Крупнейший в мире мошенник

Среди многочисленных персонажей «уотергейтского дела» одним из самых колоритных является мультимиллионер Роберт Веско. Это его деньги, тайком переданные для Никсона, были использованы для секретных операций «водопроводчиков». Рассказ о Веско поможет представить себе нравы, моральные ценности и жизненные ориентации монополистической верхушки, сделавшие возможным «уотергейт».

...На борт огромного реактивного самолета «Боинг‑707» поднимается человек, чью внешность сравнивали то с героями ковбойских фильмов, то со светским бонвиваном,– двухметровый гигант, с узким разрезом глаз, тонкими усиками, черными как смоль волосами. Он не обольщал доверчивую дочку миллиардера, чтобы проложить себе «путь наверх», не врывался в банки с темной повязкой на лице и с автоматом в руке. Этот человек, начавший «почти с нуля», действуя лишь шариковой ручкой, к тридцати пяти годам стал одним из самых богатых людей Америки; недоучка, на полпути бросивший учебу в инженерном колледже, он сумел создать себе репутацию «финансового гения»; мошенник, только в результате одной операции прикарманивший 224 миллиона долларов, получил от правительства США официальное свидетельство своей добропорядочности; авантюрист, который вел темные дела с главарями мафии, одновременно пользовался поддержкой Белого дома, а также королей, президентов и премьер‑министров нескольких иностранных государств. Рядом с этим человеком, которого окрестили самым крупным и удачливым мошенником мира, в течение многих лет постоянно находился его помощник по административным вопросам Дональд Никсон‑младший, племянник президента. Таков Роберт Веско, который одновременно вращайся в трех мирах – Большого Бизнеса, Большой Политики и Большой Преступности – мирах, которые не отделены друг от друга непроницаемыми перегородками, а скорее напоминают сообщающиеся сосуды.

На своем «Боинге» Веско облетел полсвета – Рим, Бейрут, Мехико, Лиссабон, Багамские острова, Коста‑Рику,– и повсюду он раскидывал свои финансовые силки, в которые попадались не только дилетанты, но и прожженные дельцы. На самолете‑гиганте помимо апартаментов хозяина – одиннадцать спальных отделений для гостей, столовая, салон, бар, дискотека, площадка для танцев, сауна, гимнастический зал...

Самому Роберту Веско «Боинг» не стоил ни цента. 20 миллионов долларов за него выложила корпорация «фэйрфилд дженерал», которую он возглавлял. Это был его стиль – проводить свои личные расходы по ведомости компаний.

Не многим дельцам удалось с такой скоростью подняться на вершину финансового Олимпа, как Роберту Веско. Сам он как‑то так сформулировал свое жизненное кредо: «Если кто‑нибудь станет мне поперек дороги, я отшвырну его прочь». И он отшвыривал их – конкурентов или ставших ненужными партнеров, которых уже обобрал. Каждый раз, когда Веско делал шаг вверх, беря очередную высоту, кто‑то из них летел в пропасть. Но эти правила финансового альпинизма, усвоенные и освоенные Веско, были лишь одним из слагаемых его успехов. Главным было то, что свою империю Веско воздвигал на нескольких китах – легальном бизнесе, связях с Вашингтоном, деньгах подпольного мира и мошенничестве.

...1 февраля 1973 г. в одном из кабачков Монреаля встречаются глава крупного канадского синдиката преступников Конрад Бучард и его старый сообщник по контрабанде наркотиков и операциям с крадеными ценными бумагами американец Фрэнк Перофф, ставший к тому времени осведомителем управления по борьбе с наркотиками. Бучард предлагает Пероффу полететь во Францию, там в районе Марселя получить партию в 100–200 килограммов героина и нелегально доставить его в Соединенные Штаты. Информация Пероффа о предостоящей операции вызвала поначалу большой интерес у сотрудников управления по борьбе с наркотиками и американской таможни. Но только до того времени, когда во время очередной встречи с работниками этих служб «Перофф упомянул о Роберте Веско, как о влиятельной фигуре на Багамах и человеке, связанном с организованной преступностью» Тогда Перофф обратился непосредственно к Белому дому; он сообщает, что кто‑то в правительственных ведомствах настойчиво пытается помешать расследованию связей между Р. Веско и гангстерами, занимающимися контрабандой наркотиков. Но и этот разговор не дал никаких результатов. Американский журналист Майкл Дорман, много лет расследовавший деятельность Роберта Веско, объясняет это так: «Имеются свидетельства того, что федеральные власти знали о связях между Веско и подпольным миром, но старались либо скрыть их, либо игнорировать... Веско стал своего рода связующим звеном между международным подпольным миром и Белым домом» ².

В 1970 году одна иностранная компания, намеревавшаяся вступить в деловые отношения с Веско, решила выяснить подноготную этого дельца. В результате расследования выяснилось, что главным источником, откуда Веско черпал доллары для своих финансовых авантюр, главным его тайным сообщником являлся некий Морт Циммерман. Этот бизнесмен из Далласа являлся подставной фигурой мафии, то есть обеспечивал легальное прикрытие для нелегальных операций ее боссов Карлоса Марчелло из Нового Орлеана, Сантоса Траффиканте из Флориды и других. Он проводил многомиллионные операции по «отмыванию» денег, полученных гангстерами, занимавшимися «акульим промыслом», нелегальным игорным бизнесом, рэкетирством и другой незаконной деятельностью. Многие главари гангстеров имели крупные пакеты акций в компаниях, возглавлявшихся Циммерманом. Один из боссов Мафии в Детройте – Майкл Полицци (Большой Майкл) имел 80 тысяч акций в его компании «Интерконтинентал индастриз» и занимал пост президента филиала этой компании – «Валли дай Каст», являясь тем самым деловым партнером Веско. Еще одним мошенником, снабжавшим деньгами Роберта Веско, был Джек Халфен, тесно связанный с королем Мафии Вито Дженовезе и боссом новоорлеанских гангстеров Карлосом Марчелло. Он также специализировался на «отмывании» денег преступных синдикатов и операциях с крадеными ценными бумагами.

Самой крупной аферой Веско, которая могла бы украсить хрестоматию по истории финансового мошенничества, является операция но ограблению межнациональной корпорации «Инвесторе оверсиз сервис» (ИОС), имевшей 700 тысяч пайщиков с общей суммой вкладов около трех миллиардов долларов. Пронюхав, что корпорация остро нуждается в наличных деньгах, Веско отправился летом 1970 года в Женеву, где встретился с директорами ИОС. Он пустил в ход все свое незаурядное умение представиться в качестве солидного бизнесмена, уверенного в себе и внушающего доверие другим. Директора корпорации, ломавшие себе голову над тем, как одолеть трудности, сочли, что появление Веско – это дар небес. Дьявола‑искусителя они приняли за ангела‑спасителя. Веско выторговал себе ключевые посты директора компании и председателя ее финансового комитета. Так закончилась первая фаза операции– штурм: не сделав ни выстрела, не понеся потерь, Веско овладел крупной финансовой крепостью, защитники которой сами распахнули перед ним ворота и торжественно внесли его на руках как спасителя.

Теперь под контролем Веско оказались важнейшие рычаги управления. Первое, что он делает,– помещает 5,5 миллиона долларов ИОС в «Батлере бэнк», то есть на полмиллиона больше, чем заем, предоставленный этим банком ИОС: помощь этой компании Веско оказал за счет ее же средств, не затратив сам ни цента. Добившись для своего ближайшего подручного Нормана Лебланка поста вице‑президента ИОС по финансовым вопросам, Веско приступает к осуществлению изощренного плана по перекачке капиталов компании в собственные сейфы: он проводит реорганизацию за реорганизацией, учреждает дочерние компании, проводит слияния, покупает и перепродает корпорации, вкладывает средства ИОС в различные предприятия, продает их, делает новые инвестиции, скупает крупные пакеты акций. На первых порах члены правления ИОС были довольны этим взрывом финансовой активности. Веско сулил им крупные барыши в самом недалеком будущем. Но при этом держал от них в тайне траектории перемещений крупных средств ИОС: совершив зигзагообразные движения, они брали курс на Багамы и оседали в «Батлере банк», который Веско сумел прибрать к рукам (теперь он назывался «Багамас Коммонуэлс бэнк»).

За короткий срок Веско умудрился выгрести из закромов ИОС 224 миллиона. Когда члены правления ИОС заподозрили недоброе, было уже поздно. Веско не ждал, пока пламя финансового скандала превратится в пожар, в котором он мог сгореть и сам: уж что‑что, а смываться он умел вовремя. Сев на свой роскошный «Боинг», он отправился в свою личную резиденцию в Коста‑Рике.

В каждом деле Веско любил действовать с размахом. Получение крупных барышей, естественно, требовало и крупных издержек. Веско никогда не мелочился, особенно если речь шла о приобретении политических связей. Во время своей вашингтонской Одиссеи Веско взял за правило не блуждать по бюрократическому лабиринту, а держать курс на самую вершину политического мира – туда, где принимаются важнейшие решения. Он искал расположения людей, стоявших у пульта управления. И готов был это расположение щедро оплачивать. В 1968 году Веско жертвует в фонд избирательной кампании Ричарда Никсона 100 тысяч долларов. Это был один из крупнейших взносов, полученных будущим хозяином Белого дома. Щедрость не остается незамеченной. На званом обед о в «Уолдорф Астория», где собралась нью‑йоркская знать, он удостаивается чести сидеть рядом с только что избранным президентом.

После прихода к власти администрации Никсона Веско устанавливает постоянные контакты с влиятельным помощником президента Джоном Эрлихманом, министром юстиции Джоном Митчеллом и другими лицами из ближайшего окружения Никсона. Ему удается установить деловые и приятельские отношения с братьями президента – Эдвардом и Дональдом. Сына последнего – 24‑летнего Дональда‑младшего он зачисляет к себе в штат помощником по административным вопросам. Поселяет его в своем особняке в Нью‑Джерси «на правах члена семьи», постоянно берет в деловые зарубежные поездки. В мире, где реклама – мощный ускоритель любого бизнеса, племянник президента одним своим присутствием делал для Веско больше, чем он мог бы получить от лучших мастеров паблисити с Мэдисон‑Авеню: он как бы удостоверял респектабельность Веско, его приобщенность к политическому клану, верховодившему тогда в Вашингтоне.

Веско, не стесняясь, пускает в ход механизм своих политических связей. И механизм срабатывает даже в весьма сложных ситуациях. Вот один из примеров.

В ноябре 1971 года, находясь в Женеве, Веско получает вызов в местный суд. Истец – одна из жертв махинаций Веско. Выслушав стороны, судья объявляет о своем решении. «Что он сказал?» – спрашивает у переводчика Роберт Веско, не понимавший по‑французски. «Он сказал, что вы находитесь под арестом».

Пока Веско проводил свою первую и последнюю ночь за тюремной решеткой, его адвокат бросился обзванивать его вашингтонских друзей. Уже несколько часов спустя в посольстве США в Берне раздался звонок Д. Митчелла. Его не интересовал вопрос, виновен ли Веско или нет. Министр юстиции потребовал, чтобы посольство добилось от швейцарских властей его немедленного освобождения. И утром следующего дня ворота старинной женевской тюрьмы Сант‑Антуан открылись перед Робертом Веско.

Вскоре Веско обращается с новой просьбой к своим вашингтонским друзьям. На этот раз – к Эрлихману. Теперь он хочет, чтобы «хорошие слова о нем» были сказаны послами США в странах, где Веско вел свои дела. Эрлихман посоветовался с Митчеллом, тот не возражал, хотя в это время комиссия по ценным бумагам уже вела расследование незаконных операций

Веско. И вот во многие американские посольства пошли депеши, предписывавшие оказывать Веско всю необходимую ему помощь и поддержку. Одна из телеграмм была направлена американскому посольству в Бейрут, где Веско намеревался поставить под свой контроль крупнейший на Ближнем Востоке банк. В телеграмме, отправленной 19 января 1972 года за подписью одного из руководителей ФБР, говорилось:

«МИНИСТР ЮСТИЦИИ СЕГОДНЯ СВЯЗАЛСЯ С НАМИ (с ФБР,– Авт.), ЗАЯВИЛ: ОН ХОЧЕТ, ЧТОБЫПОСОЛ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ В БЕЙРУТЕ ЗНАЛ О ТОМ, ЧТО МИНИСТР ЮСТИЦИИ И АДМИНИСТРАЦИЯ АБСОЛЮТНО УВЕРЕНЫВ ПОРЯДОЧНОСТИ РОБЕРТА ВЕСКО, КОТОРЫЙ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ НАХОДИТСЯ В БЕЙРУТЕ» ³.

Конечно, машина политических связей требовала постоянной смазки. В марте 1972 года в разгар предвыборной кампании Веско встречается с Морисом Стансом, руководителем комитета по сбору средств на ведение избирательной кампании за переизбрание президента Никсона.

– Я не пожалел средств на избрание Никсона в 1968 году,– напоминает Веско,– и готов вновь проявить щедрость.

Веско сразу же дает понять собеседнику, что не собирается заниматься благотворительностью.

– У меня,– говорит он,– возникли проблемы с комиссией по ценным бумагам.

– Сколько вы собираетесь внести на этот раз? – деловито осведомился Станс.

– Я намереваюсь внести полмиллиона,– многозначительно произносит Веско, зная, какой эффект произведет названная им сумма,– двести пятьдесят тысяч в ближайшее время и еще двести пятьдесят тысяч – несколько позднее.

Обсудили вопрос, в какой форме будет сделан взнос. Станс предпочитал получить деньги наличными. Веско вновь напомнил собеседнику о своих проблемах с комиссией по ценным бумагам. Станс немедленно позвонил Митчеллу, который лишь незадолго перед этим оставил пост министра юстиции, чтобы возглавить Комитет по переизбранию президента. Митчелл сразу же принял Веско, внимательно выслушал его и обещал помочь замять расследование. А вскоре посланцы Веско вручили Стансу 200 тысяч.

Посланцам Веско не терпелось сразу же получить проценты с инвестированного капитала. Они прямиком отправляются к председателю комиссии по ценным бумагам Г. Кейзи. Однако встреча не дает желаемых результатов. Среди следователей комиссии были политические противники республиканской партии и лично президента Никсона. В их досье к тому времени уже накопились десятки фактов неблаговидной, а точнее, незаконной деятельности Веско. Поэтому попытка закрыть дело Веско могла бы вызвать политический скандал. И Кейзи предпочитает не рисковать своей карьерой.

Но Веско не было дела до чужих мозолей, когда ему не давала покоя собственная зубная боль. Он продолжает оказывать давление на администрацию и руководящих деятелей республиканской партии. По просьбе Митчелла юрисконсульт президента Дин доложил Никсону о деле Веско. Президент обрушился с бранью на «мальчиков» из комиссии по ценным бумагам, которые «следят за всеми». Под нажимом Белого дома комиссия по ценным бумагам не стала придавать гласности материалы дела Веско – но только до ноябрьских выборов. Веско же нуждался не в отсрочке, а в прекращении расследования. Но в этом президент был бессилен ему помочь. Петля уотергейтских расследований все теснее сжималась вокруг него самого. Следователям комиссии по ценным бумагам удалось узнать о тайном взносе Веско. Этот вопрос начал разбираться в федеральном большом жюри. В Белом доме с тревогой следили за ходом разбирательства.

21 марта 1973 года в своем Овальном кабинете президент совещался с ближайшими советниками – Эрлихма‑ном, Холдеманом и Дином. Дин доложил о проблемах, помимо «уотергейтского дела», с которыми сталкивается Белый дом:

«В Южном округе (Нью‑Йорка) идут заседания большого жюри. Они занимаются Митчеллом и Стансом в связи с Веско* Речь идет о взятке и использовании влияния. Они пытаются притянуть к этому делу и Эрлихмана. Очевидно, Эрлихман также имел встречи с Веско. Дональд Никсон‑младший пару раз заходил к Джону (Эрлихмаку.– Ает.) поговорить по этому вопросу» ⁴.

Выслушав Дина, президент не выразил удивления: видимо, он уже был в курсе дела.

10 мая большое жюри вынесло заключение по делу Митчелла, Станса, Сирса и Веско (заочно). Они обвинялись в том, что в течение двух лет находились в преступном сговоре с целью воспрепятствовать комиссии по ценным бумагам и генеральному счетному управлению (ведомство, наблюдающее за проведением в жизнь законов о финансировании избирательных кампаний) в осуществлении своих функций.

Сам Веско не присутствовал на разбирательстве в большом жюри. Еще в 1972 году он предусмотрительно укрылся в столице Коста‑Рики – Сан‑Хосе, где обосновался вместе со своей семьей, с помощником и неизменным спутником Дональдом Никсоном‑младшим в роскошной вилле, приобретенной за 500 тысяч долларов. По некоторым данным, Веско прихватил с собой на Коста‑Рику 250 миллионов долларов наличными.

14 января 1976 года федеральное большое жюри обвинило Веско и шестерых его сподручных в преступном сговоре с целью ограбления «Инвесторе оверсиз сервис». Но мошенник по‑прежнему оказался вне досягаемости судебных исполнителей. Американские власти не предприняли необходимых усилий, чтобы добиться его высылки в США. Находясь то в Коста‑Рике, то на Багамах, он продолжал расширять свою империю, созидать с помощью подставных лиц все новые компании, укреплять хорошо оплачиваемую дружбу с сильными мира сего.

«Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся...» Сотни тысяч вкладчиков «Инвесторе оверсиз сервис» насытились правдой уже давно: материалов, разоблачающих финансиста‑грабителя, более чем достаточно. Теперь они алчут и жаждут возвращения своих сбережений. Но доллары Веско выходят победителями в поединке с американским правосудием. Последует ли за преступлением наказание? Блажен, кто верует...

* * *

Этот очерк был уже написан, когда в американской печати появились сведения о новом скандале, связанном с Веско. Адвокат Спенсер Ли заявил, что Веско обещал ему дать миллион долларов, если он устроит встречу представителей Веско с ближайшими советниками президента Картера. Ли имел беседу со специальным помощником президента Ричардом Харденом. Тот сообщил о беседе президенту. Картер написал записку тогдашнему министру юстиции Г. Беллу с просьбой принять Ли.

Большое жюри, разбиравшее это дело, решило не возбуждать судебного преследования. Старшина присяжных Ральф Алмер обвинил министерство юстиции в том, что оно занималось «манипулированием», с тем чтобы скрыть действительные факты. Эти действия властей Алмер охарактеризовал как «cover up» – то самое слово, которое столь часто употреблялось при расследовании «уотергейтского дела»...

Что искали взломщики?

А теперь вернемся к непосредственным причинам, которые привели к вторжению в «У отер гейт». Известие об увольнении Мэхью поначалу в Белом доме встретили с ликованием. Против него самого они ничего не имели. Но Мэхью нанял в качестве вашингтонского представителя Хьюза Лоуренса О’Брайена. Тот получал 15 тысяч долларов ежемесячно и выполнял ряд деликатных поручений Хьюза. Теперь в Белом доме с радостью ожидали, что вслед за Мэхью будет уволен и О’Брайен.

Неприязнь Никсона к этому видному деятелю демократической партии, тесно связанному с кланом Кеннеди, имела давнюю историю. В свое время О’Брайен руководил успешной избирательной кампанией Джона Кеннеди на президентских выборах 1960 года. У злопамятного Никсона осталось острое чувство недоброжелательства по отношению к одному из виновников его поражения. Бебе Ребозо не раз с упреком говорил Даннеру: если Хьюз искренне заинтересован в поддержке президента Никсона, почему же тогда был нанят О’Брайен? ¹

Придя к власти, Никсон сразу же стал искать пути свести счеты с О’Брайеном. Холдеман и Эрлихман постоянно требовали от подчиненных «информации, компрометирующей О’Брайена». По его следу пустили сыщиков Белого дома. Те проникли в консультативную фирму, в которой работал О’Брайен. Однако, сколько ни принюхивались эти ищейки, ничего обнаружить им не удалось.

Как и ожидали в Белом доме, вслед за Мэхью последовало увольнение и О’Брайена. Представителем Хьюза в Вашингтоне вскоре был назначен Роберт Беннет, владелец «Маллен энд К⁰». 16 января 1971 года сотрудник Белого дома Чарльз Колсон в докладной записке писал:

«Боб Беннет является преданным нам человеком и хорошим другом. Мы намерены использовать его для осуществления ряда планов. Одним из его новых клиентов является Говард Хьюз. Я уверен в том, что нет необходимости объяснять политическое значение того факта, что дела Хьюза в Вашингтоне будет вести наш близкий друг».

Вместе с тем перемены в империи Хьюза имели для Белого дома и отрицательные последствия, вызывавшие его озабоченность. 14 января 1971 года Никсон летит на президентском «ВВС‑1» в Небраску. Ему предстоит нелегкая встреча в местном университете. Но мысли президента вновь и вновь возвращаются к О’Брайену. Он включает диктофон. «Вниманию Холдемана,– говорит он.– Похоже, что приближается момент, когда Ларри О’Брайену придется поплатиться за свою службу у Хьюза. Бебе имеет кое‑какую информацию на этот счет, хотя она не очень обоснованна». Никсон поручает Холдеману «заняться этим», то есть добыть более убедительную информацию. Тот поручает это юрисконсульту президента Джону Дину.

26 января 1971 года Дин спешит сообщить Холдеману:

«Колфилд информировал меня о том, что О’Брайен и Мэхью – давние друзья по Бостону и дружба их зародилась в начале «эры Кеннеди» или даже раньше. В годы правления Джона Кеннеди между О’Брайеном и Мэхью поддерживалась постоянная связь». Дин также докладывал Холдеману: «Ребозо просил, чтобы в случае, если какие‑либо действия будут предприняты касательно Хьюза, его, Ребозо, известили, поскольку он достаточно хорошо знает все тонкости взаимоотношений с ним из своего собственного опыта ведения дела с людьми Хьюза».

Два дня спустя Холдеман инструктирует Дина:

«Вы и Колсон должны объединить усилия и найти способ придать гласности соответствующую информацию».

Так машина слежки и провокаций начинает набирать обороты.

На этом этапе Белый дом все еще ищет путей в первую очередь публично скомпрометировать О’Брайена. Это становится тем более желательным, что его избирают на пост председателя национального комитета демократической партии. Однако все больше растет тревога по поводу возможных акций самого О’Брайена. В Белом доме ломают голову: что именно сообщил Мэхью, хорошо осведомленный о закулисных сделках Хьюза – Никсона, своему другу О’Брайену?

Мэхью был хорошо информирован о закулисных сделках Хьюза – Никсона. Он горел желанием отомстить своему бывшему, как он считал, неблагодарному боссу. Документы, которыми он владел, создавали потенциальную угрозу президенту. В докладной записке один из сотрудников Белого дома писал: «Щупальца Мэхью касаются многих крайне деликатных областей деятельности правительства, каждая из которых может стать объектом разоблачений в духе Джека Андерсона».

Сотрудники Белого дома решают припугнуть Мэхью, используя против него Бюро внутренних доходов. Узнав, что бюро начало расследовать его налоговые дела, Мэхью передает своему другу, издателю газеты «Лас‑Вегас сан» Ханку Гринспэну коробку, полную документов о тайных взносах Хьюза Никсону. Редактор сообщил об этом Андерсону.

6 августа 1971 года Белый дом напоминал растревоженный улей. Утром в газетах появилась статья обозревателя Джека Андерсона, который сообщал со многими подробностями о ста тысячах, переданных Хьюзом Никсону. Тайное начинает становиться явным.

С этого времени борьба Белого дома со своими противниками все более приобретает уголовный характер. Одно преступление – незаконное получение денег от Хьюза – логично ведет к цепи новых преступлений. Ради главной задачи – спрятать концы в воду – негласно решено, что все средства дозволены. Планы, которые теперь разрабатываются, все больше смахивают на гангстеризм.

Декабрь 1971 года. Сотрудники Белого дома обсуждают план убийства Джека Андерсона. Его решают отравить. Яд предполагалось достать в ЦРУ⁴* Участник заговора Говард Хант позже сообщил, что приказ об убийстве Андерсона поступил от высокопоставленного сотрудника Белого дома. Он был отменен в последнюю минуту ⁵.

24 января 1972 года Андерсон публикует новую разоблачительную статью о тайных взносах Хьюза президенту. На этот раз автор подчеркивает, что у него имеются «документальные доказательства». Это заявление вызывает в Белом доме шоковое состояние. Опубликование документов может нанести непоправимый удар по Никсону на предстоящих выборах. У всех в памяти драматические разоблачения займа Хьюза брату президента Дональду Никсону в канун выборов 1960 года. В Белом доме теперь решают любой ценой похитить эти компрометирующие документы. Но где они хранятся?

3 февраля 1972 года газета «Нью‑Йорк тайме» сообщает, что «сотни записок Хьюза» находятся в Лас‑Вегасе, в сейфе Гринспэна.

4 февраля 1972 года в кабинете министра юстиции собирается секретное совещание. Участвуют Д. Митчелл, заместитель Комитета по переизбранию президента (КПП) Джеб Магрудер, юрисконсульт президента Д. Дин и генеральный советник КПП Гордон Лидди. Обсуждается новый план тайных операций, разработанный Лидди.

Первый вариант этого плана, имевшего кодовое название «Джемстоун», Лидди изложил Митчеллу на встрече 27 января 1972 года. Предоставим слово участнику этой встречи, проходившей в кабинете министра юстиции, Д. Магрудеру: «Чего только не было в этом плане: «отряды по наведению порядка», похищение людей, диверсии, использование проституток для политического шантажа, кража и фотографирование секретных документов и разнообразные виды слежки и подслушивания с помощью электронной аппаратуры. «Отряды по наведению порядка», пояснял Лидди, будут использоваться для избиения участников враждебных нам демонстраций. Группы похитителей – для задержания лидеров радикалов, таких, как Джерри Рубин и Эбби Хоффман, с тем чтобы в период съезда республиканской партии упрятать их подальше в «безопасное убежище» в Мексике. Позаботился Лидди и о съезде демократической партии:

– Мы выведем из строя установки для кондиционирования воздуха на сцене. Представьте, как будут выглядеть на телеэкранах всей страны эти делегаты, обливающиеся потом в жару под 120 градусов (по Фаренгейту.– Авт.)?!

Далее его планом предусматривалось использование во время съезда демократической партии проституток – как в Вашингтоне, так и в Майами‑Бич – с целью компрометации ведущих политиков‑демократов. Он предлагал взять напрокат в Майами‑Бич яхту и установить на ней скрытые камеры и записывающие устройства. Продажные женщины будут заманивать ничего не подозревающих демократических деятелей на яхты, где их будет ждать тайный сеанс детективной киносъемки и звукозаписи.

– Девиц мы пригласим самых шикарных,– подчеркивал Лидди,– только высшего класса.

Лидди продолжал в том же духе с полчаса. Это будет, пообещал он, самая совершенная операция такого рода из всех когда‑либо предпринимавшихся ранее и она с лихвой окупит тот миллион долларов, который потребуется для ее осуществления» ⁶.

Позже каждый из участников встречи дал свою версию обсуждения предложений Лидди. Однако все фактически признавали, что план не был отвергнут в целом. Митчелл выразил недовольство только «крайностями» программы. Он предложил ее доработать, сделать «более реалистичной» и урезать расходы.

Неделю спустя, 4 февраля, в кабинете Митчелла состоялась новая встреча в прежнем составе. Обсуждается переработанный вариант плана Лидди. Но теперь, после статьи в «Нью‑Йорк тайме», Митчелл видит первоочередную задачу в том, чтобы добыть взрывоопасные документы Хьюза. Как близкий друг президента, он лучше других понимал, что именно более всего беспокоило Никсона и чего он ждал от своих подчиненных, занимавшихся секретными операциями. Согласно показаниям Магрудера, именно Митчелл называет два новых важнейших объекта – кабинеты редактора Ханка Гринспэна и председателя национального комитета демократической партии JI. О’Брайена.

– Лидди было поручено,– показал Магрудер,– направиться в Лас‑Вегас и выяснить возможность проникновения в кабинет Гринспэна.

Было также решено попытаться установить электронные подслушивающие устройства в кабинете О’Брайена.

Итак, объекты определены, средства выбраны – вторжение со взломом (break in), относящееся, согласно уголовному законодательству США, к тяжким преступлениям. Мы не знаем, какие разговоры велись по этому поводу между президентом и его министром юстиции. Возможно, они даже и не обсуждали непосредственно этот вопрос. Но очевидно, что Митчелл считал ситуацию достаточно серьезной, если одобрял заведомое нарушение закона. Париж стоил мессы. Во всяком случае, так ему казалось в ту пору.

На каком же уровне в Белом доме дали окончательное благословение на проведение тайных операций Лидди и его команды?

В своем выступлении 22 мая 1973 года в связи с «уотергейтским делом» президент Никсон заявил:

– Налет на штаб‑квартиру национального комитета демократической партии и установка там подслушивающих устройств были для меня полной неожиданностью. У меня не было ни малейших подозрений, что лица, связанные с моей предвыборной кампанией, планировали подобные незаконные действия. Если бы я знал, я бы этого не разрешил.

Выступая по телевидению 15 августа 1973 года, президент вновь категорически отрицал какую‑либо свою личную причастность к «уотергейтскому вторжению»:

– 22 мая я в весьма конкретных выражениях заявил и вновь заявляю каждому из тех, кто слушает меня сегодня вечером, что мне ничего не было известно заранее об «уотергейтской операции», что я не принимал участия ни в каких последующих действиях, направленных на то, чтобы спрятать концы в воду, и не знал о таких действиях; я не давал разрешения своим подчиненным практиковать незаконные или нечестные методы при проведении предвыборной кампании и не поощрял их применять такие методы. Такой была и остается простая истина⁹.

«Истина» эта, однако, вызывает серьезные сомнения.

Делая свое заявление, Никсон отчаянно стремился удержаться в Белом доме. В этом ему помогали и его ближайшие помощники и друзья – Холдеман, Эрлихман, Митчелл. Они стремились выгородить Никсона, ибо видели в этом свое единственное спасение: останься он в Белом доме, Никсон мог бы затем в случае их осуждения издать указ о помиловании. Поэтому трудно найти прямые улики, подтверждающие соучастие президента в подготовке вторжения. Сохранилась, однако, весьма интересная магнитофонная запись разговора в Овальном кабинете президента 27 марта

1973 года. Президент доверительно беседовал с двумя своими помощниками Холдеманом и Эрлихманом. Холдеман сообщил, что Магрудер дал такую версию развития событий:

«Окончательное решение (одобрить план вторжения в «Уотергейт».– Ает.) было принято, когда Гордону Стрэчену позвонил Магрудер и передал ему слова Холдемана, сказавшего ему, что план надо проводить в жизнь: «Президенту нужно, чтобы это было сделано и все споры по этому поводу были прекращены». Речь шла о разведывательной деятельности, о плане действий Лидди. Магрудер сказал Митчеллу, что ему, Магрудеру, дал указание приступить к делу Стрэчен. Стрэчен получил указание от Холдемана, которому в свою очередь приказал президент. И Митчелл снял свои возражения. Он сказал: «Хорошо, раз они говорят, что надо действовать, действуй» ¹⁰.

Так был зажжен зеленый свет. На кнопку нажал сам: президент. Далее по иерархической структуре Белого дома приказ двинулся по маршруту: от Холдемана к Стрэчену, затем к Магрудеру, Митчеллу...

В первую очередь было решено осуществить вторжение в кабинет издателя «Лас‑Вегас сан». Операцию поручили Ханту и Лидди. Они проникли в редакционное помещение, вскрыли зеленый сейф Гринспэна. Позже, как покажет магнитофонная запись, Эрлихман будет похваляться Никсону: «Они влезли, взломали сейф и кое‑что достали».

В разработке «операционного плана», или, как его сокращенно называют в американских спецслужбах, «о‑плана», принимали участие и люди Хьюза. Они выделили самолет, который ждал взломщиков на небольшом аэродроме вблизи Лас‑Вегаса, чтобы доставить их в Центральную Америку¹¹.

О лас‑вегасской операции стало известно из показаний Маккорда. В сенатской комиссии в мае

1973 года он утверждал, будто бы целью взломщиков было найти компрометирующие материалы о сенаторе Маски и человеке, сделавшем незаконный взнос в избирательную кампанию. «По всей видимости,– пишет автор двух исследований об «уотергейтском деле» Фрэнк Манкиевич,– он кое‑что скрыл» ’. Назавтра же после показаний Маккорда редактор «Лас‑Вегас сан» Гринспэн заявил, что ссылки на Маски являются бессмыслицей: у него не было никаких материалов, касающихся сенатора. Но что у него действительно хранилось в сейфе – так это документы, серьезно компрометирующие Хьюза.

В свете этого заявления Гринспэна лас‑вегасская операция являлась «прямой услугой Г оварду Хьюзу со стороны относящихся к нему благосклонно организаторов избирательной кампании Никсона. И в, этой связи направление самолета, принадлежавшего Хьюзу, в Центральную Америку приобретает дополнительный смысл: сам Хьюз в то время находился в Никарагуа» ¹³.

Ф. Манкиевич прав, когда указывает на непосредственную заинтересованность Хьюза в лас‑вегасской операции «водопроводчиков». Но главным побудительным мотивом Белого дома было не оказать услугу миллиардеру, а обеспечить собственные интересы.

Судя по всему, в Белом доме остались неудовлетворенными результатами операции в Лас‑Вегасе. Во всяком случае, осталась тревога, что у О’Брайена могут храниться документы, компрометирующие Хьюза и Никсона. Специальный советник президента Чарльз Колсон заявил заместителю руководителя Комитета по переизбранию президента Д. Магрудеру:

– Долго вы там будете тянуть с утверждением бюджета Лидди? Нам требуется информация, особенно об О’Брайене ¹⁴.

Другие сотрудники Белого дома, включая Стрэчена и Холдемана, также оказывали нажим на Комитет по переизбранию президента, требуя ускорить проведение намеченных секретных операций. Магрудер говорил Митчеллу: «Они в Белом доме подталкивают нас, как сумасшедшие» ¹⁵.

Но кто же «подталкивал» самих этих высокопоставленных «толкачей»? Тот, кто был прежде всего заинтересован в получении материалов, которые предположительно хранились в сейфе О’Брайена. Еще 20 июня 1972 года, в первый же день своего возвращения из Флориды в Вашингтон, президент говорил об О’Брайене с Холдеманом. Именно эта часть разговора продолжительностью 18,5 минуты приподнимала завесу над предысторией проникновения в «Уотергейт». Поэтому‑то его запись и оказалась стертой¹. Холдеман сделал попытку восстановить его по памяти. По его словам, разговор проходил так.

– Меня беспокоит Колсон,– говорит президент.

– Почему?

– ФБР начинает свое расследование, и я знаю одно – я не смогу вынести допроса Колсона.

– Но Чак Колсон заверил меня, что он чист. Хант не находился у него в штате уже несколько месяцев, и Колсон даже не встречался с ним.

Слова Холдемана не успокаивают президента. Он знает, что Колсон лжет, пытаясь выкрутиться. Знает он и о том, что Колсон осведомлен об осведомленности президента.

– Если Колсон «расколется»,– тревожится Никсон,– он может начать говорить и о президенте. Я ведь не слезал с Колсона, требуя, чтобы он придавил Ларри О’Брайена, используя его связь с Хьюзом. Колсон сказал мне, что собирается добыть нужную мне информацию тем или иным путем. А ведь это и был офис О’Брайена, где они установили «жучки», не так ли? А кто стоял за этим? Человек Колсона – Хант.

Холдеман делает вывод: «Инициатором вторжения в «Уотергейт» был... сам Ричард Никсон». Причину «ненависти» Никсона к О’Брайену Холдеман объясняет тем, что тот «затронул самый чувствительный нерв» – «дела Никсона с Говардом Хьюз