Благородный замок IV песни 8 глава




124. Тогда монетчик: "Искони времен

Твою гортань от скверны раздирало;

Я жажду, да, и соком наводнен,

 

127. А ты горишь, мозг болью изглодало,

И ты бы кинулся на первый зов

Лизнуть разок Нарциссово зерцало [440]".

 

130. Я вслушивался в звуки этих слов,

Но вождь сказал: "Что ты нашел за диво?

Я рассердиться на тебя готов".

 

133. Когда он так проговорил гневливо,

Я на него взглянул с таким стыдом,

Что до сих пор воспоминанье живо.

 

136. Как тот, кто, удрученный скорбным сном,

Во сне хотел бы, чтобы это снилось,

О сущем грезя, как о небылом,

 

139. Таков был я: мольба к устам теснилась;

Я ждал, что, вняв ей, он меня простит,

И я не знал, что мне уже простилось.

 

142. "Крупней вину смывает меньший стыд, —

Сказал мой вождь, — и то, о чем мы судим,

Тебя уныньем пусть не тяготит.

 

145. Но знай, что я с тобой, когда мы будем

Идти, быть может, так же взор склонив

К таким вот препирающимся людям:

 

148. Позыв их слушать — низменный позыв".

 

 

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Колодец гигантов

 

1. Язык, который так меня ужалил,

Что даже изменился цвет лица,

Мне сам же и лекарством язву залил; [441]

 

4. Копье Ахилла и его отца [442]

Бывало так же, слышал я, причиной

Начальных мук и доброго конца.

 

7. Спиной к больному рву, мы шли равниной, [443]

Которую он поясом облег,

И слова не промолвил ни единый.

 

10. Ни ночь была, ни день, и я не мог

Проникнуть взором в дали окоема,

Но вскоре я услышал зычный рог,

 

13. Который громче был любого грома,

И я глаза навел на этот рев,

Как будто зренье было им влекомо.

 

16. В плачевной сече [444], где святых бойцов

Великий Карл утратил в оны лета,

Не так ужасен был Орландов зов.

 

19. И вот возник из сумрачного света

Каких-то башен вознесенный строй;

И я "Учитель, что за город это?"

 

22. "Ты мечешь взгляд, — сказал вожатый мой, —

Сквозь этот сумрак слишком издалека,

А это может обмануть порой.

 

25. Ты убедишься, приближая око,

Как, издали судя, ты был неправ;

Так подбодрись же и шагай широко".

 

28. И, ласково меня за руку взяв:

"Чтобы тебе их облик не был страшен,

Узнай сейчас, еще не увидав,

 

31. Что это — строй гигантов, а не башен;

Они стоят в колодце, вкруг жерла,

И низ их, от пупа, оградой скрашен".

 

34. Как, если тает облачная мгла,

Взгляд начинает различать немного

Все то, что муть туманная крала,

 

37. Так, с каждым шагом, ведшим нас полого

Сквозь этот плотный воздух под уклон,

Обман мой таял, и росла тревога:

 

40. Как башнями по кругу обнесен

Монтереджоне [445]на своей вершине,

Так здесь, венчая круговой заслон,

 

43. Маячили, подобные твердыне,

Ужасные гиганты [446], те, кого

Дий, в небе грохоча, страшит поныне.

 

46. Уже я различал у одного

Лицо и грудь, живот до бедер тучных

И руки книзу вдоль боков его. [447]

 

49. Спасла Природа многих злополучных,

Подобные пресекши племена,

Чтоб Марс не мог иметь таких подручных;

 

52. И если нераскаянна она

В слонах или китах, тут есть раскрытый

Для взора смысл, и мера здесь видна;

 

55. Затем что там, где властен разум, слитый

Со злобной волей и громадой сил,

Там для людей нет никакой защиты.

 

58. Лицом он так широк и длинен был,

Как шишка в Риме близ Петрова храма; [448]

И весь костяк размером подходил;

 

61. От кромки — ноги прикрывала яма —

До лба не дотянулись бы вовек

Три фриза [449], стоя друг на друге прямо;

 

64. От места, где обычно человек

Скрепляет плащ, до бедер — тридцать клалось

Больших пядей. "Rafel mai amech

 

67. Izabi almi", — яростно раздалось

Из диких уст, которым искони

Нежнее петь псалмы не полагалось.

 

70. И вождь ему: "Ты лучше в рог звени, [450]

Безумный дух! В него — избыток злобы

И всякой страсти из себя гони!

 

73. О смутный дух, ощупай шею, чтобы

Найти ремень; тогда бы ты постиг,

Что рог подвешен у твоей утробы".

 

76. И мне: "Он сам явил свой истый лик;

То царь Немврод, чей замысел ужасный

Виной, что в мире не один язык.

 

79. Довольно с нас; беседы с ним напрасны:

Как он ничьих не понял бы речей,

Так никому слова его не ясны".

 

82. Мы продолжали путь, свернув левей,

И, отойдя на выстрел самострела,

Нашли другого, больше и дичей.

 

85. Чья сила великана одолела,

Не знаю; сзади — правая рука,

А левая вдоль переда висела

 

88. Прикрученной, и, оплетя бока,

Цепь завивалась, по открытой части,

От шеи вниз, до пятого витка.

 

91. "Гордец, насильем домогаясь власти,

С верховным Дием в бой вступил, и вот, —

Сказал мой вождь, — возмездье буйной страсти.

 

94. То Эфиальт [451]; он был их верховод,

Когда богов гиганты устрашали;

Теперь он рук вовек не шевельнет".

 

97. И я сказал учителю: "Нельзя ли,

Чтобы, каков безмерный Бриарей [452],

Мои глаза на опыте узнали?"

 

100. И он ответил: "Здесь вблизи Антей;

Он говорит, он в пропасти порока

Опустит нас, свободный от цепей.

 

103. А тот, тобою названный, — далеко;

Как этот — скован, и такой, как он;

Лицо лишь разве более жестоко".

 

106. Так мощно башня искони времен

Не содрогалась от землетрясенья,

Как Эфиальт сотрясся, разъярен.

 

109. Я ждал, в испуге, смертного мгновенья,

И впрямь меня убил бы страх один,

Когда бы я не видел эти звенья.

 

112. Мы вновь пошли, и новый исполин,

Антей [453], возник из темной котловины,

От чресл до шеи ростом в пять аршин.

 

115. "О ты, что в дебрях роковой долины, —

Где Сципион был вознесен судьбой,

Рассеяв Ганнибаловы дружины, —

 

118. Не счел бы львов, растерзанных тобой,

Ты, о котором говорят: таков он,

Что, если б он вел братьев в горний бой,

 

121. Сынам Земли венец был уготован,

Спусти нас — и не хмурь надменный взгляд —

В глубины, где Коцит морозом скован.

 

124. Тифей и Титий далеко стоят; [454]

Мой спутник дар тебе вручит бесценный;

Не корчи рот, нагнись; он будет рад

 

127. Тебя опять прославить во вселенной;

Он жив и долгий век себе сулит,

Когда не будет призван в свет блаженный".

 

130. Так молвил вождь; и вот гигант спешит

Принять его в простертые ладони,

Которых крепость испытал Алкид.

 

133. Вергилий, ощутив себя в их лоне,

Сказал: "Стань тут", — и, чтоб мой страх исчез,

Обвил меня рукой, надежней брони.

 

136. Как Гаризенда [455], если стать под свес,

Вершину словно клонит понемногу

Навстречу туче в высоте небес,

 

139. Так надо мной, взиравшим сквозь тревогу,

Навис Антей, и в этот миг я знал,

Что сам не эту выбрал бы дорогу.

 

142. Но он легко нас опустил в провал,

Где поглощен Иуда тьмой предельной

И Люцифер. И, разогнувшись, встал,

 

 

145. Взнесясь подобно мачте корабельной.

 

 

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Круг девятый. — Коцит. — Обманувшие доверившихся. — Первый пояс (Каина). — Предатели родных. — Второй пояс (Антенора) — Предатели родины и единомышленников

 

1. Когда б мой стих был хриплый и скрипучий,

Как требует зловещее жерло,

Куда спадают все другие кручи,

 

4. Мне б это крепче выжать помогло

Сок замысла; но здесь мой слог некстати,

И речь вести мне будет тяжело;

 

7. Ведь вовсе не из легких предприятий —

Представить образ мирового дна;

Тут не отделаешься "мамой-тятей".

 

10. Но помощь Муз да будет мне дана,

Как Амфиону [456], строившему Фивы,

Чтоб в слове сущность выразить сполна.

 

13. Жалчайший род, чей жребий несчастливый

И молвить трудно, лучше б на земле

Ты был овечьим стадом, нечестивый!

 

16. Мы оказались в преисподней мгле, [457]

У ног гиганта, на равнине гладкой,

И я дивился шедшей вверх скале,

 

19. Как вдруг услышал крик: "Шагай с оглядкой!

Ведь ты почти что на головы нам,

Злосчастным братьям [458], наступаешь пяткой!"

 

22. Я увидал, взглянув по сторонам,

Что подо мною озеро, от стужи

Подобное стеклу, а не волнам.

 

25. В разгар зимы не облечен снаружи

Таким покровом в Австрии Дунай,

И дальний Танаис [459]твердеет хуже;

 

28. Когда бы Тамбернику [460]невзначай

Иль Пьетрапане [461]дать сюда свалиться,

У озера не хрустнул бы и край.

 

31. И как лягушка выставить ловчится,

Чтобы поквакать, рыльце из пруда,

Когда ж ее страда и ночью снится,

 

34. Так, вмерзши до таилища стыда [462]

И аисту под звук стуча зубами,

Синели души грешных изо льда.

 

37. Свое лицо они склоняли сами,

Свидетельствуя в облике таком

О стуже — ртом, о горести — глазами.

 

40. Взглянув окрест, я вновь поник челом

И увидал двоих [463], так сжатых рядом,

Что волосы их сбились в цельный ком.

 

43. "Вы, грудь о грудь окованные хладом, —

Сказал я, — кто вы?" Каждый шею взнес

И на меня оборотился взглядом.

 

46. И их глаза, набухшие от слез,

Излились влагой, и она застыла,

И веки им обледенил мороз.

 

49. Бревно с бревном скоба бы не скрепила

Столь прочно; и они, как два козла,

Боднулись лбами, — так их злость душила.

 

52. И кто-то молвил [464], не подняв чела,

От холода безухий: "Что такое?

Зачем ты в нас глядишь, как в зеркала?

 

55. Когда ты хочешь знать, кто эти двое:

Им завещал Альберто, их отец,

Бизенцский дол, наследье родовое.

 

58. Родные братья; из конца в конец

Обшарь хотя бы всю Каину, — гаже

Не вязнет в студне ни один мертвец:

 

61. Ни тот, которому, на зоркой страже,

Артур пронзил копьем и грудь и тень, [465]

Ни сам Фокачча [466], ни вот этот даже,

 

64. Что головой мне застит скудный день

И прозывался Сассоль Маскерони; [467]

В Тоскане слышали про эту тень.

 

67. А я, — чтоб все явить, как на ладони, —

Был Камичон де'Пацци [468], и я жду

Карлино [469]для затменья беззаконий".

 

70. Потом я видел сотни лиц во льду, [470]

Подобных песьим мордам; и доныне

Страх у меня к замерзшему пруду.

 

73. И вот, пока мы шли к той середине,

Где сходится всех тяжестей поток, [471]

И я дрожал в темнеющей пустыне, —

 

76. Была то воля [472], случай или рок,

Не знаю, — только, меж голов ступая,

Я одному ногой ушиб висок. [473]

 

79. "Ты что дерешься? — вскрикнул дух, стеная. —

Ведь не пришел же ты меня толкнуть,

За Монтаперти лишний раз отмщая?"

 

82. И я: "Учитель, подожди чуть-чуть;

Пусть он меня избавит от сомнений;

Потом ускорим, сколько хочешь, путь".

 

85. Вожатый стал; и я промолвил тени,

Которая ругалась всем дурным:

"Кто ты, к другим столь злобный средь мучений?"

 

88. "А сам ты кто, ступающий другим

На лица в Антеноре, — он ответил, —

Больней, чем если бы ты был живым?"

 

91. "Я жив, и ты бы утешенье встретил, —

Был мой ответ, — когда б из рода в род

В моих созвучьях я тебя отметил".

 

94. И он сказал: "Хочу наоборот.

Отстань, уйди; хитрец ты плоховатый:

Нашел, чем льстить средь ледяных болот!"

 

97. Вцепясь ему в затылок волосатый,

Я так сказал: "Себя ты назовешь

Иль без волос останешься, проклятый!"

 

100. И он в ответ: "Раз ты мне космы рвешь,

Я не скажу, не обнаружу, кто я,

Хотя б меня ты изувечил сплошь".

 

103. Уже, рукой в его загривке роя,

Я не одну ему повыдрал прядь,

А он глядел все книзу, громко воя.

 

106. Вдруг кто-то крикнул: "Бокка, брось орать!

И без того уж челюстью грохочешь.

Разлаялся! Кой черт с тобой опять?"

 

109. "Теперь молчи, — сказал я, — если хочешь,

Предатель гнусный! В мире свой позор

Через меня навеки ты упрочишь".

 

112. "Ступай, — сказал он, — врать тебе простор.

Но твой рассказ пусть в точности означит

И этого, что на язык так скор.

 

115. Он по французским денежкам здесь плачет.

"Дуэра [474], — ты расскажешь, — водворен

Там, где в прохладце грешный люд маячит"

 

118. А если спросят, кто еще, то вон —

Здесь Беккерия [475], ближе братьи прочей,

Которому нашейник [476]рассечен;

 

121. Там Джанни Сольданьер [477]потупил очи,

И Ганеллон, и Тебальделло с ним, [478]

Тот, что Фаэнцу отомкнул средь ночи".

 

124. Мы отошли, и тут глазам моим

Предстали двое, в яме леденея;

Один, как шапкой, был накрыт другим.

 

 

127. Как хлеб грызет голодный, стервенея,

Так верхний зубы нижнему вонзал

Туда, где мозг смыкаются и шея.

 

130. И сам Тидей [479]не яростней глодал

Лоб Меналиппа, в час перед кончиной,

Чем этот призрак череп пожирал.

 

33. "Ты, одержимый злобою звериной

К тому, кого ты истерзал, жуя,

Скажи, — промолвил я, — что ей причиной.

 

136. И если праведна вражда твоя, —

Узнав, кто вы и чем ты так обижен,

Тебе на свете послужу и я,

 

139. Пока не станет мой язык недвижен".

 

 

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Круг девятый — Второй пояс (Антенора). — Предатели родины и единомышленников (окончание). — Третий пояс (Толомея). — Предатели друзей и сотрапезников

 

1. Подняв уста от мерзостного брашна,

Он вытер свой окровавленный рот

О волосы, в которых грыз так страшно,

 

4. Потом сказал: "Отчаянных невзгод

Ты в скорбном сердце обновляешь бремя;

Не только речь, и мысль о них гнетет.

 

7. Но если слово прорастет, как семя,

Хулой врагу, которого гложу,

Я рад вещать и плакать в то же время.

 

10. Не знаю, кто ты, как прошел межу

Печальных стран, откуда нет возврата,

Но ты тосканец, как на слух сужу.

 

13. Я графом Уголино [480]был когда-то,

Архиепископом Руджери — он;

Недаром здесь мы ближе, чем два брата.

 

16. Что я злодейски был им обойден,

Ему доверясь, заточен как пленник,

Потом убит, — известно испокон;

 

19. Но ни один не ведал современник

Про то, как смерть моя была страшна.

Внемли и знай, что сделал мой изменник.

 

22. В отверстье клетки — с той поры она

Голодной Башней называться стала,

И многим в ней неволя суждена —

 

25. Я новых лун перевидал немало,

Когда зловещий сон меня потряс,

Грядущего разверзши покрывало.

 

28. Он [481], с ловчими, — так снилось мне в тот час, —

Гнал волка и волчат от их стоянки

К холму, что Лукку заслонил от нас;

 

31. Усердных псиц задорил дух приманки,

А головными впереди неслись

Гваланди, и Сисмонди, и Ланфранки. [482]

 

34. Отцу и детям было не спастись:

Охотникам досталась их потреба,

И в ребра зубы острые впились.

 

37. Очнувшись раньше, чем зарделось небо,

Я услыхал, как, мучимые сном,

Мои четыре сына [483]просят хлеба.

 

40. Когда без слез ты слушаешь о том,

Что этим стоном сердцу возвещалось, —

Ты плакал ли когда-нибудь о чем?

 

43. Они проснулись; время приближалось,

Когда тюремщик пищу подает,

И мысль у всех недавним сном терзалась. [484]

 

46. И вдруг я слышу — забивают вход

Ужасной башни; я глядел, застылый,

На сыновей; я чувствовал, что вот —

 

49. Я каменею, и стонать нет силы;

Стонали дети; Ансельмуччо мой

Спросил: "Отец, что ты так смотришь, милый?"

 

52. Но я не плакал; молча, как немой,

Провел весь день и ночь, пока денница

Не вышла с новым солнцем в мир земной.

 

55. Когда луча ничтожная частица

Проникла в скорбный склеп и я открыл,

Каков я сам, взглянув на эти лица, —

 

58. Себе я пальцы в муке укусил.

Им думалось, что это голод нудит

Меня кусать; и каждый, встав, просил:

 

61. "Отец, ешь нас, нам это легче будет;

Ты дал нам эти жалкие тела, —

Возьми их сам; так справедливость судит".

 

64. Но я утих, чтоб им не делать зла.

В безмолвье день, за ним другой промчался.

Зачем, земля, ты нас не пожрала!

 

67. Настал четвертый. Гаддо зашатался

И бросился к моим ногам, стеня:

"Отец, да помоги же!" — и скончался.

 

70. И я, как ты здесь смотришь на меня,

Смотрел, как трое пали Друг за другом

От пятого и до шестого дня.

 

73. Уже слепой, я щупал их с испугом,

Два дня звал мертвых с воплями тоски;

Но злей, чем горе, голод был недугом". [485]

 

76. Тут он умолк и вновь, скосив зрачки,

Вцепился в жалкий череп, в кость вонзая

Как у собаки крепкие клыки.

 

79. О Пиза, стыд пленительного края,

Где раздается si! [486]Коль медлит суд

Твоих соседей, — пусть, тебя карая,

 

82. Капрара и Горгона с мест сойдут [487]

И устье Арно заградят заставой,

Чтоб утонул весь твой бесчестный люд!

 

85. Как ни был бы ославлен темной славой

Граф Уголлино, замки уступив [488], —

За что детей вести на крест неправый!

 

88. Невинны были, о исчадье Фив, [489]

И Угуччоне с молодым Бригатой,

И те, кого я назвал, в песнь вложив. [490]

 

91. Мы шли вперед равниною покатой [491]

Туда, где, лежа навзничь, грешный род

Терзается, жестоким льдом зажатый.

 

94. Там самый плач им плакать не дает,

И боль, прорвать не в силах покрывала,

К сугубой муке снова внутрь идет;

 

97. Затем что слезы с самого начала,

В подбровной накопляясь глубине,

Твердеют, как хрустальные забрала.

 

100. И в этот час, хоть и казалось мне,

Что все мое лицо, и лоб, и веки

От холода бесчувственны вполне,

 

103. Я ощутил как будто ветер некий.

"Учитель, — я спросил, — чем он рожден?

Ведь всякий пар угашен здесь навеки". [492]

 

106. И вождь: "Ты вскоре будешь приведен

В то место, где, узрев ответ воочью,

Постигнешь сам, чем воздух возмущен".

 

109. Один из тех, кто скован льдом и ночью,

Вскричал: "О души, злые до того,

Что вас послали прямо к средоточью,

 

112. Снимите гнет со взгляда моего,

Чтоб скорбь излилась хоть на миг слезою,

Пока мороз не затянул его".

 

115. И я в ответ: "Тебе я взор открою,

Но назовись; и если я солгал,

Пусть окажусь под ледяной корою!"

 

118. "Я — инок Альбериго [493], — он сказал, —

Тот, что плоды растил на злое дело

И здесь на финик смокву променял". [494]

 

121. "Ты разве умер?" [495]— с уст моих слетело.

И он в ответ: "Мне ведать не дано,

Как здравствует мое земное тело.

 

124. Здесь, в Толомее, так заведено,

Что часто души, раньше, чем сразила

Их Атропос [496], уже летят на дно.

 

127. И чтоб тебе еще приятней было

Снять у меня стеклянный полог с глаз,

Знай, что, едва предательство свершила,

 

130. Как я, душа, вселяется тотчас

Ей в тело бес, и в нем он остается,

Доколе срок для плоти не угас.

 

133. Душа катится вниз, на дно колодца.

Еще, быть может, к мертвым не причли

И ту, что там за мной о г стужи жмется.

 

136. Ты это должен знать, раз ты с земли:

Он звался Бранка д'Орья [497]; наша братья

С ним свыклась, годы вместе провели".

 

139. "Что это правда, мало вероятья, —

Сказал я. — Бранка д'Орья жив, здоров,

Он ест, и пьет, и спит, и носит платья".

 

142. И дух в ответ: "В смолой кипящий ров [498]

Еще Микеле Цанке не направил,

С землею разлучась, своих шагов,

 

145. Как этот беса во плоти оставил

Взамен себя, с сородичем одним,

С которым вместе он себя прославил.

 

148. Но руку протяни к глазам моим,

Открой мне их!" И я рукой не двинул,

И было доблестью быть подлым с ним.

 

151. О генуэзцы, вы, в чьем сердце минул

Последний стыд и все осквернено,

Зачем ваш род еще с земли не сгинул?

 

154. С гнуснейшим из романцев [499]заодно

Я встретил одного из вас [500], который

Душой в Коците погружен давно,

 

157. А телом здесь обманывает взоры.

 

 

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Круг девятый. — Четвертый пояс (Джудекка). — Предатели благодетелей. — Люцифер. — Три пасти Люцифера. — Предатели величества божеского и человеческого. — Центр вселенной. — Восхождение к южному полушарию

 

1. Vexma regis prodeunt inferni [501]

Навстречу нам, — сказал учитель. — Вот,

Смотри, уже он виден в этой черни".

 

4. Когда на нашем небе ночь встает

Или в тумане меркнет ясность взгляда,

Так мельница вдали крылами бьет,

 

7. Как здесь во мгле встававшая громада.

Я хоронился за вождем, как мог,

Чтобы от ветра мне была пощада.

 

10. Мы были там [502], — мне страшно этих строк, —

Где тени в недрах ледяного слоя

Сквозят глубоко, как в стекле сучок.

 

13. Одни лежат; другие вмерзли стоя,

Кто вверх, кто книзу головой застыв;

А кто — дугой, лицо ступнями кроя.

 

16. В безмолвии дальнейший путь свершив

И пожелав, чтобы мой взгляд окинул

Того, кто был когда-то так красив,

 

19. Учитель мой вперед меня подвинул,

Сказав: "Вот Дит [503], вот мы пришли туда,

Где надлежит, чтоб ты боязнь отринул".

 

22. Как холоден и слаб я стал тогда,

Не спрашивай, читатель; речь — убоже;

Писать о том не стоит и труда.

 

25. Я не был мертв, и жив я не был тоже;

А рассудить ты можешь и один:

Ни тем, ни этим быть — с чем это схоже.

 

28. Мучительной державы властелин

Грудь изо льда вздымал наполовину;

И мне по росту ближе исполин,

 

 

31. Чем руки Люцифера исполину;

По этой части ты бы сам расчел,

Каков он весь, ушедший телом в льдину.

 

34. О, если вежды он к Творцу возвел [504]

И был так дивен, как теперь ужасен,

Он, истинно, первопричина зол!

 

37. И я от изумленья стал безгласен,

Когда увидел три лица на нем;

Одно — над грудью; цвет его был красен;

 

40. А над одним и над другим плечом

Два смежных с этим в стороны грозило,

Смыкаясь на затылке под хохлом.

 

43. Лицо направо — бело-желтым было;

Окраска же у левого была,

Как у пришедших с водопадов Нила. [505]

 

46. Росло под каждым два больших крыла,

Как должно птице, столь великой в мире;

Таких ветрил и мачта не несла.

 

49. Без перьев, вид у них был нетопырий;

Он ими веял, движа рамена,

И гнал три ветра вдоль по темной шири,

 

52. Струи Коцита леденя до дна.

Шесть глаз точило слезы, и стекала

Из трех пастей кровавая слюна.

 

55. Они все три терзали, как трепала,

По грешнику [506]; так, с каждой стороны

По одному, в них трое изнывало.

 

58. Переднему не зубы так страшны,

Как ногти были, все одну и ту же

Сдирающие кожу со спины.

 

61. "Тот, наверху, страдающий всех хуже, —

Промолвил вождь, — Иуда Искарьот;

Внутрь головой и пятками наруже.

 

64. А эти — видишь — головой вперед:

Вот Брут, свисающий из черной пасти;

Он корчится — и губ не разомкнет!

 

67. Напротив — Кассий, телом коренастей. [507]

Но наступает ночь [508]; пора и в путь;

Ты видел все, что было в нашей власти".

 

70. Велев себя вкруг шеи обомкнуть

И выбрав миг и место, мой вожатый,

Как только крылья обнажили грудь,

 

73. Приблизился, вцепился в стан косматый

И стал спускаться вниз, с клока на клок,

Меж корок льда и грудью волосатой.

 

76. Когда мы пробирались там, где бок, [509]

Загнув к бедру, дает уклон пологий,

Вождь, тяжело дыша, с усильем лег

 

79. Челом туда, где прежде были ноги,

И стал по шерсти подыматься ввысь,

Я думал — вспять, по той же вновь дороге.

 

82. Учитель молвил: "Крепче ухватись, —

И он дышал, как человек усталый. —

Вот путь, чтоб нам из бездны зла спастись".

 

85. Он в толще скал проник сквозь отступ малый. [510]

Помог мне сесть на край, потом ко мне

Уверенно перешагнул на скалы.

 

88. Я ждал, глаза подъемля к Сатане,

Что он такой, как я его покинул,

А он торчал ногами к вышине.

 

91. И что за трепет на меня нахлынул,

Пусть судят те, кто, слыша мой рассказ,

Не угадал, какой рубеж я минул.

 

94. "Встань, — вождь промолвил. — Ожидает нас

Немалый путь, и нелегка дорога,

А солнце входит во второй свой час". [511]

 

97. Мы были с ним не посреди чертога;

То был, верней, естественный подвал,

С неровным дном, и свет мерцал убого.

 

100. "Учитель, — молвил я, как только встал, —

Пока мы здесь, на глубине безвестной,

Скажи, чтоб я в сомненьях не блуждал:

 

103. Где лед? Зачем вот этот в яме тесной

Торчит стремглав? И как уже пройден

От ночи к утру солнцем путь небесный?"

 

106. "Ты думал — мы, как прежде, — молвил он, —

За средоточьем, там, где я вцепился

В руно червя, которым мир пронзен?

 

109. Спускаясь вниз, ты там и находился;

Но я в той точке сделал поворот,

Где гнет всех грузов отовсюду слился;



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2021-01-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: