– Смотрит на нас. Выводы делайте сами.
Какие могут быть выводы? Сигнал от скрытой камеры идет по кабелю на экран. Человек не торчит у окна, а сидит себе в кресле, покуривая и попивая кофеек. Видит все с хорошим увеличением, не напрягаясь ни днем, ни ночью. Хотя в любом случае устает – как минимум трое должны сменять друг друга в течение суток.
Следующим с отчетом явился Бубен.
– Ну, как Поручик? Опять бочку катил на братьев и сестер по разуму? – спросил он, имея в виду вечные наскоки подельника на «нерусских» и женский пол.
– Было интересно послушать, – неопределенно ответил Плащ.
– У меня тоже интересные новости.
Бубен назвал тот же самый дом, упомянул о двух окнах, показавшихся ему подозрительными. В отличие от товарища он не мог привести объективных причин. Но Плащ уже знал – «шестое чувство» Бубна само по себе веское доказательство.
– Приближаться я не пробовал, ты ведь цели такой не ставил.
– Зачем приближаться? Какая мне разница, кто и где сидит? Лишь бы твой белый волос на заднице тебя не обманул, – Плащ не спешил раскрывать совпадение результатов этих подходов: «научного» и «интуитивного».
– Сколько раз повторять, что задница у меня как у всех советских людей, – обиделся Бубен. – Под мышкой возле дома зачесалось, там у меня барометр.
Плащ не верил в чудеса. Подозревал, что Бубен просто не хочет делиться секретами своей методики. Он вообще ревностно относился к «авторским правам», даже свои фокусы с картами никогда не разоблачал.
Теперь нужно было обдумать новости с «Большой земли». Кто засел в «хрущобе»? Похоже, наводчики, больше некому. Они ждали захвата именно во время семейной поездки за город. И не обманулись в своих ожиданиях. Сумели отследить маршрут, вычислить убежище и взять события на контроль. Только зачем им все это?
Хотят снять сливки, ничем не рискуя. Дождутся обмена. Заранее узнают, где он будет происходить. Если мусорской спецназ попробует выкинуть что‑нибудь, устроит западню, они останутся при своих – ничего не проиграют и не приобретут. Если сделка свершится полюбовно, они продолжат слежку и при первом же удобном случае навалятся, используя эффект внезапности. Может, даже без стрельбы обойдутся, просто газ запустят. И отхватят куш, не запачкавшись.
Риск минимальный, а ставки высоки – как‑никак фамилия «Абросимов» красуется в самом начале списка богатейших людей России.
– Пусть пока рассчитывают, что все у них схвачено, – процедил Плащ, пригладив волосы крупной белой ладонью.
Глава пятнадцатая
История, рассказанная Балашовым, показалась Слепому очень странной. Анонимный информатор передает срочное сообщение. По удивительному стечению обстоятельств преступники покидают недостроенный комбинат за три часа до начала облавы, еще до звонка информатора. Если они каким‑то образом предугадали утечку, почему не забрали заложницу с собой, почему не застрелили на месте?
Капитан не предложил никаких объяснений, хотя намекнул, что мог бы еще многое рассказать, вот только занятость не позволяет. Сиверов решил, что над этой историей недолго ломали голову. После освобождения заложницы все стало не так уж важно; возможно, дело передали в другие руки. Теперь, задним числом, Слепой попробовал мысленно восстановить события и оценил после недолгих размышлений рискованный, но грамотный ход преступников.
Неизвестным «доброжелателем, конечно же, был кто‑то из них. И звонил он в Оперативно‑разыскное бюро с ведома и по заданию своего шефа. Несколькими часами раньше этот же голос услышала мать заложницы. Звонивший сообщил ей радостную новость: ему случайно стало известно местонахождение девушки.
«Сперва звоню вам, потом сразу в милицию» – так примерно он должен был сказать.
Мать не столько обрадовалась, сколько испугалась. Группа захвата, конечно, понадеется всех разом накрыть. Ни на какие переговоры они теперь точно не согласятся. Но если напортачит кто‑то один, дочь запросто может погибнуть.
Наверняка мать просила неизвестного не спешить со звонком в милицию, клялась, что позвонит сама. Но аноним проявил неожиданную принципиальность, сославшись на гражданский долг. Когда мать пленницы предложила за молчание деньги, он гордо дал отбой.
Тут наконец женщина поняла, что время для торга истекло, пора соглашаться с последней озвученной похитителями суммой. Пока сигнал будет идти от дежурного по инстанциям, она еще успеет закончить дело «худым миром», не дожидаясь «доброй ссоры». Бандиты предусмотрительно снабдили ее телефоном для экстренной связи. Мать позвонила, сообщив о срочном выезде с выкупом. Вряд ли она поехала одна, будучи владелицей крупной фирмы. Наверняка подстраховалась, чтобы деньги не отобрали за здорово живешь.
Дождавшись ее звонка, бандиты назначили встречу не на заросшем сорной травой комбинате – они никак не могли там задерживаться. Выкуп доставили к другому месту и передали похитителям. Капитан Балашов или кто‑то из его подчиненных сообщил женщине, что ее дочь на свободе…
Если, конечно, все произошло именно так… Тогда от бандитов можно ждать чего угодно.
Обычно жестокость постепенно притупляет остроту человеческого разума. Это можно назвать платой за кровь. Насилие над другим человеком есть скрытое насилие преступника над собой. Как правило, это не обходится без последствий. Отказывает абстрактное мышление, способность к неожиданным ходам.
А может, в некоторых случаях бывает наоборот? Мозг получает возможность резко, с места стартовать и работать на предельных оборотах. С такими людьми непросто справиться…
* * *
Отец Лени Корша был евреем, мать – русской. Евреи не признавали его своим, но и русским он считаться не мог. Это обстоятельство нисколько не портило ему настроение и не мешало жить. С пухлым подбородком и веселыми глазками, он был похож на ребенка в свои тридцать лет.
Подсев к нему в машину, Слепой вначале поздоровался с самим Леней, потом кивнул игрушечному скелету – подвешенный у лобового стекла, тот покачивался, едва слышно пощелкивая суставами.
– Как ваше ничего? – поинтересовался Корш.
– Змагаемся, – улыбнулся Глеб. – Пришел вот узнать светские сплетни.
Корш вел рубрику «Москва златоглавая» для известного глянцевого журнала. Круг столичных развлечений, тусовок, светских мероприятий, модных культурных событий.
– Что говорят про Абросимова?
– Нормальная реакция. Жалеют, злорадствуют, строят догадки. Впрочем, градус уже упал. У нас новости не бывают актуальными на третий день.
– Как вообще относились к этой семье?
– Неоднозначно, – наморщил нос репортер. – Что касаемо самого Никиты Анатольевича, его достижений нельзя не признавать. Фигура. Правда, до последнего времени он систематически всех разочаровывал, не поставляя материала для пересудов. Возьми, к примеру, Абрамовича. Было время, никто даже толком не знал, как он выглядит. А теперь его лицо не менее популярно, чем того же Ди Каприо. Взять хотя бы наш журнал: в одном номере пишем о «Челси», в другом – о трех его супер‑яхтах, лучшая из которых в состоянии обойти вокруг света на одной заправке.
– Про Абрамовича потом, – напомнил Глеб, хорошо знавший увлекающуюся натуру Корша.
– Абросимов в этом смысле тускловат, хотя фамилии чем‑то схожи. Нет у него ни яхты под сто метров, ни частного самолета. Даже загородный коттедж не слишком выдающийся, хотя участок под наблюдением жены засажен роскошной растительностью… А тебя, значит, привлекли к поискам? Тогда я не завидую тем гаврикам, которые осмелились на похищение.
Корш не знал всей правды о Глебе и считал его «вольным стрелком», берущимся за разовую, хорошо оплачиваемую работу. Сиверов допускал, что и он в свою очередь не знает всей подноготной Корша, но это не мешало двум совершенно разным людям тепло относиться друг к другу.
– Привлекли, – подтвердил Глеб. – Пока для аналитики.
– Рад за тебя. Давно пора зачехлить ствол и пересесть в кресло у камина. Классическая гаванская сигара – «коиба» марки «сигло» или «робусто», коллекционный херес в бокале. И трезвая аналитика в голове.
– Картина привлекательная. Тут самому себе впору позавидовать.
– Ладно, время для тебя материя важная. Это для меня болтология – работа… Резюмирую: до последнего времени Никита Анатольевич был фигурой скучной. Мало где мелькал, слабо пересекался со знаменитостями из «параллельных миров» – политики, спорта, шоу‑бизнеса. Вкладывал средства только в прокат стали, а может, и не только, но делал это тайно. Никаких оригинальных увлечений. Даже я, к примеру, коллекционирую скелеты.
Сиверов своими глазами видел эту коллекцию сувениров из разных стран. Скелеты хохочущие, с лампочками в глазах, шахматные фигуры – вплоть до пособия по анатомии в натуральную величину, списанного из мединститута. Коллекция не была мрачным увлечением пессимиста; наоборот, она свидетельствовала о непоколебимом жизнелюбии владельца.
– Ни разу не слышал о любовницах, некоторые даже подозревали в нем извращенца. Опять‑таки не подтвердилось.
– Есть у него излюбленные заведения?
– Абросимов не чувствует себя комфортно на людях. За это ему платили сдержанной неприязнью. Люди издавна могут простить любые пороки, кроме одного – пренебрежения обществом. Конечно, никто не требовал, чтобы они с женой посещали все тусовки подряд. Но они игнорировали мероприятия даже самого высокого уровня.
– Когда‑то я видел его с женой на премьере в Большом театре.
– Я не хочу сказать, что он забаррикадировался в кабинете и правил оттуда своей корпорацией. До последнего времени он с женой вместе и порознь посещали спортивный зал и бассейн категории VIP. В декабре прошлого года были на концерте скрипичного квартета в итальянском посольстве. Даже в гости раз в месяц выбирались. Очень узкий круг. Не знаю, как он сформировался – как‑то сам собой…
– Ну‑ка, ну‑ка…
– Семья Миши Левитина, главы представительства банка «Da Vinci» в Москве. Семья Юры Потапова – прошлым летом он ушел в правительство заместителем министра. Плюс семья Гены Аствацатуряна – он сейчас крупная фигура в гостиничном бизнесе Москвы и Киева… Пожалуй, все.
Собеседник Слепого не пытался изобразить себя близким знакомым тех, кого называл уменьшительными именами. Этот стиль диктовался его профессией. По ходу разговора он рулил по улочкам Китай‑города, сувенирный скелет танцевал в воздухе, щелкая косточками, как кастаньетами, напоминая своим видом о необходимости соблюдать правила дорожного движения.
Поговорили и о пленницах. Жена Абросимова, Ольга, была по определению Корша женщиной «холоднокровной».
– Похоже, они два сапога пара. Такие люди могут жить без громких ссор и скандалов, но настоящая близость между ними возникает редко – человек нуждается в собственной противоположности, в заряде другого знака.
– Ты, я смотрю, тоже крупный психолог.
– Без этого никак. А почему «тоже»?
– Я тут недавно прикидывался.
Слепого все‑таки смущали некоторые детали поведения капитана Балашова. Например, его намек на возможность дальнейшего раскрытия «темы».
С какой стати? Из‑за собственного тщеславия, надежды быть упомянутым в научной монографии для закрытого пользования? Из желания представить свою службу в более выгодном свете, чем ФСБ? Или он заподозрил неладное и решил закинуть крючок с наживкой?
– Вот дочка у них – колоритная фигура, – продолжал Корш. – Знаешь, с кем она связалась? С «Трудовым фронтом».
– С леваками? – Слепой знал об этой организации, идейно примыкавшей к лимоновским «нацболам». – Трудиться там, по‑моему, никто еще толком не начинал.
– Да, молодняк. Но ребята интересные, компромиссов не признают. То помидорами кого‑нибудь закидают, то транспарант растянут на крыше.
– Думаешь, она их подкармливала из отцовских денег?
– Шут ее знает. Наверное, не без этого. Хотя с них станется отказаться от «буржуйского» бабла по принципиальным соображениям. Думал взять у нее интервью, написать колоритную статейку. Наш главный редактор передвинул эту тему на потом. А теперь уже статья прозвучит по‑другому – волей‑неволей весь текст будет крутиться вокруг похищения. Тема насилия по‑прежнему популярна, и, если ты уж затронул эту тему, слезать нельзя до самого конца.
Если бы Слепой не уточнил «почерк» преступников, не связал их как минимум с двумя предшествующими покушениями, он, возможно, допустил бы, что Дашины друзья‑экстремисты воспользовались полученной от нее информацией и «наехали» на ненавистного олигарха.
– Наркота у них, кажется, не в чести.
– Ты что? Наркотики для них – такое же оружие сил «глобального мирового порядка», как поп‑культура, «Макдональдс» и демократия. Правителям мира сего выгодно все, что застилает молодежи глаза, отвлекает от борьбы. Наркота и пиво, секс и мода.
– Они и от секса отказались? – уважительно, но с некоторым недоверием покачал головой Глеб.
– Может, и занимаются иногда по‑товарищески групповухой. Но только для того, чтобы от гормонов уши не закладывало. Ничего личного.
– Ладно, не будем вдаваться в подробности.
Корш вернулся к олигарху и отношению к нему «высшего московского общества», но Глеб уже слушал вполуха. Через пару кварталов он попросил остановить машину и попрощался с журналистом.
Глава шестнадцатая
Главной проблемой с пленниками в первые дни был отказ жены и дочери Абросимова от пищи. Это не было голодовкой, они требовали еды лучшего качества.
Планируя похищение семьи, Плащ заранее решил обращаться с пленниками мягко. Люди привычные к большой роскоши слишком хрупки – если пережать, сломаются. Обычно он правильно определял меру давления, но случалось, пленники ломались, и нет ничего противнее. Все равно что ступать в лужу блевотины.
В этот раз он и его ребята вели себя почти вежливо. Но всему есть пределы. Мама и дочка должны, в конце концов, понимать, что здесь не курорт, не гостиница и выкобениваться не стоит.
Он не стал делать внушений: не хотят – пусть не жрут. Дежурили в команде по расписанию, поэтому миски носили и забирали разные люди. Плащ приказал не готовить женщинам ничего нового, просто возвращать те же самые нетронутые миски. В конце концов рыба испортилась, еда начала вонять. Пленники долго стучали в дверь, чтобы ее забрали, но Плащ велел не реагировать.
– Сейчас выльют в унитаз, – равнодушно заметил Сыч.
Отправлять в унитаз остатки пищи пленникам с самого начала строго‑настрого запретили. Все проблемы с засором трубы будут прежде всего их проблемами – сантехники на прочистку не явятся.
В конце концов женщины, видимо, преступили запрет. Проходя по коридору, Брателло слышал, как за стенкой несколько раз подряд спустили воду из бачка.
– Сучки рваные, – прокомментировал «новость» Поручик. – Голову им туда по очереди засунуть.
Плащ никак не реагировал. Его больше всего занимало предстоящее объявление суммы выкупа. Обычно он старался придерживаться правила: не передавать дважды информацию одним и тем же способом. В первый раз он отправил кассету с таксистом, теперь удобнее всего было позвонить.
Для таких звонков Плащ вставлял в мобильник новую, еще не использованную сим‑карту. Он набрал номер Абросимова‑младшего. Андрей откликнулся мгновенно, будто держал телефон возле уха.
– С вас три миллиона евро. Все, конец связи.
– Постойте! – успел крикнуть Андрей.
Поморщившись от громкого звука, Плащ отключил мобильник. Вынул и сломал карту, купленную для единственного звонка. Старую вставлять не стал: находясь в убежище, он сам пользовался средствами связи по минимуму, а остальным запрещал любые звонки.
Размер выкупа Плащ каждый раз определял единолично, но объявлял «плательщику» в присутствии всей команды. Никогда не случалось такого, чтобы он делал это без свидетелей, а потом ставил остальных в известность.
Конечно, он мог, например, инсценировать разговор с мнимым собеседником, а в действительности запросить куда большую сумму. Но Плащу верили. И дело, конечно, не в его честности и порядочности. Просто все знали, что Плащ абсолютно уверен в себе и своих силах. Зачем ему мелочиться, наводить тень на плетень? Он просто объявит, что берет себе половину, а остальное делит поровну между подчиненными. И все согласятся, никто и пикнуть не посмеет.
Сейчас Плащ восседал в продавленном кресле с засаленными подлокотниками, остальные стояли возле стола, накрытого дешевой клеенкой с выцветшим рисунком. Глядя на этих людей и обстановку комнаты, трудно было поверить, что банда не раз получала крупные выкупы, а теперь претендует на самый высокий.
Три лимона. Простому обывателю эта цифра могла бы показаться явно заниженной. Какие к черту три лимона? Да олигархи в месяц столько тратят на свои прихоти! Лимонов двадцать запрашивать, не меньше!
Но Плащ и его люди прекрасно знали, с кого какую сумму реально получить наличными, сколько могут собрать заинтересованные лица за короткий срок. А долго удерживать заложника небезопасно.
Олигархи не хранят «у. е.», подобно средним гражданам, в сахарницах от чайных сервизов, между страницами книг, между глажеными, сложенными в стопку простынями и наволочками. Их деньги побросать в сумку и привезти не так‑то просто.
В самом начале своего «славного» пути банда иногда выставляла нереальные, непомерные требования. Плащ отказывался верить, что они неисполнимы. Понадобилось убить двух заложников, чтобы понять: родные не жалеют денег, они действительно не в состоянии собрать столько наличных.
С расходованием полученных сумм проблем было меньше. Плащ сумел внушить остальным, что Россия не то место, где следует тратить деньги. Здесь их нужно зарабатывать. Тратить же советовал ровно столько, чтобы снять стресс. Ну и, конечно, не экономить на техническом обеспечении очередной акции.
Наличка через надежный канал переводилась на Запад и вносилась на раздельные счета. Первый же выкуп был потрачен на заказ паспортов первоклассного качества. Участники банды могли открыть счет в любом европейском банке по этим паспортам или на доверенное лицо.
– Нормально, – хихикнул Вирус. – Три – это не полтора, как в прошлый раз.
Решение Плаща не нуждалось в одобрении, но Вирус по молодости лет не мог не выразить вслух своего восторга. Бубен молча потер руки. Остальные пока воздержались от изъявления своих чувств.
Все понимали, что такого крупного улова еще не было. Приятно, конечно, прикинуть в уме, сколько достанется на твою долю. Абросимовы должны потянуть такой выкуп. Жаль, нельзя просить по безналу, сумма могла бы вырасти на порядок.
Обидно, конечно, что деньги придется потом отдавать в банк. Зато своими руками, через надежный канал. В хороший банк, где всем плевать на номера и серии купюр. Никто не станет их проверять по заданию Интерпола – интересы и безопасность клиента превыше всего. Другое дело, если сам Абросимов‑младший отправит перевод. Тогда никакие цепочки подставных счетов и фиктивных юридических лиц не спасут – деньги отследят и заморозят.
Озвученная цифра лишь на минуту‑другую отвлекла от главной неприятности. Настроение снова упало ниже нуля. Никогда еще банда не чувствовала себя под колпаком. Омерзительное, ни с чем не сравнимое чувство.
Ситуация давила именно своей неопределенностью. Кто, почему, зачем? Словно ночью в лесу слышишь дыхание зверя, идущего за тобой по пятам, но не в состоянии его разглядеть, угадать, когда он нападет.
«Глаз» на крыше никого из них не видит. Только здание со входами и выходами – торец, обращенный на север, фасадную стенку и заднюю. На втором, невидимом для «глаза» торце нет ни единого окна.
Покинуть здание вместе с заложниками вроде бы не проблема. А вдруг в стане врага именно сейчас рассматривают чертежи газопровода, а через считаные часы обнаружат и место выхода на поверхность?
– Видак чего не смотрите? Вон сколько свежих кассет, – кивнул Плащ в сторону двух больших картонных коробок.
Там были сложены кассеты – в упаковках и без. Новых, конечно, было больше. Но на дне можно было найти и старые, по десять раз просмотренные, которые знали почти наизусть. Видеопросмотры были главным средством убивать время после захвата, при вынужденном сидении на месте.
Порнуху Плащ изъял, чтобы не провоцировать, как раньше говорили, «аморалку». Вначале он сквозь пальцы смотрел на случаи изнасилования, но с некоторых пор строго‑настрого запретил: обращение с заложниками должно быть холодным и рациональным.
Проявление ярости, насилие дают хоть и неполный, но характерный отпечаток личности, как и случаи необъяснимой доброты. Плащ знал, что после освобождения заложника допрашивают, стараются вытянуть все мелкие детали, а психологический портрет может быть не менее важен, чем фоторобот.
Поднявшись с места, Брателло выбрал кассету и вставил в магнитофон. Экран засветился.
– Не смотрите, если надоело, я никого не заставляю, – уточнил Плащ.
Фильм оказался пародийным боевиком. Комедии вообще были лучшим жанром при долгом безделье в четырех стенах. Все невольно обернулись к экрану, но первые шутки ни у кого не вызвали смеха. Даже Вирус, обрадовавшийся было рекордной сумме, поддался общему мрачному настроению.
– Вот бы сейчас сидели с полными штанами радости, если б Бубен с Поручиком ни хрена не обнаружили, – произнес Плащ.
Никто не стал спорить. Через некоторое время хохмы на экране стали вызывать у зрителей вялые натужные смешки. Наконец Сыч не выдержал:
– Да ну его. Давай лучше ужастик.
Брателло порылся в коробке и заменил кассету. Новый фильм все стали смотреть с гораздо большим удовольствием. Монстры на экране явно обнаруживали свое компьютерное происхождение. Это заставляло надеяться, что за «глазом» на крыше тоже не кроется ничего слишком уж опасного. Всего‑навсего гнусные людишки, возомнившие себя слишком умными.
* * *
При встрече Абросимова‑младшего с капитаном Балашовым недоразумение почти сразу разъяснилось. Но вопросов не убавилось. Если странный гость не был посланцем Андрея Анатольевича, тогда кого он представлял и чего хотел?
– Я был уверен, что это намек с вашей стороны. Но на всякий случай закинул наживку для новой встречи, дал понять, что я еще много знаю. Будем надеяться, он клюнет.
– Чей это человек? Похитителей? – озабоченно потер висок Андрей.
– Не надо фантазий. Даже если эти бандиты заставили Никиту Анатольевича упомянуть о нашей с ним дружбе, чего ради им было выходить со мной на контакт?
– Возможно, Никита сам об этом попросил. Хотел через вас заблокировать слишком авантюрные действия по освобождению.
– Во‑первых, бандитам плевать на его просьбы, – наставительно произнес капитан. – У них есть вы: главное лицо, заинтересованное договориться полюбовно. Всю работу в этом направлении они предоставят вести вам. Во‑вторых, Никита Анатольевич прекрасно знает пределы моей компетенции. Я не тот человек, который может остановить конвейер.
– Или этот гость вообще не по нашему делу?
– И здесь я не согласен. Не случайно он появился именно сейчас. И тему затронул не случайно. Возможно, он и его хозяева вообще не в курсе моей дружбы с вашим братом. Его интересовал тот давний случай, когда я освободил девушку, – Балашов без ложной скромности приписал все заслуги в деле лично себе.
– Хотел получить информацию? Есть подозрение, что оба похищения дело рук одной банды? – Андрей пытался оценить капитана, которого так желал найти. Иметь своего человека в Оперативно‑разыскном бюро – что сейчас может быть важнее? Но насколько можно доверять этому капитану Володе? В состоянии ли он реально помочь?
– Думаю, да. Лишь бы он захотел встретиться еще раз. Тут уж никуда от меня не денется.
– Кто‑то еще ведет поиски. Кроме вашей конторы…
– И вашей.
– Мы ничего самостоятельно не предпринимаем.
– Бросьте. Хотя бы мне не вешайте лапшу.
Из‑за больших залысин голова капитана выглядела слишком крупной, а черты лица – мелкими.
Хоть капитан и называл Абросимова‑старшего по имени‑отчеству, держался он не слишком церемонно. Разговор происходил в гостинице, на пятачке коридора двенадцатого этажа, где кожаный диван стоял среди традиционных растений в кадках. Оторвав мелкий листок, капитан растирал его в пальцах и нюхал. Временами казалось, что это занятие для него важнее разговора.
– На какой стадии дело? По‑прежнему ищут свидетелей?
– Меня, как назло, страшно загрузили работой. Сейчас уже развязался немного, попробую аккуратно навести справки.
«Какая у тебя может быть работа важнее?» – чуть не крикнул Андрей. Но тут же вспомнил, что понятия не имеет о материальной основе «дружбы» Балашова с Никитой. Возможно, капитан получал от нее не так уж много. Но это дело поправимое.
– Выяснения могут потребовать расходов. Держите на первое время.
Готовясь к встрече, Андрей положил в карман конверт с двумя тысячами долларов и теперь передал его Балашову. Тот не стал интересоваться содержимым. Слегка нахмурившись, пообещал:
– Сдачу верну.
Со стороны все выглядело так, будто в конверте содержалось еще одно обременительное задание.
– Да‑да, – кивнул Андрей, чтобы не уронить достоинство капитана и поддержать нелепую, с его точки зрения, игру.
Глава семнадцатая
Ни комедия, ни ужасы с вампирами не изменили тягостной атмосферы в убежище. Правда, одной головной болью стало меньше – пленницы отказались от своих претензий к еде и слопали наконец по «порционному блюду» каждая. Но это было сущим пустяком по сравнению с чувством постоянной опасности.
Конечно, взгляд наблюдателя не проникал сквозь стены и занавешенные окна. Все понимали это умом, но кожей чувствовали отвратительное бестелесное прикосновение. Не оказаться на виду, под наблюдением, не дать себя ухватить – это давным‑давно стало главным инстинктом каждого в команде.
Плащ ушел к себе. Все кроме Бубна сели за домино – играть с ним в настольные игры не имело смысла. Даже не фокусничая, он неизменно выигрывал. Играли в тонких резиновых перчатках – никто из членов банды не снимал их в убежище. Кости выкладывали тихо, без прибауток и смачных ударов по столу.
– Дуплись, – негромко посоветовал Сыч.
– Пока подожду, – пробормотал Брателло.
– Там, на квартире, может, тоже козла забивают, – предположил Поручик.
– Разве что вдвоем. На хрена там больше народу держать?
– Влезть бы к ним, – размечтался вслух Вирус. – Одного сразу прикончить, второму сунуть в глотку ствол, чтоб конец до желудка дошел. И спросить…
– Так он тебе не ответит.
– …обо всем. А потом свалить отсюда в полном составе на «объект номер два».
Вирусу не нравилось слово «убежище», он предпочитал «объект».
– А я бы просто свалил, никого не обижая, – заметил Бубен, пытаясь беспечно зевнуть.
– Не могу играть, мозги не варят, – Брателло кинул на стол оставшиеся на руках кости домино.
Никто не стал протестовать, уговаривать – нет так нет.
– Так и зудит отдернуть занавеску и показать этим сукам средний палец, – поделился Вирус.
– Неужели они впрямь рассчитывают вырвать у нас такой кусок изо рта? – искренне заинтересовался Бубен. – Что‑то новенькое, в таком духе еще никто не работал.
– Кусок великоват, – мрачно констатировал Сыч. – Такой можно и в самом деле из клюва выронить.
– Мы его тебе доверим, – попробовал пошутить Поручик, намекая на крупный, загнутый книзу нос напарника.
Сыч медленно перевел на него свои выпуклые глаза и надолго задержал взгляд. Бубен тем временем задался новым вопросом:
– Может, и статьи такой нет? Сделали доброе дело, наказали банду похитителей.
– Это нас ты так ласково назвал?
– А кто мы, пионеры? Конечно, банда.
– Знаешь, кто банда? Вот этот хрен, что сидит там с бабой своей и дочкой. Он и ему подобные. Кто все разворовал и распродал.
– Только не строй из себя защитника обездоленных.
– А сам ты кем был, до того как к Плащу попал? Мелким жуликом.
Бубен не стал раздувать ссору, как и Сыч. В тягостной, гнетущей атмосфере всем словно бы не хватало воздуха, недоставало энергии для стычки. Ситуация напоминала матрешку: они держали взаперти пленников, но сами тоже оказались под колпаком.
Наконец на пороге снова появился Плащ. Поманил Брателло – будет давать указания. Ожидается общая эвакуация? Вряд ли – шеф заранее приказал бы готовиться. Нужно срочно сгонять куда‑то по делу и вернуться? Один поедет или вместе с Плащом? От вынужденного безделья даже люди не знающие жалости начинают заниматься гаданием на кофейной гуще.
Объяснений они так и не получили, Брателло исчез надолго.
* * *
Опыт подсказывал Слепому: каким бы скучным и правильным ни считали все Никиту Абросимова, должна была в его жизни существовать оборотная, скрытая сторона, как у любого, кто ежедневно попадает под пресс колоссальной ответственности, от чьей подписи или сказанного слова зависят миллионные прибыли или убытки. Таким людям нужно лекарство для души – каждому свое. И очень редко отдохновением становятся молитвы перед церковными образами, благотворительность или походы на стадион в образе рядового футбольного фаната в шапочке и шарфе клубных цветов.