Случайность или закономерность?

В ходе различных расследований, проводившихся конгрессом и судами, выяснилась, однако, не только причастность президента к сокрытию преступления в «Уотергейте». Оказалось, что он был в курсе дел многих других операций, осуществлявшихся созданной им в Белом доме группой «грязных трюков». Конечно, не каждая операция предварительно согласовывалась с ним, в этом и не было необходимости. Важно то, что в принципе такого рода операции считались дозволенными. В этом отношении представляют интерес высказывания самого Никсона на этот счет в интервью с английским журналистом Дэвидом Фростом в мае 1977 года. Фрост, в частности, коснулся вопроса о роли президента в проникновении в дом доктора Филдинга ¹.

– В какой последовательности развивались события?– спросил Фрост.– Нам известно, что Эрлихман в общих чертах говорил с вами.

– Я не помню, как конкретно развивались события. Вы, должно быть, помните, я был занят в то время, а вообще‑то я не припоминаю, чтобы мы обсуждали это проникновение со взломом.

– Перед тем как эти люди ворвались к Филдингу,– продолжает Фрост,– в августе, мне кажется, Эрлихман сказал, что он говорил вам о том, что Ханту и Лидди придется поехать в Калифорнию, чтобы найти нужную информацию. Что он рассказал вам об этом в то время?

– Я не припомню никакого разговора с Эрлихманом на эту тему. Мне известно, что он так сказал. Однако мне известны также его показания о том, что он не санкционировал проникновения со взломом и не знал ничего об этом плане, пока это не случилось; ему сообщили об этом постфактум... ‑

Итак, вопрос сводится к тому, говорил ли мне Эрлихман о том, что эти двое едут в Калифорнию. Может быть, и говорил. И если бы он и говорил мне об этом, то я дал бы ему «добро» (курсив мой.– Авт.).

Характерны ответы Никсона и по поводу иных тайных операций со взломом, проводившихся «водопроводчиками» и другими сотрудниками Белого дома.

Фрост спросил бывшего президента о плане проникновения в Брукингский институт в Вашингтоне. В Белом доме опасались, что один из сотрудников института подготовил разоблачительное исследование о политике США во Вьетнаме на основе документов Пентагона.

– А как насчет предложения подложить зажигательную бомбу в Брукингском институте? – спросил Фрост Никсона.– Как вам известно, были разговоры о том, что на какой‑то пленке записан разговор, во время которого вы просили именно об этом, не обязательно о том, чтобы подложить зажигательную бомбу, но просили провести тайное расследование.

– Я что‑то не припомню, чтобы я санкционировал проникновение со взломом в Брукингский институт... Но позвольте сказать вам, что если бы я узнал... если бы у меня были свидетельства, что Брукингский институт располагает этими документами, если бы я знал, что кто‑то в этом институте собирается издать их, то я предпринял бы самые решительные меры, чтобы вернуть эти документы ².

Ответы Никсона помогают воссоздать атмосферу, царившую тогда в Белом доме. Если сам президент, по собственному признанию, дал бы «добро» на вторжение со взломом, если он готов был предпринять «самые решительные меры», чтобы проникнуть в Брукингский институт, это говорит о том, что «грязные трюки» стали повседневной, будничной практикой бывших сотрудников ЦРУ и ФБР, взятых в штат Белого дома. Собственно, ради этих целей их и наняли на работу, снабжали деньгами из секретных фондов, направляли на совершение различных преступных акций. Характерный разговор произошел между советником президента Колсоном и заместителем руководителя Комитета по переизбранию президента Магрудером. Колсон в резкой форме выразил неудовольствие тем, что

Комитет по переизбранию затягивает осуществление планов тайных операций и не использует в должной мере Ханта и Лидди.

– Не пойму, чем вы занимаетесь,– заявил он,– то ли рыбу ловите, то ли сами наживку жрете. Это же просто абсурдно – иметь таких ребят и не использовать их. Если вы им не найдете применения, тогда не

‑5

исключено, что я сам их использую (подчеркнуто мною.– Авт.).

В Белом доме исходили из того, что, коль скоро эти преступные акции совершались с одобрения президента или его помощников, они становились законными. В связи с этим Фрост спросил Никсона:

– Вы утверждаете: «Если это приказывает президент, это становится законным». Но есть ли в конституции или в Билле о правах какое‑то положение, из которого явствует, что президент – это верховный владыка, что он стоит над законом?

Р. Никсон, естественно, вынужден был ответить:

– Нет, такого положения нет⁴.

Тем не менее он ставил себя и своих подчиненных над конституцией, над законом. Делалось это обычно под прикрытием фальшивых ссылок на необходимость обеспечения «национальной безопасности» от «коммунистической угрозы». В Белом доме сознательно играли краплеными картами антикоммунизма. О том, с каким циничным расчетом велась эта игра, красноречиво свидетельствует докладная помощника президента Холдемана юридическому консультанту президента Дину от 10 февраля 1973 года. В ней без обиняков предлагалось инспирировать публикацию сообщений о том, что антивоенные, антиправительственные выступления оплачивались из‑за рубежа. «Необходимо,– указывал Холдеман,– чтобы наши люди опубликовали статью о том, что для проведения демонстраций против президента в 1972 году были использованы деньги из‑за рубежа или коммунистов»⁵.

Другими словами, помощник президента предлагал подготовить антикоммунистическую фальшивку, с тем чтобы ее использовать для подавления выступлений социального протеста. Это была не новая тактика. На протяжении десятилетий многочисленные карательные органы вели преследование прогрессивных, демократических сил, грубо нарушали элементарные конституционные права американцев, прикрываясь ширмой антикоммунизма. Как отмечалось в Программе Коммунистической партии США, уловки антикоммунизма «используют в нашей стране, чтобы сеять замешательство, вносить раскол и подавлять сопротивление, а за границей – для придания благородной видимости священного похода циничной

политике покорения».

В полном соответствии с нравами ФБР и ЦРУ участники «уотергейтской операции» привыкли считать, что антикоммунистическая деятельность может вестись (и она действительно велась) вне рамок закона. «Мы не являемся преступными элементами»,– заявил участник «уотергейтского взлома» Баркер сенаторам. Он сказал, что «гордится» другими участниками операции, особенно Стерджисом – ведь он «является убежденным борцом против коммунизма». А антикоммунизм давал право на индульгенцию.

Проникновение в штаб‑квартиру демократов в «Уотергейте» и последующие разоблачения явились катализатором острой политической борьбы. Вместе с тем и сами эти разоблачения, многочисленные факты о «грязных трюках» Белого дома, коррупции и попытках сокрытия преступных актов оказались преданными гласности только в результате этой борьбы.

Развернувшаяся в США борьба вокруг «уотергейтского дела» – тема специального и всестороннего исследования. Ряд советских ученых уже высказали соображения на этот счет. С. Н. Кондратов, сопоставляя «уотергейт» и Вьетнам, отмечает, что это две кульминации послевоенного развития Соединенных Штатов, их политики. Вьетнамская авантюра – внешнеполитическая кульминация, подорвавшая «самонадеянность силы». «Уотергейтский скандал» – своеобразная внутриполитическая кульминация. Методы «холодной войны» были взяты на вооружение внутри страны в борьбе за Белый дом, в соперничестве двух буржуазно‑законных, лояльных партий. С. Н. Кондратов отмечает также, что Белый дом в последние годы вел войну во Вьетнаме, действуя все чаще в обход конгресса. Борьба вокруг «уотергейта», по его словам, возникла «на этом фоне соперничества законодательной и исполнительной власти. Это реванш конгресса, демонстрирующий теперь новое, напряженное равновесие между Белым домом и Капитолийским холмом». В. С. Зорин связывает «уотергейтское дело» с борьбой за власть среди могущественных монополистических групп. «История изгнания из Белого дома Р. Никсона,– по его словам,– позволяет, быть может, наиболее наглядно рассмотреть как проявления этой острейшей борьбы, так и способы достижения какого‑то подобия политического равновесия между группировками». Он также подчеркивает значение противоборства между Белым домом и конгрессом: «...в ходе «уотергейтского дела» личность Никсона была моментом второстепенным, а главной целью были ограничение президентских прерогатив и расширение

полномочии конгресса».

Настоящие очерки посвящены только некоторым, главным образом морально‑политическим аспектам «уотергейтского дела» и не ставили перед собой задачу рассмотреть развернувшуюся вокруг него борьбу по широкому кругу вопросов внутренней и внешней политики, ее глубокие и многообразные причины. Эта борьба шла на многих фронтах: между республиканской и демократической партиями и фракциями внутри этих партий, между законодательной и исполнительной властью, между вашингтонской бюрократией и Белым домом, между различными группами финансовой олигархии. Важным вопросом, вызвавшим острые разногласия в правящем лагере, являлось использование государственного аппарата исполнительной властью в своих узкогрупповых интересах. По мнению влиятельных кругов правящего лагеря, Никсон нарушил традиционные «правила игры», которой следует придерживаться в политической жизни. Он стал в широких масштабах использовать карательно‑репрессивные органы (ФБР, ЦРУ, а также налоговое ведомство и многие другие) для борьбы против своих политических противников из числа буржуазных деятелей и даже создал в рамках Белого дома специальные группы в этих целях. Эти представители правящего лагеря считали нормальным, когда государственные органы вели слежку и преследование борцов за социальную справедливость и мир. Однако Никсон шире, чем его предшественники в Белом доме, стал те же методы и средства использовать против известных буржуазных деятелей, руководителей ведущих органов массовой информации, ректоров университетов. «Он,– по оценке Компартии США,– зашел слишком далеко в отбрасывании традиционных процессов буржуазной демократии» ¹⁰. Политические круги, добивавшиеся широкого расследования «уотергейтского дела» и отставки Никсона, хотели обезопасить себя. Заботились они не о демократии для широких масс, а для себя, для властвующей элиты в целом. В рамках этой борьбы одни группировки хотели укрепить свои позиции за счет других, потеснить своих конкурентов.

«Уотергейт» отражает глубокий кризис буржуазной демократии. «Новый этап общего кризиса капитализма,– указывали американские коммунисты в 1974 году,– проявляется в нынешнем политическом кризисе, в упадке буржуазной демократии. Политический кризис является результатом роста сложных проблем, с которыми сталкивается монополистический капитализм, по самой своей природе являющийся антидемократическим. Эти проблемы становятся все более острыми вместе с продолжающимся ростом монополий и государственного вмешательства. Новая фаза общего кризиса капитализма отражается в усиленном разжигании расизма, в наступлении на жизненный уровень и организации трудящихся, в нападках на демократические институты» ¹¹.

Кризис буржуазной демократии отразился в усилении политической роли военно‑промышленного комплекса, в судебном и полицейском произволе, в деятельности ФБР, ЦРУ и других репрессивных органов. Ведя явную и тайную войну против всех неугодных, они прибегают при этом к методам террора и провокаций, организуют тотальную слежку, грубо нарушая законность и Билль о правах. В условиях подъема массовой борьбы 60‑х и начала 70‑х годов правящий класс, не отказываясь от методов социального маневрирования и частичных уступок, широко использовал и метод открытого насилия. Это двухпартийная политика, которую проводили администрации президентов‑демократов и президентов‑республиканцев. Особенно широких масштабов расправы с неугодными достигли при JI. Джонсоне и Р. Никсоне. В своей Программе американские коммунисты констатировали в 1970 году: «Угнетение и насилие приобрели чудовищный размах. Убийства общественных деятелей стали обычным явлением, как и убийства вообще, взрывы бомб и поджоги, к которым постоянно прибегают бандиты из числа ультраправых расистов. Полиция бесконтрольно зверствует и сеет смерть; на выступления социального протеста и бунт отвечают применением вооруженной силы; угнетаемые меньшинства обречены на массовое истребление» ¹².

Те же методы американский империализм применял на международной арене. «Правители нашей страны ведут истребительные войны, примером которых может служить Вьетнам. Они вмешиваются в дела чужих стран, отправляя туда вооруженные силы, прибегая к заговорам ЦРУ и к другим средствам подавления свободы повсюду в мире ради сверхприбылей

гигантских трестов США».

Характерно, что непосредственные участники и соучастники проникновения в «Уотергейт» (Хант, Лидди, Маккорд, Баркер, Болдуин и другие) и исполнители других «грязных трюков» Белого дома (Уласевич, Колфилд) либо работали в прошлом в ЦРУ, ФБР и полиции, либо были с ними тесно связаны. Там они приобрели профессиональные навыки. Говоря словами Лидди, они были «солдатами». Но война, которую они привыкли вести, была война против сил демократии и мира, а методом, которым её вели, было узаконенное беззаконие. Характерно, что лица, посредничавшие в незаконных сделках между монополистами и Белым домом (Мэхью, Беннет и другие), также были тесно связаны с ЦРУ и другими спецслужбами.

Американские авторы обычно замыкают цепь событий, приведших к «уотергейтскому делу», на особенностях характера Никсона, его подозрительности, мстительности, нетерпимости и тому подобное. Некоторые из этих авторов были его политическими противниками и задним числом пытаются теперь свести с ним счеты, но уже не в реальной жизни, а на страницах своих сочинений. При этом преследуется и другая, более широкая цель: дискредитировав одного человека – президента, вывести из‑под огня критики саму социально‑политическую систему, породившую «уотергейт».

«Уотергейт » отражает моральное разложение правящего класса, рост преступности в его рядах. Многие участники «уотергейтского дела» казались людьми весьма респектабельными по американским понятиям. Это не банда уголовников, а лица с университетскими дипломами, с высоким общественным положением. Среди них три министра – два министра юстиции (Митчелл, Клейндинст) и министр торговли (Станс), помощники президента (Холдеман, Эрлихман) и другие лица, занимавшие высокие посты в государственном аппарате и в республиканской партии. Среди них и представители монополистической верхушки типа мультимиллионеров Хьюза и Веско, руководители 20 крупных корпораций ¹⁴. И все они оказались замешанными в совершении уголовно наказуемых преступлений – от заговора в целях совершения вторжения со взломом до попытки сокрытия преступления. Участники проникновения в «Уотергейт» были лишь послушными пешками представителей правящей элиты. Для них, рядовых исполнителей, высокопоставленные политические деятели служили эталоном поведения. У Маккорда, одного из участников вторжения в «Уотергейт», спросили, почему он согласился участвовать во вторжениях со взломом и незаконном подслушивании телефонных разговоров, он ответил:

– Был ряд причин, связанных с принятием мной решения сделать это. Одной из причин, и очень важной для меня, было то, что, по словам Лидди, министр юстиции Джон Митчелл в своем служебном кабинете лично рассмотрел и одобрил операцию. Во‑вторых, эти решения принимались при участии юрисконсульта президента Джона Дина ¹⁵.

Деятели демократической партии, стремясь нажить политический капитал, пытались свести «уотергейтский скандал» к «упадку морали» в рядах республиканской партии. В действительности моральное разложение, коррупция, связь политики и преступности не являются монополией только одной из двух буржуазных партий. Это двухпартийные явления. Один лишь пример на этот счет: взятки от Хьюза принимали и республиканцы, и демократы. Среди последних был, например, сенатор Г. Кэннон, получивший от 30 до 70 тысяч долларов ¹⁶. Другой пример. Летом 1980 года в Вашингтоне произошел очередной крупный скандал, получивший название «Биллигейт». На этот раз в получении взяток от одной из арабских стран оказался замешанным брат президента Картера – Билли Картер.

Характерно и то, что многие высокопоставленные участники «уотергейтского дела» (банкир Ребозо, финансист и промышленник Веско, адвокат Чотинер, менеджер Мэхью и другие) были связаны с организованной преступностью, поддерживали деловые отношения с ее главарями. Более того, в Белом доме не чурались пользоваться услугами преступных элементов. Характерен эпизод, о котором поведал Джон Дин. Однажды зимой 1973 года президент увидел из окна человека с большим антивоенным плакатом в руках. Президент выразил свое неудовольствие и потребовал, чтобы плакат был немедленно убран. «Я,– рассказывает Дин,– поспешил к Дуайну Чэпину. Тот сказал, что он вызовет нескольких «головорезов», чтобы они выдворили этого человека из парка Лафайетта. Потребуется несколько

часов на то, чтобы они прибыли, но зато они хорошо справятся с делом». Некоторые сотрудники Белого дома принимали непосредственное участие в досрочном освобождении уголовных преступников. Не является ли подобное утверждение преувеличением? Обратимся к документам. При расследовании «уотергейтского дела» стала известна докладная записка, написанная советником президента Колсоном юрисконсульту президента Дину. Приведу его полностью:

«Совершенно секретно особой важности.

Белый дом. Вашингтон.

30 декабря 1971 г.

Докладная записка – Джону Дину от Чака Колсона Прилагаемый материал является слишком горячим, чтобы я мог этим заняться. Мне звонил Смазерс (бывший сенатор от Флориды, близкий друг Никсона.– Авт.), как я думал, просто, чтобы поговорить о политике. Но когда он стал излагать дело, я включил магнитофон. При сем я прилагаю

полную запись. Как из нее явствует, он ясно изложил суть вопроса. Я думаю, что если в наших силах что‑либо сделать, мы должны это сделать. С другой стороны, учитывая, какие личности вовлечены в это дело, я думаю, что здесь следует соблюдать крайнюю осторожность. Я заверил Смазерса, что вскоре позвоню ему, поэтому я буду признателен вам, если вы как можно скорее посоветуете, как нам следует поступить. Пожалуйста, переговорите со мной, прежде чем дело пойдет дальше. Я убежден в том, что, учитывая решение Смазерса поддерживать президента в будущем году, нам лучше заняться этим делом, а не спустить его на тормозах.

По очевидным причинам с прилагаемым должны ознакомиться только Вы, и оно должно остаться в том же виде» ¹⁸.

Текст докладной напечатан на машинке. Но наверху и внизу рукой автора написано: «Только для ознакомления». Эта формула используется на самых секретных документах. Что же заставило помощника президента ставить такой гриф? Послушаем, что говорил Джон Смазерс Колсону. Он попросил, чтобы президент Никсон помог освободить из заключения некоего Кэлвина Ковенса, которых! был осужден в 1963 году за незаконную сделку.

Поясняя политическую выгоду, которая ожидает Никсона, Смазерс сказал: «Я действительно считаю, что с политической точки зрения было бы очень предусмотрительно, если президент сделает это (добьется освобождения Ковенса.– Авт.)». Это, по словам Смазерса, может обеспечить ему голоса евреев в городе Майами.

Через семь дней преступник был на свободе.

А некоторое время спустя Ковене внес 30 тысяч долларов наличными в Комитет по переизбранию президента Никсона.

В ходе уотергейтских расследований было обращено внимание и на досрочное освобождение одного из боссов Мафии в штате Нью‑Джерси, Анджело Де Карло по кличке Мошенник. Де Карло занимал высокий пост «капитана» («капо») в «семье» Дженовезе. Занимался вымогательством и другой преступной деятельностью. Однажды избил до полусмерти некоего бизнесмена Саперстейна, добиваясь от него денег. Тот чудом выжил, сообщил в полицию, но предупредил, что опасается за свою жизнь. Действительно, вскоре он умер от отравления¹⁹. В 1970 году Де Карло по обвинению в вымогательстве был осужден на 12 лет. Кто из политических деятелей ходатайствовал за него – осталось тайной. Известно лишь, что Дин принес президенту текст указа о помиловании, и Никсон подписал его. Это было за две недели до выборов 1972 года.

«Уотергейт» отразил процессы развития государственно‑монополистического капитализма, роста военно‑промышленного комплекса. Беспрецедентное увеличение военных расходов, расширение государственного вмешательства в экономику ведут к тесному переплетению государственных ведомств и крупнейших корпораций, к созданию условий для процветания коррупции. Многомиллиардные правительственные заказы, совместные частно‑государственные программы, различные льготы и поблажки монополиям становятся источником баснословных прибылей для бизнесменов и взяток для чиновников. Рост ГМК усилил борьбу между крупнейшими монополистическими объединениями за влияние на администрацию и конгресс. Отсюда щедрые пожертвования – легальные и тайные – в избирательные фонды буржуазных деятелей – республиканцев и демократов.

«Уотергейт» стал символом «политики со взломом», коррупции и беззакония в высших эшелонах власти. В этом смысле «уотергейт» возник задолго до самого «уотергейтского дела». И он остался неотъемлемым элементом американской политической системы и после того, как конгресс и суды прекратили свои разбирательства «уотергейтского дела», а его осужденные участники угодили за решетку, а затем вышли на свободу.

Конечно, самого «уотергейтского дела» могло и не быть, окажись ночной сторож менее, а взломщики – более внимательными. И тогда длинный список нераскрытых уголовно‑политических преступлений пополнился бы еще одним. Но какое‑то из них рано или поздно должно было всплыть на поверхность. Поэтому как политический скандал «уотергейт» был неизбежен. К нему вели и привели многие пути‑дороги современной Америки. Он возник не на глухих закоулках американского буржуазного общества, а на пересечении его центральных магистралей. Так же как и комплекс «Уотергейт», возвышающийся в центре столицы. И поэтому никакие лицемерные кампании Вашингтона в «защиту прав человека» не могут скрыть от мировой общественности факты морального разложения и нравственного упадка господствующего класса страны.

Дело закрыто, но...

В национальном архиве в Вашингтоне есть комната без окон; куда по специальным пропускам имеют доступ лишь несколько правительственных чиновников. За стальной дверью хранится политический динамит – магнитофонные записи разговоров Р. Никсона, общая продолжительность звучания которых четыре тысячи часов. Четыре тысячи часов – это почти четверть мил­лиона минут. А каждая из них может содержать нечто такое, что в случае опубликования отнюдь не порадо­вало бы многих политических деятелей США, в том числе таких известных, как А. Хейг, Г. Киссинджер, а также Г. Бейкер – лидер республиканцев в сенате, ко­торой в свое время был одним из руководителей сенатской комиссии по расследованию «уотергейтского скан­дала», но одновременно, по словам журнала «Тайм», «сохранял подозрительно теплые отношения с Белым домом».

В прошлом каждое обнародование записей разгово­ров в Овальном кабинете президента напоминало взрыв бомбы, который высвечивал поведение различных дея­телей в ходе расследования «уотергейта», их соучастие в различных неблаговидных делах. Запись разговора 4 июня 1973 года позволила установить роль Хейга в проведении операции «Cover up»: он лично советовал Никсону избегать точных ответов, ссылаться на то, что, дескать, «не может вспомнить»1. А сколько еще таких разоблачений таят в себе эти пленки? Сегодняшний Вашингтон не заинтересован в том, чтобы придать их гласности и выяснить до конца все, что касается «уо­тергейтского дела» и связанных с ним событий той поры. Поэтому взрывоопасные пленки предпочитают держать за семью замками. Дело закрыто. Оно должно быть предано забвению.

И тем не менее...

Журнал «Ньюсуик» провел в июне 1982 года опрос населения. На вопрос: «Считаете ли вы, что действия Никсона в связи с «уотергейтом» были настолько серь­езными, что делали необходимой его отставку?» – 75% опрошенных ответили утвердительно. Характер­но, что в 1974 году на этот вопрос дали утвердительный ответ 65%. Пожалуй, больший интерес представляют собой ответы на вопросы, касающиеся не личности Никсона, а политических нравов в стране. 61% опро­шенных ответили утвердительно на вопрос, уменьшил ли «уотергейт» их доверие к федеральному правитель­ству и его институтам. На вопрос: «Думаете ли вы, что злоупотребления президентской властью, которые были вскрыты в связи с «уотергейтским скандалом», могут легко повториться вновь, или вы считаете, что уроки «уотергейта», возможно, предотвратят подобные зло­употребления?»– большинство американцев (53%) от­ветили утвердительно на первую часть вопроса: да, но­вые «уотергейты» возможны².

* * *

Главным организатором торжеств по случаю при­хода к власти новой администрации в январе 1981 года был назначен артист Фрэнк Синатра.

35 лет прошло с той поры, когда Синатра был по­четным гостем главарей организованной преступности, собравшихся в Гаване (см. с. 39). Он всегда был своим человеком среди королей организованной преступно­сти, со многими из них поддерживал дружеские связи. «Фрэнк хороший парень,– вспоминал о нем Чарли Лучано, бывший «босс всех боссов» Мафии,– и мы все гордились им». Симпатии были взаимными. Синатра подарил Лучано золотой портсигар, на котором было выгравировано: «Дорогому приятелю Чарли от его дру­га Фрэнка Синатра» ³.

Фрэнка Синатра всегда тянуло к сильным мира се­го – будь то мир преступности или мир политики. И он не брезговал никакими средствами, чтобы установить приятельские отношения с теми, кто «наверху».

После того как Синатра назначили распорядителем инаугурационных торжеств, журналисты обратились к новому президенту с вопросами относительно прошлого Ф. Синатра – известно ли ему о связях последнего с миром организованной преступности. «Мы слышали все это о Фрэнке не один год,– отвечал президент Уильяму Сэфайру,– но мы просто надеемся, что все это неправ­да» ⁴. У. Смит заявляет тому же Сэфайру, что ему «ни­чего не известно» о дружеских отношениях Синатра с преступниками.

Ф. Синатра обращается к властям штата Невада с просьбой выдать ему лицензию на участие в игорном бизнесе. Он был лишен этой лицензии двадцать лет на­зад за сомнительные связи с главарями Мафии. В роли поручителя выступает сам президент. В своем письме Рейган пишет, что считает Ф. Синатра «уважаемым че­ловеком – абсолютно честным и лояльным...» ⁵. Имея такую рекомендацию, Синатра не отказывает себе в удовольствии поиздеваться над членами комиссии, вы­дающей лицензии,– он уверен: исход дела предрешен.

– Скажите, мистер Синатра,– спрашивает один из членов комиссии,– с какой целью вы ездили в Гавану в 1946 году?

Синатра издевательски отвечает:

– Погреться на солнышке.

Как и следовало ожидать, Синатра получает иско­мую лицензию и возможность вновь заняться игорным бизнесом в Лас‑Вегасе.

Личность Фрэнка Синатра примечательна тем, что он как бы персонифицирует связи, существующие меж­ду политикой и преступностью.

...Закончились инаугурационные торжества, отсвер­кали праздничные фейерверки, наступили будни новой администрации, и, казалось, можно было бы и не вспо­минать Фрэнка Синатра. Можно было бы, если бы свя­зан с преступным миром был только он один. Прошло лишь несколько дней ее пребывания у власти, как было объявлено, что президент решил назначить министром труда бизнесмена Реймонда Донована⁶. И здесь прои­зошло непредвиденное, хотя и не случайное событие. Некий осужденный уголовник Ральф Пикардо случай­но увидел фотографию кандидата в министры и узнал его. Он сообщил в комиссию сената по вопросам труда и людских ресурсов (она проводила слушания на пред­мет утверждения Донована в должности министра), что знал его под именем Рей. В 1967–1968 годах не раз встречался с ним, и Рей передавал ему деньги от стро­ительной фирмы «Шиавон констракшн», совладельцем и вице‑президентом которой Донован являлся в то время.

Ральф Пикардо в то время работал в компании «ОК траккинг», принадлежавшей гангстеру Сальваторе Бригульо по кличке Салли Багз. Как сообщает журнал «Форчун», Бригульо являлся «рэкетиром, известным в Мафии наемным убийцей», который подозревался в том, что именно он убил в 1975 году президента проф­союза водителей грузовых машин Джеймса Хоффу⁷. Пикардо регулярно приносил Рею фиктивные счета за обслуживание строек грузовиками, а тот передавал ему деньги от компании «Шиавон». В действительности Донован оплачивал услуги иного рода: Бригульо и его громилы предотвращали любые выступления рабо­чих на стройках компании.

– Это гнусная и оскорбительная ложь,– с наиг­ранным возмущением заявил Донован,– у компании «Шиавон» безукоризненно честная репутация. Я не обращаю внимания на лживые, необоснованные и не­подтвержденные утверждения, на которые я вынужден был отвечать в ходе слушаний. Я прошел дотошную проверку со стороны ФБР. Один высокопоставленный официальный представитель ФБР называет меня «священнослужителем». Я ценю это, поскольку совесть моя чиста.

Так Донован и ФБР обменивались комплиментами.

ФБР делало вид, что ему ничего неизвестно о связях Донована с преступным миром. А между тем, еще до того времени, когда в сенате началось обсуждение кан­дидатуры Донована, ФБР уже располагало о нем до­статочным количеством материалов компрометирую­щего характера. Как сообщает журнал «Тайм», ни ФБР, ни министерство юстиции не сообщили сенату о том, что федеральные власти в течение семи месяцев подслушивали телефонные разговоры гангстера У. Масселли, члена «семьи» Дженовезе. В ходе этих разгово­ров не раз упоминалось имя Рея – Донована.

В целом информация, представленная сенату ФБР, «дана до странности неполной»⁸. Ведь расследованием прошлого Р. Донована занимались 62 агента ФБР под руководством его 8 ответственных сотрудников. Было опрошено 49 человек. «Как свидетельствуют факты,– утверждает журнал «Форчун»,– еще до начала слу­шаний в сенате члены Специальной расследовательской группы ФБР считали, что они собрали такое количест­во серьезных показаний против Донована, что новый президент должен был бы отказаться от его назначе­ния. Но Рейган настаивал на своем, и ФБР пришлось во время слушаний не раз оказаться в затруднительном положении» ⁹.

– Верно ли,– спросил сенатор Э. Кеннеди 21 ян­варя 1981 года у руководителя Специальной расследо­вательской группы А. Адамски,– что от четырех за­служивающих доверия источников ФБР стали известны утверждения о связях компании «Шиавон» с органи­зованной преступностью?

– Да, верно,– ответил Адамски.

– Правильно ли считать, что вы не можете ни под­твердить, ни опровергнуть этих обвинений? – спросил сенатор.

– Да, это так,– ответил представитель ФБР. Но он говорил заведомую ложь. Именно в этот самый день, 21 января 1981 года, А. Адамски представил своему шефу, директору ФБР, секретный доклад, подтвержда­ющий предположения о деловых связях компании «Шиавон» с организованной преступностью.

Поскольку скандал замять не удалось, министерст­ву юстиции пришлось назначить специального прокуро­ра для расследования дела Донована. Через пол года он опубликовал доклад, в котором отмечается, что ми­нистр не может быть привлечен к ответственности «из‑за отсутствия достаточно веских доказательств» его связей с Мафией. Видимо, прокурор долго и тщательно работал над этим определением. Чтобы угодить Белому дому, нужно было оправдать Донована. Но и отрицать его связи с преступным миром тоже было невозможно, ибо прокурора могли обвинить в попытке замолчать факты. Поэтому он и прибег к такой гибкой формуле, как «отсутствие веских доказательств»... Мол, кое‑ка­кие заявления о связях Донована имеются, но они не являются вескими доказательствами.

Тщетно в течение полугода председатель сенатской комиссии О. Хэтч и ее член сенатор Э. Кеннеди добива­лись от ФБР предоставить им возможность для озна­комления с магнитофонными пленками. В письме на имя министра юстиции от 19 марта 1982 года законо­датели подчеркивали, что эти пленки «имеют прямое отношение к установленной законом ответственности министра труда за соблюдение законов, касающихся рэкетирства в профсоюзах».

Но что значит ссылка на закон для министра юсти­ции, когда он сам давно с ним не в ладах? И о каком соблюдении закона может идти речь, когда на карту поставлен престиж администрации. Требование сената было отвергнуто. Сослались на то, что ознакомление сенаторов с содержанием магнитофонных записей можете поставить под угрозу жизнь одного информато­ра ФБР. Почему? На этот счет никаких объяснений дано не было. Довод этот выглядел тем более неубеди­тельным, что с полным содержанием записей уже были ознакомлены кроме специального следователя Силвер­мана 13 адвокатов!

Нетрудно понять, почему власти с таким упорством пытались держать пленки под замком. Точно так же вел себя Белый дом во время «уотергейтского дела». Вновь повторяется операция «Cover up» – сокрытие преступлений. Но даже то, что стало известно о содер­жании магнитофонных записей, проливает яркий свет на личность Донована и его контакты с гангстерами.

В своих разговорах У. Масселли, член Мафии, гра­битель и крупный торговец наркотиками, не раз упо­минал имя Рея. Может быть, простое совпадение? От­нюдь нет. Содержание разговоров показало, что они велись между Масселли и одним из руководителей компании «Шиавон». А среди должностных лиц ком­пании только одного звали Реем – Донована.

Поведали магнитофонные записи и о многом дру­гом. В 1979 году гангстерская «семья» Дженовезе уст­роила для руководителей компании «Шиавон» «увесе­лительную поездку» в Майами. Были сняты дорогие номера в лучших отелях, гостей‑бизнесменов потчева­ли изысканными блюдами. А рядом за теми же столи­ками сидели другие гости – из мира организованной преступности...

Как ни старались власти скрыть компрометирую­щие Донована факты, их становилось все больше и больше. Стали известны подробности отношений Доно­вана и Бригульо. Они не только занимались незакон­ными деловыми операциями, но и не раз совершали совместно «увеселительные поездки» вместе со своими любовницами...

Как реагировал сам Донован на то, что сенат про­должал заниматься расследованием его недавнего прошлого? В традиционном духе Мафии: используя угрозы и шантаж. Видимо, чувствуя высокую поддерж­ку, он не поостерегся лично пригрозить сенатору О. Хэтчу, что «использует частных детективов, которые займутся людьми из сенатской комиссии». Так ми­нистр труда США разговаривает с сенатором. Чего же тогда ждать от дружков министра из числа гангстеров? Они‑то знают, как надо заставить людей замолчать. Главному следователю сенатской комиссии Фрэнку Силби несколько раз звонили по телефону неизвестные лица и требовали «держать руки подальше от министра труда». В противном случае его жена и дети «могут оказаться в гробах».

Пустые угрозы, рассчитанные на слабонервных? Так могут считать только те, кто не знаком с нравами и традициями Мафии. Она ликвидирует гангстера Фурино, с которым, как установила сенатская комиссия, регулярно общался Донован. Его труп находят в багаж­нике автомобиля в Нью‑Йорке