Но много ли их, таких отношений, что управляются принципом любви, заботы об инаковости другого? Как много отношений подрывается реактивацией архаического имаго Себя и Другого? Как много истощается, притом не из-за постоянного расширения и взаимной поддержки партнеров, но на ухабах привычки, страха перемен, отсутствия позволения идти своим собственным путем и отказа соглашаться с требованиями собственной ответственности? Как психотерапевту мне не раз приходилось стоять перед одной болезненной дилеммой. Получив приглашение помочь людям разобраться с взаимоотношениями и имея нравственную необходимость поддержать их, я в то же время порой сознаю, что отношения эти зиждутся на незрелости обоих сторон. Если эта незрелость может быть открыта сознанию, принята ответственность за нее, тогда есть отчетливая надежда для эволюции отношений в сторону более удовлетворяющей и развивающей программы. К сожалению, тот из двоих, кто менее развит или менее зрел, часто не желает принимать участие в таком проекте или не способен на это. Он будет настойчиво возвращать отношения обратно к их менее зрелой стадии и упорствовать в этом застойном состоянии, которое служит безопасности, но никак не росту, и уж тем более не может претендовать на то, чтобы называться любовью. Ирония в том, что любовь становится, как это ни смешно, теневой задачей для нас всех, когда она: 1) просит от нас большего, чем то, что мы считаем привычным; 2) просит нас пересмотреть собственные комплексы и регрессивные имаго; 3) просит большей щедрости духовной, чем мы привыкли проявлять.
Думаю, ясно, к чему я здесь клоню: отношения должны служить росту каждой стороны, приближая нас к тому, чем мы можем стать. В моем представлении те отношения, в которых люди «заботятся друг о друге», не заслуживают называться взаимностью, по крайней мере, зрелыми отношениями любви. Любовь сама по себе включает поддержку и заботу, и, следовательно, мы свободно предлагаем дары друг другу… дары, порой требующие от нас значительных жертв. Доброта, внимание и снисходительность – часть любых здоровых отношений, и сделать что-то ради другого – это дар нам обоим до тех пор, пока не обслуживается прежняя созависимость или угнетающая уступчивость.
|
|
Любовь требует независимости обеих сторон, свободы, отсутствия контроля и вины, принуждения, манипуляции. Зависимость – не любовь, аннулирование изначальной ответственности каждого из нас за свой рост, отказ от принятия полноты ответственности за свою жизнь. Отвергнуть этот вызов – значит избегать взросления, неважно, насколько зрелым может проявить себя индивидуум в других сферах жизни. Этот теневой момент скрывается в большинстве отношений и представляет собой основной источник несчастья, обвинения и застоя. Мы все куда с большей легкостью перекладываем вину на своих партнеров, чем соглашаемся расти сами, признавать, что мы – единственные действующие лица в каждой сцене этой многосерийной драмы, которую зовем своей жизнью. Поэтому вполне разумным будет полагать, что это мы сами отвечаем за ее итоги и выводы, а не наши партнеры. Признание этой ответственности не так сложно, как абстрактный факт, но страшно непростая вещь в контексте повседневной жизни, когда наша воля дробится, когда мы уязвимы и когда мы попадаем под действие своих архаических комплексов.
|
|
Том и Салли, наша семья-прототип, разменяли четвертый десяток, имеют двоих детей, обзавелись, как и планировали, домом в пригороде и с трудом сдерживают раздражительность и желание ответить упреком на упрек в общении друг с другом. Кто-то из них скажет: «Сделай то-то» или «Не делай того-то», и немедленной реакцией будет вспышка эмоций, град обвинений и дальнейшее ухудшение семейной кармы. Подспудно в каждом из них пульсирует навязчивый страх, хотя и бессознательный в своей сущности, что, достигнув своих внешних целей, отыграв экономические и домашние роли, они могут оказаться лицом к лицу с бессмыслицей всего происходящего в их жизни. Они пришли ко второй половине жизни, активно участвуют в своих религиозных и общественных организациях и при этом ни он, ни она не чувствуют глубокой внутренней связи с чем-либо. Эта нераспознанная скука, чувство, что ты не на своем месте и просто плывешь по течению, нисколько не вылечивается и не рассасывается солидностью положения среднего класса и тем более семейными узами. Что тут удивляться в таком случае, что вспышки гнева, «просачивающиеся» как результат «непризнаваемой депрессии», выходят на поверхность во взаимных упреках, обмене колкостями и всевозрастающем чувстве безысходности.
Брак Тома и Салли так типичен потому, что он изнывает под бременем нашей главной фантазии, а именно что некий магический Другой все устроит для нас, сделает жизнь осмысленной, исцелит наши раны и поможет избежать задачи взросления и встречи с тем обширным экзистенциальным вакуумом, который должна признать каждая сознательная душа[54]. И потому, что жизнь со всеми ее возможностями, всеми ее решениями столь необъятна, мы цепляемся за малое и надеемся, что Другой избавит нас от этой задачи – взросления. Но поскольку наши партнеры не делают этого, не могут и не должны этого делать, мы сердимся на них. Это теневой материал, потому что он подкармливает все то, что лежит внутри нас, все то, что нас пугает и заставляет испытывать неловкость от самих себя.
|
|
Том винит Салли в том, что она его не хочет понять, а Салли упрекает Тома в том, что ей от него никакой помощи в хозяйстве. И хотя, по правде говоря, оба они могли быть чуточку внимательней к заботам другого, каждый из них пойман теневыми нарциссическими заботами, которые являются нашим общим наследством. Честно признаться самому себе в своем смятении, даже в отчаянии, признаться в страхе перед будущим, во всевозрастающем чувстве неадекватности – именно это могло бы послужить приглашением им обоим к перестройке своего восприятия другого. Иногда в курсе семейной терапии мне удавалось подвести людей к озвучиванию этих глубочайших тайн, но для начала нужно пробиться через нашу самую первичную из защит – перекладывание вины на другого. Супружеская пара перестает посещать сеансы семейной терапии, как правило, по той причине, что один из них или оба делают вывод, что один партнер не собирается сделать другого «счастливым», что бы это ни означало, – или, наоборот, не хотят соглашаться, что им предстоит такая немыслимая задача. Приняв эту элементарную ответственность, каждый из них может стать свободным настолько, чтобы поддерживать своего партнера, непрерывно проявляя заботу и внимание и не ожидая, чтобы этот другой решил запутанную головоломку его собственной жизни. Но зачастую для многих это оказывается сверх всяких сил – принять этот теневой момент как часть себя, а не как недостаток своего разобиженного партнера. Наша самая первичная защита – искать вне себя причину своих проблем. Признание, что мы сами — единственная константа всех возможных отношений, потребует и того, чтобы мы всерьез взялись за решение проблемы своей Тени.
Так можем ли мы вообще освободиться от наших нарциссических, самодовольных программ? По здравом размышлении ответом будет «Нет»; думать иначе – значит мечтать о немыслимом уровне индивидуации. Хотя справедливо то, что мы порой можем достичь столь заоблачных высот, но оставаться там у нас не хватит сил. К примеру, кто из нас достаточно последовательно обращается к своим эмоциональным нуждам, притом зрелым образом? Кто из нас может всецело возложить на себя задачу самоуважения и не ждать от наших партнеров, что они станут некритичной, всегда подбадривающей нас группой поддержки? Кто способен сдержать острое словцо, когда Другому захочется покритиковать нас? Кто может действительно сам отвечать за свое эмоциональное благополучие и полностью снять это бремя со своих партнеров? А ведь все это задачи зрелости, от которой происходит качество всех наших взаимоотношений.
Как ни парадоксально, если мы постоянно «живем для других», мы рискуем созависимостью и размыванием вполне законного личного интереса. Автономный рефлекс оставления личной заинтересованности с течением времени обязательно проявит свою нездоровую природу. Мы действительно вправе ожидать, что к нам будут относиться с уважением, ожидать заботы, внимания и поддержки от каждого в нашей жизни. Наша природа не желает никакого рода насилия над собой. Подавлять все природное внутри себя – значит рано или поздно взрастить там чудовищ. Из них наиболее распространенный – это депрессия, тот тип депрессии, который происходит от протеста нашей психики, когда урезаются ее законные права. Следом за ним идет чудовище гнева, вторичная реакция на тревогу, начинающаяся с отказа в законном личном интересе. И даже при самом тщательнейшем отслеживании этот тип гнева все равно просачивается в тело, вызывая раздражительность, в поступки, имеющие в себе больше напора и скрытой агрессии, чем мы сознательно согласились бы их наделить. Вот Тень за работой, она захватывает исподтишка то, что мы отказались проработать сознательно.
Зрелые отношения
Итак, отношения – это постоянный парадокс, та область, в которой порой соперничают законный личный интерес и интерес другого. Эти отдельные программы не обязательно враждебны и даже не антагонистичны, ибо в здоровые отношения каждая из сторон вступает для того, чтобы всегда с готовностью протягивать руку помощи другой. Зрелые отношения – те, в которых каждая сторона принимает ответственность за индивидуацию партнера. Когда подобный настрой присущ обеим сторонам, тогда даже случайный крен к разбалансированным отношениям, обусловленный комплексами, оказывается тут же выправлен или забыт. Когда же такой интенциональностью наделена только одна сторона, тогда отношения будут неуравновешенными и будут склоняться к конфликтам и вероятному разрыву. Такое определение зрелых отношений выглядит делом разумным и даже легким, но только на словах. На деле же все намного сложней, поскольку такой высокий уровень зрелости потребует немало от каждого из нас. Если я могу вполне оправданно допустить, что Другой здесь не для того, чтобы сделать за меня мою работу по жизни, однако намерен поддерживать мои усилия в этом, тогда я сделаю гигантский скачок к расчистке завалов, захламляющих и ослабляющих отношения. К сожалению, немало людей незаметно впадают в контролирующие формы поведения, напуганные перспективой того, что их внутренний ребенок окажется без заботы со стороны Другого. Или же боятся того, что Другой повзрослеет и, заслышав призывный зов трубы, отправится в свое собственное путешествие, оставив их в одиночестве. Вот так и получается, что мы, так сильно ценящие отношения, часто оказываемся не способны подняться до азбучной истины, характеризующей настоящую близость, а именно, что прочность отношений не может быть выше уровня зрелости каждой из участвующих сторон.
Когда ко мне на сеансы психотерапии приходят семейные пары, самый первый вопрос, который я задаю себе в уме: каков уровень их эмоциональной зрелости. Совершенно очевидно, что эта зрелость – не обязательно функция возраста и житейского опыта. Это скорее функция личностной силы и, если воспользоваться несколько старомодным выражением, силы характера. Как ни печально, на тот момент, когда большинство супругов обращаются за помощью к психотерапевту, ячейка общества оказывается порядком потрепанной, накоплены взаимные обиды, добрая воля исчерпана, уступив место азартному обмену упреками. Психотерапия в случае некоторых пар может даже повлечь за собой ухудшение отношений, потому что такие вооруженные вылазки причиняют новые, порой непоправимые раны. Помнится, в старой песенке Карли Саймон превозносятся доверие и открытость: как это хорошо, когда двое во всем доверяют друг другу. Правда, в последнем куплете певица с грустью признается: «Хотела бы я не знать кое-каких твоих секретов». Так что не стоит переоценивать даже такую вещь, как «открытость в отношениях». Впрочем, не хочу, чтобы меня обвиняли в том, будто я потворствую скрытности, можно со всем основанием полагать, что материал, даже оставленный под спудом, все равно даст протечку в ходе повседневной жизни и отравит воздух, которым дышит семья.
Оценивая силу взаимоотношений, на самом деле, в первую очередь, смотришь, силен ли сам человек как личность, достаточно ли он зрел, чтобы принять на себя ответственность за свою жизнь. Все с готовностью кивают головой утвердительно и указывают на те сферы в своем внешнем мире, за которые они действительно отвечают, притом вполне успешно. Но часто ли они снимают мерку с несоразмерной величины своих эдемских ожиданий, переносимых на партнера? Никто из нас не свободен от глубинной, архаической фантазии, будто другой способен сделать так, что наша жизнь заработает на нас, наделит смыслом, принесет облегчение былым ранам и, если повезет, избавит от тягот взросления и последующей взрослой жизни. Теневая задача здесь поистине способна обескуражить кого угодно, поскольку придется сделать шаг в край сомнений и тревоги, принять более широкую дефиницию самого себя и окончательно признать тот факт, что мы были и продолжаем быть одинокими, радикально одинокими в этом мире, особенно в отношениях с другим человеком.
Если верить старой поговорке, лучше быть одному, чем хотеть быть одному. Но когда общая тональность масскульта сводится к тому, как найти «магического другого» или как развлечься, чтобы поменьше оставаться одному, мы понимаем, что за суетой нашей переполненной событиями и встречами жизни кроется Тень одиночества. (Один мой коллега-психотерапевт как-то сказал мне следующие слова: «Я занимаюсь психотерапией с другими, чтобы легче сносить собственное одиночество».) Есть и еще одна поговорка на ту же тему: «Лучшее лекарство от одиночества – это уединение». Уединение – образ жизни, при котором мы вполне представлены сами себе, той разношерстной, но приятной компании внутри нас и, следовательно, совсем не одиноки. Как это ни парадоксально, возможность уединиться – единственный верный признак благополучных взаимоотношений. Мое умение быть терпимым в отношении к себе, когда я действительно предоставлен самому себе, – это предвестник моей способности находиться в неагрессивных, ненарциссических отношениях с другим человеком. И правда, очень странный парадокс: теневое требование терпимости к самому себе напрямую связано с теневым вызовом терпимо относиться к инакости Другого. Кто бы мог подумать?
Таким образом, прогноз для любых взаимоотношений основывается на этой теневой дилемме, а именно: могу ли я ужиться с собой как я есть? Если нет, то как можно ожидать, что сможет или должен кто-то другой? Когда одна или другая сторона отстранилась от самости, от подлинного признания и принятия страхов и надежд своего экзистенциального одиночества, тогда все это немыслимое месиво будет вываливаться на Другого. Не удивительно, что мы так ценим близость в отношениях, притом что на поверку она оказывается очень хрупкой. И что удивляться, что мы с вами, шагая в шумной толпе, становимся все более и более одиноки.
Говорят, что интровертам легче удается выстроить свой внутренний мир, может быть, это так, может, и нет, однако экстраверты, от природы склонные дорожить взаимными связями и заряжаться от них, куда более рискуют переложить бегство от себя на других. В любом случае без внутренней жизни, то есть без связи с личностной непреходящей реальностью, без чувства внутреннего водительства мы будем раскручивать все более и более обструктивную динамику, переносимую на партнеров, на словах горячо любимых. Все это мы прекрасно знаем, но только не желаем слышать. Куда проще переложить вину на кого-то еще или поискать Другого получше.
Сам себе психолог
Для развития внутренней жизни понадобится обзавестись психологическим складом ума. Что это означает? Значит ли это, что я смогу эффективнее анализировать Другого и, возможно, манипулировать этим знанием в своекорыстных целях? Вот это уж точно теневое искушение! К слову, как раз поэтому люди, наверное, и берутся изучать психологию, впрочем, не всегда отдавая себе отчет в таком мотиве. Скорее, психологический склад ума требует, чтобы я задавался вопросом о каждом своем порыве, каждом поступке, каждой подмеченной закономерности: «Откуда, из какого места внутри меня пришло это?», «Когда мне уже приходилось быть здесь раньше?», «На что похожи эти ощущения?» Несмотря на то, что жизнь вечно меняется и каждое мгновение неповторимо, наша интрапсихическая история накладывает все те же старые отпечатки на новые мгновения. Быть самому себе психологом – для этого потребуется такая непрерывность внимания, что мы скорей готовы махнуть на все рукой, чем прикладывать столько усилий.
Вернемся снова к нашим приятелям Тому и Салли. Когда Салли начинает наезжать, он замыкается в себе. Когда Том закрывается, она сразу паникует и тогда уже не подбирает выражений. Откуда взялось это па-де-де, что раз за разом проигрывается в их отношениях? Эти два человека, искренне убежденные, что любят друг друга и что их любовь взаимна, не могут выйти на арену интимности, чтобы не активировать то самое исторически сложившееся энергетическое поле, которое составляет наше чувство Я и чувство Другого. Том, сам того не желая, проецирует на партнера по супружеству некую часть своей личной истории, связанной с женщинами, в первую очередь – с бесцеремонной, навязчивой матерью. Когда Салли начинает действовать ему на нервы, эта архаическая история перекидывается в настоящее. Для ребенка первая линия обороны – спасаться бегством от грозящей опасности. Вот почему этот во всем остальном сильный взрослый человек рефлективно соскальзывает к архаической защите и отступает. Для Салли такое поведение активирует ее проекцию отсутствующего, отвергающего родителя. Фактически же это комплекс заряжает ее на ожидание, что ее вот-вот отвергнут. В этот момент она переносит на Тома всю прошлую тревогу, муку и гнев, которые ребенок просто не в силах выразить, и они снова пускаются вскачь по замкнутому кругу.
Психологический склад ума требует, чтобы мы регулярно размышляли по поводу двойственной динамики, постоянно действующей под поверхностью всех взаимоотношений, а именно проекции и переноса. Любое содержание бессознательного может быть спроецировано на Другого в любой момент. Больше того, динамика, которая ассоциируется с этим содержанием и его архаической историей, тоже будет перенесена на Другого. Вот откуда берутся повторяющиеся мотивы в наших отношениях. (Задумаемся о том, как Эвелин выбирает спутника жизни. Почему далеко не глупая женщина снова и снова останавливается на том же самом паттерне?) Снова же на сознательном уровне все выглядит достаточно очевидно, но когда мы несознательны или не желаем такими быть, тогда приписываем происхождение возникающих конфликтов Другому. Психологический склад ума требует постоянного размышления о своей собственной истории и своей программе.
Много ли из нас найдется желающих сделать над собой такое усилие? Но альтернатива оставаться бессознательным, как мы все знаем, радует еще меньше. Меня порой даже коробит, когда некая парочка заявляет: «Мы хотим поработать над нашими отношениями». Известно ли им, что это означает – что подобная работа потребует героического усилия с их стороны. Возможно, они ожидают, что эта работа в конечном итоге заставит партнера прогнуться под тот шаблон, который они несут внутри себя? От Тома, к примеру, она потребует не отступать перед лицом внезапных наскоков Салли, но приблизиться к ней, что, в свою очередь, успокоит ее. А от Салли – не бичевать Другого за то, что его нет рядом, но понемногу принимать на себя ответственность за свою эмоциональную подпитку. Чтобы разорвать этот порочный круг проекции и переноса, каждому придется заглянуть внутрь себя и набраться смелости, чтобы обуздать рефлективные реакции, выручавшие прежде, но теперь только порабощающие каждого из них. Только тогда путы окажутся порванными, а отношения – возможными.
Все то, чего я не хочу замечать в себе, за что не желаю нести ответственность – это моя Тень, не твоя. И самое большее, о чем я могу тебя просить, – это постараться воспринимать свою теневую работу всерьез, как я пытаюсь относиться к моей. Но не слишком ли многого я прошу? Учитывая печальное состояние столь многих отношений, ответом, похоже, будет «да», поскольку такая устремленность к зрелости потребует изрядных усилий от большинства из нас. Строго говоря, только взрослые могут иметь плодотворные отношения, и, хотя вокруг полно людей с большими телами и большими ролями в этой жизни, взрослых среди них не так уж много[55].
Неохотно, против воли, но нам приходится признать три принципа динамики отношений – те принципы, которые присутствуют во всех отношениях во все времена:
1 Мы от природы склонны проецировать на Другого то, чего не знаем о себе (бессознательное) или чего не хотим знать о себе (Тень), или наше нежелание взрослеть и принимать на себя полноту ответственности за свою жизнь (наша упорствующая незрелость).
2 Поскольку Другой не станет, не может и не должен принимать ответственность за то, что мы сами отложили: за наше бессознательное, нашу Тень, нашу незрелость, или если наша скрытая программа окажется нереализованной, – отношения имеют тенденцию перерождаться в проблему власти с ее приглашением контролировать или манипулировать другим или в вину с ее привычной парой жертвы и палача.
3 В таком случае у отношений остается выбор – распад, обвинение, сдерживание гнева и депрессия или же взросление. Единственный способ повзрослеть и создать реалистичные отношения, достойные потраченных сил и времени, – это отозвать проекции и перенос по времени, признать их своим теневым содержимым и принять на себя ответственность за свое эмоциональное благополучие и духовный рост, даже если мы сделали выбор поддержать усилия нашего партнера поступить аналогичным образом.
Повторю еще раз: эти три стадии взаимной вовлеченности партнеров присутствуют всегда, в любых близких отношениях. Отличие может быть не в динамике, хотя отношения могут значительно разниться в интенсивности или форме выражения, но в том, в какой степени каждый из партнеров созрел или желает созреть. Подобный процесс зрелости потребует обращения к некоторым непростым вопросам, имеющим теневую подоплеку. В их числе следующие:
• В чем именно мои зависимости проявляются в этих отношениях и на что мне следует обратить внимание, чтобы перестать быть зависимым?
• О чем я прошу моего партнера, что следует уметь делать самому, если я собираюсь быть уважающим себя взрослым, полностью отвечающим за то, как обстоят дела в моей жизни?
• Каким образом я постоянно ограничиваю себя, раз за разом реимпортируя мою историю со всеми ее заряженными рефлективными реакциями в нынешние отношения?
• Действительно ли я поддерживаю своего партнера, при этом не перекладывая на себя его ответственность расти и стать свободным взрослым?
Эти вопросы требуют исследования нашей Тени и желания разобраться со всем, что появляется на экране нашего сознания. Порой для начала не помешает выслушать мнение о себе другого человека в контексте этих специфических вопросов, если, конечно, мы на такое способны. Другому больше всего достается от нас за все нелады в отношениях, – он же и знает нас лучше всего, по крайней мере, видит под тем углом, под каким мы нередко не способны увидеть себя.
Мы говорим, что ценим, как ничто другое, близость в отношениях, при этом ежедневно подрывая их. Привидения, что кроются здесь, происходят из двух источников: 1) силы истории к самовоспроизведению через механизмы комплекса, проекции и переноса и 2) непомерной экзистенциальной тревоги, порождаемой требованием взрослеть. Повзрослеть – значит признать и принять нашу уязвимость и научиться жить дальше, невзирая на нее. В поэме, озаглавленной «Гнев галош», Энн Секстон вспоминает, каково это – быть маленьким человечком: волей-неволей соглашаешься, чтобы тебя вели за руку большие люди, пытаешься подстроиться и приспособиться к тому, что жизнь потребует от тебя. И даже спустя годы продолжаешь искать руководства и поучений извне и задаешься вопросом: а когда же, наконец, и я окажусь среди этих самых взрослых:
…эй, большие люди, где вы там
и когда я буду с вами рядом?[56]
Где они, эти большие люди, от которых требуется различать, что действительно важно, а что нет; где эти большие люди, готовые принимать на себя ответственность, и когда же мы окажемся среди них?
Глава 6
Один умножить на…
Коллективная Тень
Порок, что отдает почет добродетели, несносен, – мы зовем это ханжеством. Но должно быть найдено слово и для почтения, что добродетель нередко оказывает пороку, – или, если на то пошло, было бы разумно с ее стороны так поступать.
Сэмюель Батлер. «Путь всякой плоти»
Все человечество – одна семья, неделимая и неделящаяся, и каждый из нас ответствен за проступки всех остальных. Я не могу отделить себя от греховнейшей из душ.
М. К. Ганди
Куда бы мы ни шли, всюду несем с собой и свою Тень. В действительности, чем сильнее свет, тем неотвратимо длиннее будет и Тень. Чем более «просветленными» считаем мы себя, тем необъятней оказывается все то, что остается в бессознательном или от чего приходится защищаться. (Как сказал мне кто-то сегодня: «Чем больше я читаю, тем больше понимаю, что ничего не читал. Интересно, долго ли я проживу?»[57]) Пожалуй, самые сумасшедшие люди из всех, кого я знаю, – дипломированные психоаналитики. Сумасшествие некоторых очаровательно, и это, как правило, только на руку их пациентам. Другие не могут не травмировать своим сумасшествием тех, кто обращается к ним за помощью. И никакой объем анализа, целенаправленного усилия к сознательности или стремления к добродетели не станет гарантией против теневых вторжений.
Куда бы мы ни шли, наша Тень идет за нами след в след со своими теневыми программами, вытесненными мотивами, со своей историей, непрожитой жизнью и стратагемами, обусловленными страхом. В моей личной жизни, на рабочем месте, в тех снах, что снились мне сегодня ночью, – всюду теневые элементы активны и подвижны. И если так обстоят дела со всеми и каждым из нас, с одной особой, то что происходит тогда, когда собираются вместе больше чем один? Не пойдет ли Тень за каждым из них, вызывая противоположные или взаимные проекции, смешиваясь и в сумме давая еще большую тьму? Не является ли Тень группы чем-то большим, чем сумма индивидуальных Теней, и не создается ли так совершенное новое измерение бессознательного? Подобно тому как двое могут сплетаться своими Тенями, образуя знаменитое folie а deux, так же и группы могут страдать от совместного заражения, коллективного безумия, всеобщего энтузиазма. Достаточно взглянуть на печальную летопись истории человечества, чтобы увидеть массовое заражение, общее безумие, войны и охоту на ведьм, насилие, которое может возникать на почве массовой одержимости[58].
Моя мать как-то обмолвилась, что самый дорогой из всех рождественских подарков она получила где-то в 1920 году от своей матери. Был это апельсин, один-единственный апельсин. Было это еще до авторефрижераторов и вагонов-холодильников, так что апельсин, переживший путешествие на север, стал для нее маленьким чудом. До этого она вообще не видела апельсинов, но знала, что такой волшебный подарок стоил немалых жертв ее матери, стиравшей и штопавшей белье, чтобы прокормить семью. Мне вспоминается эта история каждый год, когда вижу, как на Страстную пятницу народ в ажиотаже стекается к «Уол-Марту» или «Костко», чтобы с шести утра, в самый канун праздника в честь того, кого считают Спасителем Мира, с упоением отдаться материалистическому неистовству, глумлению над его жизнью и учением.
Подобно тому как Эго индивидуума предрасположено защищать себя, отдавать предпочтение своему ограниченному видению реальности, отвергать все те элементы, что диссонируют ему, подрывают и угрожают, так же и в группе всегда обнаруживается текучее, аморфное, но крайне уязвимое Эго. Из любой области нашей психики, которая исключена из постоянного самоанализа, может высвобождаться значительная энергия на добро или на зло, безразлично, насколько возвышенными могут быть заявленные цели группы. Более того, это текучее аморфное Эго всегда крайне восприимчиво к манипуляции со стороны харизматического лидера. Каждый индивидуум в группе привносит комплексы, нужды и скрытые программы, ожидающие активации. Диктаторы, политики и телепроповедники со знанием дела ставят себе на службу эту текучесть группы – слагаемое как коллективной озабоченности, так и неисследованной жизни каждого индивидуума.
Тень добра
Порой мы становимся свидетелями поистине драматических примеров того, как люди могут использовать свою Тень самым благотворным для окружающих образом. Масштабные катастрофы, которые порой охватывают всю страну или ее регион, часто побуждают людей творить великие дела милосердия и щедрости духа, рисковать своей жизнью и благополучием. Меня всегда трогает до слез готовность людей прийти на выручку соседу, оказавшемуся в беде. Бригады электромонтеров переезжают из штата в штат, восстанавливая подачу электричества, распределяются медикаменты, активно проводится сбор денег и продуктов питания для пострадавших от стихийных бедствий, многие мои коллеги с готовностью вылетают на место происшествия, чтобы работать как с измученными и израненными жертвами природных катаклизмов, так и с самими спасателями. Самые обычные, на первый взгляд, люди, которые еще несколько часов назад не интересовались жизнью своих соседей или даже враждовали с ними, удивительным, непостижимым образом преобразуются, становясь для них поддержкой и опорой[59]. Вот так даже наша «доброта» – скрытая, благотворная сторона нашей природы – может тоже проистекать из Тени.
И пусть доказывают циники, что подобный альтруизм – лишь глубинная форма самолюбования, что мы таким образом неосознанно защищаемся от собственной травмы и изоляции, выручая других из беды. Но я скорей готов поверить, что подобные мгновения трансцендентного призыва поднимают многих над своей привычной изоляцией к высшей сопричастности с другими людьми. Даже те слова, что описывают это явление, удивительно откровенны. Сострадание, означающее, что мы действенно разделяем страдание другого человека, синонимично пассионарности (пассио = страдание на латыни) или симпатии и эмпатии (патос = страдание по-гречески), или немецкому Mitleid («сострадание»). Такие минуты словно взламывают нарциссическую изоляцию, возвышая человека до деятельного участия или мысленного отождествления с нашим всеобъемлющим единством бытия. Каждый в такие минуты постигает, скорей экзистенциально, чем сознательно, что обособленность людей лишь кажущаяся и что мы связаны воедино общей для всех людей природой. В такие моменты мы можем подняться над программой личной выгоды, чтобы соучаствовать в нашей общей судьбе, общем предназначении и приобщиться к чему-то большему, чем привычные поиски личной выгоды.
Это преображение от самоизоляции к соучастию, эта «проективная идентификация», представляющая собой мощную форму отождествления с другим человеком, время от времени «переигрывает» рефлективные защиты индивидуального Эго. Но, смею предположить, даже этот гуманитарный импульс является теневым проявлением. То, что мы отрицали внутри себя, неожиданно приходит в движение во внешнем мире и достигает трансцендентной власти над нашим Эго. Программа импульсивного своекорыстного интереса моментально замещается теми энергиями, что обычно остаются в вытесненном состоянии, расщеплены или действуют только на бессознательном уровне. Где так много расщепления и враждебности в наших душах, может обитать и милосердие как действенное выражение любви.
Не существует, наверное, более безотрадного занятия, чем психотерапевтическая работа с серийными педофилами или насильниками-рецидивистами с самыми неблагоприятными прогнозами. Критический рубеж может быть перейден в лечении таких индивидов лишь в том случае, если они оказываются способны пережить ту боль, которую причинили другому. В такую минуту боль, ставшая взаимной, словно перебрасывает связующий мостик к другому, и перемены становятся возможны через самоотождествление с другим. В любом случае теневое измерение, прежде вытеснявшееся состраданием, чувствительностью к нуждам других, выходит на поверхность и предлагает возможность обоюдного исцеления. Нет такого насильника, который сам бы не пережил насилие, и по этой причине способность сочувствовать своей жертве, как бы редко она ни встречалась, остается единственной надеждой на исцеление. По иронии судьбы, подобная эмпатия может переживаться как сокрушительно болезненная, поскольку прежде их выживание в значительной степени зависело от притупления боли, переноса боли на другого и наработки психологических настроек, помогающих скрывать, десенсибилизировать или диссоциировать страдание[60].
С другой стороны, там, где есть природные катаклизмы, всегда будут и мародеры, и желающие подзаработать на поддельных страховках, и мошенники, всегда готовые оставить ближнего в беде. Не нужно далеко ходить, чтобы увидеть примеры того, как эти отвратительные типы наживаются на чьем-то несчастье. При всем том, что их грабительское, хищническое поведение легко и просто назвать проявлением теневого материала, куда сложнее, пожалуй, будет пояснить поведение тех, кто поднимается выше возможности наживы и добровольно жертвует своим временем и силами во имя сострадательной поддержки другого. Как ни парадоксально, оба этих случая – пример того, что столь явно способно проявиться в каждом из нас, пусть даже мы прежде никогда не осознавали этих дуальных возможностей.
Теневые экстазы
Разве можно забыть старую поговорку In vino veritas? Сколько их, застенчивых, зажатых юнцов, которые, хватив лишку, вдруг надевают на голову абажур и начинают потешать свою компанию или внезапно поддаются любовному порыву и высказывают запретные желания? Тех, кто внезапно начинает петь, шутить, громогласно смеяться или заливаться слезами? Или, будучи «под градусом», давать волю своей Тени, чтобы уже на следующее утро раскаиваться в этом? Не зря ведь Т. С. Элиот в своей пьесе «Вечеринка» предложил сделать бар или дионисийское пиршество новой исповедальней! И все же немало народу смогло за «возлияниями» действительно излить душу, выразить неподдельные аспекты своей индивидуальности в подобные моменты свободного самовыражения. Такой дух свободы живет в каждом из нас, но мы рано узнаем, что его проявление – слишком дорогое удовольствие в нашем племени или семье, и только воздействие «снадобья из колбы» или одобрение группы позволит выразить этот расщепленный аспект души. Когда мы задаемся вопросом «Почему приходится столь многое в себе скрывать от других и даже от себя?» – ответ следует искать в той плате, которая с нас однажды была востребована. И вот так мы становимся чужими сами себе, как и другим, а теневой материал растет, словно снежный ком.