Айви подождала, пока Ник наденет куртку, что была у него в грузовике.
– Их можно больше одного раза использовать, – ответила ему Айви то, что он уже от меня слышал, и Дженкс передернулся.
Понимая, что его просто выставляют за порог, Ник резко дернул дверь и вышел. Айви улыбнулась мне злобной улыбкой со сжатыми губами и вышла за ним.
– Я тебя не боюсь, – сказал Ник, когда дверь закрылась, и уровень моего стресса рухнул пунктов на шесть.
– Вот твой кофе, – сказал Дженкс, ставя чашку передо мной.
С чего бы он мне наливал кофе? Я посмотрела на чашку, потом на него.
– С бримстоном?
Дженкс плюхнулся рядом со мной на стул:
– Айви мне велела положить малость, но я подумал, что ты уже достаточно оклемалась и можешь сама решить.
Снова метнулось вверх мое давление, и я заколебалась, вспомнив свое отражение в окне магазина и думая, мудрость это я проявляю или глупость. Бримстон придаст мне бодрости на часы, пока я составлю все нужные чары, и при этом повысит показатели крови примерно до нормы. Когда я засну, то проснусь освеженной, голодной и почти в таком же хорошем виде, как была до укуса. Без него мне придется колдовать дико усталой. Ноги будут подкашиваться каждый раз, когда я встану, а после сна проснусь с очень хреновым самочувствием.
Но использовать черную магию или нелегальные лекарства просто для облегчения собственной жизни – это как лгать для собственного удобства, постепенно уговорить себя верить, что ты имеешь право нарушать правила, что ты – над ними. Нет. Я не стану превращаться в Трента.
Я с шумом выдохнула воздух.
– Я не буду этого делать, – сказала я, и он кивнул, хотя зеленые глаза прищурились тревожно. Он был решительно со мной не согласен, но принял мое решение, отчего мне тут же стало лучше. Моей жизнью распоряжаюсь я. Я распоряжаюсь. Вот так вот.
– Какое заклинание первым? – спросил Дженкс, протягивая руку слетевшему к нам Джаксу. Крыло у него было надтреснуто и сочилось пыльцой, но ни Дженкс, ни я ничего не сказали. Приятно было видеть, как маленький пикси проявляет интерес к тому, что его отец считает важным – пусть даже только потому, что проиграл схватку Рекс.
Я нервно постучала по страницам:
– Ту костяную статуэтку у тебя не сперли вместе с помадкой?
Дженкс заулыбался:
– Не-а.
Джакс взлетел к лампе на потолке, а его отец пошел к растущей груде мешков возле телевизора. Никогда не видела мужчины, который мог бы обогнать меня в шопинге, но Дженкс оказался мастером. Я пыталась не пялиться на его зад, когда он нагнулся, пошарил в пакетах и быстро вернулся в кухню с одинаковыми коробочками. Их он поставил на стол, и пыльца пикси посыпалась на нас, как только он их открыл. В первой был жуткий резной тотем, и Дженкс, оставив его на меня таращиться, открыл вторую.
– Без единой царапинки.
Его зеленые глаза довольно светились.
Я подняла статуэтку волка, ощущая тяжесть и холод кости. Неплохой вариант для перемещения вервольфова проклятия. Задумавшись и глядя в никуда, я вспомнила жадность Ника, и тогда мой взгляд вернулся к тотему Дженкса.
– А, это… Ник вот это видел? – спросила я, указывая на статуэтку волка.
Дженкс пренебрежительно фыркнул, качаясь на поставленном на две ножки стуле.
– Я ему не показывал, но наверняка он в моих вещах рылся.
У меня в голове забрезжила идея, но я отказывалась чувствовать себя виноватой за то, что не доверяю Нику.
– Слушай, а это же очень симпатичная штука, – сказала я, ставя на место волка и беря тотем, – Маталине она понравится. Надо одну такую завести. Отлично будет смотреться в чаше Мистера Рыбы.
Стул под Дженксом рухнул на четыре ножки.
– Где? – изумился пикси, и я выразительно покосилась на дверь номера. На лице у Дженкса появилось понимание, потом гнев. Может, он ни хрена не смыслил в убранстве интерьеров, но дураком он не был. – Тебя тревожит…
Я тихо хмыкнула, предупреждая, чтобы не предавал гласности мое беспокойство, как бы Ник не спер статуэтку волка, явно правильный выбор для демонского проклятия. Но эти статуэтки обе из кости, так что…
– Ага, – сказал вдруг Дженкс, забирая у меня тотем и ставя его посреди стола. – Я как пойду в город в следующий раз, я тебе принесу такую штуку.
На витрине тогда была только одна, но, увидев, что Дженкс понял, я медленно перевела дыхание и потянулась за рецептом. С карандашом в руке я наклонила голову и заправила за ухо выбившийся локон. Обмани меня однажды – позор тебе. Обмани меня дважды – абзац тебе.
Глава тридцатая
Ритмичными движениями массируя исколотый указательный палец, я пыталась выжать каплю крови для активации чар гашения инерции. Палец уже болел. Дело в том, что нельзя набрать крови в пробирку и накапать пипеткой на все амулеты по очереди – если кровь не капает прямо из тела, активирующие чары ферменты разрушаются, и активации не происходит. На столе лежала уже куча амулетов, и эту лишнюю пару противоинерционных я добавила с промелькнувшим резким чувством вины.
Кровь не хотела идти, и только когда я до боли сдавила палец, появилась красная капля. Она упала на первый амулет, следующую я выдавила на второй. С жутковатой стремительностью кровь впиталась в дерево, выпустив облачко запаха жженого янтаря, еще больше отравившего затхлый воздух мотеля. Много бы я отдала за открывающееся окно.
Жженый янтарь, не красное дерево – доказательство, что магия демонская. Господи, что же я делаю?
Я оглядела тихую полутемную комнату; пробивающийся сквозь шторы свет говорил, что дело идет к полудню. Я слегка вздремнула около полуночи, а потом все утро провела на ногах. Мне явно подсыпали бримстона. Соседушки мои милые, разумеется.
Я стерла с пальцев остатки крови и потянулась мимо Дженкса положить последние активированные амулеты в общую кучу. Дженкс с другой стороны стола уронил голову на руки и спал. Заклинание двойника для Питера, заклинание дворника для Ника, обычное заклятие маскировки для Дженкса. И еще два набора амулетов, гасящих инерцию, – подумала я, перемешивая кучку. После знакомства с Питером я переработала план, и никто об этом еще не знал.
Стук амулетов Дженкса не потревожил. С глубоким вздохом я откинулась на спинку стула – устала я от работы, но отдыхать рано, еще надо сплести проклятие.
Поднявшись, я взяла сумку, двигаясь осторожно, чтобы не будить Дженкса. Он, наплевав на собственный сон, сторожил меня, пока я спала, и вымотался вконец. На коленках у него мурлыкала Рекс, а гладкая вытянутая рука касалась миниаквариума с соленой водой, в котором плавали мелкие морские рачки – он ими разжился где-то по пути.
– Идеальные домашние животные, Рейч, – сказал он, блестя глазами в предвкушении реакции детишек, и я понадеялась, что мы доживем до поры, когда надо будет думать о том, как бы довезти домой этих его артемий.
Я улыбнулась невинно-лукавому выражению его юной мордочки во сне. Такое странное сочетание – до ужаса молодой, и при этом многоопытный отец, защитник, кормилец семьи… и жизнь его уже подходит к концу.
Горло сжалось, я быстро заморгала глазами. Мне его будет не хватать. Джакс никогда его не заменит. Если б нашлось заклинание, способное продлить Дженксу жизнь, я бы его применила – и черт с ней, с ценой.
Я потянулась убрать ему волосы с глаз, но остановилась, не донеся руку. Все умирают рано или поздно. Оставшиеся находят способ пережить потерю.
В расстройстве я расчистила место на столе; солью, которую Дженкс закупил про запас для своих новых питомцев, аккуратно нарисовала три круга величиной с тарелку, наложив их друг на друга так, чтобы получилось семь секторов, образованных тремя дугами каждый. Оглядев полутемную комнату, я достала из сумки Фокус. Сумка всю ночь простояла у меня в ногах, в недосягаемости для Ника.
Дженкс спал, сидя за столом, Айви – в другой комнате. Она со своего «свидания» вернулась вскоре после рассвета, а Ник с Джаксом ушли портить подушку безопасности – чтобы не сработала, когда Дженкс врежется в пикап на большом грузовике. А, и еще азот! Система впрыска закиси азота, установленная Ником на его кошмарном пикапе. При ударе она должна будет взорваться. Так что лучше времени мне не выбрать.
Хотелось бы мне думать, что я дожидалась, пока все затихнут и не будут мне мешать, но на деле я попросту боялась. Сила статуи происходила от демонских чар, и подействовать на нее можно только демонскими чарами. Демонским проклятием. Ох, что бы сказал мой папа?
– Какого черта? – прошептала я, скорчив рожу.
Я собираюсь убить Питера. Что по сравнению с этим значит небольшой демонский дисбаланс?
Со стянутым в узел животом я поставила статую в первый круг, подавила дрожь и вытерла с пальцев скользкое ощущение древней кости. Что делать дальше, я знала, и Дженкс меня за этим занятием уже видел, но то была только генеральная репетиция, о чем не знал никто, кроме него. Свечи я вчера зажгла, но чары не активировала. Вроде как заколдованный маленький волк провел всю ночь на столе, а Ник старательно от него отворачивался.
Еще раз покосившись на падающий сквозь шторы свет, я встала и подошла к вещам Дженкса, беспечной грудой сваленным у телевизора. С чувством вины, хоть у меня и было разрешение, я выудила из груды резной тотем со стилизованным изображением волка. Тотем я положила во второй круг. А в третий – прядь собственных волос, перевитую и связанную.
Живот сводило. Сколько раз отец мне твердил даже ради шутки не связывать волосы узлами? Добром это не кончается. Узел на волосах устанавливает крепчайшую связь между ними и их владельцем, особенно когда связываешь собственные волосы. Что случится с прядью, которую я положила в третий круг, случится и со мной. И наоборот, все, что я скажу или сделаю, отразится в том круге. Это не символ моей воли, это и есть моя воля. И мне плохо становилось при мысли, что я ее поместила в круг ради приготовления проклятия.
А может, это от бримстона мне худо, – подумала я, не исключая, что наркотик подсыпал мне Дженкс, хоть он и согласился с моим решением больше его не принимать. Ну, на этот раз хотя бы препарат был медицинский, и настроение не швыряло из крайности в крайность.
– Ладно, – прошептала я, придвигая стул ближе к столу. Посмотрев на Дженкса, я достала из сумки разноцветные свечи под успокаивающий шорох бумаги, в которую они были обернуты, каждая в бумагу своего цвети; в первый раз свечи были белые, их купила Айви, выехав «по магазинам» с Ником – горький глоток правды в той лжи, в которую превратилась наша жизнь.
Я поставила свечи и вытерла руки о джинсы, нервничая. Я всего однажды зажигала свечи усилием воли – несколько часов назад, если правду сказать, – но поскольку мой «очаг» – дежурный огонек на кухонной плите – остался за несколько сот миль к югу, придется использовать силу воли.
Мысли вернулись к ночи, когда Большой Ал, стоя в моей кухне, объяснял мне, как правильно устанавливать свечи по их именам. Сам он их зажигал тоненькой красной свечкой, зажженной от его «очага», так что, наверное, порадовался бы, увидев, что я научилась зажигать их с помощью энергии лей-линий. Благодарить за это мне следовало Кери, потому что чары лишь немного отличались от тех, которыми она подогревала воду. Зажечь свечи усилием воли – это несколько хуже фиксирует энергию, чем если зажигать от очага, но ненамного.
– Лей-линия, – прошептала я, переставая различать окружающее, потому что мысленно потянулась к линии – я ее нашла чуть не за полгорода отсюда. Линия отличалась от той, что проходила у меня на кладбище. Она была более бурной, медленно пульсирующей, текучей, будто вода.
Поток энергии хлынул в меня, я закрыла глаза и только дрожь в ногах теперь свидетельствовала о волне, захлестывавшей мое ци. Длилось это всего мгновение, а казалось вечностью, и когда установилось новое равновесие, я почувствовала, что энергия переполняет меня почти болезненно.
Стиснув зубы, я откинула с глаз рыжие кудряшки, наскребла немного воска с основания белой свечи и прижала языком к зубам изнутри.
– In fidem recipere, [9] – сказала я, закрепляя свечу в узком секторе, где пересекались круги с тотемом и с прядью волос. Я взялась указательным и большим пальцами за фитиль, медленно их развела, представляя, как разгорается между ними жар, и мысленно произнесла: «consimilis calefacio», запуская сложное заклинание белой лей-линейной магии, которым кипятят воду.
Ну да, заодно оно вскипятило пот у меня на пальцах, но фитиль все же вспыхнул. А прижатый к зубам комочек воска послужил фокальным объектом, так что кухню я не подожгла. Взгляд упал на небольшую жженую отметину на столе. Ага, учусь.
Я зачарованно глядела, как фитиль вначале засветился, потом занялся пламенем, когда растаял воск на верхушке – свеча была новая. С одной готово, остались две.
Следующей была черная свеча. Я отскребла с зубов белый воск и заменила черным, а свечу поставила в сектор, объединяющий круги с тотемом и статуей.
– Traiectio,[10] – выдохнула я, зажигая ее тоже.
Третью свечу, золотистую, как моя аура, я поместила в сектор между статуей и моей прядью.
– Obsignare,[11] – сказала я, зажигая свечу отработанной уже техникой.
Пульс ускорился. Вот досюда я довела ритуал утром под наблюдением Дженкса. Я вскинула голову, посмотрела, как дыхание колышет челку над его коротким носом. Бог ты мой, и нос у него маленький, и уши прелесть просто.
Рэйчел, прекрати! – одернула я себя. Надо закончить раньше, чем сработает пожарная тревога. Я взяла из сумки серую тонкую свечку, поставила в самый центр пересекающихся кругов. Вот теперь мне стало страшно. Первую свечу ставят для защиты, вторую – для переноса, третью – со словом, которое «запечатывает» заклятье, чтобы оно не «распуталось». Если в конце серая свеча загорится сама, значит, заклятие я сплела успешно и могу официально считаться умышленно практикующей черные искусства.
Господи, прости меня. Это ради благой цели!
В мягком свете трех зажженных свечей я помассировала палец, чтобы выступила кровь, окровавленным пальцем начертила символ, значения которого не знала, и вытерла палец о свечку. Мне казалось, будто моя воля ушла с этой обычной каплей крови, размазанной на поцарапанном ламинате стола перед серым столбиком воска, ставшим символом моих намерений. Дрожа, я отвела руку от кругов, отодвинула стул и встала, чтобы случайно не попасть ногой в одну из формирующихся сфер и не разрушить ее. Глянула напоследок на три зажженные свечи и одну негорящую, помеченную моей кровью. Свечи заливали стол сиянием. Я вытерла руки о джинсы.
– Rhombus, – прошептала я и тронула пальцем ближайший ко мне круг – закрывая все три сразу.
Безвременье полилось из меня, поднявшаяся черная аура мглой одела свечи, тотем, статую, мой локон, и я вздрогнула. Я никогда еще не ставила пересекающиеся круги. В местах пересечения золото моей ауры было чище, создавало сияющие сквозь черную дымку дуги. Сферы, пусть и маленькие, нерушимы для всех, кроме меня, их создателя. Но если я хоть пальцем их трону, чтобы как-то повлиять на происходящее внутри – они разрушатся, а если б я их сделала такого размера, чтобы поместиться внутри самой, то моей душе угрожала бы опасность похуже – ее могло бы унести вместе с первоначальным проклятием.
Возможность такую создавала прядь моих волос – мой мостик внутрь круга. Черная свеча сгорит, когда сила переместится со статуи на тотем, белая свеча – чтобы защитить меня и не дать ни одной частичке моей души перейти в новый артефакт вместе со старой силой, для которой я стану проводником; золотая свеча догорит, когда перенос завершится, запечатает его так, что даже я сама не могу повернуть процесс вспять.
Тело мое резонировало в такт новой, непривычной линии. Ощущение вовсе не было неприятным, а я бы предпочла, чтобы было. Морщась, я послала в круг импульс воли.
– Animum recipere.[12]
В потоке силы я задержала дыхание. От Фокуса исходили запах пепла и сила, переполняя мое «я», пока я не стала всем, чем был Фокус. В глазах помутилось, ноги дрогнули. Глаза были открыты – но я ничего не видела.
Сила пела, соблазняла меня, заливала меня, скручивала мышцы и кости. Она готова была сделать меня всем, кем я хотела, всем, чем я могла стать, но в чем постоянно себе отказывала. Я чувствовала ветер на лице, землю под лапами. Ушами я воспринимала шорох вращения Земли, щекочущий запах времени заполнил нос. Ощущение мелькнуло и исчезло в потоке энергии. Это было то самое, что делало вервольфа вервольфом – и мне стало больно. Моей душе стало больно, что я никогда не буду такой свободной.
Согнувшись, я старалась дышать ровно, чтобы не разбудить Дженкса. Я могу стать какой захочу, если только приму все целиком, без остатка. Сила манила и обещала, заставляла страдать по упущенным возможностям. Что ж, если у меня и были сомнения, не подменил ли Ник статую, то теперь они могли упокоиться с миром.
Но я-то не вервольф. Соблазн был мне понятен, потому что я побегала в шкуре волка, дралась как волк, и какое-то время читала послания в запахе ветра. Но я не волк. Я ведьма, и соблазн не так был силен, чтобы я разбила собственный круг и забрала силу себе – попутно уничтожив себя.
– Negare, – прошептала я и изумилась, когда это слово вылетело из моих губ. Я хотела просто сказать «нет». «Нет»! А сказала по-латыни. Черт, да что же это со мной происходит?
Со скачущим пульсом, теряя контроль над происходящим, я увидела, как гаснет белая свеча. Застыв, я почувствовала, как вся моя суть вливается в дешевую резную поделку из кости. Обхватив плечи, я старалась удержать себя, чувствуя, как уходит демонское проклятие, унося с собой и соблазн, и боль. Погасшая белая свеча защиты сохранила меня, удержала – ушло одно только проклятие, и ничего не прихватило с собой, ни малого, ни большого.
Потухла черная свеча, и я вздрогнула. Не дыша, я смотрела на круги, зная, что перенос завершен и проклятье почти наложено заново. В тотеме клубилась энергия, ждала малейшего ослабления моей воли, чтобы вырваться на свободу. Молясь про себя, я уставилась на золотую свечу.
Она погасла в тот же миг, когда загорелась серая свеча, и я обмякла от облегчения. Готово.
Закрыв глаза, я нащупала спинку стула. Получилось. К добру или к худу, а я – единственная, кто практикует демонскую магию по эту сторону линий. Ну, есть еще Кери, но она не может активировать чары.
Трясущейся рукой я стерла соль на границе круга, разрушая его. Моя аура коснулась круга, энергия линии вытекла из круга обратно в меня. Я отпустила линию, голова качнулась – целых три секунды реальность восстанавливала баланс, отвесив мне заодно хорошенькую оплеуху.
Я стиснула зубы, чтобы не охнуть вслух. Попятившись на неверных ногах, я попыталась схватиться за стену, стукнулась о шкаф и съехала на пол – не успела удержаться. Меня пронзило страхом. Но я же знала, что так будет. Я выдержу.
Дышать было невозможно. Я опустила голову и попыталась думать, что все нормально – а меня еще одним слоем окутывала чернота, просачивалась в меня, в мое самосознание, меняла мою личность. Демонские метки вибрировали. Крепко зажмурившись, я слушала, как колотится пульс. Я беру это на себя, – подумала я, и стянувший грудь обруч ослаб. Я со всхлипом втянула воздух.
Из глаз потекли слезы, и я поняла, что сижу на полу у шкафа, а на плече у меня чья-то рука.
– Дженкс? – пробормотала я и вдруг с горечью подумала, что на этот раз не так уж было больно. Я начинала привыкать. Черт, не хочу я, чтобы это было легко! Надо, чтобы было больно, чтобы мне страшно было до чертиков, чтобы мне никогда, никогда больше не захотелось это повторить!
– Ты цела? – спросил он. Я кивнула, не поднимая глаз выше его коленок, так что ему пришлось присесть. Коленки у него были красивые. – Точно? – переспросил он.
Я помотала головой.
Он вздохнул. Я сидела, не шевелясь, и пыталась собраться с мыслями. Я практикую демонскую магию. Я – адепт черных искусств. Я не хочу! Не хочу!
Я подняла голову и с облегчением увидела у него на лице только заботу и тревогу, не отвращение. Подтянув колени к груди, я обхватила их руками и попыталась успокоить дыхание. Рука Дженкса так и лежала у меня на плече. Я вытерла глаза.
– Спасибо, – сказала я, собираясь с силами встать. – Все уже прошло, вроде. Здорово меня приложило.
Зеленые глаза обеспокоенно прищурились.
– Дисбаланс?
Обалдело на него глянув, я решила, что, наверное, он слышал той ночью объяснения Кери.
– Ага.
Он встал и подал мне руку.
– А я ничего не почувствовал, когда стал большим.
Сердце у меня сжалось; я вытащила руку из его теплой ладони, едва поднялась на ноги.
– Может, почувствуешь еще, когда я обратное заклинание произнесу, – соврала я.
У Дженкса губы стали тонкими от гнева.
– Тебе было так же худо, когда ты превратилась в волка. Я же сказал, что возьму пятно на себя!
– Я не знаю, как его на тебя сбросить, – угрюмо сказала я. – А и знала бы, не сбросила.
– Так нечестно, Рэйчел! – повысил он голос.
– Заткнись нафиг и скажи спасибо, – посоветовала я, припомнив, как он то же самое мне сказал, когда согласился стать большим – чтобы меня не покусали злобные вампиры.
– Спасибо, – отозвался он, точно поняв, что я имею в виду. Мы все время друг друга выручаем. Считать, кто чью задницу чаще спасает – пустая трата времени.
Я в расстройстве проковыляла к столу, думая, что круги и потухшие – все, кроме серой, – свечи очень напоминают аранжировку на подзеркальнике несовершеннолетней ведьмы. Успокаиваясь, я сняла погасшие свечки, завернула каждую в белую, черную и золотую бумагу соответственно, стянула резинкой и бросила в сумку. Та коробочка из-под магнитного мела как раз для свечек подошла бы.
Пока Дженкс изображал живой интерес к своим рачкам, я положила связанную узлом прядь на блюдце и поднесла к ней серую свечу. Кольцо волос вспыхнуло, свернулось еще туже и истлело. Испытывая облегчение, я задула свечу и протиснулась мимо Дженкса смыть пепел в раковину. Очень хотелось как можно быстрей избавиться от улик.
– Прости, что разбудила, – сказала я. Зачерпнув соли, я стерла ею со стола написанный кровью символ.
Дженкс оторвался от банки с артемиями, глянул тревожно.
– А ты знаешь, что у тебя просто жуткий вид, когда ты занимаешься лей-линейной магией?
Меня кольнуло страхом.
– Это как – жуткий? – спросила я, ощущая тяжесть демонских меток на запястье и на ступне.
Потупившись, Дженкс пожал плечами.
– Старше кажешься, и как будто усталой. Словно столько раз все делала, что потеряла всякий интерес. Такое чувство, будто у тебя есть другая аура, и она берет верх, когда ты занимаешься лей-линейщиной.
Уголки губ у меня поползли книзу; я пошла помыть руки,
– Другая аура? – Невероятно. Может, это потому, что я сама себе фамилиаром служу?
Он кивнул.
– Пикси воспринимают ауры. Ты свою здорово повредила последним проклятием. – Дженкс вздохнул. – Ненавижу Ника. Ты помогаешь ему во вред себе, а ему хоть бы хны. Он тебя предал. Рэйч, если он еще раз тебя…
– Дженкс, я… – Я положила руку ему на плечо, и на этот раз он не отдернулся. – Если я хочу выпутаться, мне надо это сделать. Это для меня нужно, не для него.
Дженкс отстранился и оглядел пустую комнату.
– Ну да, понимаю.
Мне неловко стало, когда он подошел к столу и вытаращился на остатки аранжировки.
– Это было настоящее проклятие? – спросил он, ничего не трогая.
Шагнув, я взяла тотем – он казался тяжелей, чем был, хоть я и знала, что это только иллюзия.
– Маталине он понравится, – сказала я, протягивая вещицу Дженксу. – Спасибо, что одолжил. Больше он мне не нужен.
Дженкс сделал большие глаза.
– Ты хочешь, чтобы настоящая штука осталась у меня?
– Он попытается его украсть, – объяснила я, думая, как глупо было с моей стороны посвятить Ника в подробности. – Если настоящий будет у тебя, ему достанется подделка.
С горьким чувством я взвесила на ладони старую статую. Она казалась совершенно мертвой, будто пластмасса.
– А эту я с собой возьму, вместе с волком.
Я положила статуэтку в сумку.
Открылась входная дверь, на незастеленные постели упал свет. Дженкс плавно повернулся к двери, а я вздрогнула. Вошел Ник, грязный, воняющий маслом. На плече у него сидел Джакс, тут же его покинувший ради своих новых домашних животных.
Я провела по столу рукой, смела соляные круги в ладонь и выбросила соль в раковину. Наверное, в помещении воняло горелыми свечами, жженым волосом и янтарем – не знаю только, насколько сильно.
В соседней комнате что-то громыхнуло, появилась растрепанная Айви в банном халате, ссутулившись, будто мостовой тролль. Нарычав на Ника за шум, она прошаркала, хромая и прикрывая глаза рукой, мимо меня и Дженкса и скрылась в ванной. Мгновенно включился душ, из-под двери повалил пар, и свежо запахло апельсинами. Мне не хотелось знать, чем она ночью занималась, что сегодня хромает. Вот просто не хотелось.
С чувством вины и усталости я села на край стола. Джакс нашел банку с кормом для рачков, но Дженкс успел его остановить, объясняя, что кормить их еще рано, потому что они еще не вывелись из яиц. Джакс демонстративно ткнул пальцем в двух первых, и окрестил их Джин и Джен. Маленький пикси начал светиться, рачки поплыли на свет, и с Джаксом от счастья чуть припадок не сделался. Я не сдержала улыбки. А когда с той же улыбкой повернулась, за спиной у меня в смущенном ожидании стоял Ник. Моя улыбка погасла, он стиснул зубы.
– Грузовик готов, Рэй-Рэй, – сказал он с притворной радостью. – Надувная подушка не сработает, все решат, что от неполадки какой-то. – Он моргнул. – Э-э… Я не смог бы вести грузовик, ожидая, что в меня врежутся – даже точно зная, что останусь в живых.
– Вот чем ты отличаешься от нас, внутриземельцев, – громко сказал Дженкс, открывая банку с кормом. – Доверия у тебя нет.
Джакс набрал горсть корма – примерно с булавочную головку, – и высыпал в аквариум, призывно щебеча и приманивая Джин и Джен ярким сиянием. Рачки-артемии для пикси куда более безопасные домашние питомцы, чем котенок, и я подумала, не с этой ли мыслью Дженкс их купил.
Я замаскировала вздох, превратив его в зевок, Нику, конечно, не слишком хочется жертвовать грузовичком, но ему все равно на нем уже не ездить. Он до конца жизни скрываться будет. Трус несчастный.
– Спасибо, Ник, – сказала я, складывая руки на груди и готовясь к буре. – Не мог бы тогда пойти и привесить подушку обратно? Я поеду с Питером. Раз уж я собираюсь его убить, то хотя бы не дам ему умереть в одиночестве.
Глава тридцать первая
Айви вышла из ванной, замотанная в белое гостиничное полотенце; мокрые черные волосы торчали иголочками.
– Ты с Питером не поедешь, Рэйчел. Какого хрена!
Я поджала губы и подавила желание огрызнуться. Ха. Значит, она все же выражается – но только когда вне себя.
На лице вернувшегося в гостиную Дженкса было написано, что он предпочел бы не заходить в душ к Айви, и вообще он так перепугался, когда я сказала, что ему предстоит «задавить» и меня вместе с Питером, что заговариваться начал. Ник стоял с ним рядом в перепачканном маслом комбинезоне, и похожи они были на двух мальчишек, вывалявшихся в канаве в лучшей своей выходной одежде ровно за пять минут до прихода отца.
– Ник, – позвала я, и он вздрогнул. – До встречи с Одри и Питером еще четыре часа. – Четыре часа. Может, удастся вздремнуть? – Ты к тому времени с подушкой разберешься? Лучше бы она была для гарантии, а не одно только заклятье гашения инерции.
– Айви права, – сказал он. Я нахмурилась. – Зачем тебе рисковать жизнью?
Айви язвительно рассмеялась.
– Она и не будет. Рэйчел, ты в Никовом грузовике не поедешь.
С участившимся пульсом я повернулась к столу со своими амулетами. У Айви зрачки расширились, но не от жажды, а от гнева. Этот урок – насчет споров с вампирами – я уже проходила.
– Все в порядке, – сказала я. – Я сделала для себя вторую пару амулетов от инерции, так что проблемы нет.
Айви наставила на меня палец, не зная, что так мне видна новая длинная царапина на мякоти руки – от запястья до самого локтя.
– Нет, Рэйчел, этого не будет!
– Все получится, – возразила я. – Заклятье-то шуточное.
Проклятие, надо было сказать, но зачем заострять внимание на деталях?
Бледный Дженкс сел на край постели.
– Я не смогу, не проси.
Ник, здорово смахивавший на авторемонтника в этом синем комбинезоне, нервно переминался с ноги на ногу. Я в отчаянии потерла виски.
– Не поверят вервольфы, что Ник сумел от нас сбежать со статуей, и мы теперь его ловим, – сказала я. – Особенно, если аварию увидят. Не такая я дура, чтобы Ник мог спереть у меня артефакт, и они это знают.
Последнюю фразу я сказала с тайным самодовольством. Когда все кончится, он ее припомнит и поймет, что я ему нос показала. Но едва я глянула на Айви, как тревога вернулась. Подхватив Рекс на руки, я села на кухонный стул.
– Не так все трудно, – сказала я, гладя кошку, чтобы она не сбежала. – Амулеты меня защитят. А ты можешь ехать сзади в микрике, как будто мы на двух машинах поехали к месту встречи. Сказать им, что Ник сбежал со статуей – это только пустить их по следу. Чего доброго, они сами Ника поймают.
Не то чтобы меня это сильно волновало.
Айви покачала головой.
– Глупости. Я все уже продумала. Питер и долбодятел меняются местами, мы говорим вервольфам, что Ник сбежал со статуей, и что Дженкс вернулся к нормальному своему состоянию, чтобы его выследить. Джакс садится тебе на плечо вместо Дженкса, а замаскированный чарами Дженкс «случайно» наезжает грузовиком на Питера, пока мы его ловим. Грузовик взрывается, фальшивый артефакт погибает. Питера отвозят в морг или в больницу, если в больницу – мы сможем отключить ему кислород. Вервольфы убираются восвояси, мы идем пить пиво. Я это полдня просчитывала! Зачем тебе все портить, Рэйчел?