Круг седьмой — Третий пояс — Насильники над божеством
1. Объят печалью о местах, мне милых,
Я подобрал опавшие листы
И обессиленному возвратил их.
4. Пройдя сквозь лес, мы вышли у черты,
Где третий пояс лег внутри второго
И гневный суд вершится с высоты.
7. Дабы явить, что взору было ново,
Скажу, что нам, огромной пеленой,
Открылась степь, где нет ростка живого.
10. Злосчастный лес ее обвил каймой, [157]
Как он и сам обвит рекой горючей;
Мы стали с краю, я и спутник мой.
13. Вся даль была сплошной песок сыпучий,
Как тот, который попирал Катон, [158]
Из края в край пройдя равниной жгучей.
16. О божья месть, как тяжко устрашен
Быть должен тот, кто прочитает ныне,
На что мой взгляд был въяве устремлен!
19. Я видел толпы голых душ в пустыне:
Все плакали, в терзанье вековом,
Но разной обреченные судьбине.
22. Кто был повержен навзничь, вверх лицом, [159]
Кто, съежившись, сидел на почве пыльной,
А кто сновал без устали кругом.
25. Разряд шагавших самый был обильный;
Лежавших я всех меньше насчитал,
Но вопль их скорбных уст был самый сильный.
28. А над пустыней медленно спадал
Дождь пламени, широкими платками,
Как снег в безветрии нагорных скал.
31. Как Александр [160], под знойными лучами
Сквозь Индию ведя свои полки,
Настигнут был падучими огнями
34. И приказал, чтобы его стрелки
Усерднее топтали землю, зная,
Что порознь легче гаснут языки, —
37. Так опускалась вьюга огневая;
И прах пылал, как под огнивом трут,
Мучения казнимых удвояя.
40. И я смотрел, как вечный пляс ведут
Худые руки, стряхивая с тела
То здесь, то там огнепалящий зуд.
43. Я начал: "Ты, чья сила одолела
Все, кроме бесов, коими закрыт
|
|
Нам доступ был у грозного предела, [161]
46. Кто это, рослый, хмуро так лежит, [162]
Презрев пожар, палящий отовсюду?
Его и дождь, я вижу, не мягчит".
49. А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду,
Его гордыне, отвечал, крича:
"Каким я жил, таким и в смерти буду!
52. Пускай Зевес замучит ковача, [163]
Из чьей руки он взял перун железный,
Чтоб в смертный день меня сразить сплеча,
55. Или пускай работой бесполезной
Всех в Монджибельской кузне [164]надорвет,
Вопя: "Спасай, спасай. Вулкан любезный!",
58. Как он над Флегрой [165]возглашал с высот,
И пусть меня громит грозой всечасной, —
Веселой мести он не обретет!"
61. Тогда мой вождь воскликнул с силой страстной,
Какой я в нем не слышал никогда:
"О Капаней, в гордыне неугасной —
64. Твоя наитягчайшая беда:
Ты сам себя, в неистовстве великом,
Казнишь жесточе всякого суда".
67. И молвил мне, с уже спокойным ликом:
"Он был один из тех семи царей,
Что осаждали Фивы; в буйстве диком,
70. Гнушался богом — и не стал смирней;
Как я ему сказал, он по заслугам
Украшен славой дерзостных речей.
73. Теперь идем, как прежде, друг за другом;
Но не касайся жгучего песка,
А обходи, держась опушки, кругом".
76. В безмолвье мы дошли до ручейка,
Спешащего из леса быстрым током,
Чья алость мне и до сих пор жутка.
79. Как Буликаме [166]убегает стоком,
В котором воду грешницы берут,
Так нистекал и он в песке глубоком.
82. Закраины, что по бокам идут,
И дно его, и склоны — камнем стали;
Я понял, что дорога наша — тут.
85. "Среди всего, что мы с тобой видали
|
|
С тех самых пор, как перешли порог,
Открытый всем входящим, ты едва ли
88. Чудеснее что-либо встретить мог,
Чем эта речка, силой испаренья
Смиряющая всякий огонек".
91. Так молвил вождь; взыскуя поученья,
Я попросил, чтоб, голоду вослед,
Он мне и пищу дал для утоленья.
94. "В средине моря, — молвил он в ответ, —
Есть ветхий край, носящий имя Крита,
Под чьим владыкой был безгрешен свет. [167]
97. Меж прочих гор там Ида знаменита;
Когда-то влагой и листвой блестя,
Теперь она пустынна и забыта.
100. Ей Рея вверила свое дитя,
Ища ему приюта и опеки
И плачущего шумом защитя. [168]
103. В горе стоит великий старец некий; [169]
Он к Дамиате обращен спиной
И к Риму, как к зерцалу, поднял веки.
106. Он золотой сияет головой,
А грудь и руки — серебро литое,
И дальше — медь, дотуда, где раздвои;
109. Затем — железо донизу простое,
Но глиняная правая плюсна,
И он на ней почил, как на устое.
112. Вся плоть, от шеи вниз, рассечена, [170]
И капли слез сквозь трещины струятся,
И дно пещеры гложет их волна.
115. В подземной глубине из них родятся
И Ахерон, и Стикс, и Флегетон;
Потом они сквозь этот сток стремятся,
118. Чтоб там, внизу, последний минув склон,
Создать Коцит; но умолчу про это;
Ты вскоре сам увидишь тот затон".
121. Я молвил: "Если из земного света
Досюда эта речка дотекла,
Зачем она от нас таилась где-то?"
124. И он: "Вся эта впадина кругла; [171]
Хотя и шел ты многими тропами
Все влево, опускаясь в глубь жерла,
127. Но полный круг еще не пройден нами;
И если случай новое принес,
То не дивись смущенными очами".
|
|
130. "А Лета где? — вновь задал я вопрос. —
Где Флегетон? Ее ты не отметил,
А тот, ты говоришь, возник из слез".
133. "Ты правильно спросил, — мой вождь ответил.
Но в клокотаньи этих алых вод
Одну разгадку ты воочью встретил. [172]
136. Придешь и к Лете, но она течет
Там, где душа восходит к омовенью,
Когда вина избытая спадет".
139. Потом сказал: "Теперь мы с этой сенью [173]
Простимся; следуй мне и след храни:
Тропа идет вдоль русла, по теченью,
142. Где влажный воздух гасит все огни".
ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ
Круг седьмой — Третий пояс (продолжение). — Насильники над естеством
1. Вот мы идем вдоль каменного края;
А над ручьем обильный пар встает,
От пламени плотину избавляя.
4. Как у фламандцев выстроен оплот [174]
Меж Бруджей и Гвидзантом, чтоб заране
Предотвратить напор могучих вод,
7. И как вдоль Бренты строят падуане,
Чтоб замок и посад был защищен,
Пока не дышит зной на Кьярентане, [175]
10. Так сделаны и эти, с двух сторон,
Хоть и не столь высоко и широко
Их создал мастер, кто бы ни был он.
13. Уже от рощи были мы далеко,
И сколько б я ни обращался раз,
Я к ней напрасно устремлял бы око.
16. Навстречу нам шли тени и на нас
Смотрели снизу, глаз сощуря в щелку,
Как в новолунье люди, в поздний час,
19. Друг друга озирают втихомолку;
И каждый бровью пристально повел,
Как старый швец, вдевая нить в иголку.
22. Одним из тех, кто, так взирая, шел,
Я был опознан. Вскрикнув: "Что за диво!"
Он ухватил меня за мой подол.
25. Я в опаленный лик взглянул пытливо,
Когда рукой он взялся за кайму,
И темный образ явственно и живо
28. Себя открыл рассудку моему;
Склонясь к лицу, где пламень выжег пятна:
"Вы, сэр Брунетто? [176]" — молвил я ему.
31. И он: "Мой сын, тебе не неприятно,
Чтобы, покинув остальных, с тобой
Латино чуточку прошел обратно?"
34. Я отвечал: "Прошу вас всей душой;
А то, хотите, я присяду с вами,
Когда на то согласен спутник мой".
37. И он: "Мой сын, кто из казнимых с нами
Помедлит миг, потом лежит сто лет,
Не шевелясь, бичуемый огнями.
40. Ступай вперед; я — низом, вам вослед;
Потом вернусь к дружине, вопиющей
О вечности своих великих бед".
43. Я не посмел идти равниной жгущей
Бок о бок с ним; но головой поник,
Как человек, почтительно идущий.
46. Он начал: "Что за рок тебя подвиг
Спуститься раньше смерти в царство это?
И кто, скажи мне, этот проводник?"
49. "Там, наверху, — я молвил, — в мире света,
В долине заблудился я одной,
Не завершив мои земные лета.
52. Вчера лишь утром к ней я стал спиной,
Но отступил; тогда его я встретил,
И вот он здесь ведет меня домой".
55. "Звезде твоей доверься [177], — он ответил, —
И в пристань славы вступит твой челнок,
Коль в милой жизни верно я приметил.
58. И если б я не умер в ранний срок, [178]
То, видя путь твой, небесам угодный,
В твоих делах тебе бы я помог.
61. Но этот злой народ неблагородный, [179]
Пришедший древле с Фьезольских высот
И до сих пор горе и камню сродный,
64. За все добро врагом тебя сочтет:
Среди худой рябины не пристало
Смоковнице растить свой нежный плод.
67. Слепыми их прозвали изначала; [180]
Завистливый, надменный, жадный люд;
Общенье с ним тебя бы запятнало.
70. В обоих станах [181], увидав твой труд,
Тебя взалкают [182]; только по-пустому,
И клювы их травы не защипнут.
73. Пусть фьезольские твари [183], как солому,
Пожрут себя, не трогая росток,
Коль в их навозе место есть такому,
76. Который семя чистое сберег
Тех римлян, что когда-то основались
В гнездилище неправды и тревог". [184]
79. "Когда бы все мои мольбы свершались, —
Ответил я, — ваш день бы не угас,
И вы с людьми еще бы не расстались.
82. Во мне живет, и горек мне сейчас,
Ваш отчий образ, милый и сердечный,
Того, кто наставлял меня не раз,
85. Как человек восходит к жизни вечной; [185]
И долг пред вами я, в свою чреду,
Отмечу словом в жизни быстротечной.
88. Я вашу речь запечатлел и жду,
Чтоб с ней другие записи [186]сличила
Та, кто умеет [187], если к ней взойду.
91. Но только знайте: лишь бы не корила
Мне душу совесть, я в сужденный миг
Готов на все, что предрекли светила.
94. К таким посулам [188]я уже привык;
Так пусть Фортуна колесом вращает,
Как ей угодно, и киркой — мужик!"
97. Тут мой учитель [189]на меня взирает
Чрез правое плечо и говорит:
"Разумно слышит тот, кто примечает".
100. Меж тем и сэр Брунетто не молчит
На мой вопрос, кто из его собратий [190]
Особенно высок и знаменит.
103. Он молвил так: "Иных отметить кстати;
Об остальных похвально умолчать,
Да и не счесть такой обильной рати.
106. То люди церкви, лучшая их знать,
Ученые, известные всем странам;
Единая пятнает их печать.
109. В том скорбном сонме — вместе с Присцианом [191]
Аккурсиев Франциск [192]; и я готов
Сказать, коль хочешь, и о том поганом,
112. Который послан был рабом рабов [193]
От Арно к Баккильоне, где и скинул
Плотской, к дурному влекшийся, покров.
115. Еще других я назвал бы; но минул
Недолгий срок беседы и пути:
Песок, я вижу, новой пылью хлынул;
118. От этих встречных должен я уйти,
Храни мой Клад [194], я в нем живым остался;
Прошу тебя лишь это соблюсти".
121. Он обернулся и бегом помчался,
Как те, кто под Вероною бежит [195]
К зеленому сукну, причем казался
124. Тем, чья победа, а не тем, чей стыд.
ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
Круг седьмой — Третий пояс (продолжение) — Насильники над естеством (содомиты)
1. Уже вблизи я слышал гул тяжелый
Воды, спадавшей в следующий круг,
Как если бы гудели в ульях пчелы, —
4. Когда три тени отделились вдруг, [196]
Метнувшись к нам, от шедшей вдоль потока
Толпы, гонимой ливнем жгучих мук.
7. Спеша, они взывали издалека:
"Постой! Мы по одежде признаем,
Что ты пришел из города порока!"
10. О, сколько язв, изглоданных огнем,
Являл очам их облик несчастливый!
Мне больно даже вспоминать о нем.
13. Мой вождь сказал, услышав их призывы
И обратясь ко мне: "Повремени.
Нам нужно показать, что мы учтивы.
16. Я бы сказал, когда бы не огни,
Разящие, как стрелы, в этом зное,
Что должен ты спешить, а не они".
19. Чуть мы остановились, те былое
Возобновили пенье [197]; к нам домчась,
Они кольцом забегали [198]все трое.
22. Как голые атлеты, умастясь,
Друг против друга кружат по арене,
Чтобы потом схватиться, изловчась,
25. Так возле нас кружили эти тени,
Лицом ко мне, вращая шею вспять,
Когда вперед стремились их колени.
28. "Увидев эту взрыхленную гладь, —
Воззвал один, — и облик наш кровавый,
Ты нас, просящих, должен презирать;
31. Но преклонись, во имя нашей славы,
Сказать нам, кто ты, адскою тропой
Идущий мимо нас, живой и здравый!
34. Вот этот, чьи следы я мну стопой, —
Хоть голый он и струпьями изрытый,
Был выше, чем ты думаешь, судьбой.
37. Он внуком был Гвальдрады [199]именитой
И звался Гвидо Гверра [200], в мире том
Мечом и разуменьем знаменитый.
40. Тот, пыль толкущий за моим плечом, —
Теггьяйо Альдобранди, чьи заслуги
Великим должно поминать добром.
43. И я, страдалец этой жгучей вьюги,
Я, Рустикуччи, распят здесь, виня
В моих злосчастьях нрав моей супруги".
46. Будь у меня защита от огня,
Я бросился бы к ним с тропы прибрежной,
И мой мудрец одобрил бы меня;
49. Но, устрашенный болью неизбежной,
Я побоялся кинуться к теням
И к сердцу их прижать с приязнью нежной.
52. Потом я начал: "Не презренье к вам,
А скорбь о вашем горестном уделе
Вошла мне в душу, чтоб остаться там,
55. Когда мой вождь, завидев вас отселе,
Сказал слова, явившие сполна,
Что вы такие, как и есть на деле.
58. Отчизна с вами у меня одна;
И я любил и почитал измлада
Ваш громкий труд и ваши имена.
61. Отвергнув желчь, взыскую яблок сада,
Обещанного мне вождем моим;
Но прежде к средоточью [201]пасть мне надо".
64. "Да будешь долго ты руководим, —
Ответил он, — душою в теле здравом;
Да светит слава по следам твоим!
67. Скажи: любовь к добру и к честным нравам
Еще живет ли в городе у нас,
Иль разбрелась давно по всем заставам?
70. Гульельмо Борсиере [202], здесь как раз
Теперь казнимый, — вон он там, в пустыне, —
Принес с собой нерадостный рассказ".
73. "Ты предалась беспутству и гордыне,
Пришельцев и наживу обласкав,
Флоренция, тоскующая ныне!"
76. Так я вскричал, лицо мое подняв;
Они переглянулись, вняв ответу,
Подобно тем, кто слышит, что был прав.
79. "Когда все просьбы так легко, как эту,
Ты утоляешь, — отклик их гласил, —
Счастливец ты, дарящий правду свету!
82. Да узришь снова красоту светил,
Простясь с неозаренными местами!
Тогда, с отрадой вспомянув: "Я был",
85. Скажи другим, что ты видался с нами!"
И тут они помчались вдоль пути,
И ноги их казались мне крылами.
88. Нельзя "аминь" быстрей произнести,
Чем их сокрыли дали кругозора;
И мой учитель порешил идти.
91. Я двинулся вослед за ним; и скоро
Послышался так близко грохот вод,
Что заглушил бы звуки разговора.
94. Как та река [203], которая свой ход
От Монте-Везо в сторону рассвета
По Апеннинам первая ведет,
97. Зовясь в своем верховье Аквакета,
Чтоб устремиться к низменной стране
И у Форли утратить имя это,
100. И громыхает вниз по крутизне,
К Сан-Бенедетто Горному спадая,
Где тысяча вместилась бы вполне, [204]—
103. Так, рушась вглубь с обрывистого края,
Мы слышали, багровый вал гремит,
Мгновенной болью ухо поражая.
106. Стан у меня веревкой был обвит; [205]
Я думал ею рысь поймать когда-то,
Которой мех так весело блестит.
109. Я снял ее и, повинуясь свято,
Вручил ее поэту моему,
Смотав плотней для лучшего обхвата.
112. Он, боком став и так, чтобы ему
Не зацепить за выступы обрыва,
Швырнул ее в зияющую тьму.
115. "На странный знак не странное ли диво, —
Сказал я втайне, — явит глубина,
Раз и учитель смотрит так пытливо?"
118. Увы, какая сдержанность нужна
Близ тех, кто судит не одни деянья,
Но видит самый разум наш до дна!
121. "Сейчас всплывет, — сказал наставник знанья, —
То, что я жду и сам ты смутно ждешь;
Сейчас твой взор достигнет созерцанья".
124. Мы истину, похожую на ложь,
Должны хранить сомкнутыми устами,
Иначе срам безвинно наживешь;
127. Но здесь молчать я не могу; стихами
Моей Комедии [206]клянусь, о чтец, —
И милость к ней да не прейдет с годами, —
130. Я видел — к нам из бездны, как пловец,
Взмывал какой-то образ возраставший,
Чудесный и для дерзостных сердец;
133. Так снизу возвращается нырявший,
Который якорь выпростать помог,
В камнях иль в чем-нибудь другом застрявший,
136. И правит станом и толчками ног.
ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ
Герион. — Круг седьмой — Третий пояс (окончание). — Насильники над естеством и искусством (лихоимцы). — Спуск в восьмой круг
1. Вот острохвостый зверь, сверлящий горы, [207]
Пред кем ничтожны и стена, и меч;
Вот, кто земные отравил просторы".
4. Такую мой вожатый начал речь,
Рукою подзывая великана
Близ пройденного мрамора [208]возлечь.
7. И образ омерзительный обмана,
Подплыв, но хвост к себе не подобрав,
Припал на берег всей громадой стана.
10. Он ясен был лицом и величав
Спокойством черт приветливых и чистых,
Но остальной змеиным был состав.
13. Две лапы, волосатых и когтистых;
Спина его, и брюхо, и бока —
В узоре пятен и узлов цветистых.
16. Пестрей основы и пестрей утка
Ни турок, ни татарин не сплетает;
Хитрей Арахна [209]не ткала платка.
19. Как лодка на причале отдыхает,
Наполовину погрузясь в волну;
Как там, где алчный немец обитает,
22. Садится бобр вести свою войну [210], —
Так лег и гад на камень оголенный,
Сжимающий песчаную страну.
25. Хвост шевелился в пустоте бездонной,
Крутя торчком отравленный развил,
Как жало скорпиона заостренный.
28. "Теперь нам нужно, — вождь проговорил, —
Свернуть с дороги, поступь отклоняя
Туда, где гнусный зверь на камни всплыл".
31. Так мы спустились вправо [211]и, вдоль края,
Пространство десяти шагов прошли,
Песка и жгучих хлопьев избегая.
34. Приблизясь, я увидел невдали
Толпу людей [212], которая сидела
Близ пропасти в сжигающей пыли.
37. И мне мой вождь: "Чтоб этот круг всецело
Исследовать во всех его частях,
Ступай, взгляни, в чем разность их удела.
40. Но будь короче там в твоих речах;
А я поговорю с поганым дивом,
Чтоб нам спуститься на его плечах".
43. И я пошел еще раз над обрывом,
Каймой седьмого круга, одинок,
К толпе, сидевшей в горе молчаливом.
46. Из глаз у них стремился скорбный ток;
Они все время то огонь летучий
Руками отстраняли, то песок.
45. Так чешутся собаки в полдень жгучий,
Обороняясь лапой или ртом
От блох, слепней и мух, насевших кучей.
52. Я всматривался в лица их кругом,
В которые огонь вонзает жала;
Но вид их мне казался незнаком.
55. У каждого на грудь мошна свисала,
Имевшая особый знак и цвет, [213]
И очи им как будто услаждала.
58. Так, на одном я увидал кисет,
Где в желтом поле был рисунок синий,
Подобный льву, вздыбившему хребет.
61. А на другом из мучимых пустыней
Мешочек был, подобно крови, ал
И с белою, как молоко, гусыней.
64. Один, чей белый кошелек являл
Свинью, чреватую и голубую,
Сказал мне: "Ты зачем сюда попал?
67. Ступай себе, раз носишь плоть живую,
И знай, что Витальяно [214], мой земляк,
Придет и сядет от меня ошую.
70. Меж этих флорентийцев я чужак,
Я падуанец; мне их голос грубый
Все уши протрубил: "Где наш вожак,
73. С тремя козлами [215], наш герой сугубый?".
Он высунул язык и скорчил рот,
Как бык, когда облизывает губы.
76. И я, боясь, не сердится ли тот,
Кто мне велел недолго оставаться,
Покинул истомившийся народ.
79. Тем временем мой вождь успел взобраться
Дурному зверю на спину — и мне
Промолвил так: "Теперь пора мужаться!
82. Вот, как отсюда сходят к глубине.
Сядь спереди, я буду сзади, рядом,
Чтоб хвост его безвреден был вполне".
85. Как человек, уже объятый хладом
Пред лихорадкой, с синевой в ногтях,
Дрожит, чуть только тень завидит взглядом, —
88. Так я смутился при его словах;
Но как слуга пред смелым господином,
Стыдом язвимый, я откинул страх.
91. Я поместился на хребте зверином;
Хотел промолвить: "Обними меня", —
Но голоса я не был властелином.
94. Тот, кто и прежде был моя броня,
И без того поняв мою тревогу,
Меня руками обхватил, храня,
97. И молвил: "Герион, теперь в дорогу!
Смотри, о новой ноше не забудь:
Ровней кружи и падай понемногу".
100. Как лодка с места трогается в путь
Вперед кормой, так он оттуда снялся
И, ощутив простор, направил грудь
103. Туда, где хвост дотоле извивался;
Потом как угорь выпрямился он
И, загребая лапами, помчался.
106. Не больше был испуган Фаэтон, [216]
Бросая вожжи, коими задетый
Небесный свод доныне опален,
109. Или Икар [217], почуя воск согретый,
От перьев обнажавший рамена,
И слыша зов отца: "О сын мой, где ты?" —
112. Чем я, увидев, что кругом одна
Пустая бездна воздуха чернеет
И только зверя высится спина.
115. А он все вглубь и вглубь неспешно реет,
Но это мне лишь потому вдогад,
Что ветер мне в лицо и снизу веет.
118. Уже я справа слышал водопад,
Грохочущий под нами, и пугливо
Склонил над бездной голову и взгляд;
121. Но пуще оробел, внизу обрыва
Увидев свет огней и слыша крик,
И отшатнулся, ежась боязливо.
124. И только тут я в первый раз постиг
Спуск и круженье, видя муку злую
Со всех сторон все ближе каждый миг.
127. Как сокол, мощь утратив боевую,
И птицу и вабило [218]тщетно ждав, —
Так что сокольник скажет: "Эх, впустую!"
130. На место взлета клонится, устав,
И, опоясав сто кругов сначала,
Вдали от всех садится, осерчав, —
133. Так Герион осел на дно провала,
Там, где крутая кверху шла скала,
И, чуть с него обуза наша спала,
136. Взмыл и исчез, как с тетивы стрела.
ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Круг восьмой (Злые Щели) — Обманувшие недоверившихся — Первый ров — Сводники и обольстители — Второй ров. — Льстецы
1. Есть место в преисподней. Злые Щели, [219]
Сплошь каменное, цвета чугуна,
Как кручи, что вокруг отяготели.
4. Посереди зияет глубина
Широкого и темного колодца,
О коем дальше расскажу сполна.
7. А тот уступ, который остается,
Кольцом меж бездной и скалой лежит,
И десять впадин в нем распознается.
10. Каков у местности бывает вид,
Где замок, для осады укрепленный,
Снаружи стен рядами рвов обвит,
13. Таков и здесь был дол изборожденный;
И как от самых крепостных ворот
Ведут мосты на берег отдаленный,
16. Так от подножья каменных высот
Шли гребни скал чрез рвы и перекаты,
Чтоб у колодца оборвать свой ход.
19. Здесь опустился Герион хвостатый
И сбросил нас обоих со спины;
И влево путь направил мой вожатый
22. Я шел, и справа были мне видны
Уже другая скорбь и казнь другая,
Какие в первом рву заключены.
25. Там в два ряда текла толпа нагая; [220]
Ближайший ряд к нам направлял стопы,
А дальний — с нами, но крупней шагая.
28. Так римляне [221], чтобы наплыв толпы,
В год юбилея, не привел к затору,
Разгородили мост на две тропы,
31. И по одной народ идет к собору,
Взгляд обращая к замковой стене,
А по другой идут навстречу, в гору.
34. То здесь, то там в кремнистой глубине
Виднелся бес рогатый, взмахом плети
Жестоко бивший грешных по спине.
87. О, как проворно им удары эти
Вздымали пятки! Ни один не ждал,
Пока второй обрушится иль третий.
40. Пока я шел вперед, мой взор упал
На одного; и я воскликнул: "Где-то
Его лицом я взгляд уже питал".
43. Я стал, стараясь распознать, кто это,
И добрый вождь, остановясь со мной,
Нагнать его мне не чинил запрета.
46. Бичуемый, скрывая облик свой,
Склонил чело; но труд пропал впустую;
Я молвил: "Ты, с поникшей головой,
49. Когда наружность носишь не чужую, —
Венедико Каччанемико [222]. Чем
Ты заслужил приправу столь крутую?"