И весь вид у нее был виноватый.
— Пусть это вас не беспокоит, — сказал инспектор. — Нам очень нужна ваша помощь.
— Понимаю. Надеюсь оказаться полезной. Но видите ли, мы расстались очень давно.
— Мне хотелось бы кое-что уточнить. Когда в последний раз вы видели своего мужа?
— Попробую быть точной, — сказала миссис Райвл, — это же было сто лет назад. А память может и подвести. По-моему, я написала вам, что мы расстались лет десять назад. Но на самом деле больше. И кажется, даже больше пятнадцати. Время идет быстро. Вероятно, каждый предпочитает думать, что лет прошло меньше, чем на самом деле, — тонко заметила она, — потому что тогда кажешься себе моложе. Вы со мной не согласны?
— Что же, вполне возможно, — согласился Хардкасл. — Значит, в последний раз вы виделись примерно пятнадцать лет назад? Когда вы поженились?
— Тремя годами раньше.
— Где вы тогда жили?
— В местечке Шилтон Бьюс в Саффолке. Приятный городок. С ярмаркой. А так — с пятачок.
— Чем занимался ваш муж?
— Служил страховым агентом. По крайней мере, — она сделала паузу, — он так говорил.
Инспектор пристально посмотрел на нее.
— Вы знали, что это не так?
— Не совсем… Не сразу. Просто я вдруг поняла, что он лжет. Удобная ложь для мужчины, вам не кажется?
— Наверное, вполне возможно при определенных обстоятельствах.
— Я хочу сказать, что это удобный предлог для долгих отлучек.
— Ваш муж подолгу отсутствовал, миссис Райвл?
— Да. Сначала я не придавала этому значения…
— А потом?
Она ответила не сразу:
— Мы не могли бы закончить этот разговор? В конце концов, если это не Гарри…
Он подивился ее здравому смыслу. Но что прозвучало в голосе — напряжение, беспокойство? Он не смог бы ответить.
— Понимаю, — сказал он, — давайте закончим. Идемте со мной.
Он встал и провел ее вниз к поджидавшей машине. По дороге она волновалась ничуть не больше любого другого, кто собирался посетить подобное место. Чтобы подбодрить ее, Хардкасл говорил, что и обычно:
— Все будет хорошо. Ничего страшного. Это займет всего пару минут.
Вывезли каталку, служитель откинул простыню. Несколько минут она не отводила от покойника глаз, дыхание ее участилось, еле слышно вздохнув, она резко отвернулась.
— Это Гарри. Д-да. Он постарел, изменился… Но это Гарри.
Инспектор кивнул служителю, взял ее под руку, отвел к машине, и они вернулись в участок. Он молчал. Он давал ей время прийти в себя. Едва они вошли в кабинет, констебль принес поднос с чаем.
— Пожалуйста, миссис Райвл. Выпейте чашечку, вам станет легче. Потом поговорим.
— Спасибо.
Она положила в чай сахар, довольно много, и выпила почти залпом.
— Вот мне и лучше, — сказала она. — Не то чтобы я волновалась, но такое зрелище, знаете ли, производит впечатление.
— Вы уверены, что этот человек ваш бывший муж?
— Уверена. Конечно, он постарел, но почти не изменился. Он всегда следил за собой. И выглядел этаким ладньм, славным и, знаете ли, порядочным.
Да, подумал Хардкасл, точное определение. Именно порядочным. Вполне вероятно, что на самом деле он был отнюдь не таким. Некоторым это удается, и они неплохо умеют этим пользоваться.
Миссис Райвл сказала:
— Он всегда очень заботился о своей внешности. Наверное, они потому и попадались так легко. Им ничего в голову не приходило.
— Кто попадался, миссис Райвл? — Голос Хардкасла звучал мягко и участливо.
— Женщины, — сказала миссис Райвл. — Женщины. На них-то он и тратил все свое время.
— Ясно. И вы узнали об этом?
— Я… я догадалась. Его слишком подолгу не бывало дома. Конечно, я понимаю, мужчина есть мужчина. Я была уверена, что у него кто-то есть. Спрашивать о таких вещах бессмысленно. Солжет и все. Но я не подозревала, что… что он делает на этом деньги.
— А он делал?
Она кивнула.
— Уверена.
— Как вы об этом узнали?
Она пожала плечами.
— Однажды он вернулся из поездки. Сказал, что ездил в Ньюкасл. Он приехал и заявил, что пора сматываться. Игра окончена. Одна женщина попала из-за него в неприятное положение. Он сказал, что она учительница и шума тут не оберешься. Я задала ему пару вопросов. Он не стал запираться. Наверное, думал, что я знаю больше, чем на самом деле. Они легко попадались на его удочку, как и я в свое время. Он дарил кольцо, объявлял о помолвке, а потом предлагал ей вложить во что-нибудь деньги. Как правило, они сразу же соглашались.
— А вам он это предлагал?
— Да, но я не согласилась.
— Почему? Вы уже тогда не доверяли ему?
— Я из тех, кто верит только себе. Я, если можно так выразиться, знаю и мужчин, и их замашки, да и всю изнанку жизни. Во всяком случае, ничего такого я поручать ему не собиралась. Своими деньгами я распоряжаюсь сама. Если не хотите потерять деньги, держите их в своих руках. Я слишком много видела женщин и девушек, которые сами дали себя одурачить.
— Когда он предложил заняться устройством ваших денег? До свадьбы или после?
— Кажется, до свадьбы, но я отказалась, и больше он к этому не возвращался. Потом, когда мы уже поженились, он сказал, что у него появилась блестящая возможность вложить их в какое-то дело. А я сказала: «Ни к чему это». Не столько потому, что я не доверяла ему, но потому, что знаю мужчин — они частенько болтают о прекрасных возможностях, которые на самом деле гроша ломаного не стоят.
— У вашего мужа были неприятности с полицией?
— Вот еще, — сказала миссис Райвл. — Какая женщина захочет сообщить всему свету о том, как ее надули. Но в тот раз все могло обернуться и по-другому. Та женщина, или девушка, была образованная. Вряд ли она дала бы обмануть себя так же легко.
— У нее должен был быть ребенок?
— Да.
— Это случалось не раз?
— Думаю, да. — И она добавила:
— Если честно, я не знаю, что у него было на первом месте. Только ли деньги — так сказать, как средство существования, — или же он принадлежал к числу тех мужчин, которые любят интрижки и не видят причин, почему бы не предоставить даме заплатить за удовольствие. — Теперь в голосе у нее послышалась горечь. Хардкасл мягко спросил:
— Вы любили его, миссис Райвл?
— Не знаю. Правда, не знаю. Думаю, наверное, да, иначе я не вышла бы за него замуж.
— А вы… прошу прощения, действительно вышли?
— Не знаю, — с чувством сказала миссис Райвл. — Поженились мы, как полагается. Даже в церкви венчались, но я понятия не имею, сколько раз и под сколькими именами он так женился. Когда я выходила за него, его звали Гарри Каслтон. Но не думаю, что у него было одно имя.
— Гарри Каслтон. Правильно?
— Да.
— И вы жили в этом местечке, в Шилтон Бьюс, как муж и жена. Сколько вы там прожили?
— Около двух лет. А до этого — в Донкастере. Не могу сказать, что в тот день, когда он пришел и все рассказал, я очень уж удивилась. Мне кажется, я уже тогда понимала, что он занимается чем-то подобным. Просто, видите ли, трудно в такое поверить сразу. Он всегда казался таким положительным. Этаким настоящим джентльменом.
— А потом?
— А потом он сказал, что сматываться надо быстро, а я сказала, что он может идти на все четыре стороны и что мне все это не нравится, — отвечала она задумчиво. — Я дала ему десять фунтов. Это все, что тогда было в доме. Он сказал, ему нужны деньги… С тех пор я его не видела ни разу. До сегодняшнего дня. Вернее, до того, как наткнулась на фотографию в газете.
— Не было ли у него каких-то особых примет? Шрамов от операций? Переломов? Или чего-нибудь в этом роде?
Она покачала головой.
— Не помню.
— Он когда-нибудь назывался Корри?
— Корри? Нет, не помню. Я, во всяком случае, не слыхала.
Хардкасл пододвинул к ней визитную карточку.
— Лежала у него в кармане, — сказал он.
— Все еще страховой агент, понятно, — бросила она. — Так я и думала… я говорю, все-таки он пользовался разными именами.
— Вы сказали, что не виделись с ним пятнадцать лет?
— Он ни разу не прислал мне даже рождественской открытки, если вы это имеете в виду, — сказала миссис Райвл, неожиданно улыбнувшись. — Но не думаю, что он знал, где меня искать. Вскоре после его бегства я вернулась на сцену. Труппа большей частью ездила по гастролям. Жизнь эта не то чтобы очень, и я отказалась от имени Каслтон и снова взяла свой прежний псевдоним.
— Значит, Мерлина… не настоящее имя?
Она покачала головой, и на губах ее появилась легкая, задорная улыбка.
— Я сама его придумала. Оно необычно. По-настоящему меня зовут Флосси Гэпп. Окрестили меня Флоренс, и все и всегда называли меня или Флосси, или Фло. Флосси Гэпп. Не слишком-то романтично, правда?
— Чем вы сейчас занимаетесь, миссис Райвл? Все еще на сцене?
— Играю время от времени, — несколько уклончиво ответила миссис Райвл. — Потихоньку, если так можно выразиться.
Хардкасл был человеком тактичным.
— Понятно, — сказал он.
— Я берусь за любую работу, — сказала она. — Помогаю устраивать небольшие приемы, играю там роль хозяйки, ну и все такое. Совсем неплохо. Во всяком случае, встречаешь разных людей. Правда, иногда дела — из рук вон.
— С тех пор, как вы расстались с Гарри Каслтоном, вы ничего о нем не слышали?
— Ни единого звука. Я думала, что, быть может, он за границей… или умер.
— Я хочу задать вам еще один вопрос, миссис Райвл: не приходит ли вам в голову, зачем ваш бывший муж мог приехать в наш город?
— Нет. Конечно же, не приходит. Я понятия не имею, чем он все эти годы занимался.
— Мог он заниматься продажей фальшивых страховок или чем-то вроде?
— Просто не знаю. Думаю, на него это не слишком похоже. Я хочу сказать, что Гарри всегда был очень осторожным. Он не стал бы рисковать и соваться туда, где можно попасться. Скорей уж он охотился за невестами.
— Как вы думаете, он был способен на шантаж?
— Даже не знаю… при случае, может, и да. Например, на шантаж какой-нибудь дамы, которой не хочется, чтобы нечто из ее прошлого растрезвонили всему свету. Он бы действовал наверняка. Учтите, я не утверждаю, я лишь говорю «возможно». И знаете ли, мне кажется, что не так-то уж он и гонялся за деньгами. Или сознательно губил чьи-то жизни. Просто у него была своя небольшая коллекция. — И она утвердительно кивнула головой. — Вот-вот, именно коллекция.
— Женщины любили его, не так ли?
— Да. И всегда легко попадались на его удочку. Наверняка оттого, что с виду он казался порядочным, положительным человеком. Они радовались, когда им удавалось заполучить такого жениха. Им уже мерещилась спокойная, устроенная жизнь. Похоже, что так. Я и сама на это надеялась, — призналась она.
— Осталась одна мелочь. — Хардкасл вызвал сержанта. — Принесите, пожалуйста, часы.
Сержант принес на подносе часы, прикрытые салфеткой. Хардкасл сдернул ее и представил поднос на обозрение миссис Райвл. Она разглядывала их с откровенным любопытством и удовольствием.
— Очень миленькие, вам нравятся? Мне эти вот — очень. — И она коснулась пальцем бронзовых позолоченных часов.
— Не случалось ли вам видеть их раньше? Они ни о чем вам не напоминают?
— Нет, ни о чем. А разве они должны мне о чем-то напомнить?
— Не упоминал ли когда-нибудь ваш муж имени Розмари?
— Розмари? Погодите-ка. Была одна рыжая… нет, ту звали Розали. Боюсь, мне уже не вспомнить. Но я ведь могла и не знать о ней. Гарри не очень-то любил болтать.
— А если бы стрелки часов стояли на четырех тринадцати… — Хардкасл не договорил.
Миссис Райвл жизнерадостно хохотнула:
— Я подумала бы, что скоро пора пить чай.
Хардкасл вздохнул.
— Хорошо, миссис Райвл, — сказал он, — мы очень вам благодарны. Следующее слушание состоится, как я уже говорил, послезавтра. Вы сможете прийти, чтобы дать показания?
— Да. Да, конечно. Мне нужно будет только сказать, кто он? В подробности ведь вдаваться необязательно? Мне не понадобится рассказывать, чем он занимался?
— На этот раз нет. Вы только подтвердите под присягой, что убитый — Гарри Каслтон, ваш бывший муж. Точную дату мы найдем в записях Сомерсет-хауза. Где вы поженились? Вы помните?
— В местечке Донбрук в церкви Святого Михаила. Кажется, это случилось уже больше двадцати лет тому назад. Вы заставляете меня признать, что я одной ногой в могиле, — сказала миссис Райвл.
Она встала и подала ему руку. Инспектор попрощался. Потом снова сел и сидел, постукивая по столу карандашом. Вошел сержант Крэй.
— Вы довольны? — спросил он.
— По-моему, да, — ответил инспектор. — Гарри Каслтон… может быть, может быть. Посмотрим, что у нас есть на этого парня. Кажется, не у одной женщины найдутся веские основания поквитаться с Гарри Каслтоном.
— А с виду такой приличный, — сказал Крэй.
— Это, — сказал Хардкасл, — был его основной капитал.
Он опять посмотрел на часы с надписью «Розмари». Что это — напоминание?
Глава 22
Рассказывает Колин Овн
— Ну вот ты и вернулся, — сказал Эркюль Пуаро. Он аккуратно положил в книгу закладку, чтобы не потерять место, где остановился. На этот раз подле его локтя стояла чашка горячего шоколада. У Пуаро, определенно, в отношении напитков был отвратительный вкус. В кои-то веки он не стал заставлять меня составить компанию.
— Как дела? — спросил я.
— Скверно. Очень скверно. У нас в доме все что-то перестраивают и переделывают. Даже планировку квартир.
— Вы не хотите, чтобы они стали удобней?
— Они-то, конечно, станут удобней. Но для меня одни неудобства. Придется менять распорядок дня. А чего стоит один запах краски! — И он взглянул на меня почти гневно.
Потом, отмахнувшись от всех неприятностей одним движением руки, спросил:
— Ну а ты, удачно ли съездил?
Я медленно проговорил:
— Не знаю.
— А-а! Значит, удачно.
— Я узнал все, что требовалось. Но самого человека упустил. Не знаю, что им важней. Информация или тело?
— Если уж зашла речь о телах, я прочел отчет о предварительном слушании дела в Краудине. Преднамеренное убийство, совершенное неизвестным или неизвестными. А твоему трупу наконец дали имя.
Я кивнул:
— Гарри Каслтон.
— Его опознала жена. Ты уже был в Краудине?
— Пока нет. Думал поехать завтра.
— У тебя отпуск?
— Пока нет. Я еще на работе. Мне и нужно туда по делу. — Я немного помолчал и сказал:
— Я почти ничего не знаю о том, что там произошло, пока меня не было. Только то, что опознан труп, А что об этом думаете вы?
Пуаро пожал плечами:
— Этого следовало ожидать.
— Что ж, полицейские опытные…
— А жены — очень ответственные.
— Миссис Мерлина Райвл. Ну и имечко!
— Что-то мне оно напоминает, — сказал Пуаро. — Но вот что?
Он задумчиво посмотрел на меня, но я и не пытался подсказывать. Насколько я знал Пуаро, в таких случаях ему могло прийти в голову все что угодно.
— Поездка к друзьям… деревня… — размышлял он вслух, потом покачал головой. — Нет, слишком давно.
— Когда я вернусь, я расскажу вам об этой миссис все, что узнаю от Хардкасла, — пообещал я.
Пуаро махнул рукой и сказал:
— Нет необходимости.
— Вы хотите сказать, что и так все о ней знаете?
— Нет. Я хочу сказать, она мне не нужна.
— Не нужна? Но почему? Не понимаю. — Я покачал головой.
— Сосредоточиться нужно на главном. Расскажи мне лучше про Эдну — ту самую девушку, которую убили на Полумесяце в телефонной будке.
— Мне нечего рассказывать, я все рассказал. Я и сам о ней ничего не знаю.
— Итак, единственное, что тебе известно и что ты можешь сказать, — с упреком проговорил Пуаро, — это что ты познакомился в машинописном бюро с Эдной Брент, бедной маленькой девушкой, похожей на кролика, когда она сломала каблук о решетку на тротуаре. — Он помолчал. — Кстати, где именно она его сломала?
— Но право же, Пуаро, я-то откуда знаю?
— Ты бы узнал, если бы спросил. Как же ты думаешь узнать что-нибудь, если не задаешь верных вопросов?
— Но какая разница, где?
— Может быть, и никакой, но тогда мы точно бы знали, где была Эдна, кого она видела, и могли выяснить, что там произошло.
— Все вы притягиваете за уши. Я знаю только, что он отлетел рядом с конторой — она сказала, что едва она купила сдобную булочку, как пришлось вернуться, еще сказала, не знает, как ей, бедняжке, добраться до дому.
— А-а. Ну и как же она добралась?
Я так и воззрился на него.
— Понятия не имею.
— Нет, это невозможно, ты не спрашиваешь о самом необходимом. И в результате ничего не знаешь.
— Вам лучше самому съездить в Краудин и самому обо всем спросить, — сказал я, уязвленный.
— Сейчас это невозможно. На следующей неделе начнется самая интересная распродажа авторских рукописей.
— Вы еще ими увлекаетесь?
— Да, и очень. — Глаза его заблестели. — Взять романы Джона Диксона Карра, или Картера Диксона, как он иногда подписывал…
Я сослался на важное свидание и сбежал, пока он не разошелся. У меня не было настроения слушать лекции о былых мастерах, прославивших искусство создания криминального романа.
На следующий вечер я сидел на ступеньках у дверей Хардкасла и, когда, уже затемно, он вернулся домой, поднялся ему навстречу.
— Колин? Привет. Откуда ты взялся, из-под земли, что ли?
— Если бы ты сказал «из-за стены», было бы точнее.
— Давно тут сидишь?
— С полчаса.
— Жаль, что ты не смог войти.
— Я смог бы войти запросто, — сказал я с негодованием. — Ты не представляешь, чему нас учат.
— Так что ж ты сидел здесь?
— Не хотелось никоим образом ронять твой авторитет, — пояснил я. — Если всякие разные начнут воровски, да еще запросто, забираться в дом инспектора уголовной полиции, его авторитет немедленно упадет.
Хардкасл достал из кармана ключ и отпер входную дверь.
— Входи, — сказал он, — и не болтай чепухи.
Он первым прошел в гостиную и занялся освежающими напитками.
— Скажи, когда хватит.
Я сказал, но не слишком поспешно, и мы уселись, держа в руках по бокалу.
— Наконец дело сдвинулось, — сказал Хардкасл. — Опознали труп.
— Знаю. Читал газеты. Кто такой Гарри Каслтон?
— Чрезвычайно порядочный человек, который зарабатывал на жизнь женитьбой или помолвкой с состоятельными и доверчивыми особами. Они, впечатлившись его знанием делового мира, вверяли ему все свои сбережения, после чего он вскоре испарялся, как туман.
— Не похож что-то он на такого, — сказал я, припомнив лицо Гарри Каслтона.
— На это и был расчет.
— Судим?
— Нет, мы наводили справки, но не так-то просто собрать информацию. Имена он менял довольно часто. И хотя Скотланд-Ярд считает, что Гарри Каслтон, Раймонд Блейр, Лоуренс Делтон и Роджер Байрон одно лицо, доказательств у нас нет. Видишь ли, женщины не любят рассказывать о таких вещах. Им лучше лишиться денег. Имен у него было более чем достаточно, работал он в разных местах — всегда одинаково, но был поистине неуловим. Роджер Байрон исчез в Саутэнде, а потом объявился в Ньюкасле-на-Тайне и обстряпывал свои делишки там. Фотографироваться он не любил, игнорируя попытки друзей и дам сделать снимок на память. И так лет пятнадцать или двадцать кряду. Одно время он, казалось, исчез. Даже пошел слух, будто он умер, но потом кто-то встретил его за границей.
— И никто ничего о нем не слышал, пока его не нашли мертвым на коврике в доме мисс Пебмарш? — спросил я.
— Вот именно.
— Тогда все может быть.
— Все что угодно.
— Например, отвергнутая женщина, которая ничего не забыла, — подбросил я.
— Ты же знаешь, и так бывает. У женщин бывает долгая память. Они ничего не забывают…
— И если такая женщина слепнет — одно несчастье за другим… так?
— Это лишь предположение. Доказательств нет.
— А эта жена, миссис… как ее?.. Мерлина Райвл? Ну и имя! Таких не бывает.
— Ее зовут Флосси Гэпп. Мерлина — псевдоним. Больше подходит для ее жизни.
— Кто она такая? Уличная?
— Время от времени.
— То есть, ежели говорить вежливо, дама легкого поведения?
— Думаю, она была хорошей, порядочной женщиной, винить надо ее друзей. Называет себя бывшей актрисой. Временами подряжается принимать гостей на приемах. Довольно мила.
— Ей можно верить?
— Не больше чем всем остальным. Узнала его сразу. Без колебаний.
— Вот удача-то.
— Да. Я уже почти отчаялся. Сколько здесь перебывало всяких жен! Я даже начал думать, что умной женщиной можно назвать ту, которая сумеет узнать своего мужа. Честно говоря, мне показалось, будто миссис Райвл знает о муже больше, чем говорит.
— А сама она не имеет какого-нибудь отношения к уголовникам?
— В архиве данных на нее нет. Думаю, у нее были и, может быть, есть и сейчас какие-нибудь сомнительные приятели. Но ничего серьезного — мелочь.
— Как насчет часов?
— Говорит, ничего не знает. Вероятно, так оно и есть. Мы выяснили, откуда они, — с Итальянского рынка. Я говорю про бронзовые и про дрезденский фарфор. Но проку от этого никакого. Знаешь ведь, что там творится по субботам. Лавочник говорит, будто их купила какая-то американка, но я не думаю, что он и впрямь ее запомнил. На этом рынке полно американских туристов. Жена его уверяет, будто их купил мужчина. Как он выглядел, она не помнит. Серебряные часы — из мастерской в Борнмуте. Какая-то высокая дама искала подарок для маленькой девочки и купила их. Все, что нам о ней известно, это что дама была в зеленой шляпе.
— А четвертые? Исчезнувшие? Как с ними?
— Ничего, — ответил Хардкасл. Я понял, что он имел в виду.
Глава 23
Рассказывает Колин Овн
Гостиница, где я остановился, была маленьким, жалким заведением рядом с вокзалом. Там подавали неплохое жаркое, и на этом ее достоинства заканчивались. Кроме, конечно, дешевизны.
На следующее утро в десять часов я позвонил в Бюро машинописи и стенографии «Кавендиш» и сказал, что мне нужна машинистка, знающая стенографию, чтобы написать несколько писем и перепечатать деловое соглашение. Меня зовут Дуглас Витерби, остановился я в отеле «Кларендон» (почему-то у самых паршивых гостиниц всегда самые пышные названия). Свободна ли сегодня мисс Шейла Вебб? Ее рекомендовал мне один знакомый.
Мне повезло. Шейла была свободна. Правда, в двенадцать часов ее ждал профессор Пурди. Но я сказал, что мы закончим раньше, так как у меня самого назначена встреча.
Когда Шейла вошла в вестибюль гостиницы, я стоял за распашной дверью. Я выступил вперед.
— Мистер Дуглас Витерби к вашим услугам, — сказал я.
— Это ты звонил?
— Я.
— Как не стыдно, — возмутилась Шейла.
— Отчего же? Я готов заплатить за твое драгоценное и дорогостоящее время бюро «Кавендиш». Так что их совершенно не касается, где мы будем сидеть, здесь или через дорогу, и станем ли мы писать какие-нибудь кошмарные нудные письма, которые начинаются вроде: «Вам необходимо срочно получить» и т. д., или не станем. Пошли, выпьем по чашке паршивого кофе в уютной обстановке.
Вызывающе, отчаянно желтое кафе «Лютик» старалось соответствовать своему названию. Столы, пластиковые подставки, чашки и блюдца — все сияло канареечным цветом.
Я заказал нам кофе и пшеничные лепешки. Час был ранний, и мы сидели почти совсем одни.
Когда официантка, приняв заказ, удалилась, мы посмотрели через стол друг на друга.
— Как дела, Шейла, в порядке?
— Что ты имеешь в виду?
Под глазами у нее залегли круги, отчего глаза казались не синими, а фиолетовыми.
— Досталось тебе?
— Да… нет… не знаю. Я думала, ты уехал.
— Уехал. Но уже вернулся.
— Зачем?
— Ты знаешь зачем.
Она опустила глаза и молчала не меньше минуты.
— Я его боюсь, — сказала она.
— Кого?
— Твоего приятеля, инспектора Хардкасла. Он думает, что я… что я убила сначала того человека а потом Эдну…
— Так только кажется, — успокоил я Шейлу. — Он всегда так смотрит, будто подозревает всех и вся.
— Нет, Колин, мне ничего не кажется. И незачем меня утешать. Он думает, что я с самого начала замешана в этом деле.
— Девочка моя, против тебя нет улик. Просто ты там оказалась в тот день, и оказалась потому, что кто-то тебя подставил.
Она перебила меня:
— А он думает, что это я сама себя подставила. Он думает, я все подстроила, он думает, что Эдна об этом догадалась. Что она узнала меня, когда я якобы прикинулась мисс Пебмарш.
— А это был не твой голос? — спросил я.
— Конечно же нет! Никуда я не звонила. Сколько раз говорить!
— Послушай, Шейла, — сказал я. — Что бы ты там ни говорила всем остальным, мне ты должна сказать правду.
— Ты не веришь ни одному моему слову!
— Да, не верю. В тот день ты могла позвонить по вполне невинной причине. Кто-то мог попросить тебя и сказать, что это розыгрыш, а потом ты испугалась и, солгав раз, уже не могла сказать правду. Это так?
— Нет, нет и нет! Я сказала — нет!
— Хорошо, но ты все же не договариваешь. Я хочу, чтобы ты мне поверила. Если у Хардкасла есть что-то против тебя, что-то, о чем он мне не рассказал…
Она снова перебила:
— Ты уверен, что он говорит тебе все?
— Да. У него нет причин что-либо скрывать. Мы с ним почти коллеги.
В этот момент официантка принесла заказ. Кофе был светлый, как только что вошедший в моду норковый мех.
— Я не знала, что ты тоже из полиции, — сказала Шейла, медленными кругами водя в чашке ложечкой.
— Не совсем из полиции. Это совершенно другой департамент. Но я понимаю так: если Дик что-то знает и не говорит мне, значит, у него есть на то причина. Это потому, что он видит, как ты мне нравишься. И ты мне действительно нравишься. Даже больше. Что бы ты ни сделала, Шейла, я — за тебя. Тогда ты выбежала из дому перепуганная насмерть. Ты действительно испугалась. Ты не притворялась. Так сыграть невозможно.
— Конечно, испугалась. До смерти.
— Ты испугалась только мертвеца? Или чего-то еще?
— А что там еще могло быть? Я набрался смелости.
— Зачем ты взяла часы с надписью «Розмари»?
— О чем ты говоришь? С какой стати?
— Я и спрашиваю тебя, с какой стати?
— Я их не трогала.
— Ты сказала, что забыла перчатки, и вернулась. В тот день перчаток на тебе не было. Стоял теплый сентябрьский день. Я вообще не заметил, чтобы ты носила перчатки. Так что ты вернулась, чтобы взять часы. Расскажи правду, Шейла. Ты ведь солгала?
Минуту-другую Шейла сидела молча и лишь крошила в пальцах лепешку.
— Хорошо, — сказала она почти шепотом. — Хорошо. Я взяла их. Я взяла часы, сунула в сумку и вышла.
— Зачем?
— Затем, что на них написано «Розмари». Это мое имя.
— Тебя зовут Розмари? А Шейла?
— У меня два имени. Розмари Шейла.
— И только-то? Только из-за того, что на них написано твое имя?
Она услышала в моем голосе недоверие, но уперлась.
— Я же сказала — я испугалась.
Я посмотрел на нее. Она — моя девушка, она мне нужна, и я хочу, чтобы она стала моей навсегда. Но я не питал иллюзий на ее счет. Шейла лгала и, возможно, всю жизнь будет лгать. Это тоже способ защиты — быстро и бойко все отрицать. Оружие ребенка. Возможно, она так и не оставит его. Но если мне нужна Шейла, я должен принять ее такой, какая она есть. Пусть только будет рядом, а с остальным — разберемся. У всех свои недостатки. У меня другие, но они все же есть.
Я принял решение и пошел в атаку. Другого способа я не видел.
— Это были твои часы? — сказал я. — Они принадлежали тебе?
Она задохнулась.
— Откуда ты знаешь?
— Ну-ка, ну-ка, рассказывай.
Она заспешила, не успевая толком подобрать нужное слово. Из этой невнятицы я уяснил, что часы с надписью «Розмари» принадлежали ей почти всю жизнь. До шести лет ее называли Розмари, но она ненавидела это имя и настояла на том, чтобы ее стали звать Шейлой. Недавно часы забарахлили. Она взяла их с собой, хотела после работы занести к часовщику в мастерскую неподалеку от бюро «Кавендиш». Но где-то она их оставила — может быть, в автобусе, может, в молочном баре, куда забегала перекусить.
— Это случилось задолго до убийства? Примерно за неделю, сказала Шейла. Она не очень огорчилась. Часы старые, всегда отставали, и пора уже было купить другие. Потом она сказала:
— Сначала я их не заметила. Когда вошла. А потом… потом я увидела труп. Я двинуться не могла. Я коснулась его, выпрямилась и обомлела — прямо передо мной, на столике у камина, стояли мои — мои! — часы. На руках кровь, а тут вошла она, и я совсем потеряла голову, потому что она шла прямо на него. И я… я сбежала. Ни о чем другом тогда я не думала.
— А потом?
— Потом начала. Она сказала, что не звонила в контору, тогда — кто? Кто вызвал меня и поставил на камине мои часы? Я сказала, что забыла перчатки, и… и сунула их в сумку. Конечно, очень глупо.
— Вряд ли можно придумать что-то глупее, — сказал я. — У тебя отсутствует здравый смысл.
— Но кому-то нужно было втянуть в это дело именно меня. И открытка! Ее отправил тот, кто знает, что часы взяла я. А картинка со «Старым Бейли»! Если мой отец преступник…