Из процессов об одержании бесом наиболее знамениты следующие: процесс Марсельскаго священника Луи Гоффриди (Louis Gauffridi) и монахинь ордена Св. Урсулы в городе Экс (1600–1611), описанный в книге инквизитора и экзорциста доминиканца рёrе Sebastien Micaelis, Histoire Admirable de la possession et de la conversion d’une p6nitente s6duite par an magicien ensemble Pneumatologie (Paris 1613); процесс Мадлены Бавент (Madeleine Bavent) из монахинь ордена Св. Франциска в Лувьере (Louviers) 1643–1647, описанный монахом Демаре (Demaretz), Histoire de Mardeleine Bavent (Paris 1652) и процесс священника Урбена Грандье (Urbain Grandier) и урсулинок в городе Луден (Laudun) в 1633–1634 гг.
В 1609 году в монастыре урсулинок в городе Экс (Aix) две монахини – Магдалина из семье de la Palud и Луиза Капо (Louise Capeau) показали признаки одержания бесом. После некотораго времени онb были переданы в руки экзорцистов о. Михаэлиса доминиканца и о. Домциуса.
Одержимые монахини под заклинаниями сказали, что их заколдовал Луи Гоффриди, священник города Марселя, который часто бывал в доме отца Магдалины, сеньора de la Palud, и которого Луиза называла князем колдунов в Испании, Франции, Англии и Турции.
Луиза Капо заявила, что она одержима тремя бесами. Веррин, добрый бес, католик, посланный Богом, дабы изобличить и наказать Гоффриди, Грезиль и Сонельон.
Магдалина заявила, что Гоффриди обольстил ее, когда ей было только 9 лет и послал в нее 6666 бесов. Главные бесы в Магдалине были: Вельзевул – князь бесов, Асмодей, Ваальвериф, Левиафан – злой бес и протестант, и Асторот – бес чувственности.
Во время заклинаний Магдалина впадала в конвульсии, задыхалась и иногда доходила до чувственного спазма; по словам экзорцистов бес Асмодей осквернял ее даже во время заклинания, вызывая перед ней образ Гоффриди.
Магдалина видимо действовала под внушением Луизы. Часто она начинала защищать Гоффриди, и в минуты просветления пыталась даже убить себя, но Луиза заставляла ее повторять обвинения против Гоффриди и угрозами приводила ее в повиновение. «Ты будешь сожжена», сказала ей Луиза во время одного из заклинаний и испуганная Магдалина стала послушно повторять все утверждения Луизы.
Так как экзорцисты приписывали все показания этих монахинь сидящим в них бесам, то иногда сцены заклинания, на которые собирались толпы народа, представляли как бы диспут между двумя бесами. Веррин нападал на Гоффриди, Вельзевул защищал его, а из зрителей одни ободряли Веррина, другие Вельзевула, и все прославляли Бога, что он изобличает сатану его собственными устами.
Наконец Михаэлис отправил капуцинам ордена Св. Франциска в Марселе приказ арестовать Гоффриди.
Но так как в Марселе все любили Гоффриди, и он пользовался прекрасной репутацией, то капуцины также нашли одержимую бесом женщину, которая под заклинаниями заявила, что Гоффриди не колдун и что его нельзя арестовать.
Итак одни бесы выступили против других: бесы доминиканцев требовали казни Гоффриди, а бесы капуцинов защищали его. Но победа осталась за первыми.
В феврале о. Михаэлис обратился к содействию парламента в Экс. Президент парламента присутствовал при заклинаниях и нашел, что Вельзевул приводил в движение у Магдалины мозжечек, а Левиафан – другую часть мозга.
Гоффриди был арестован и отправлен в Экс, где Магдалину должны были поставить на очную с ним ставку.
Но судьи не очень‑то были уверены в этой бедной девушке, которая была в страшном волнении и обнаруживала раскаяние в своих нападках на Гоффриди; и вот, накануне ее спустили в яму в тюрьма архиепископа, где гнили кости узников и сделали над ней заклинание в этой клоаке.
Она не умерла от ужаса, но всякое нравственное чувство было в ней убито и она стала слепым орудием в руках экзорцистов.
Когда ее вывели перед Гоффриди, она стала биться в конвульсиях, испускала вопли, ругая его и обвиняя во всевозможных преступлениях. В то же время она кричала хулу на Бога, на Св. Деву, на крест и т. д., но все эти проклятая и богохульство ее бес выкрикивал от имени Гоффриди.
Все ужасы, которые она вопила, все это приписывали Гоффриди. У несчастного священника брызнули слезы.
«Я клянусь именем Бога, Св. Девой и Иоанном Крестителем, – воскликнул он, – что все это – ложь».
«О, я понимаю вас, – отвечала Магдалина. – Именно эта клятва употребляется на собрании дьяволов. Под Богом Отцом вы подразумеваете Люцифера, под Его Сыном – Вельзевула, под Св. Духом – Левиафана, а под Св. Девой, о негодяй, мать Антихриста, а дьявола, предшественника Антихриста, вы зовете Иоанном Крестителем».
У Гоффриди сделали обыск, по ничего не нашли, затем его подвергли процедуре отыскания стигмата дьявола, и при доброй воле, понятно, нашли таковой.
«Будь мы в Авиньоне, – воскликнул бессердечный Михаэлис, завтра этот человек уже горел бы на костре».
Пытка окончательно сломила Гоффриди и под диктовку своих мучителей он признал за собой всевозможные преступления, при чем палачи заставили его подписать это сознание, как будто бы он дал его добровольно.
Вот приблизительное содержание этого возмутительного акта, составленного от имени Гоффриди.
5–6 лет назад Гоффриди стал читать книгу магии. Тогда дьявол явился перед ним в виде хорошо одетого человека, и Гоффриди заключил с ним договор, по коему дьявол обещал создать ему в Марселе хорошую репутацию и предоставить в его распоряжение всех красивых женщин, а он, Гоффриди, отдал дьяволу свою душу и тело, в чем дал и расписку, написанную своей кровью.
Тогда дьявол дал ему власть возбуждать во всякой женщине любовь к себе, дунув ей в ноздри.
И вот, Гоффириди стал дуть на всех женщин, которые ему нравились и наслаждаться их любовью.
В доме сеньора de la Palud ему сильно нравилась Магдалина, но ему было трудно приблизиться к ней, ибо мать очень наблюдала за ней и потому он сначала дунул на мать, а затем побудил последнюю оставлять его наедине с Магдалиной.
Тогда он овладел Магдалиной и много раз дул на нее, чтобы она сама искала отдаться ему. Гоффриди дал Магдалине дьявола Асмодея, чтобы помогать и служить ей, а затем он даже обвенчал ее с Вельзевулом, после чего и она дала расписку в том, что отрекалась от Бога и отдавалась дьяволу.
Согласно этой исповеди Гоффриди часто посещал шабаш; для этого он становился у открытого окна и Люцифер мигом переносил его на шабаш.
На шабаше, по его словам, всякий при входе должен отречься от Бога и от святых и особенно от Св. Франциска (этот пункт доминиканцы нарочно вставили в исповедь Гоффриди, дабы оттолкнуть от него францисканцев, которые, как мы видели были за него).
На шабаш Гоффриди часто брал с собой и Магдалину, которая и там отдавалась ему.
На шабаше они все богохульствовали, обожали дьявола и служили черную мессу. Во время мессы вместо причастия раздавали корку хлеба, и присутствуюпце или сами съедали этот кусок, или давали его дьяволу в виде собаки, которого иногда сильно бранили, если он не аккуратно ел эту корку.
При словах мессы «Agnus Dei» и «Domine, non sum dignus» каждый приходит‑де в ярость и все восклицают, обращаясь к дьяволу:
«Всегда помогай нам, властитель».
Дьявол никогда не оставлял Гоффриди, а когда Гоффриди входил в церковь, то дьявол ждал его у дверей.
На основании всех этих нелепостей парламент т. е. суд в Эксе признал Гоффриди виновным в похищении, оболыцении, нечестии, магии, колдовстве, и других ужасах и произнес приговор, чтобы палач провел его по всем улицам города Экс и чтобы перед главной церковью он принес покаяние, будучи босиком, с непокрытой головой, с веревкой на шее, и со свечкой в руках, и чтобы там он на коленях просил прощения у Бога, короля и суда, а затем чтобы его отведи на площадь и сожгли живым на костре, и чтобы пепел его был развеян по ветру (апрель 1611 года).
Магдалина и Луиза были освобождены, но их прогнали из монастыря, и после они вели скитальческую и жалкую жизнь.
В 1643 году началось беснование монахинь ордена Св. Франциска в Лувье, в епархии Дэвре (d’Eyreux).
Число бесноватых сразу дошло до 16, а вскоре их стало более двадцати.
На заклинаниях они заявили, что их заколдовал умерший в 1642 году настоятель монастыря отец Матюрин Пикар, с помощью их же монахини Магдалины Баван, которой тогда было 36 лет. Сестра Анна Барре заявила, что она и теперь видит голого дьявола рядом с Магдалиной. Последняя ответила, что она видела сестру Барре на шабаше.
Епископ d’Evreux, Франциск де Перикар, приказал вырыть тело Пикара, похороненное рядом с решеткой монастыря и закопать его в отдаленной яме, а Магдалину Баван посадить в тюрьму.
Но родственники Пикара начали процесс против епископа Перикара, обвинив его в незаконном осквернении могилы.
Тогда уже для своей защиты епископ возбудил обвинение в колдовстве против покойного Пикара и его заместителя в монастыре францисканок дьякона Томаса Булле, равно как и против Магдалины Баван.
Дело это поступило в суд (Parlement) в Руане.
Магдалина Баван доставила главную пищу обвинению против Пикара и Булле.
Будучи заключена после суда до своей смерти в тюремной яме in расе она повторила свои показания в виде исповеди монаху Демарецу (Demaretz), который записал и издал эту исповедь.
Содержание показаний Магдалины было следующее.
Еще предшественник Пикара, настоятель Давид, занимался развращением монахинь и установил, чтобы монахини ходили совершенно голыми.
Это‑де практиковалось во‑первых – в целях приучения монахинь к полному повиновению, а во‑вторых – потому, что чем святее они были, тем менее им надо было стыдиться наготы, подобно Адаму и Еве, которые до грехопадения не чувствовали своей наготы.
Пикар, по смерти Давида, поддержал этот обычай в монастыре, настаивая, чтобы монахини приходили голыми даже в церковь и не стеснялся развращать их.
Магдалина ему приглянулась, и он сделал ее своей любовницей.
Уже в это время Магдалину преследовать дьявол в виде кота, который однажды пытался вырвать у неё изо рта причастие и который два раза её изнасиловал.
Вскоре Пикар с помощью дьявола перенес Магдалину на шабаш, где она часто видела и Булле.
На шабаше Пикар служил черную мессу, а Булле был у него дьяконом.
Булле бывал на шабаше с какой‑то дамой под вуалью, которую признавали царицей шабаша.
На шабаше Магдалина обвенчалась также с дьяволом Дагоном, и принадлежала различным дьяволам.
Тут изготовляли различные порошки и снадобья для колдовства. Тут мучили и убивали детей и затем жарили их и ели.
Тут богохульствовали и оскверняли освященное причастие.
Однажды сам Иисус Христос явился на небе и молнией поразил многих колдунов.
Магдалина нисколько раз давала дьяволу расписку, в которой отрекалась от Бога и клялась принадлежать дьяволу.
Дьявол также давал Магдалине записки, в которых подтверждал, что она должна принадлежать ему и угрожал смертью в случай неповиновения.
После смерти Пикара, дьяволы ночью принесли Магдалину на его могилу, и Пикар, высунувшись наполовину из могилы, сказал ей, что теперь пришло время исполнить её обещания. Дьяволы, бывшие рядом, сказали ей спуститься в могилу, что она и сделала было, но увидев пламя, поднимавшееся со дна, быстро выбралась наверх, говоря, что она не желает быть проклятой заодно с Пикаром и хочет спасти свою душу, после чего она сразу снова очутилась в своей комнате.
Мнение историков относительно личностей монахов Давида и Пикара – различно; одни (например Baissac в капитальном исследовании: Les grands jours de la sorcellerie (Paris 1890) видят в обвинениях Магдалины лишь выдумки истеричной нимфоманки, другие же например Michelet и Guaita считают их действительно за развратных священников.
Но суд обратил главное внимание на явно нелепые выдумки Магдалины о шабаше и сношениях с дьяволом, К тому же против Булле были приведены еще два поразительные доказательства колдовства, а именно, что он излечивал зубную боль и любил читать книги в черном и закопченном переплете.
Хотя Булле геройски вынес пытку, но тем не менее суд произнес возмутительный приговор, по которому тело Пикара должно было быть снова вырыто, Булле должен был быть скован с этим трупом и доставлен в таком виде на площадь, где и живой и мертвый должны были быть сожжены на костра, что и было исполнено 24 августа 1647 года на той же площади в Руане, где 216 лет перед тем была сожжена, также по обвинению в колдовстве, гордость Франции – Жанна д’Арк, дева Орлеанская.
Процесс Урбана Грандье
В 1632 году в монастыре урсулинок в Лудюне началось беснование.
Оно выражалось преимущественно в бесстыдных жестах и речах, при чем настоятельница молодая, легкомысленная Жанна Бельсиель и многие сестры заявили, что их заколдовал священник церкви Св. Петра в этом же городе, Урбан Грандье, и что он проникает к ним ночью несмотря на запертые двери и имеет с ними половые сношения.
Урбан Грандье был молодой светский священник, имевший громадный успех у женщин и не скрывавший своих побед. В это время он имел любовницей девушку из хорошего рода Магдалину де‑Бру, ради которой он написал и свой известный трактат против безбрачия духовенства.
Настоятельница урсулинок, Жанна де‑Бельсиель, предлагала ему вакантное место духовника в своем монастыре, но он отказался, что надо думать, крайне раздражило Жанну, тем более, что в Лудюне все говорили о любовных авантюрах Грандье.
У этого молодого священника было не мало врагов, созданных его заносчивостью и дерзостью.
На первом месте понятно надо поставить всемогущего тогда министра кардинала Ришелье, который имел с Грандье столкновение еще в бытность епископом в Люсоне; кроме того Урбану Грандье приписывали памфлет против кардинала «1а Cordeliѐre».
Епископ города Пуатье, де‑ля‑Рошпозай, от коего зависел Грандье, был им недоволен, так как тот помимо епископа обращался прямо к архиепископу бордоскому Генриху де‑Сурдис.
Итак, когда у урсулинок началось беснование монахинь, то епископ де‑ля‑Рошпозай назначил туда экзорцистами явных врагов Грандье – священников Миньона, бывшего уже духовником урсулинок и Пьера Варрэ.
Понятно, что они еще более возбуждали монахинь к разным обвинениям против Грандье.
Последний, видя, что дело становится серьёзным, обратился с жалобой к городскому бальи (начальнику) М‑r de Cerisay (дe Серизай).
Последний лично убедился в искусственности беснований и нисколько раз обращался с жалобой к епископу, но, не получая ответа, написать письмо начальнику (official) округа Пуатье, в котором он указывал на подстроенность беснований и заклинаний.
Экзорцисты Миньон и Барре, говорит он, взаимно называют друг друга святыми.
Барре в своих заклинаниях поправляет дьявола в его грамматических ошибках и подсказывает ему, что тот должен говорить,
Однажды по его приглашению о. Руссо кордельер[3]вложил палец в рот одной из бесноватых, и та так жестоко укусила его, что бедный монах схватил ее на нос, крича: «караул! дьявол! дьявол!»
В это время в Лудюн приехал архиепископ Де Сурдиз (de‑Sourdis), и взял Грандье под свою защиту.
Он запретил отцам Миньону и Барре заклинать монахинь и приказал распределить последних для наблюдения по частным домам.
Беснование немедленно прекратилось, как по волшебству.
Но вскоре дело это возобновилось и надо думать прямо по указанию Ришелье.
В 1633 году в Лудюн приехал Жан Лобардемон, доверенный человек кардинала Ришелье. Это был бессердечный, бессовестный и низкий тиран, которого, Ришелье выпускал на своих врагов, когда надо было действовать слишком беззастенчиво. Как бульдог, Лобардемон обладал мертвой хваткой и уже не выпускал тех, в кого вцеплялся.
После его отъезда из Лудюна летом 1633 года в монастыре урсулинок, где у него были две родственницы, снова началось беснование, и монахини снова стали яростно обвинять Грандье.
Тогда Ришелье немедленно опять отправил Лобардемона в Лудюн, но на этот раз уже с миссией рассмотреть дело Урбана Грандье, при чем Людовик XIII, бывший вполне в руках Ришелье, дал Лобардемону противозаконные полномочия окончательно и безапелляционно решить это дело, несмотря на всякий протест и отводы со стороны Грандье.
Прибыв в Лудюн в декабре 1633 года, Лобардемон арестовал Грандье, не пожелавшего несмотря на предупреждения спастись бегством, и приступил к следствию.
Прежде всего он приказал прочитать в церквах изложение обвинений против Грандье с приказом всякому донести на Грандье, что он знает о нем дурного.
Выслушав много свидетелей касательно вообще жизни и нравов Грандье, Лобардемон однако отказался заносить в протокол благоприятные для Грандье показания.
Мать Грандье Жанна Д’Дэстиэвре (Jeanne d’Estiѐvre) подавала несколько раз протесты против такой юстиции, указывая на то, что свидетельства против Грандье вымогались угрозами и подкупом, и требуя отвода Лобардемона, как родственника двух монахинь урсулинок. Но сначала Лобардемон оставлял эти протесты без ответа, а когда один из них был ему передан через суд (Parlement), то он просто разорвал этот акт и под страхом наказания запретил передавать ему такие бумаги.
За другую просьбу, поданную Жанной Д’Дэстиэвре Лобардемону, последний приказал побить адвоката, писавшего просьбу, дабы он более не мешался в это дело.
Мать Грандье обратилась было в Парижский суд (Parlement), но Ришелье добился указа Государственного Совета (Conseil d’etat) о недействительности этой апелляции и о запрещении Парламенту Парижа или другим судам заниматься этим делом, как окончательно переданным в руки Лобардемона.
Так как Грандье никогда не имел никаких сношений с урсулинками, то он просил, с целью вывести их на чистую воду, чтобы им представили под его именем кого‑нибудь другого, но Лобарде– мон, понятно, отказал ему в этом.
Поэтому, когда Грандье был выведен на очную ставку с монахинями, то те заявили, что признают его, и что он является к ним по ночам, возбуждая в них сладострастие.
Между тем теперь в монастырь урсулинок были назначены новые экзорцисты, а именно капуцины Лактанс и Транкиль, в которых Лобардемон был вполне уверен. Ришелье выдавал этим экзорцистам крупное содержание и они старались его заслужить, возбуждая монахинь против Грандье.
Эти экзорцисты провозгласили с церковных кафедр, что дьявол под влиянием заклинаний должен говорить правду и может считаться достоверным свидетелем, а потому‑де Грандье, обвиняемый одержащими монахинь басами, несомненно виновен.
Но такие доктрины и вся процедура возбудили крайнее волнение в городе, где после этого никто не мог считать себя в безопасности.
Поэтому нотабли устроили собрание в муниципии и решили отправить жалобу самому королю. В этой жалобе они указали, что так как суд основывается ныне на показаниях дьявола, а последний естественно ненавидит честных и хороших людей, то такая процедура особенно опасна именно для лучших людей.
Но Людовик XIII отказался даже принять бальи, привезшего ему эту жалобу, а в то же время Лобардемон издал приказ, уничтожающей решение нотаблей в муниципии и запретил им впредь собираться и предпринимать что‑либо по этому делу под страхом штрафа 10 000 ливров и более.
Очевидно, что с этого момента Грандье был уже приговорен к смерти и Лобардемону оставалось только на свободе подстроить все необходимые по закону формальности.
На заклинаниях 26 февраля 1634 года настоятельница Жанна заявила, что на теле Грандье были стигматы дьявола.
После этого его подвергли мучительной операции отыскания стигмата, и фельдшер Манури лишь для вида нажимая на его тело пальцем заявил, что нашел два стигмата в наиболее секретных местах тела. Доктора, бывшие при этом, дали рапорт о мошенничестве Манури, но Лобардемон уничтожил этот рапорт и принял во внимание только протокол, подписанный фельдшером Манури и одним аптекарем.
Беснования и заклинания продолжались между тем своим чередом и заклинания часто устраивались публично в церквах для поучения собравшегося народа.
Впрочем тут не обходилось без комических сцен. Однажды монах Го из Тура заклинал одну монахиню, но так как дело затянулось, то о. Лактанс вскричал, что Го ничего не понимает в заклинаниях. Го ответил ругательствами, Лактанс также и наконец Лактанс и ярости приказал бесу, сидящему в монахине, дать Го две оплеухи, что тот немедленно и исполнил, явно признав таким образом превосходство Лактанса и его власть над собой.
Другой раз бес среди всякой чепухи заявил устами одной из монахинь, что жена Лобардемона ставит ему рога.
Это показание дьявола, признаваемого, как мы говорили, достоверным свидетелем, было подобно всем речам бесноватых занесено в протокол, и Лобардемон скрепил его своей подписью, написав внизу страницы: «я свидетельствую, что это правда» (j’atteste que c’est vrai).
Впрочем смеяться никому не приходило в голову, ибо Лобардемон развесил объявления, в коих угрожает жестокими наказаниями за насмешки над экзорцистами или над монахинями.
Несомненно, что многие монахини и особенно Жанна Бельсиель, помимо настоящих истерических припадков, часто просто притворялись и действовали по предварительному уговору с Лобардемоном.
28‑го апреля экзорцисты приказали бесу Асмодею, который сидел в Жанне де‑Бельсиель принести подлинный акт, коим Грандье продал свою душу дьяволу.
Асмодей отвечал, что акт этот находится в аду в кабинете Люцифера и что он может доставить его только на следующий день. И действительно, в назначенный час Асмодей передал Лобардемону рукой госпожи Бельсиель следующий поразительный акт.
Сохранившийся до нашего времени оговор Урбана Грандье с Дьяволом
«Господин властитель! я признаю вас моим богом и обещаю служить вам до конца жизни. Теперь я отрекаюсь от всех других: от Иисуса Христа, от Марии и от всех святых на небе и от католической апостольской Римской церкви и от ее учения и от молитв за меня.
Я обещаю поклоняться вам по крайней мере три раза в день и делать столько зла, сколько смогу, и соблазнять всякого, кого можно, и от всего сердца я отрекаюсь от крещения и от заслуг Иисуса Христа и на случай, если бы я хотел раскаяться, я даю вам мое тело и душу, и мою жизнь, как бы я получил их от вас, так как я навсегда и без раскаяния уступаю их вам.
Подписано тако: Урбан Грандье своей кровью».
Но этого было мало. 19‑го мая Жанна де‑Бельсиель представила письмо самого Асмодея, в котором этот дьявол со многими грамматическими ошибками писал, что завтра 20 мая в 6 час. пополудни он и его товарищ Грезиль и Аман выйдут из тела Жанны, оставив в знак своего выхода три небольшие надреза под левой грудью на теле и на рубашке. Подписал Асмодей.
Лобардемон, будучи уверен в своем чуде, пригласил на него всех нотаблей и объявил о нем народу.
Около 6 час. Жанну привели в торжественной процессии в церковь Св. Креста, где собралась масса народу.
Хотя бывшие здесь доктора Дункан и Килье требовали, чтобы Жанне связали руки, но Лобардемон нашел это излишним и приказал немедленно приступить к заклинаниям.
Жанна стала тогда корчиться в конвульсиях, а затем легла на левый бок и через некоторое время стала стонать.
Ее осмотрели и нашли под левой грудью три небольшие ранки.
Лобардемон и его приверженцы стали тогда восхвалять чудо; один из присутствующий осмелился было сказать, что он видел в руке Жанны ножик, коим она сама себя ранила, но его заставили замолчать.
Лобардемон потребовал от врачей, чтобы в своем рапорте они признали наличность чуда. Двое из них Дункан и Килье позволили себе смеяться над этим чудом, но затем должны были бежать из Лудюна, так как Лобардемон поспешил отдать приказ об их аресте
23‑го июня в ту же церковь св. Креста были приведены и Грандье, и бесноватые монахипи. Сначала Лобардемон предъявил Грандье 2 комочка из волос, крови и пепла, клочок бумаги, гусиное перо и пять соломинок и потребовал, чтобы Грандье объяснился по поводу этих предметов, ибо по словам бесов, это – талисманы для колдовства и знаки договора Грандье с дьяволом.
Обвиняемый отвечал, что он ничего не знает об этих предметах.
Тогда ему предложено было самому приступить к заклинанию монахинь. Грандье надел епитрахиль и приступил к экзорцизму. Но тут монахини превратились в настоящих фурий. Они стали поносить Грандье, бросали в него туфлями и кидались па него, дабы растерзать его, так что их еле удерживали. Они кричали, якобы от имени бесов, что Грандье их начальник, при чем Жанна де‑Бельсиель превосходила всех яростью и цинизмом.
Грандье оставался спокойным и молил Бога доказать его невинность.
Обращаясь к настоятельнице, Грандье задал ей вопрос по‑гречески, ибо по общепринятому мнению одержимые бесом могли говорить на всех языках.
Но Жанна от имени беса отвечала ему по‑французски. «Ах, как ты хитер! Ты ведь знаешь, что первый пункт нашего договора это не отвечать по‑гречески».
Так как смятение и ярость монахинь дошли до крайних пределов, и так как эти фурии действительно растерзали бы Грандье на части, то сцену эту пришлось прекратить и Грандье был снова отведен в тюрьму.
Но вскоре после этого случая некоторых монахинь и в том числе Жанну Бельсиель охватило раскаяние.
Они в церкви публично признали, что Грандье невинен, и что их обвинения – ложны, и Жанна в одной рубашке с веревкой на шее и со свечей в руках, в знак раскаяния, явилась к Лобардемону и со слезами признав, что она все выдумывала на Грандье, бросилась в сад и пыталась повеситься на дереве, но была спасена другими сестрами…
Лобардемон не растерялся. Он объявил, что это новая выходка дьявола, который теперь пытается ложью спасти своего верного слугу Грандье.
Итак, когда дьявол говорил против Грандье, то он не мог лгать, а когда за Грандье, то это была очевидная ложь. Тут не хватало логики, по Лобардемон о ней не заботился.
Монахин же подвергли надлежащему внушению и скоро они по‑прежнему стали взводить на Грандье всякие бессмыслицы.
8‑го шля Лобардемон наконец выбрал 12 подходящих людей, дабы под своим председательством судить Грандье. При этом он однако объяснил судьям, что если они вздумают давать голос за оправдание, то будут признаны сообщниками Грандье и из судей легко могут обратиться в обвиняемых.
18 августа 1634 года в 5 часов утра этот суд, далее не вызывая Грандье, признал его виновным в колдовстве и в наведении бесов на урсулинок и приговорил его к сожжению на костре и к предварительной пытке обыкновенной и чрезвычайной, дабы узнать имена его сообщников.
Лобардемон немедленно отправил в тюрьму фельдшера Фурно с приказом обрить у Грандье все волосы на теле и срезать ему ногти, под которыми иногда скрывается‑де талисман молчания. Однако фельдшер не исполнил последней части приказания.
Затем в 9 час. Грандье был приведен в заседание суда, куда в то время впустили и много любопытных.
Грандье спокойно выслушал чтение приговора, к которому он уже давно был приготовлен, и в трогательных выражениях безо всякого раздражения против судей заявил, что он никогда не занимался колдовством, что он отрекается от дьявола и умоляет Бога, чтобы кровь, пролитая Иисусом Христом послужила ему во спасение. Он просил судей умерить жестокость его мучений, но прибавил, что надеется твердостью в муках искупить грехи своей прежней жизни.
Эти слова произвели такое впечатлите на присутствующих и даже на судей, что Лобардемон поспешил удалить публику.
Затем Лобардемон предложил Грандье подписаться уже на готовом признании в колдовстве, аналогичном вероятно исповеди Гоффриди, но несмотря на все угрозы и обещания, Грандье решительно отказался это сделать. Напрасно судьи, желая успокоить свою совесть, убеждали Грандье сознаться, говоря, что раз они все единогласно признали его виновным, то очевидно они не ошиблись.
Отсюда Грандье немедленно перевели в комнату пытки. Тщетно он просил послать ему одного из двух выбранных им священников для исповеди.
Ему дали лишь ¼ часа для молитвы.
Молитва эта была услышана и записана г‑ном Обеном, помощником начальника полиции (M‑r Aubin lieutenant du prevôt).
В этой молитве Грандье просил у Бога отпущения грехов и помощи для перенесения страданий.
В заключение он просил Бога простить его врагам и обвинителям и оставлял на Его попечение свою мать.
Едва он окончил молитву, как палачи уже схватили его и приступили к пытке испанских сапогов (brodequins). Растянув его на спине они привязали к его ногам по две доски снаружи и внутри и стянули доски веревками оставив лишь небольшие дырки между оборотами веревки. В эти дырки они стали вгонять клинья ударами молотка. Кости Грандье скоро были раздроблены и на минуту он лишился чувств. Из 8 клиньев оставалось вбить еще четыре и палач показал их Грандье, «Вы можете принести еще целую охапку, мой друг», – кротко сказал пытаемый!
Вопрос о несуществующих сообщниках Грандье понятно никого не интересовал, но бывшие при пытке экзорцисты Лактанс и Транкнль все старались добиться от него признания, обещая ему уменьшение мучений. «Dicas, Dicas» (сознайся) в ярости кричал ему монах Лактанс под аккомпанемент ударов» молотка.
«Думаете ли вы, – отвечал Грандье этим бесноватым, что человеку позволено ложно сознаться в преступлении, чтобы избавиться от боли?»
Приведенные в бешенство стойкостью Грандье монахи схватили два оставшиеся клина и стали сами вбивать их с такой яростью, что ноги мученика обратились в настоящую кашу.
Но Грандье не произносил ни слова упрека ни судьям, ни своим мучителям и только молился.
Пытка продолжалась ¾ часа. Затем Грандье уложили на соломе и в полдень дали ему немного пищи.
В 4 часа его одели в пропитанную серой рубашку «Sambenito» и на телеге, так как сам он не мог двигаться, повезли на место казни.
Перед церковью Св. Петра, где Грандье был священником и перед монастырем урсулинок, процессия остановилась и Грандье вынули из телеги и поставили на колени, дабы он и здесь выслушал чтение приговора. Но не будучи в состоянии держаться на размозженных ногах, Грандье упал лицом на землю и так лежал, пока его снова не положили на телегу.
На площади Св. Креста был воздвигнуть костер, на котором был поставлен столб с железным сидением посредине. На этом сидении привязали Грандье, и милосердные монахи Лактанс и Транкиль, не будучи в состоянии дождаться палачей, сами подожгли костер.
Грандье было обещано, что когда огонь займется, то палач задушит его, затянув веревку, привязывающую его шею к столбу, но монахи сделали на этой веревке узлы, и палач не мог стянуть ее, так что Грандье сгорел живым.
Среди дыма и пламени костра многочисленная толпа слышала, как Грандье взывал: «Deus, Deus meus ad te de luce vigilo»[4] (псалом 62‑й) и «miserere mei Deus»[5].
Последние слова его были: «Боже, прости моим врагам».
По рассказам очевидцев все это время над костром кружилась группа голубей, улетевшая лишь, когда Грандье испустил последний вздох.
Казнь Урбана Грандье на костре
Так как согласно теологам того времени, дьявол может принимать все звериные формы за исключением агнца и голубя, являющихся символами Сына Божия и св. Духа, то монахи, дабы ослабить впечатлите, произведенное в народе появлением голубей, выдумали, будто они видели, как около головы Грандье кружилась большая черная муха (которую, понятно, толпе легко было проглядеть) видимо‑де бывшая дьяволом, явившимся за душой колдуна.
Мать Урбана Грандье, все усилия которой вырвать своего сына из рук Лобардемона остались тщетными, провела все это утро на коленях перед статуей Божьей Матери в церкви Кордельеров, и умоляла Св. Деву заступиться перед Своим Сыном Христом за ее сына, мучимого палачами.
Задыхаясь от рыданий, она наконец упала в обморок. Здесь ее нашел один монах‑кордельер и, приведя в чувство, отвел в часовню Notre Dame de Lorette, где отслужил за Грандье литургию «страсти».
* * *
Процессом Грандье мы закончим изложение процессов колдовства. Во всех них нас поражает не только возмутительное бессмыслие рассуждений судей, но также поразительная жестокость, которую они проявляли во имя Христа, делая из религии милосердия и любви – религию, достойную того самого дьявола, которого они так усердно преследовали.
[1]Георгий Хаан был письмоводителем у епископа; и он, и его сын Адам были также сожжены.
[2]Речь идёт о конфискациях имущества осужденных за колдовство в пользу судей или местного князя.
[3]Кордельер – член ордена Кордельеров – ветвь католического монашеского ордена францисканцев.
[4]Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я (Пс. 62).
[5]Помилуй, Господи.