку, и поначалу мы думали, что он страховой агент. Но судя по всему, карточка не его. Может быть, он сам хотел заключить страховку.
— Ах вот как. — Миссис Лоутон обнаружила первые проблески интереса.
— Я все-таки хотел бы уточнить имя вашей племянницы, — настаивал инспектор. — У меня тут записано не то Шейла Вебб, не то Шейла Р. Вебб. Но ее второе имя я позабыл. Кажется, Розали?
— Розмари, — сказала миссис Лоутон. — Ее полное имя Розмари Шейла, но Шейла считает, что Розмари звучит очень претенциозно, и не любит, чтобы ее так называли.
— Понятно.
Хардкасл не подал виду, как его обрадовало, что одна из его догадок подтвердилась. И еще он заметил, что имя Розмари не вызвало у миссис Лоутон никакой тревоги. Для нее это было просто нелюбимое имя ее племянницы.
— Ну, вот и разобрались, — улыбнулся инспектор. — Насколько я понял, ваша племянница приехала из Лондона месяцев десять назад и теперь работает в бюро «Кавендиш». Вы не помните, когда точно она туда поступила?
— Нет, точно не помню. В ноябре прошлого года. Пожалуй, ближе к концу ноября.
— Ясно. Впрочем, это не так важно. А до того, как она стала работать в «Кавендише», она жила с вами?
— Нет, в Лондоне.
— Вы знаете ее лондонский адрес?
— Кажется, он у меня где-то записан. — Миссис Лоутон обвела комнату рассеянным взглядом человека, привыкшего к беспорядку. — У меня такая плохая память, — пожаловалась она. — Не то Аллингтонс-кий проезд, не то Фулхемский переулок… Она жила еще с двумя девушками. В Лондоне страшно дорогое жилье.
— А вы помните название фирмы, в которой она работала?
— Да. «Хопгуд и Трент, продажа недвижимости».
Их контора на Фулхемском шоссе.
— Спасибо, что ж, теперь, кажется, все ясно. Да, насколько я понял, мисс Вебб сирота?
— Да, — ответила миссис Лоутон, слегка замявшись. Глаза ее искательно обратились к двери. — Простите, можно я еще раз выйду на кухню?
— Конечно.
Инспектор открыл ей дверь. Миссис Лоутон удалилась. Хардкасл пытался понять, действительно ли последний вопрос смутил миссис Лоутон, или ему только так показалось. До него она отвечала на редкость охотно и откровенно. Он раздумывал об этом, пока миссис Лоутон не вернулась.
— Простите, — сказала она виновато, — у меня там обед готовится… вы сами понимаете. Но теперь все в порядке. Да, вы что-то еще хотели спросить? Кстати, я вспомнила: не Аллингтонский, а Каррингтонский проезд, номер дома семнадцатый.
— Спасибо, — сказал инспектор. — Кажется, я спрашивал вас про родителей Шейлы.
— Ах да. Она сирота. Ее родители умерли.
— Давно?
— Когда она была совсем маленькой.
В ее тоне появилась чуть заметная натянутость.
— Она дочь вашей сестры или брата?
— Сестры.
— Ясно. А чем занимался мистер Вебб?
Миссис Лоутон ответила не сразу. Она покусала губы и только потом проговорила:
— Я не знаю.
— Не знаете?
— То есть не помню. Это было так давно…
Хардкасл помедлил, чувствуя, что она скажет что-то еще. Он не ошибся.
— А могу я спросить, зачем вам вообще это знать? Какое имеет значение, чем занимались ее родители, откуда они родом, они-то тут при чем?
— Скорее всего, миссис Лоутон, они тут действительно ни при чем, особенно если посмотреть с вашей точки зрения. Но, видите ли, столь странное стечение обстоятельств…
— Какое еще стечение обстоятельств?
— Понимаете, у нас есть основания полагать, что мисс Вебб вчера оказалась в том доме не случайно, ведь из «Кавендиша» вызвали именно ее. Создается впечатление, что все было подстроено заранее. Возможно, кто-то… — он заколебался, — желает ей зла.
— Ума не приложу, кто может желать зла Шейле. Она такая славная девушка. Добрая, приветливая…
— Совершенно верно, — согласился Хардкасл, — я и сам того же мнения.
— Хотела бы я посмотреть на человека, который станет с этим спорить, — воинственно добавила миссис Лоутон.
— Все верно, Хардкасл продолжал умиротворенно улыбаться. — Но дело в том, миссис Лоутон, что, судя по всему, ваша племянница пострадала не случайно. Ее, как говорится в детективных фильмах, завлекли на место преступления. Некто специально подстроил, чтобы она попала в дом, в котором лежал еще теплый труп. В этом, если вдуматься, чувствуется злой умысел.
— Неужели, неужели вы хотите сказать, что кто-то хотел, чтобы в убийстве обвинили Шейлу? Господи, даже не верится!
— В это действительно трудно поверить, — согласился инспектор. — Поэтому мы и пытаемся узнать все подробности и прояснить дело до конца. Скажем, не мог ли это сделать какой-нибудь молодой человек, который влюбился в вашу племянницу и не встретил взаимности? Молодые люди иной раз бывают очень мстительны, особенно если у них вспыльчивый характер.
— Нет, вряд ли. — Миссис Лоутон задумчиво сощурилась и наморщила лоб. — У Шейлы есть два-три приятеля, но это просто друзья. Никаких постоянных кавалеров.
— Они могли познакомиться в Лондоне, — предположил инспектор. — Я не думаю, что вы знаете обо всех ее тамошних друзьях.
— Нет, пожалуй, нет… Но об этом, инспектор, вам надо спросить у самой Шейлы. Хотя я ни разу ни о чем таком от нее не слышала.
— Это могла быть и девушка, — продолжал Хардкасл. — Возможно, кто-то из ее лондонских подруг решил отомстить из ревности.
— Ну, — сказала миссис Лоутон, — может, какая подружка и хотела сделать Шейле гадость, но обвинение в убийстве — это слишком серьезно.
Замечание было меткое, и Хардкасл отметил, что миссис Лоутон нельзя отказать в уме. Потом торопливо добавил:
— Я понимаю, звучит невероятно, но в этой истории все невероятно.
— А может быть, это натворил какой-нибудь сумасшедший?
— Во всяком сумасшествии есть здравая идея, — возразил Хардкасл, — нечто, дающее толчок. Именно поэтому, — продолжал он, — я и спрашиваю про родителей Шейлы. Вы просто не представляете, как часто мотивы преступления оказываются связаны с событиями прошлого. Поскольку Шейла Вебб была совсем маленькой, когда умерли ее отец и мать, она, соответственно, ничего про них не помнит. Поэтому я и обращаюсь к вам.
— Понятно, вот только…
Он снова ощутил в ее голосе беспокойство и неуверенность.
— Они погибли одновременно, при несчастном случае?
— Нет.
— Оба умерли естественной смертью?
— Я… Да, я… Понимаете, я точно не знаю.
— Боюсь, миссис Лоутон, вы пытаетесь от меня что-то скрыть. — Он рискнул высказать предположение: Они, возможно были в разводе, или что-то в этом роде?
— Нет.
— Ну полно, миссис Лоутон. Я уверен, что вы знаете, от чего умерла ваша сестра.
— Я не понимаю, почему… То есть я не знаю… Это все так сложно. Лучше не ворошить прошлое. Добра от этого не будет.
В ее взгляде чувствовалось крайнее смущение. Хардкасл пристально посмотрел на миссис Лоутон и спросил как можно мягче:
— Шейла Вебб — незаконный ребенок?
На лице миссис Лоутон отразилась смесь замешательства и облегчения.
— Она не моя дочь.
— Значит, она незаконная дочь вашей сестры?
— Да. Но Шейла об этом не знает. Я ей никогда не говорила. Она думает, что ее родители давно умерли и поэтому, вы понимаете…
— Я все понимаю. И уверяю вас, если не окажется, что это как-то связано с преступлением, я не стану задавать мисс Вебб никаких вопросов на этот счет.
— Значит, вы ей ничего не скажете?
— Конечно, если это не имеет отношения к делу Что, согласитесь, крайне маловероятно. Однако вы, миссис Лоутон, должны рассказать мне все, что знаете. Будьте уверены, я приложу все силы, чтобы это осталось между нами.
— Такая неприятная история, — начала миссис Лоутон, — можете себе представить, как я из-за нее в свое время намучилась. Видите ли, сестра моя всегда считалась самой головастой в семье. Она работала учительницей в школе и делала большие успехи. Ее очень высоко ценили и все такое. Кто бы мог подумать…
— Всякое бывает, — тактично вставил инспектор. — Итак, она познакомилась с этим Веббом…
— Я даже не знаю его имени, — сказала миссис Лоутон. — Ни разу его не видела Но однажды сестра пришла ко мне и все рассказала. Что она ждет ребенка, а этот человек не может или не хочет — я так и не поняла — на ней жениться. Если бы это открылось, ей пришлось бы оставить работу, а она была очень честолюбива. Ну и тут я сказала, что… помогу.
— А где ваша сестра теперь, миссис Лоутон?
— Не знаю. Не имею понятия. — Миссис Лоутон говорила с подчеркнутой категоричностью.
— Она жива?
— Надеюсь.
— Но вы с ней не поддерживаете никаких отношений?
— Она сама так хотела. Она считала, что и для нее, и для ребенка будет лучше, если обрубить все концы раз и навсегда. Так мы и договорились. Мать в свое время оставила нам небольшое состояние. Энн передала мне свою долю на содержание и воспитание девочки. Она собиралась и дальше работать в школе, только в другой. Кажется, подвернулась возможность поехать на год за границу, по обмену с тамошней учительницей. В Австралию, что ли. Вот и все, инспектор Хардкасл, больше мне нечего вам сказать.
Хардкасл задумчиво поглядел на нее. Действительно ли все она рассказала? На этот вопрос трудно было ответить с уверенностью. По крайней мере, больше говорить она явно не собиралась. Возможно, она и на самом деле ничего не скрыла. Из ее отрывочных упоминаний о сестре у Хардкасла сложился образ волевой, жесткой, непримиримой женщины. Женщины, которая не позволила, чтобы одна ошибка сломала ей всю жизнь. Она с холодным расчетом отдала ребенка в надежные и, по всей видимости, любящие руки, после чего отреклась от прошлого и начала жизнь заново.
То, что она так обошлась с ребенком, еще можно было понять. Но с сестрой? Хардкасл осторожно спросил:
— Неужели она даже не писала вам, чтобы узнать, как растет ее дочь? Меня это удивляет.
Миссис Лоутон покачала головой:
— Если бы вы знали Энн, вы бы не удивились. Она никогда не меняла своих решений. И потом, мы с ней вообще не были особо близки. У нас большая разница в возрасте, я моложе на целых двенадцать лет. Нет, особенно близки мы никогда не были.
— А что сказал ваш муж, когда вы удочерили девочку?
— Я уже была вдовой. Я рано вышла замуж, и мой муж погиб во время войны. Я тогда держала кондитерскую лавку.
— Где? По-моему, не в Краудине.
— Нет, раньше мы жили в Линкольншире. Как-то раз я приехала в Краудин отдохнуть, и мне здесь так понравилось, что я продала свою лавку и перебралась сюда насовсем. Потом, когда Шейла подросла и пошла в школу, я поступила на работу к Роско и Весту, в магазин тканей, знаете, наверное. Я и сейчас там работаю. Они очень приятные люди.
— Благодарю вас, миссис Лоутон, за откровенность, — сказал Хардкасл, вставая.
— Но вы ничего не скажете Шейле?
— Нет, если не возникнет необходимости — если не окажется, что обстоятельства ее прошлого как-то связаны с этим убийством. Но это вряд ли. — Он достал из кармана все ту же фотографию и протянул ее миссис Лоутон. — Вы случайно не знаете, кто это?
— Мне уже показывали, — сказала миссис Лоутон. Все же она добросовестно рассмотрела фотографию.
— Нет. Я абсолютно уверена, что вижу его впервые. Он не из нашей округи, а то бы я его признала. Правда… — Она вгляделась еще внимательнее и после паузы неожиданно добавила:
— Он, думаю, был хороший человек. По виду настоящий джентльмен.
Для инспектора это определение прозвучало несколько старомодно, но в устах миссис Лоутон оно казалось совершенно естественным.
«Выросла в провинции, — решил Хардкасл, — там до сих пор мыслят такими категориями».
Однако он еще раз посмотрел на фотоснимок и с некоторым удивлением сообразил, что сам-то думает о покойном иначе. Хороший человек? Он был уверен в обратном. Возможно, эта уверенность возникла подсознательно, возможно, она основывалась на факте, что у убитого нашли — карточку с вымышленным именем и адресом. Впрочем, предположение, которое он перед этим высказал миссис Лоутон, могло оказаться и верным. Не исключено, что карточка принадлежала какому-нибудь мошеннику, который прикидывался страховым агентом и просто навязал ее покойному. А тогда, подумал Хардкасл безрадостно, докопаться до истины будет еще сложнее. Он снова взглянул на часы:
— Не смею вас больше отрывать от приготовления обеда. Раз ваша племянница до сих пор не вернулась…
Миссис Лоутон в свою очередь посмотрела на часы на каминной полке. «Слава Богу, здесь только одни», — подумал про себя инспектор.
— Да, уже очень поздно. Шейла редко так задерживается. Хорошо, что Эдна не стала ждать.
Увидев на лице Хардкасла слегка озадаченное выражение, она пояснила:
— Это девушка, которая тоже работает в «Кавендише». Она зашла повидать Шейлу, посидела немного, но потом сказала, что больше ждать не может. Кажется, ей нужно было еще с кем-то встретиться. Она обещала зайти в другой раз, может быть, завтра.
Тут инспектора осенило. Девушка на улице! Теперь он понял, почему ему вспомнились туфли. Ну конечно! Это она встретила их в «Кавендише», это она держала туфлю с отломанным каблуком-шпилькой и жаловалась, что не представляет, как теперь дойдет до дому. Девушка с не запоминающимся лицом, не особенно привлекательная, тогда она еще все время сосала леденец. Она-то ею узнала, а он — нет. Да, она еще приостановилась, словно хотела что-то сказать. Хардкасл безуспешно пытался прикинуть, что же было у нее на уме. Может быть, она хотела объяснить, для чего заходила к Шейле, или просто сочла, что необходимо заговорить со знакомым человеком?
Он поинтересовался:
— Они с вашей племянницей подруги?
— Я бы не сказала, — отозвалась миссис Лоутон. — Ну, конечно, они работают вместе, и все такое, но Эдна довольно пустенькая девушка. Умом не блещет. Нет, они с Шейлой никогда особенно не дружили. Я очень удивилась, зачем ей вдруг понадобилась Шейла. Эдна сказала, что чего-то не понимает и хочет спросить.
— Но она не объяснила, в чем дело?
— Нет, только сказала, что это не срочно, да и вообще не очень важно.
— Понятно. Ну что ж, мне пора.
— И куда Шейла запропастилась? — недоумевала миссис Лоутон. — Она всегда звонит, если задерживается, потому что иногда профессор оставляет ее ужинать. Ну, надеюсь, придет с минуты на минуту. На автобусных остановках такие очереди, а этот «Кроншнеп» чуть ли не в самом конце набережной. Шейле ничего не надо передать?
— Пожалуй, нет, — ответил инспектор. Уже в дверях он спросил:
— А кстати, кто выбирал имена для вашей племянницы, вы или сестра?
— Шейлой звали нашу мать. Имя Розмари придумала сестра. По-моему, не лучший выбор. Слишком претенциозно. Хотя в моей сестре не было ничего претенциозного или сентиментального.
— Спасибо, миссис Лоутон, всего хорошего. Выходя из калитки на улицу, инспектор размышлял: «Розмари… гм… розмарин… Розмарин значит „напоминание“. Напоминание о любви? Или о чем-то совсем ином?»
Глава 13
Рассказывает Колин Овн
Пройдя по Чаринг-Кросс, я свернул в лабиринт кривых улочек между Нью-Оксфорд-стрит и Ковент-Гарденом. Здесь торгуют самыми неожиданными вещами: антикварным хламом, кукольными протезами, балетными туфельками, иноземными сластями.
Из витрины кукольной лечебницы завлекающе взирали голубые и карие глаза, но я устоял перед искушением и вскоре добрался до цели. Таковой являлась обшарпанная книжная лавчонка, расположенная на малозаметной улочке неподалеку от Британского музея. Снаружи, как водится, стояли лотки. На них вперемешку грудились ветхие романы, старые учебники и прочая рухлядь, ценою в три, шесть пенсов, а то и в шиллинг. Некоторые счастливчики могли похвастаться полным комплектом страниц или даже уцелевшей обложкой.
Я протиснулся в дверь. Двигаться приходилось бочком, поскольку шаткие стопки книг с каждым днем все сильнее загромождали проход. Тому, кому удавалось проникнуть внутрь, становилось ясно, что властвуют тут книги, а не человек. Они одичали, заполонили все пространство, расплодились и размножились, — явно не хватало сильной руки, чтобы укротить их буйный нрав. Стеллажи стояли так тесно, что пробираться меж ними приходилось впритирку. На каждой полке, на каждом столике высились груды книг. В углу, на стульчике, почти задавленном книгами, сидел старик в мягкой шляпе с загнутыми полями. У него было широкое, плоское лицо, как у чучела рыбы. Старик имел вид человека, который отказался от неравной борьбы. Он честно пытался покорить книги, но книги, судя по всему, сами покорили его. Это был своего рода король Канут книжного мира, вынужденный медленно отступить под напором бумажной орды. Он мог бы приказать ей остановиться, но с обреченным сознанием того, что приказ не будет выполнен. То был мистер Соломан, владелец лавки. Он узнал меня и приветливо кивнул; рыбий взгляд на миг смягчился.
— Есть для меня что нибудь? — осведомился я.
— Вам придется самому подняться и посмотреть. Как всегда, водоросли и все такое?
— Совершенно верно.
— Ну так вы знаете, где искать. Ихтиология, ископаемые, Антарктика — это все на третьем этаже. Позавчера пришла новая партия. Я уже начал ее разбирать, но толком руки так и не дошли. Найдете там, в углу.
Я кивнул и стал пробираться в дальний конец лавчонки, к шаткой и невероятно грязной лестнице, которая вела наверх. На втором этаже размещались востоковедение, искусство, медицина и французская классика. Здесь же, за занавеской, имелся очень занятный уголок, куда допускалась только избранная публика: там хранились «ценности» и «раритеты». Я прошел мимо и поднялся на третий этаж.
Тут обосновались археология, естественные науки и прочие внушающие уважение тома, довольно неумело рассортированные по разделам. Я протолкался сквозь толпу студентов, пожилых полковников и священнослужителей, обогнул стеллаж, переступил через разверстые ящики с книгами, брошенные прямо на полу, и натолкнулся на студента и студентку, которые слились в тесном объятии, забыв обо всем на свете. Они стояли поперек дороги и тихонько покачивались. Я сказал «прошу прощения», решительно отпихнул их в сторону, поднял занавеску, которая скрывала дверь, вытащил ключ, отпер и вошел. Снаружи никто бы не догадался, что здесь находится вестибюльчик с чистенькими, оштукатуренными стенами, на которых развешаны фотографии шотландских коров, и дверь с ярко начищенным молотком. Я негромко постучал. Мне отворила седая старушка в невероятно старомодных очках, черной юбке и несколько неожиданном спортивном свитере в зеленую полосу.
— Ах, это ты, — иного приветствия я не дождался. — Он о тебе вчера спрашивал. Был очень недоволен. — Она покачала головой, точно пожилая гувернантка, которая журит непослушное дитя. — Впредь веди себя как следует.
— Да полно вам, бабушка, — сказал я.
— И не смей называть меня бабушкой, — прибавила старушка, — ишь, дерзкий какой! Сколько раз я тебе говорила?
— Разве я виноват, — защищался я, — что вы разговариваете со мной, как с малым ребенком?
— И когда ты только вырастешь? Ладно, входи, уж будет тебе взбучка.
Она нажала кнопку, взяла со столика телефон и доложила:
— Мистер Колин… Да, сейчас впущу. — Она положила трубку и кивнула.
Через дверь в дальнем конце я попал в следующую комнату, где было так накурено, что с трудом удавалось что-либо разглядеть. Когда прошла резь в глазах, я узрел в дряхлом, отслужившем свое кресле внушительную фигуру шефа; рядом с ним на подставке-вертушке стоял старомодный пюпитр.
Полковник Бекк снял очки, отпихнул пюпитр, на котором лежал пухлый фолиант, и неодобрительно посмотрел на меня:
— Явился?
— Да, сэр.
— Что-нибудь узнал?
— Нет, сэр.
— Н-да… Что ж, Колин, это никуда не годится. Совсем никуда, слышишь? Чушь эти твои полумесяцы.
— Я еще думаю, — начал было я.
— Ах вот как! Ты думаешь. Но мы не можем ждать целую вечность, пока ты до чего-нибудь додумаешься.
— Я не отрицаю, что это всего лишь предположение, — сказал я.
— Ну и прекрасно, — заявил шеф. Он вообще был вздорный человек.
— Самые блестящие результаты, какие мне доводилось видеть, как правило, вытекали из предположений. Но ты со своим, похоже, сел в калошу, Покончил с трактирами?
— Да, сэр. Теперь занимаюсь улицами. Теми, где в названии есть месяц или луна, — понимаете, что я имею в виду?
— Да, я, как ни странно, сообразил, что ты имеешь в виду не булочные, где продают французские рогалики, хотя, строго говоря, почему бы и нет. Все просто помешались на этих французских рогаликах, которые на самом деле никакие не французские. И уж конечно, теперь их хранят в морозилках, как, впрочем, и все остальное. Поэтому вся пища не пойми какая на вкус.
Я молча ждал, что еще старик скажет по этому поводу. Это был его конек. Но полковник Бекк заметил, что я настроился слушать, и умолк.
— Все прочесал? — спросил он.
— Почти. Осталось совсем немного.
— Полагаю, тебе нужно еще время.
— Нужно, — согласился я, — потому что я нашел одно довольно занятное место. Может быть, это просто совпадение, но скорее всего оно что-нибудь да значит.
— Не мямли. Выкладывай факты.
— Есть такой Вильямов Полумесяц, и сейчас там идет следствие.
— А ты окончательно запутался? Или как?
— Пока непонятно.
— Точнее, друг мой, точнее.
— Совпадение состоит в том, что на Вильямовом Полумесяце убит мужчина.
— Кто он такой?
— Пока неизвестно. У него в кармане нашли карточку с именем и адресом, она оказалась фальшивой.
— Гм. Угу. Занятно. Думаешь, тут есть связь?
— Еще не знаю, сэр, и все-таки…
— Понял, понял. Все-таки… А зачем ты вообще пришел? За дозволением еще полазать по этому Вильямову Полумесяцу — где ты только откопал такое названьице?
— В Краудине. Это городок в десяти милях от Портлбери.
— Ну-ну. Места там прекрасные. Но сюда-то ты зачем явился? Очень тебе нужно мое дозволение, все равно ведь будешь с ослиным упрямством гнуть свое!
— Боюсь, что да, сэр.
— Тогда что тебе нужно?
— Там есть пара-тройка людей, которых я хотел бы проверить.
Полковник Бекк со вздохом придвинул обратно свой пюпитр, вытащил из кармана шариковую ручку, подул на нее и глянул мне в лицо:
— Ну?
— Во-первых, дом под названием «Приют Дианы». Настоящий адрес — Вильямов Полумесяц, двадцать. Хозяйка — дама по имени миссис Хемминг, держит штук двадцать кошек.
— Диана? Гм, — задумался полковник Бекк. — Богиня луны! «Приют Дианы». Гм. А чем занимается эта миссис Хемминг?
— Ничем. Возится со своими кошками.
— Отличная «крыша», — восхитился полковник. — Возможно, как раз эта дамочка нам и нужна. Все?
— Нет. Еще некий Рамзи. Живет в шестьдесят втором доме по Вильямову Полумесяцу. Считается инженером-строителем — знать бы, что это такое. Часто ездит за границу.
— Это нам подходит, — объявил шеф, — это нам даже очень подходит. Значит, его тоже проверить? Хорошо.
— У него есть жена, очень приятная женщина, — добавил я, — и еще двое сыновей-разбойников.
— Ничего удивительного, — заметил полковник Бекк. — Бывает и такое. Помнишь Пендлтона? У него тоже были жена и детишки. Очень милая жена. В жизни не встречал женщины глупее. Пребывала в блаженной уверенности, что ее супруг — добропорядочный торговец литературой по востоковедению. Впрочем, помнится, у Пендлтона была еще одна в Германии и пара дочурок. А третья жена в Швейцарии. Не знаю, зачем ему было столько, в личных целях или для маскировки. Он-то, конечно, утверждал, что только для маскировки. Ну, Бог с ним. Итак, мистер Рамзи. Кто-нибудь еще?
— Еще так, на всякий случай. Пара, которая живет в шестьдесят третьем доме. Пожилой профессор по имени Мак-Нотон. Шотландец. Пенсионер. Увлекается садоводством. Вроде бы все с ним в порядке, да и с его женой тоже, просто…
— Ладно, посмотрим. Устроим обычную проверку, и все станет ясным. Кстати, что это за люди?
— Это те люди, у которых садики граничат или соприкасаются с участком дома, где было совершено убийство.
— Прямо упражнение из учебника французского языка, — заметил Бекк. — Где находится мертвое тело моего дяди? В саду дома двоюродной сестры моей тети. А что представляет из себя дом номер девятнадцать?