Сказал мой вождь, — они твой дух волнуют?
Не все ль равно, что люди говорят?
13. Иди за мной, и пусть себе толкуют!
Как башня стой, которая вовек
Не дрогнет, сколько ветры ни бушуют!
16. Цель от себя отводит человек,
Сменяя мысли каждое мгновенье:
Дав ход одной, другую он пресек".
19. Что мог бы я промолвить в извиненье?
"Иду", — сказал я, краску чуя сам,
Дарующую иногда прощенье.
22. Меж тем повыше, идя накрест нам,
Толпа людей на склоне появилась
И пела "Miserere" [575], по стихам.
25. Когда их зренье точно убедилось,
Что сила света сквозь меня не шла,
Их песнь глухим и долгим "О!" сменилась.
28. И тотчас двое, как бы два посла,
Сбежали к нам спросить: "Скажите, кто вы,
И участь вас какая привела?"
31. И мой учитель: "Мы сказать готовы,
Чтоб вы могли поведать остальным,
Что этот носит смертные покровы.
34. И если их смутила тень за ним,
То все объяснено таким ответом:
Почтенный ими, он поможет им".
37. Я не видал, чтоб в сумраке нагретом
Горящий пар [576]быстрей прорезал высь
Иль облака заката поздним летом,
40. Чем те наверх обратно поднялись;
И тут на нас помчалась вся их стая,
Как взвод несется, ускоряя рысь.
43. "Сюда их к нам валит толпа густая,
Чтобы тебя просить, — сказал поэт. —
Иди все дальше, на ходу внимая".
46. "Душа, идущая в блаженный свет
В том образе, в котором в жизнь вступала,
Умерь свой шаг! — они кричали вслед. —
49. Взгляни на нас: быть может, нас ты знала
И весть прихватишь для земной страны?
О, не спеши так! Выслушай сначала!
52. Мы были все в свой час умерщвлены
И грешники до смертного мгновенья,
Когда, лучом небес озарены,
55. Покаялись, простили оскорбленья
|
|
И смерть прияли в мире с божеством,
Здесь нас томящим жаждой лицезренья".
58. И я: "Из вас никто мне не знаком;
Чему, скажите, были бы вы рады,
И я, по мере сил моих, во всем
61. Готов служить вам, ради той отрады,
К которой я, по следу этих ног,
Из мира в мир иду сквозь все преграды".
64. Один сказал [577]: "К чему такой зарок?
В тебе мы верим доброму желанью,
И лишь бы выполнить его ты мог!
67. Я, первый здесь взывая к состраданью,
Прошу тебя: когда придешь к стране,
Разъявшей землю Карла и Романью,
70. И будешь в Фано, вспомни обо мне,
Чтоб за меня воздели к небу взоры,
Дабы я мог очиститься вполне.
73. Я сам оттуда; но удар, который
Дал выход крови, где душа жила,
Я встретил там, где властны Антеноры [578]
76. И где вовеки я не чаял зла;
То сделал Эсте, чья враждебность шире
Пределов справедливости была.
79. Когда бы я бежать пустился к Мире, [579]
В засаде под Орьяко очутясь,
Я до сих пор дышал бы в вашем мире,
82. Но я подался в камыши и грязь;
Там я упал; и видел, как в трясине
Кровь жил моих затоном разлилась".
85. Затем другой: "О, да взойдешь к вершине,
Надежду утоленную познав,
И да не презришь и мою отныне!
88. Я был Бонконте, Монтефельтрский граф. [580]
Забытый всеми, даже и Джованной, [581]
Я здесь иду среди склоненных глав".
91. И я: "Что значил этот случай странный,
Что с Кампальдино ты исчез тогда
И где-то спишь в могиле безымянной?"
94. "О! — молвил он. — Есть горная вода,
Аркьяно [582]; ею, вниз от Камальдоли,
Изрыта Казентинская гряда.
97. Туда, где имя ей не нужно боле, [583]
|
|
Я, ранен в горло, идя напрямик,
Пришел один, окровавляя поле.
100. Мой взор погас, и замер мой язык
На имени Марии; плоть земная
Осталась там, где я к земле поник.
103. Знай и поведай людям: ангел Рая
Унес меня, и ангел адских врат
Кричал: "Небесный! Жадность-то какая!
106. Ты вечное [584]себе присвоить рад
И, пользуясь слезинкой, поживиться;
Но прочего меня уж не лишат!"
109. Ты знаешь сам, как в воздухе клубится
Пар, снова истекающий водой,
Как только он, поднявшись, охладится.
112. Ум сочетая с волей вечно злой
И свой природный дар пуская в дело,
Бес двинул дым и ветер над землей.
115. Долину он, как только солнце село,
От Пратоманьо до большой гряды [585]
Покрыл туманом; небо почернело,
118. И воздух стал тяжелым от воды;
Пролился дождь, стремя по косогорам
Все то, в чем почве не было нужды,
121. Потоками свергаясь в беге скором
К большой реке [586], переполняя дол
И все сметая бешеным напором.
124. Мой хладный труп на берегу нашел
Аркьяно буйный; как обломок некий,
Закинул в Арно; крест из рук расплел,
127. Который я сложил, смыкая веки:
И, мутною обвив меня волной,
Своей добычей [587]придавил навеки".
130. "Когда ты возвратишься в мир земной
И тягости забудешь путевые, —
Сказала третья тень вослед второй, —
133. То вспомни также обо мне, о Пии! [588]
Я в Сьене жизнь, в Маремме смерть нашла,
Как знает тот, кому во дни былые
136. Я, обручаясь, руку отдала".
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
Второй уступ Предчистилища (окончание)
1. Когда кончается игра в три кости,
То проигравший снова их берет
И мечет их один, в унылой злости;
|
|
4. Другого провожает весь народ;
Кто спереди зайдет, кто сзади тронет,
Кто сбоку за себя словцо ввернет.
7. А тот идет и только ухо клонит;
Подаст кому, — идти уже вольней,
И так он понемногу всех разгонит.
10. Таков был я в густой толпе теней,
Чье множество казалось превелико,
И, обещая, управлялся с ней.
13. Там аретинец [589]был, чью жизнь так дико
Похитил Гин ди Такко; рядом был
В погоне утонувший [590]; Федерико
16. Новелло [591], руки протянув, молил;
И с ним пизанец [592], некогда явивший
В незлобивом Марцукко столько сил;
19. Граф Орсо [593]был средь них; был дух, твердивший,
Что он враждой и завистью убит,
Его безвинно с телом разлучившей, —
22. Пьер де ла Бросс [594]; брабантка пусть спешит,
Пока жива, с молитвами своими,
Не то похуже стадо ей грозит.
25. Когда я, наконец, расстался с ними,
Просившими, чтобы просил другой,
Дабы скорей им сделаться святыми,
28. Я начал так: "Я помню, светоч мой,
Ты отрицал, в стихе, тобою спетом, [595]
Что суд небес смягчается мольбой;
31. А эти люди просят лишь об этом.
Иль их надежда тщетна, или мне
Твои слова не озарились светом?"
34. Он отвечал: "Они ясны вполне,
И этих душ надежда не напрасна,
Когда мы трезво поглядим извне.
37. Вершина правосудия согласна,
Чтоб огнь любви [596]мог уничтожить вмиг
Долг, ими здесь платимый повсечасно.
40. А там, где стих мой [597]у меня возник,
Молитва не служила искупленьем,
И звук ее небес бы не достиг.
43. Но не смущайся тягостным сомненьем:
Спроси у той, которая прольет
Свет между истиной и разуменьем.
46. Ты понял ли, не знаю: речь идет
О Беатриче. Там, на выси горной,
Она с улыбкой, радостная, ждет".
49. И я: "Идем же поступью проворной;
Уже и сам я меньше утомлен,
А видишь — склон оделся тенью черной".
52. "Сегодня мы пройдем, — ответил он, —
Как можно больше; много — не придется,
И этим ты напрасно обольщен.
55. Пока взойдешь, не раз еще вернется
Тот, кто сейчас уже горой закрыт,
Так что и луч вокруг тебя не рвется.
58. Но видишь — там какой-то дух сидит,
Совсем один, взирая к нам безгласно;
Он скажет нам, где краткий путь лежит".
61. Мы шли к нему. Как гордо и бесстрастно
Ты ждал, ломбардский дух [598], и лишь едва
Водил очами, медленно и властно!
64. Он про себя таил свои слова,
Нас, на него идущих озирая
С осанкой отдыхающего льва.
67. Вождь подошел к нему узнать, какая
Удобнее дорога к вышине;
Но он, на эту речь не отвечая —
70. Спросил о нашей жизни и стране.
Чуть "Мантуя..." успел сказать Вергилий,
Как дух, в своей замкнутый глубине,
73. Встал, и уста его проговорили:
"О мантуанец, я же твой земляк,
Сорделло!" И они объятья слили.
76. Италия, раба, скорбей очаг,
В великой буре судно без кормила,
Не госпожа народов, а кабак!
79. Здесь доблестной душе довольно было
Лишь звук услышать милой стороны,
Чтобы она сородича почтила;
82. А у тебя не могут без войны
Твои живые, и они грызутся,
Одной стеной и рвом окружены.
85. Тебе, несчастной, стоит оглянуться
На берега твои и города:
Где мирные обители найдутся?
88. К чему тебе подправил повода [599]
Юстиниан, когда седло пустует?
Безуздой, меньше было бы стыда.
91. О вы, кому молиться долженствует, [600]
Так чтобы Кесарь не слезал с седла,
Как вам господне слово указует, —
94. Вы видите, как эта лошадь зла,
Уже не укрощаемая шпорой
С тех пор, как вы взялись за удила?
97. И ты, Альберт немецкий [601], ты, который
Был должен утвердиться в стременах,
А дал ей одичать, — да грянут скорой
100. И правой карой звезды в небесах
На кровь твою, как ни на чью доселе,
Чтоб твой преемник ведал вечный страх!
103. Затем что ты и твой отец терпели,
Чтобы пустынней стал имперский сад, [602]
А сами, сидя дома, богатели.
106. Приди, беспечный, кинуть только взгляд:
Мональди, Филиппески, Каппеллетти,
Монтекки, — те в слезах, а те дрожат!
109. Приди, взгляни на знать свою, на эти
Насилия, которые мы зрим,
На Сантафьор [603]во мраке лихолетий!
112. Приди, взгляни, как сетует твой Рим,
Вдова, в слезах зовущая супруга:
"Я Кесарем покинута моим!"
115. Приди, взгляни, как любят все друг друга!
И, если нас тебе не жаль, приди
Хоть устыдиться нашего недуга!
118. И, если смею, о верховный Дий, [604]
За род людской казненный казнью крестной,
Свой правый взор от нас не отводи!
121. Или, быть может, в глубине чудесной
Твоих судеб ты нам готовишь клад
Великой радости, для нас безвестной?
124. Ведь города Италии кишат
Тиранами, и в образе клеврета [605]
Любой мужик пролезть в Марцеллы [606]рад.
127. Флоренция моя, тебя все это
Касаться не должно, ты — вдалеке,
В твоем народе каждый — муж совета!
130. У многих правда — в сердце, в тайнике,
Но необдуманно стрельнуть — боятся;
А у твоих она на языке
133. Иные общим делом тяготятся;
А твой народ, участливый к нему,
Кричит незваный: "Я согласен взяться!"
136. Ликуй же ныне, ибо есть чему:
Ты мирна, ты разумна, ты богата!
А что я прав, то видно по всему.
139. И Спарта, и Афины, где когда-то
Гражданской правды занялась заря,
Перед тобою — малые ребята:
142. Тончайшие уставы мастеря,
Ты в октябре примеришь их, бывало,
И сносишь к середине ноября.
145. За краткий срок ты сколько раз меняла
Законы, деньги, весь уклад и чин
И собственное тело обновляла!
148. Опомнившись хотя б на миг один,
Поймешь сама, что ты — как та больная,
Которая не спит среди перин,
151. Ворочаясь и отдыха не зная.
ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ
Долина земных властителей
1. И трижды, и четырежды успело
Приветствие возникнуть на устах,
Пока не молвил, отступив, Сорделло:
4. "Вы кто?" — "Когда на этих высотах
Достойные спастись еще не жили,
Октавиан [607]похоронил мой прах.
7. Без правой веры был и я, Вергилий,
И лишь за то утратил вечный свет".
Так на вопрос слова вождя гласили.
10. Как тот, кто сам не знает — явь иль бред
То дивное, что перед ним предстало,
И, сомневаясь, говорит: "Есть... Нет..." —
13. Таков был этот; изумясь сначала,
Он взор потупил и ступил вперед
Обнять его, как низшему пристало.
16. "О свет латинян, — молвил он, — о тот,
Кто нашу речь вознес до полной власти,
Кто город мой почтил из рода в род,
19. Награда мне иль милость в этом счастье?
И если просьбы мне разрешены,
Скажи: ты был в Аду? в которой части?"
22. "Сквозь все круги отверженной страны, —
Ответил вождь мой, — я сюда явился;
От неба силы были мне даны.
25. Не делом, а неделаньем лишился [608]
Я Солнца, к чьим лучам стремишься ты;
Его я поздно ведать научился. [609]
28. Есть край внизу [610], где скорбь — от темноты,
А не от мук, и в сумраках бездонных
Не возгласы, а вздохи разлиты.
31. Там я, — среди младенцев, уязвленных
Зубами смерти в свете их зари,
Но от людской вины не отрешенных;
34. Там я, — средь тех, кто не облекся в три
Святые добродетели [611]и строго
Блюл остальные, их нося внутри.
37. Но как дойти скорее до порога
Чистилища? Не можешь ли ты нам
Дать указанье, где лежит дорога?"
40. И он: "Скитаться здесь по всем местам,
Вверх и вокруг, я не стеснен нимало.
Насколько в силах, буду спутник вам.
43. Но видишь — время позднее настало,
А ночью вверх уже нельзя идти;
Пора наметить место для привала.
46. Здесь души есть направо по пути,
Которые тебе утешат очи,
И я готов тебя туда свести".
49. "Как так? — ответ был. — Если кто средь ночи
Пойдет наверх, ему не даст другой?
Иль просто самому не станет мочи?"
52. Сорделло по земле черкнул рукой,
Сказав: "Ты видишь? Стоит солнцу скрыться,
И ты замрешь пред этою чертой;
55. Причем тебе не даст наверх стремиться
Не что другое, как ночная тень;
Во тьме бессильем воля истребится.
58. Но книзу, со ступени на ступень,
И вкруг горы идти легко повсюду,
Пока укрыт за горизонтом день".
61. Мой вождь внимал его словам, как чуду,
И отвечал: "Веди же нас туда,
Где ты сказал, что я утешен буду".
64. Мы двинулись в дорогу, и тогда
В горе открылась выемка, такая,
Как здесь в горах бывает иногда.
67. "Войдем туда, — сказала тень благая, —
Где горный склон как бы раскрыл врата,
И там пробудем, утра ожидая".
70. Тропинка, не ровна и не крута,
Виясь, на край долины приводила,
Где меньше половины высота. [612]
73. Сребро и злато, червлень и белила,
Отколотый недавно изумруд,
Лазурь и дуб-светляк превосходило
76. Сияние произраставших тут
Трав и цветов и верх над ними брало,
Как большие над меньшими берут.
79. Природа здесь не только расцвечала,
Но как бы некий непостижный сплав
Из сотен ароматов создавала.
82. "Salve, Regina," [613]— меж цветов и трав
Толпа теней, внизу сидевших [614], пела,
Незримое убежище избрав.
85. "Покуда солнце все еще не село, —
Наш мантуанский спутник нам сказал, —
Здесь обождать мы с вами можем смело.
88. Вы разглядите, став на этот вал,
Отчетливей их лица и движенья,
Чем если бы их сонм вас окружал.
91. Сидящий выше, с видом сокрушенья
О том, что он призваньем пренебрег,
И губ не раскрывающий для пенья, —
94. Был кесарем Рудольфом [615], и он мог
Помочь Италии воскреснуть вскоре,
А ныне этот час опять далек. [616]
97. Тот, кто его ободрить хочет в горе,
Царил в земле, где воды вдоль дубрав
Молдава в Лабу льет, а Лаба в море.
100. То Оттокар; он из пелен не встав,
Был доблестней, чем бороду наживший
Его сынок, беспутный Венцеслав. [617]
103. И тот курносый [618], в разговор вступивший
С таким вот благодушным добряком,
Пал, как беглец, честь лилий омрачивший.
106. И как он в грудь колотит кулаком!
А этот, щеку на руке лелея,
Как на постели, вздохи шлет тайком.
109. Отец и тесть французского злодея,
Они о мерзости его скорбят,
И боль язвит их, в сердце пламенея.
112. А этот кряжистый, поющий в лад [619]
С тем носачом, смотрящим величаво,
Был опоясан, всем, что люди чтят.
115. И если бы в руках была держава
У юноши [620], сидящего за ним,
Из чаши в чашу перешла бы слава,
118. Которой не хватило остальным:
Хоть воцарились Яков с Федериком, [621]
Все то, что лучше, не досталось им.
121. Не часто доблесть, данная владыкам,
Восходит в ветви; тот ее дарит,
Кто может все в могуществе великом.
124. Носач [622]изведал так — же этот стыд,
Как с ним поющий Педро знаменитый:
Прованс и Пулья стонут от обид.
127. Он выше был, чем отпрыск, им отвитый,
Как и Костанца мужем пославней,
Чем были Беатриче с Маргеритой. [623]
130. А вот смиреннейший из королей,
Английский Генрих [624], севший одиноко;
Счастливее был рост его ветвей.
133. Там, ниже всех, где дол лежит глубоко,
Маркиз Гульельмо [625]подымает взгляд;
Алессандрия за него жестоко
136. Казнила Канавез и Монферрат".
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
Долина земных властителей (продолжение)
1. В тот самый час, когда томят печали
Отплывших вдаль и нежит мысль о том,
Как милые их утром провожали,
4. А новый странник на пути своем
Пронзен любовью, дальний звон внимая,
Подобный плачу над умершим днем, —
7. Я начал, слух невольно отрешая, [626]
Следить, как средь теней встает одна,
К вниманью мановеньем приглашая.
10. Сложив и вскинув кисти рук, она
Стремила взор к востоку и, казалось,
Шептала богу: "Я одним полна".
13. "Te lucis ante" [627], — с уст ее раздалось
Так набожно, и так был нежен звук,
Что о себе самом позабывалось.
16. И, набожно и нежно, весь их круг
С ней до конца исполнил песнопенье,
Взор воздымая до верховных дуг. [628]
19. Здесь в истину вонзи, читатель, зренье;
Покровы так прозрачны, что сквозь них
Уже совсем легко проникновенье. [629]
22. Я видел: сонм властителей земных,
С покорно вознесенными очами,
Как в ожиданье, побледнев, затих.
25. И видел я: два ангела, над нами
Спускаясь вниз, держали два клинка,
Пылающих, с неострыми концами.
28. И, зеленее свежего листка,
Одежда их, в ветру зеленых крылий,
Вилась вослед, волниста и легка.
31. Один слетел чуть выше, чем мы были,
Другой — на обращенный к нам откос,
И так они сидевших окаймили.
34. Я различал их русый цвет волос,
Но взгляд темнел, на лицах их почия,
И яркости чрезмерной я не снес.
37. "Они сошли из лона, где Мария, —
Сказал Сорделло, — чтобы дол стеречь,
Затем что близко появленье змия".
40. И я, не зная, как себя беречь,
Взглянул вокруг и поспешил укрыться,
Оледенелый, возле верных плеч.
43. И вновь Сорделло: "Нам пора спуститься
И славным теням о себе сказать;
Им будет радость с вами очутиться".
46. Я, в три шага, ступил уже на гладь;
И видел, как одна из душ взирала
Все на меня, как будто чтоб узнать.
49. Уже и воздух почернел немало,
Но для моих и для ее очей
Он все же вскрыл то, что таил сначала.
52. Она ко мне подвинулась, я — к ней.
Как я был счастлив, Нино [630]благородный,
Тебя узреть не между злых теней!
55. Приветствий дань была поочередной;
И он затем: "К прибрежью под горой
Давно ли ты приплыл пустыней водной?"
58. "О, — я сказал, — я вышел пред зарей
Из скорбных мест и жизнь влачу земную,
Хоть, идя так, забочусь о другой".
61. Из уст моих услышав речь такую,
Он и Сорделло подались назад,
Дивясь тому, о чем я повествую.
64. Один к Вергилию направил взгляд,
Другой — к сидевшим, крикнув: "Встань, Куррадо! [631]
Взгляни, как бог щедротами богат!"
67. Затем ко мне: "Ты, избранное чадо,
К которому так милостив был тот,
О чьих путях и мудрствовать не надо, —
70. Скажи в том мире, за простором вод,
Чтоб мне моя Джованна [632]пособила
Там, где невинных верный отклик ждет.
73. Должно быть, мать ее меня забыла,
Свой белый плат носив недолгий час,
А в нем бы ей, несчастной, лучше было. [633]
76. Ее пример являет напоказ,
Что пламень в женском сердце вечно хочет
Глаз и касанья, чтобы он не гас.
79. И не такое ей надгробье прочит
Ехидна, в бой ведущая Милан,
Какое создал бы галлурский кочет". [634]
82. Так вел он речь, и взор его и стан
Несли печать горячего порыва,
Которым дух пристойно обуян.
85. Мои глаза стремились в твердь пытливо,
Туда, где звезды обращают ход,
Как сердце колеса, неторопливо.
88. И вождь: "О сын мой, что твой взор влечет?"
И я ему: "Три этих ярких света,
Зажегшие вкруг остья небосвод". [635]
91. И он: "Те, что ты видел до рассвета,
Склонились, все четыре, в должный срок;
На смену им взошло трехзвездье это".
94. Сорделло вдруг его к себе привлек,
Сказав: "Вот он! Взгляни на супостата!" —
И указал, чтоб тот увидеть мог.
97. Там, где стена расселины разъята,
Была змея, похожая на ту,
Что Еве горький плод дала когда-то.
100. В цветах и травах бороздя черту,
Она порой свивалась, чтобы спину
Лизнуть, как зверь наводит красоту.
103. Не видев сам, я речь о том откину,
Как тот и этот горний ястреб взмыл;
Я их полет застал наполовину.
106. Едва заслыша взмах зеленых крыл,
Змей ускользнул, и каждый ангел снова
Взлетел туда же, где он прежде был.
109. А тот, кто подошел к нам после зова
Судьи, все это время напролет
Следил за мной и не промолвил слова.
112. "Твой путеводный светоч да найдет, —
Он начал, — нужный воск в твоей же воле,
Пока не ступишь на финифть высот!
115. Когда ты ведаешь хоть в малой доле
Про Вальдимагру и про те края,
Подай мне весть о дедовском престоле.
118. Куррадо Маласпина [636]звался я;
Но Старый — тот другой, он был мне дедом;
Любовь к родным светлеет здесь моя".
121. "О, — я сказал, — мне только по беседам
Знаком ваш край; но разве угол есть
Во всей Европе, где б он не был ведом?
124. Ваш дом стяжал заслуженную честь,
Почет владыкам и почет державе,
И даже кто там не был, слышал весть.
127. И, как стремлюсь к вершине, так я вправе
Сказать: ваш род, за что ему хвала,
Кошель и меч в старинной держит славе.
130. В нем доблесть от привычки возросла,
И, хоть с пути дурным главой [637]все сбито,
Он знает цель и сторонится зла".
133. И тот: "Иди; поведаю открыто,
Что солнце не успеет лечь семь раз
Там, где Овен расположил копыта, [638]
136. Как это мненье лестное о нас
Тебе в средину головы вклинится
Гвоздями, крепче, чем чужой рассказ,
139. Раз приговор не может не свершиться".
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ
Долина земных властителей [окончание) — Врата Чистилища
1. Наложница старинного Тифона [639]
Взошла белеть на утренний помост,
Забыв объятья друга, и корона
4. На ней сияла из лучистых звезд,
С холодным зверем сходная чертами,
Который бьет нас, изгибая хвост;
7. И ночь означила двумя шагами [640]
В том месте, где мы были, свой подъем,
И даже третий поникал крылами,
10. Когда, с Адамом в существе своем, [641]
Я на траву склонился, засыпая,
Там, где мы все сидели впятером. [642]
13. В тот час, когда поет, зарю встречая,
Касатка [643], и напев ее тосклив,
Как будто скорбь ей памятна былая,
16. И разум наш, себя освободив
От дум и сбросив тленные покровы,
Бывает как бы веще прозорлив,
19. Мне снилось — надо мной орел суровый
Навис, одетый в золотистый цвет,
Распластанный и ринуться готовый,
22. И будто бы я там, где Ганимед, [644]
Своих покинув, дивно возвеличен,
Восхищен был в заоблачный совет.
25. Мне думалось: "Быть может, он привычен
Разить лишь тут, где он настиг меня,
А иначе к добыче безразличен".
28. Меж тем, кругами землю осеня,
Он грозовым перуном опустился
И взмыл со мной до самого огня. [645]
31. И тут я вместе с ним воспламенился;
И призрачный пожар меня палил
С такою силой, что мой сон разбился.
34. Не меньше вздрогнул некогда Ахилл, [646]
Водя окрест очнувшиеся веки
И сам не зная, где он их раскрыл,
37. Когда он от Хироновой опеки
Был матерью на Скир перенесен,
Хотя и там его настигли греки, —
40. Чем вздрогнул я, когда покинул сон
Мое лицо; я побледнел и хладом
Пронизан был, как тот, кто устрашен.