94. Ни нежность к сыну, ни перед отцом
Священный страх, ни долг любви спокойный
Близ Пенелопы с радостным челом
97. Не возмогли смирить мой голод знойный
Изведать мира дальний кругозор
И все, чем дурны люди и достойны.
100. И я в морской отважился простор,
На малом судне выйдя одиноко
С моей дружиной, верной с давних пор.
103. Я видел оба берега [354], Моррокко,
Испанию, край сардов [355], рубежи
Всех островов, раскиданных широко.
106. Уже мы были древние мужи,
Войдя в пролив, в том дальнем месте света,
Где Геркулес воздвиг свои межи, [356]
109. Чтобы пловец не преступал запрета;
Севилья справа отошла назад,
Осталась слева, перед этим, Сетта. [357]
112. "О братья, — так сказал я, — на закат
Пришедшие дорогой многотрудной!
Тот малый срок, пока еще не спят
115. Земные чувства, их остаток скудный
Отдайте постиженью новизны,
Чтоб, солнцу вслед, увидеть мир безлюдный! [358]
118. Подумайте о том, чьи вы сыны:
Вы созданы не для животной доли,
Но к доблести и к знанью рождены".
121. Товарищей так живо укололи
Мои слова и ринули вперед,
Что я и сам бы не сдержал их воли.
124. Кормой к рассвету, свой шальной полет
На крыльях весел судно устремило,
Все время влево уклоняя ход. [359]
127. Уже в ночи я видел все светила
Другого остья [360], и морская грудь
Склонившееся наше заслонила.
130. Пять раз успел внизу луны блеснуть
И столько ж раз погаснуть свет заемный, [361]
С тех пор как мы пустились в дерзкий путь,
133. Когда гора [362], далекой грудой темной,
Открылась нам; от века своего
Я не видал еще такой огромной.
136. Сменилось плачем наше торжество:
От новых стран поднялся вихрь, с налета
Ударил в судно, повернул его
|
|
139. Три раза в быстрине водоворота;
Корма взметнулась на четвертый раз,
Нос канул книзу, как назначил Кто-то, [363]
142. И море, хлынув, поглотило нас".
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Круг восьмой — Восьмой ров (окончание)
1. Уже горел прямым и ровным светом
Умолкший пламень, уходя во тьму,
Отпущенный приветливым поэтом, —
4. Когда другой [364], возникший вслед ему,
Невнятным гулом, рвущимся из жала,
Привлек наш взор к верховью своему.
7. Как сицилийский бык, взревев сначала
От возгласов того, — и поделом, —
Чье мастерство его образовало,
10. Ревел от голоса казнимых в нем
И, хоть он был всего лишь медь литая,
Страдающим казался существом, [365]
13. Так, в пламени пути не обретая,
В его наречье, в нераздельный рык,
Слова преображались, вылетая.
16. Когда же звук их наконец проник
Сквозь острие, придав ему дрожанье,
Которое им сообщал язык,
19. К нам донеслось: "К тебе мое воззванье,
О ты, что, по-ломбардски говоря, [366]
Сказал: "Иди, я утолил желанье!"
22. Мольбу, быть может, позднюю творя,
Молю, помедли здесь, где мы страдаем:
Смотри, я медлю пред тобой, горя!
25. Когда, простясь с латинским милым краем,
Ты только что достиг слепого дна,
Где я за грех содеянный терзаем,
28. Скажи: в Романье [367]— мир или война?
От стен Урбино [368]и до горной сени,
Вскормившей Тибр, лежит моя страна".
31. Я вслушивался, полон размышлений,
Когда вожатый, тронув локоть мне,
Промолвил так: "Ответь латинской тени".
34. Уже ответ мой был готов вполне,
И я сказал, мгновенно речь построя:
"О дух, сокрытый в этой глубине,
|
|
37. Твоя Романья [369]даже в дни покоя
Без войн в сердцах тиранов не жила;
Но явного сейчас не видно боя.
40. Равенна [370]— все такая, как была:
Орел Поленты в ней обосновался,
До самой Червьи распластав крыла.
43. Оплот, который долго защищался [371]
И где французов алый холм полег,
В зеленых лапах ныне оказался. [372]
46. Барбос Верруккьо [373]и его щенок,
С Монтаньей [374]обошедшиеся скверно,
Сверлят зубами тот же все кусок.
49. В твердынях над Ламоне и Сантерпо [375]
Владычит львенок белого герба,
Друзей меняя дважды в год примерно;
52. А та, где льется Савьо [376], той судьба
Между горой и долом находиться,
Живя меж волей и ярмом раба.
55. Но кто же ты, прошу тебя открыться;
Ведь я тебе охотно отвечал, —
Пусть в мире память о тебе продлится!"
58. Сперва огонь немного помычал
По-своему, потом, качнув не сразу
Колючую вершину, прозвучал":
61. "Когда б я знал, что моему рассказу
Внимает тот, кто вновь увидит свет,
То мой огонь не дрогнул бы ни разу.
64. Но так как в мир от нас возврата нет
И я такого не слыхал примера,
Я, не страшась позора, дам" ответ.
67. Я меч сменил на пояс кордильера [377]
И верил, что приемлю благодать;
И так моя исполнилась бы вера,
70. Когда бы в грех не ввел меня опять
Верховный пастырь [378](злой ему судьбины!);
Как это было, — я хочу сказать.
73. Пока я нес, в минувшие годины,
Дар материнский мяса и костей,
Обычай мой был лисий, а не львиный.
76. Я знал все виды потайных путей
И ведал ухищренья всякой масти;
Край света слышал звук моих затей.
79. Когда я понял, что достиг той части
|
|
Моей стези, где мудрый человек,
Убрав свой парус, сматывает снасти,
82. Все, что меня пленяло, я отсек;
И, сокрушенно исповедь содеяв, —
О горе мне! — я спасся бы навек.
85. Первоначальник новых фарисеев, [379]
Воюя в тех местах, где Латеран, [380]
Не против сарацин иль иудеев,
88. Затем что в битву шел на христиан,
Не виноватых в том, что Акра взята,
Не торговавших в землях басурман, [381]
91. Свой величавый сан и все, что свято,
Презрел в себе, во мне — смиренный чин
И вервь [382], тела сушившую когда-то,
94. И, словно прокаженный Константин,
Сильвестра из Сираттских недр призвавший,
Призвал меня, решив, что я один
97. Уйму надменный жар, его снедавший;
Я слушал и не знал, что возразить:
Как во хмелю казался вопрошавший.
100. "Не бойся, — продолжал он говорить, —
Ты согрешенью будешь непричастен,
Подав совет, как Пенестрино срыть. [383]
103. Рай запирать и отпирать я властен;
Я два ключа недаром получил,
К которым мой предместник [384]был бесстрастен".
106. Меня столь важный довод оттеснил
Туда, где я молчать не смел бы доле,
И я: "Отец, когда с меня ты смыл
109. Мой грех, творимый по твоей же воле, —
Да будет твой посул длиннее дел,
И возликуешь на святом престоле".
112. В мой смертный час Франциск [385]за мной слетел,
Но некий черный херувим [386]вступился,
Сказав: "Не тронь; я им давно владел.
115. Пора, чтоб он к моим рабам спустился;
С тех пор как он коварный дал урок, [387]
Ему я крепко в волосы вцепился;
118. Не каясь, он прощенным быть не мог,
А каяться, грешить желая все же,
Нельзя: в таком сужденье есть порок".
121. Как содрогнулся я, великий боже,
Когда меня он ухватил, спросив:
"А ты не думал, что я логик тоже?"
124. Он снес меня к Миносу; тот, обвив
Хвост восемь раз вокруг спины могучей,
Его от злобы даже укусив,
127. Сказал: "Ввергается в огонь крадучий!"
И вот я гибну, где ты зрел меня,
И скорбно движусь в этой ризе жгучей!"
130. Свою докончив повесть, столб огня
Покинул нас, терзанием объятый,
Колючий рог свивая и клоня.
133. И дальше, гребнем, я и мой вожатый
Прошли туда, где нависает свод
Над рвом, в котором требуют расплаты
136. От тех, кто, разделяя, копит гнет. [388]
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Круг восьмой. — Девятый ров. — Зачинщики раздора
1. Кто мог бы, даже вольными словами, [389]
Поведать, сколько б он ни повторял,
Всю кровь и раны, виденные нами?
4. Любой язык наверно бы сплошал:
Объем рассудка нашего и речи,
Чтобы вместить так много, слишком мал.
7. Когда бы вновь сошлись, в крови увечий,
Все, кто в Пулийской роковой стране, [390]
Страдая, изнемог на поле сечи
10. От рук троян [391]и в длительной войне, [392]
Перстнями заплатившей дань гордыне,
Как пишет Ливии, истинный вполне;
13. И те, кто тщился дать отпор дружине,
Которую привел Руберт Гвискар, [393]
И те, чьи кости отрывают ныне
16. Близ Чеперано [394], где нанес удар
Обман пулийцев, и кого лукавый
У Тальякоццо [395]одолел Алар;
19. И кто култыгу, кто разруб кровавый
Казать бы стал, — их превзойдет в сто крат
Девятый ров чудовищной расправой.
22. Не так дыряв, утратив дно, ушат,
Как здесь нутро у одного зияло
От самых губ дотуда, где смердят:
25. Копна кишок между колен свисала,
Виднелось сердце с мерзостной мошной,
Где съеденное переходит в кало.
28. Несчастный, взглядом встретившись со мной,
Разверз руками грудь, от крови влажен,
И молвил так: "Смотри на образ мой!
31. Смотри, как Магомет [396]обезображен!
Передо мной, стеня, идет Али, [397]
Ему весь череп надвое рассажен.
34. И все, кто здесь, и рядом, и вдали, —
Виновны были в распрях и раздорах
Среди живых, и вот их рассекли.
37. Там сзади дьявол, с яростью во взорах,
Калечит нас и не дает пройти,
Кладя под лезвее все тот же ворох
40. На повороте скорбного пути;
Затем что раны, прежде чем мы снова
К нему дойдем, успеют зарасти.
43. А ты, что с гребня смотришь так сурово,
Ты кто? Иль медлишь и страшишься дна,
Где мука для повинного готова?"
46. Вождь молвил: "Он не мертв, и не вина
Ведет его подземною тропою;
Но чтоб он мог изведать все сполна,
49. Мне, мертвому, назначено судьбою
Вести его сквозь Ад из круга в круг;
И это — так, как я — перед тобою".
52. Их больше ста остановилось вдруг,
Услышав это, и с недвижным взглядом
Дивилось мне, своих не помня мук.
55. "Скажи Дольчино [398], если вслед за Адом
Увидишь солнце: пусть снабдится он,
Когда не жаждет быть со мною рядом,
58. Припасами, чтоб снеговой заслон
Не подоспел новарцам на подмогу;
Тогда нескоро будет побежден".
61. Так молвил Магомет, когда он ногу
Уже приподнял, чтоб идти; потом
Ее простер и двинулся в дорогу.
64. Другой, с насквозь пронзенным кадыком,
Без носа, отсеченного по брови,
И одноухий, на пути своем
67. Остановясь при небывалом слове,
Всех прежде растворил гортань, извне
Багровую от выступавшей крови,
70. И молвил: "Ты, безвинный, если мне
Не лжет подобьем внешняя личина,
Тебя я знал в латинской стороне;
73. И ты припомни Пьер да Медичина, [399]
Там, где от стен Верчелли вьет межи
До Маркабб отрадная равнина, [400]
76. И так мессеру Гвидо расскажи
И Анджолелло, лучшим людям Фано,
Что, если здесь в провиденье нет лжи,
79. Их с корабля наемники обмана
Столкнут вблизи Каттолики в бурун,
По вероломству злобного тирана.
82. От Кипра до Майорки, сколько лун
Ни буйствуют пираты или греки,
Черней злодейства не видал Нептун.
85. Обоих кривоглазый изверг некий,
Владетель мест, которых мой сосед
Хотел бы лучше не видать вовеки, [401]
88. К себе заманит как бы для бесед;
Но у Фокары им уже ненужны
Окажутся молитва и обет".
91. И я на это: "Чтобы в мир наружный
Весть о тебе я подал тем, кто жив,
Скажи: чьи это очи так недужны?"
94. Тогда, на челюсть руку положив
Товарищу, он рот ему раздвинул,
Вскричав: "Вот он [402]; теперь он молчалив.
97. Он, изгнанный, от Цезаря отринул
Сомнения, сказав: "Кто снаряжен,
Не должен ждать, чтоб час удобный минул".
100. О, до чего казался мне смущен,
С обрубком языка, торчащим праздно,
Столь дерзостный на речи Курион!
103. И тут другой [403], увечный безобразно,
Подняв остатки рук в окрестной мгле,
Так что лицо от крови стало грязно,
106. Вскричал: "И Моску вспомни в том числе,
Сказавшего: "Кто кончил, — дело справил".
Он злой посев принес родной земле".
109. "И смерть твоим сокровным!" — я добавил.
Боль болью множа, он в тоске побрел
И словно здравый ум его оставил.
112. А я смотрел на многолюдный дол
И видел столь немыслимое дело,
Что речь о нем я вряд ли бы повел,
115. Когда бы так не совесть мне велела,
Подруга, ободряющая нас
В кольчугу правды облекаться смело.
118. Я видел, вижу словно и сейчас,
Как тело безголовое шагало
В толпе, кружащей неисчетный раз,
121. И срезанную голову держало
За космы, как фонарь, и голова
Взирала к нам и скорбно восклицала.
124. Он сам себе светил, и было два
В одном, единый в образе двойного,
Как — знает Тот, чья власть во всем права.
127. Остановясь у свода мостового,
Он кверху руку с головой простер,
Чтобы ко мне свое приблизить слово,
130. Такое вот: "Склони к мученьям взор,
Ты, что меж мертвых дышишь невозбранно!
Ты горших мук не видел до сих пор.
133. И если весть и обо мне желанна,
Знай: я Бертрам де Борн [404], тот, что в былом
Учил дурному короля Иоанна.
136. Я брань воздвиг меж сыном и отцом:
Не так Ахитофеловым советом
Давид был ранен и Авессалом. [405]
139. Я связь родства расторг пред целым светом;
За это мозг мой отсечен навек
От корня своего в обрубке этом:
142. И я, как все, возмездья не избег".
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Круг восьмой — Девятый ров (окончание) — Десятый ров — Поддельщики металлов
1. Вид этих толп и этого терзанья
Так упоил мои глаза, что мне
Хотелось плакать, не тая страданья.
4. "Зачем твой взор прикован к глубине?
Чего ты ищешь, — мне сказал Вергилий, —
Среди калек на этом скорбном дне?
7. Другие рвы тебя не так манили;
Знай, если душам ты подводишь счет,
Что путь их — в двадцать две окружных мили.
10. Уже луна у наших ног плывет;
Недолгий срок осталось нам скитаться,
И впереди тебя другое ждет".
13. Я отвечал: "Когда б ты мог дознаться,
Что я хотел увидеть, ты и сам
Велел бы мне, быть может, задержаться".
16. Так говоря в ответ его словам,
Уже я шел, а впереди вожатый,
И я добавил: "В этой яме, там,
19. Куда я взор стремил, тоской объятый,
Один мой родич [406]должен искупать
Свою вину, платя столь тяжкой платой".
22. И вождь: "Раздумий на него не трать;
Что ты его не встретил, — нет потери,
И не о нем ты должен помышлять.
25. Я видел с моста: гневен в высшей мере,
Он на тебя указывал перстом;
Его, я слышал, кто-то назвал Джери.
28. Ты в это время думал о другом,
Готфорского приметив властелина, [407]
И не видал; а он ушел потом".
31. И я: "Мой вождь, насильная кончина,
Которой не отмстили за него
Те, кто понес бесчестье, — вот причина
34. Его негодованья; оттого
Он и ушел, со мною нелюдимый;
И мне тем больше стало жаль его".
37. Так говоря, на новый свод взошли мы,
Над следующим рвом, и, будь светлей,
Нам были бы до самой глуби зримы
40. Последняя обитель Злых Щелей [408]
И вся ее бесчисленная братья;
Когда мы стали, в вышине, над ней,
43. В меня вонзились вопли и проклятья,
Как стрелы, заостренные тоской;
От боли уши должен был зажать я.
46. Какой бы стон был, если б в летний зной
Собрать гуртом больницы Вальдикьяны,
Мареммы и Сардиньи [409]и в одной
49. Сгрудить дыре, — так этот ров поганый
Вопил внизу, и смрад над ним стоял,
Каким смердят гноящиеся раны.
52. Мой вождь и я сошли на крайний вал,
Свернув, как прежде, влево от отрога,
И здесь мой взгляд живее проникал
55. До глуби, где, служительница бога,
Суровая карает Правота
Поддельщиков, которых числит строго.
58. Едва ли горше мука разлита
Была над вымирающей Эгиной, [410]
Когда зараза стала так люта,
61. Что все живые твари до единой
Побило мором, и былой народ
Воссоздан был породой муравьиной,
64. Как из певцов иной передает, —
Чем здесь, где духи вдоль по дну слепому
То кучами томились, то вразброд.
67. Кто на живот, кто на плечи другому
Упав, лежал, а кто ползком, в пыли,
По скорбному передвигался дому.
70. За шагом шаг, мы молчаливо шли,
Склоняя взор и слух к толпе болевших,
Бессильных приподняться от земли.
73. Я видел двух, спина к спине сидевших,
Как две сковороды поверх огня,
И от ступней по темя острупевших.
76. Поспешней конюх не скребет коня,
Когда он знает — господин заждался,
Иль утомившись на исходе дня,
79. Чем тот и этот сам в себя вгрызался
Ногтями, чтоб на миг унять свербеж,
Который только этим облегчался.
82. Их ногти кожу обдирали сплошь,
Как чешую с крупночешуйной рыбы
Или с леща соскабливает нож.
85. "О ты, чьи все растерзаны изгибы,
А пальцы, словно клещи, мясо рвут, —
Вождь одному промолвил, — не могли бы
88. Мы от тебя услышать, нет ли тут
Каких латинян? Да не обломаешь
Вовек ногтей, несущих этот труд!"
91. Он всхлипнул так: "Ты и сейчас взираешь
На двух латинян и на их беду.
Но кто ты сам, который вопрошаешь?"
94. И вождь сказал: "Я с ним, живым, иду
Из круга в круг по темному простору,
Чтоб он увидел все, что есть в Аду".
97. Тогда, сломав взаимную опору,
Они, дрожа, взглянули на меня,
И все, кто был свидетель разговору.
101. Учитель, ясный взор ко мне склоня,
Сказал: "Скажи им, что тебе угодно".
И я, охотно волю подчиня:
103. "Пусть память ваша не прейдет бесплодно
В том первом мире, где вы рождены,
Но много солнц продлится всенародно!
106. Скажите, кто вы, из какой страны;
Вы ваших омерзительных мучений
Передо мной стыдиться не должны".
109. "Я из Ареццо; и Альберо в Сьене [411], —
Ответил дух, — спалил меня, хотя
И не за то, за что я в царстве теней.
112. Я, правда, раз ему сказал, шутя:
"Я и полет по воздуху изведал";
А он, живой и глупый, как дитя,
115. Просил его наставить; так как Дедал
Не вышел из него, то тот, кому
Он был как сын, меня сожженью предал.
118. Но я алхимик был, и потому
Минос, который ввек не ошибется,
Меня послал в десятую тюрьму".
121. И я поэту: "Где еще найдется
Народ беспутней сьенцев? И самим
Французам с ними нелегко бороться!"
124. Тогда другой лишавый [412], рядом с ним,
Откликнулся: "За исключеньем Стрикки [413],
Умевшего в расходах быть скупым;
127. И Никколо [414], любителя гвоздики,
Которую он первый насадил
В саду, принесшем урожай великий;
130. И дружества [415], в котором прокутил
Ашанский Качча [416]и сады, и чащи,
А Аббальято [417]разум истощил.
133. И чтоб ты знал, кто я, с тобой трунящий
Над сьенцами, всмотрись в мои черты
И убедись, что этот дух скорбящий —
136. Капоккьо [418], тот, что в мире суеты
Алхимией подделывал металлы;
Я, как ты помнишь, если это ты,
139. Искусник в обезьянстве был немалый".
ПЕСНЬ ТРИДЦАТАЯ
Круг восьмой — Десятый ров (окончание) — Поддельщики людей, денег и слов
1. В те дни, когда Юнона воспылала
Из-за Семелы гневом на фивян, [419]
Как многократно это показала, —
4. На разум Афаманта пал туман,
И, на руках увидев у царицы
Своих сынов, безумством обуян,
7. Царь закричал: "Поставим сеть для львицы
Со львятами и путь им преградим!" —
И, простирая когти хищной птицы,
10. Схватил Леарха, размахнулся им
И раздробил младенца о каменья;
Мать утопилась вместе со вторым.
13. И в дни, когда с вершины дерзновенья
Фортуна Трою свергла в глубину
И сгинули владетель и владенья,
16. Гекуба, в горе, в бедствиях, в плену,
Увидев Поликсену умерщвленной,
А там, где море в берег бьет волну,
19. Труп Полидора, страшно искаженный,
Залаяла, как пес, от боли взвыв:
Не устоял рассудок потрясенный. [420]
22. Но ни троянский гнев, ни ярость Фив [421]
Свирепей не являли исступлений,
Зверям иль людям тело изъязвив,
25. Чем предо мной две бледных голых тени, [422]
Которые, кусая всех кругом,
Неслись, как боров, поломавший сени.
28. Одна Капоккьо [423]в шею вгрызлась ртом
И с ним помчалась; испуская крики,
Он скреб о жесткий камень животом.
31. Дрожа всем телом: "Это Джанни Скикки [424], —
Промолвил аретинец [425]. — Всем постыл,
Он донимает всех, такой вот дикий".
34. "О, чтоб другой тебя не укусил!
Пока он здесь, дай мне ответ нетрудный,
Скажи, кто он", — его я попросил.
37. Он молвил: "Это Мирры [426]безрассудной
Старинный дух, той, что плотских утех
С родным отцом искала в страсти блудной,
40. Она такой же с ним свершила грех,
Себя подделав и обману рада,
Как тот, кто там бежит [427], терзая всех,
43. Который, пожелав хозяйку стада,
Подделал старого Буозо, лег
И завещанье совершил, как надо".
46. Когда и тот, и этот стал далек
Свирепый дух, мой взор, опять спокоен,
К другим несчастным [428]обратиться мог.
49. Один совсем как лютня был устроен;
Ему бы лишь в паху отсечь долой
Весь низ, который у людей раздвоен.
32. Водянка порождала в нем застой
Телесных соков, всю его середку
Раздув несоразмерно с головой.
55. И он, от жажды разевая глотку,
Распялил губы, как больной в огне,
Одну наверх, другую к подбородку.
58. "Вы, почему-то здравыми вполне
Сошедшие в печальные овраги, —
Сказал он нам, — склоните взор ко мне!
61. Вот казнь Адамо, мастера-бедняги! [429]
Я утолял все прихоти свои,
А здесь я жажду хоть бы каплю влаги.
64. Все время казентинские ручьи,
С зеленых гор свергающие в Арно
По мягким руслам свежие струи,
67. Передо мною блещут лучезарно.
И я в лице от этого иссох;
Моя болезнь, и та не так коварна.
70. Там я грешил, там схвачен был врасплох,
И вот теперь — к местам, где я лукавил,
Я осужден стремить за вздохом вздох.
73. Я там, в Ромене, примесью бесславил
Крестителем запечатленный сплав, [430]
За что и тело на костре оставил.
76. Чтоб здесь увидеть, за их гнусный нрав,
Тень Гвидо, Алессандро иль их братца, [431]
Всю Бранду [432]я отдам, возликовав.
79. Один уж прибыл [433], если полагаться
На этих буйных, бегающих тут.
Да что мне в этом, раз нет сил подняться?
82. Когда б я был чуть-чуть поменьше вздут,
Чтоб дюйм пройти за сотню лет усилий,
Я бы давно предпринял этот труд,
85. Ища его среди всей этой гнили,
Хотя дорожных миль по кругу здесь
Одиннадцать да поперек полмили.
88. Я из-за них обезображен весь;
Для них я подбавлял неутомимо
К флоринам трехкаратную подмесь [434]".
91. И я: "Кто эти двое [435], в клубе дыма,
Как на морозе мокрая рука,
Что справа распростерты недвижимо?"
94. Он отвечал: "Я их, к щеке щека,
Так и застал, когда был втянут Адом;
Лежать им, видно, вечные века.
97. Вот лгавшая на Иосифа [436]; а рядом
Троянский грек и лжец Синон [437]; их жжет
Горячка, потому и преют чадом".
100. Сосед [438], решив, что не такой почет
Заслуживает знатная особа,
Ткнул кулаком в его тугой живот.
103. Как барабан, откликнулась утроба;
Но мастер по лицу его огрел
Рукой, насколько позволяла злоба,
106. Сказав ему: "Хоть я отяжелел
И мне в движенье тело непокорно,
Рука еще годна для этих дел".
109. "Шагая в пламя, — молвил тот задорно, —
Ты был не так-то на руку ретив, [439]
А деньги бить она была проворна".
112. И толстопузый: "В этом ты правдив,
Куда правдивей, чем когда троянам
Давал ответ, душою покривив".
115. И грек: "Я словом лгал, а ты — чеканом!
Всего один проступок у меня,
А ты всех бесов превзошел обманом!"
118. "Клятвопреступник, вспомни про коня, —
Ответил вздутый, — и казнись позором,
Всем памятным до нынешнего дня!"
121. "А ты казнись, — сказал Синон, — напором
Гнилой водицы, жаждой иссушен
И животом заставясь, как забором!"