Кругом обрыв и скалы наверху,
И по камням внизу бурливо льется
Река Бен-димаху.
Не хватит слез, бессильны выраженья
И красок нет, чтоб все нарисовать:
Видны следы ужасного сраженья,
Каким уж не бывать.
С дороги здесь в одну сплошную груду
Сгребли мужчин и женщин, и детей.
В камнях, в воде белеются повсюду
Остатки их костей.
Здесь часть армян, отставших от отряда,
Настигла смерть от вражеской руки,
Здесь их казнила курдская засада
В извилинах реки.
Тепло и тишь. И думою печальной,
Как бы в ответ свершенному греху,
Шумит трава, и песенкой хрустальной
Журчит Бен-димаху.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ
(1915 г.)
Баю-бай, баю-бай, баю-бай!
Спи, мой сын! я с тобой! ты со мной!
Баю-бай, баю-бай, баю-бай!
Спи, дитя! спи, дружок! спи, родной!
Баю-бай, баю-бай! Тишина:
Даже озеро волною не плеснет.
Баю-бай, баю-бай! ночь темна,
Только сердце до рассвета не уснет.
Баю-бай! я боюсь! Боже мой!
Где отец? не пришел! мы одни!
Баю-бай! не узнать ли самой?
Ай, стучат!.. Тише! спи! спи! усни!..
Баю-бай, баю-бай! Ах! Оган!!!
Жив, мой бедный? для чего мы здесь дрожим?
Баю-бай, баю-бай! страшен Ван!
Турки, турки!!! Ах, скорей убежим!
Баю-бай, баю-бай, баю-бай!
Ранен ты? кровь на лбу! милый мой!
Баю-бай, баю-бай, баю-бай!
Скоро ль день? Спи, сынок! Спи родной!!!
ВАРАГСКИЙ МОНАСТЫРЬ[120]
I
Стоит он под горой на выступе оврага,
За склонами холмов, встающих из полей,
На фоне бурых скал зубчатого
Варага Средь верб и тополей.
Обрушен свод ворот. Везде остатки хлама.
В постройках окон нет. Изрыт широкий двор.
Но каменный фасад поруганного храма
Прекрасен до сих пор.
Какая кладка стен! какой рисунок линий!
Три арки на столбах. Ступени сходят вниз.
Оттенок куполов оранжевый и синий.
Обломанный карниз.
Мозаика дверей. Сквозной проход притвора.
Лепной орнамент стен. Угрюмый, темный фон.
И двухколонный свод старинного собора
В красе стенных икон.
Вот древний царь Абгар,[121] — с ним Спас нерукотворный;
Мучитель Тиридат, Великий Константин;
Святая Гаянэ — лик нежный и покорный,
И ряд других картин.
Спаситель, Моисей и Иоанн Креститель,
Рипсиме лицо — святая красота;
Сандухта, Григорис, Григорий просветитель.[122]
Все воины Христа.
Наивный склад фигур,[123] коричневые тоны,
И фресок темный цвет набрасывает мглу.
Горелые куски и рваные иконы
На каменном полу.
Армянские кресты и надписи на плитах
Отмечен в их словах одиннадцатый век.
Вот царь Сенекерим, вот ряд могил забытых...
Ничтожный человек!
Обугленный багет, изломанный орнамент,
Разрушенный алтарь, и в нем изрытый пол,
И черный, как графит, приподнятый фундамент —
Ограбленный престол.
И клинопись на нем:[124] ирония Господня! —
Язычество и крест. И все разорено.
Вчера здесь жил Христос, — осталося сегодня
Язычество одно.
Две церкви по бокам: потемки, паутина,
Колеса и плуги, куски цепей и рам.
А вот еще собор: такая же картина,
Такой же странный храм.
Три купола целы, четвертый обвалился:
Небрежности и лет слепое торжество.
И видно, что давно никто здесь не молился:
Все дико и мертво.
Большой квадратный двор. Журчание фонтана.
Построек новых ряд; в земле обрывки книг;
Изломанный станок печатни Серванцтяна[125]
И дом. где жил «гайрик».[126]
II
Я смотрел в Вагарском храме
На ограбленный престол
И в сожженном, грязном хламе
Образ сорванный нашел.
Холст овальный медальоном.
Божья Матерь: свет лучей,
Нежный лик в платке зеленом
С грустной ласкою очей.
Губы — цвета алой крови.
Нос склоненный и прямой.
Как крутые дуги брови
Под изогнутой каймой.
Уголок рубашки красной
К шее девственной прильнут.
Взгляд заплаканный и ясный
Мыслью в небе потонул.
И рисунок чуть наивный
И цвета не все верны,
Но какой-то силой дивной
Все черты озарены.
Матерь Божья! кто с Тобою
Этой кистью говорил?
Кто с надеждой и мольбою
Образ Твой боготворил?
Сколько слез Ты осушила?
Сколько слабых подняла?
Сколько горя потушила?
Сколько радостей дала?
И теперь в забытом соре
Я нашел Твой лик святой
С вечной ласкою во взоре,
С вечной юной красотой.
В этом горе и разгроме
Злой рукой оскорблена,
В разоренном Божьем доме
Уцелела Ты одна.
И с иконы обветшалой,
Тайны прошлого храня,
Ты с улыбкою усталой
Грустно смотришь на меня.
III
А вот еще кусок холста:
Спаситель, снятый со креста,
И три Марии и Иосиф.
Его порвали, в мусор бросив, —
Христос без ног остался в нем
И краски тронуты огнем.
Изорван холст затерты лица.
Грустна измятая страница
Людской вражды и темноты,
Страданий вечной красоты.
IV
Армянский монастырь Вараг семицерковный
Одна из тех святынь, какими славен Ван.
Его воспел отец Армении духовной
Великий Хримиан[127].
Воспураканский царь Сенекерим Арцруни.
Построив монастырь, почил в нем вечным сном.
Жена его из рода Багратуни[128].
Создала церковь в нем.
Еще десятый век свидетель основанья
Его высоких стен и светлых куполов,
Хранящих до сих пор печать очарованья
Невысказанных слов.
Над ним неслись века. Событий перемены
Касались и его в молитвенной тиши.
И веру берегли его немые стены,
Как свет своей души.
Он видел смену царств, величье и невзгоды,
И скорбь и торжество и беды христиан.
Как золото, хранят его святые своды
Предания армян.
И нем жил и поучал, работал и молился
Святитель Микиртич — прославленный «гайрик».
Над тайнами легенд в нем Серванцтян трудился
В кругу старинных книг.
В последнюю войну в его стенах армяне
Спасали жен, детей от варварской резни[129].
Их кровь лилась рекой в селениях и в Ване
В те памятные дни.
Его не пощадил народ искоренитель:
Он курдскою ордой ограблен дочиста.[130]
В развалинах стоит сожженная обитель
Печальна и пуста.
Вдали синеет Ван. Хребты встают стеною.
Безмолвен монастырь, забыт и одинок
Молчит былая жизнь, и только с тишиною
Болтает ручеек.
За ширью светлых вод седой Сипан маячит,
Темнеют под горой постройки и сады.
И чудится душе, что кто-то горько плачет
Под жалобу воды.
ВОСТАН [131]
С Топра-Калы, как с древней пирамиды,
Широкий вид охватывает взор:
Востанский мыс, террасы Артемиды[132]
И озера простор.
Из Вана вьет по берегу дорога
Через поля и выпуклины скал
На сгиб плеча Артосского отрога —
Востанский перевал.[133]
С него видны вершины Курдистана, —
Хаос хребтов, как каменный кошмар.
Изрытый горб — позиции Востана
И остров Ахтамар.[134]
Внизу сады в изгибах речки бурной
И переплет распаханных полей.
Волнистый скат и у воды лазурной
Граненный мавзолей.[135]
Обломки стен, солдатские землянки,
Навесы, скот, солома, склады дров,
Обоз, войска, — все признаки стоянки,
И курево костров.
По склону вверх зигзаги вьет дорога...
Окоп... Блиндаж... Вверху змеистый вал
И часовой, как сторож у порога:
Востанский перевал!
Ушел назад высокий зуб Артоса.
Вон — Ахтамар, как тонущий верблюд;
Белеет дом в саду католикоса[136]
И в берег волны бьют.
Кое-где людьми чернеются высоты.
Внизу дымки, — разложены костры.
Рысит казак и длинный взвод пехоты
Ползет из под горы.
Картинный вид. войною порожденный:
Стоят войска и горы стерегут,
И тот порог, их грудью загражденный,
Враги не перейдут.
Здесь треск пальбы привыкли слушать люди
И вражьих сил движенья замечать,
Привыкли жить под грохот их орудий
И тем же отвечать.
Священный край. Здесь пролитою кровью
И влагой слез напитаны хребты.
Здесь Божья Скорбь приникла к изголовью
Востанской высоты.
Стоят войска спокойно и сурово,
И Бог их здесь не даром приковал;
Пройдут века и живо будет слово:
«Востанский перевал»
ТОРЖЕСТВУЮЩИЙ ВАН[137]
В разрушенном городе гром ликованья,
Веселый, торжественный шум:
Сбылися народной души упованья,
Взят Эрзерум!!!
Объявлена радость войскам и народу
И льется в сердца, как волна, —
Победу героев, успех и свободу
Славит она.
Священник на площади речь произносит
Толпа умиленно молчит.
Он Богу хваленье народа возносит
Пенье звучит.
У церкви собрались войска для парада.
Сказать о победе пора.
И всех поздравляет начальник отряда:
— Ванцы! Ура!!!
Да здравствуют храбрые русские люди
И к родине наша любовь!
Не даром под грохот победных орудий
Пролита кровь. —
Забыты невзгоды, снега и морозы,
Кровавых сражений пора,
И радостно льются счастливые слезы;
— Ванцы! Ура!!!
Из стен Эрзерума восходит свобода
Россией спасенных армян,
И день окончания рабства народа
Празднует Ван.
Перед этой картиной геройской отваги
Молчит человеческий ум.
И только колышутся русские флаги:
Взят Эрзерум!!!
СОНЕТ-АКРОСТИХ
ОВАННЕСУ ТУМАНЯНУ
О чем грустишь, задумчивый поэт?
В твоих глазах мы видим тень укора.
Армянский бард! Ты грустен, что не скоро
Народам Бог пошлет покой от бед.
Но это будет: стихнут волны спора,
Едва в сердцах забрезжит новый свет —
Святой огонь... Уже полсотни лет
Тоска о нем твои туманит взоры.
Уныл наш мир, как темный жуткий лес,
Могила грез, святилище обмана.
А все же и в нем сквозит лазурь небес.
Нет! Не померкнет солнце Айастана.
Яснеет даль: ты видишь, Ованнес?!..
Не умолкай: нам нужно Туманяна!!
20 февраля 1919 г.
В конце марта 1916 года А. Кулебякин писал: «Ванские стихотворения написаны мною под непосредственным впечатлением виденных мест и слышанных рассказов. Я был в Ване с ноября 1915 по март 1916 года. Невыразимо тяжелое настроение навевает этот дотла разоренный, насыщенный смертью край, но природа его скрашивает даже ужас запустения и гибели. Красота синего озера Вана в серебряной рамке запорошенных снегом гор, прозрачность вод, ясность неба, чистота воздуха и богатство солнечных красок очаровывает душу каждого наблюдателя. Везде отпечаток величия и древности. И развалины, развалины без конца.
Город Ван первоначально занят русскими в мае, а последнее разрушение его закончено в июле 1915 года, когда наши войска на короткое время должны были отойти.
Нужно много времени и труда, чтобы восстановить мирную жизнь в этом сожженном краю, но история отметит пережитую кровавую эпоху величественными чертами.
Одно имя “Ван”[138] уже много говорит тем, кто любит и знает историю, особенно же тем кто в нем пережил и выстрадал войну, не говоря уже о детях того народа, который теперь ценою долгих страданий и жертв дожил, наконец, до счастья освобождения от векового гнета турок. Бог даст, сгладятся следы пережитого тяжелого времени, и настанут более счастливые дни освобожденного Россией края, но тем поучительнее тогда будет оглянуться на пережитое и ярко представить себе те картины разрушения и смерти, которые породила нынешняя мировая война в этой древней ране, овеянной дыханием неразгаданной красоты».
А.К.
25 марта 1916 года, Ван».
ВАС. И. НЕМИРОВИЧ-ДАНЧЕНКО
(1844-1936)
Василий Иванович Немирович-Данченко — русский писатель, поэт, журналист, военный корреспондент во время русско-турецкой войны 1877-78, русско-японской войны 1904-05, Первой мировой войны 1914-18 гг. Автор многих романов, стихотворений, мемуаров, корреспонденций. Собр. соч. в 50-ти книгах (П.,1916). Написал цикл стихотворений об Армении.
МАЛЕНЬКИЕ ПОЭМЫ
I
НА БЕРЕГУ ЕВФРАТА
Мой старый дом стоял на берегу Евфрата…
Смоковницы над ним раскинулись шатром.
У моего окна румяная граната
Вся в девичьих устах. И алых роз дождем
Осыпана земля... К воде спускалось поле.
Я тонкорунных коз пасла... По вечерам
Любила я свирель тоскующую брата
И, птиц слетающихся к смолкающим садам.
Наш белый дом стоял на берегу Евфрата...
Наш милый дом стоял на берегу Евфрата...
Я помню: мать, окончив знойный день,
Певала часто нам в прощальный час заката
О тихих радостях смиренных деревень,
О старине седой, о витязях свободных,
Державших меч святой в защиту прав народных,
Ученых иноков в тени монастырей.
О праведных царях, хранивших нас когда-то
От козней и обид чужих и злых людей.
Мой чудный сад стоял на берегу Евфрата...
Наш белый дом стоял на берегу Евфрата...
Мы жили в стороне от распри и тревог
И только изредка стремившихся куда-то
Аскеров видели... И тихий наш порог
Вражда и ненависть еще не посещали.
Пожарами кругом не загорались дали...
С верблюдами на юг шел пыльный караван
Водой студеною меха из Эль-Абада
Мы наполняли им, арабам чуждых стран.
Наш милый сад стоял на берегу Евфрата...
Мой старый дом стоял на берегу Евфрата...
И купы пальм росли у мутно желтых вод,
И в светлые часы молчанья и прохлады
Туда в убогий храм молиться шел народ.
Священника мы слушать были рады
Венцы чернели их на полымье заката.
И видеть в алтаре животворящий крест.
Армяне верили: ни мести ни захвата
Не будет в тишине благословенных мест...
Душистый сад стоял на берегу Евфрата...
Наш бедный дом стоял на берегу Евфрата...
И как-то раз вдали... О, не забыть тот день!
Бегущая толпа, отчаяньем объята,
Нахлынула на нас из отчих деревень.
Кровавые на ней еще сочились раны.
Там были женщины и дети из Аданы,
Из Лаллы, Эйменэ и Таша, и Метли...
За ними злая смерть от пули и булата,
Пожарище и вопль замученной земли...
Наш бедный сад стоял на берегу Евфрата...
Наш белый дом стоял на берегу Евфрата...
От крови покраснев струилася вода.
За ружья мы взялись... но, смелые когда-то,
Что мы могли теперь, невольники труда!
Колосья под серпом: легли отцы и братья...
И буйный крик убийц и вопли и проклятья...
И корчилась земля. Казалося в огне
Дымились небеса... Бежала я куда-то...
За мною волчий вой... Где схорониться мне?
Наш бедный сад затлел на берегу Евфрата.
Наш милый дом горел на берегу Евфрата...
Упала я в песок... зову своих сестер...
С тоскою кличу мать, ищу глазами брата...
Но все мертво кругом. Родимую в костер
Злодеи кинули... Ползти уже не в силах,
Осталась я одна на дедовских могилах...
Молила смерть: «Приди!» И слышала кругом
Как-будто гул зловещего набата.
И жадный свист огня и черных ружей гром.
Дымился старый сад на берегу Евфрата.
Мой отчий дом сгорел на берегу Евфрата...
И вдруг звериная ко мне припала пасть...
За счастье светлое жестокая расплата —
Мне суждена была презреннейшая часть!
Я — труп истерзанный поруганной святыни!
Я — падаль жалкая, забытая в пустыне!
Лохмотье смрадное заброшенных дорог...
Цветок семьи моей, любимая когда-то,
Я псицею влачусь у ненавистных ног.
О, где душистый сад на берегу Евфрата? [139]
У БЕРЕГОВ ЕВФРАТА
II
ЗНАМЯ
Я уношу с собою вдаль
В край злобных джинов и эблиса
Душистых роз моих печаль
И строгий траур кипариса.
Кругом пески чужих пустынь,
Небес сверкающее пламя...
Где гор родных святая синь?
Где ты, моей дружины знамя?
Как белый снег вершин чиста,
Его мне девушка вручила.
Животворящего креста
На нем божественная сила.
Оно овеяно молитв
Восторгом, радостью, тоскою.
Его в громах кровавых битв
Держал я твердою рукою.
За ним незримые вослед,
Покинув тьму могильной сени,
Стремились вестники побед,
Бойцов разорванные тени.
Но час ударил роковой,
Я пал в бою, мечом сраженный,
И знамя выхватил другой,
И спас в борьбе ожесточенной.
Очнулся я в тени чинар,
В багровом полыме заката.
Прохладою сменился жар
Над желтой ризою Евфрата.
Синел восток. Ночная мгла
Как-будто свиток дня свивала
И тень сизого крыла
Его от света заслоняла.
Там пенье труб... Там вражий стан...
Коней пронзительное ржанье...
И рать усталая армян,
Ее суровое молчанье...
Нас мало было. Враг силен...
Я ждал последнего удара
И колыхался небосклон
Цветами алыми пожара.
И ночь прошла. И знойный день...
Я поднят был как труп бездушный...
И вот теперь влачусь как тень,
Как раб безвольный и послушный.
Иду... Куда?.. Зачем?.. Молчу...
В пески пустынь? Спросить не смею!
Как вол свистящему бичу
Я гну истерзанную шею.
Но снятся мне издалека
Благоуханные долины.
Моя библейская река
И знамя белое дружины.
Возврата нет! Не станет сил
Уйти дорогою безводной
В далекий край моих могил,
В нетленный рай земли свободной.
Воскреснет родина моя!
А я — боец ее плененный,
Любовь и ненависть тая,
Умру в пустыне отдаленной.
Но в час последний надо мной
И в блеск и в зной ее пленящий
Святого стяга золотой
Увижу крест животворящий.
И я душой в родную даль
Уйду от джина и эблиса
В душистых роз моих печаль,
Под строгий траур кипариса.
ИЗ ПЕСЕН ОБ АРМЕНИИ
Я уношу с собою в даль,
Где солнце, счастье и свобода, —
Несчастной родины печаль
И песнь воскресшего народа.
Она, как ласточка весной
Под старой кровлею... С любовью
Весь день щебечет надо мной
А ночью никнет к изголовью.
Ее гнездо в душе моей.
С лучами первыми денницы
На клич ее из-за морей
Ко мне летят родные птицы.
И в отчий край в былые дни
Зовут тоскующего сына —
К руинам царственным Ани
И в строгий храм Эчмиадзина.
ПЕСНИ О ТУРЕЦКОЙ АРМЕНИИ
МОЛИТВА ЭМИГРАНТА
Я помню вас, чудесные сады
Далекой родины над братскою могилой
Моих отцов, сраженных в час беды
У мирных очагов слепой звериной силой.
Ты вся теперь — печальный саркофаг
В развалинах церквей, дворцов и старых башен...
Там свищет бич, неистовствует враг,
И льется, как вино, святая кровь из брашен.
О, нет таких неимоверных мук,
Каких бы ты, моя Армения не знала
С тех пор, как вся под игом подлых рук,
Прекрасный рай земной, ты черным адом стала.
Но ты жива и в трепете чинар,
И в говоре ручьев, и в тишине священной —
Родная песнь, в ней предков жар,
В ней слезы матерей, в ней клич грозы военной.
Из крови жертв нетленные цветы...
Из праведных мощей — победные дружины...
Предания — грядущего мечты,
Гнездо и колыбель, где дремлют исполины.
Армения! Ты слышишь ли набат?
Твои ли шелестят знамена?
Прими меня, многострадальный брат,
Без злого ропота и позднего упрека..,
Я весь остыл в холодной стороне.
Вдали я забывал тоску родимых песен
И мать, чья кровь горячая во мне...
И край, мой отчий край казался чужд и тесен.
Но в эту ночь уже не стало сил,
Вся жизнь моя — как темные кулисы
Над тишиной торжественных могил,
Где желтый мирт цветет, и плачут кипарисы.
Голгофою Армении родной
Явилось прошлое...
И лучше мне, как брату,
Быть на кресте мучительном с тобой,
Чем мстительно кричать: «Распни ее» Пилату...
ВЕСНОЮ
(из армянских впечатлений 1914 г.)
Цвели застенчивые розы
Благоуханною весной.
Капризно вьющиеся лозы
Убрались листвой золотой.
Родной земли открылось лоно.
Пьянела мысль... Бродила кровь.
И с страстной жаждой у балкона
Уста гранат пылали вновь.
Тысячерукие титаны
Полузабытой старины
Благословляли нас платаны
Прохладой вечной тишины.
Природа-мать, лаская око,
Щедрее ткала каждый день
Цветами пышными востока
Печаль сожженных деревень.
Святых вершин живые воды
Стремились в рай родных долин.
Уже встречал зарю свободы
Веселой песней армянин.
Неописуемые муки
Свивались прочь, как злые сны.
Под эти радостные звуки
На светлом празднике весны.
Быстрее птиц слетались вести:
«Вставай, молись, спасенья жди!
Идут бойцы народной чести,
Освобождения вожди.
Как тучи гневной непогоды
В туманах севера, они
Таят в рядах своих свободы
Молниеносные огни...
Мы верим, близок час расплаты!
За ружья — в строй! Воскресший брат,
Ты слышишь дальние раскаты, —
Побед обещанных набат?..»
И если пасть судьба сулила,
Так лучше встретить смерть в бою, —
Чем гнуть, как смрадная могила,
В тобою преданном краю.
Ю.А. ВЕСЕЛОВСКИЙ
(1872-1919)
Юрий Алексеевич Веселовский — первый русский деятель культуры целенаправленно и системно изучавший армянскую литературу, первый издатель сборников армянской литературы на русском языке, первый русский автор монографий об армянских писателях. Юрий Веселовский неоднократно в своих работах освещал трагическое положение армянского народа. Он как активный популяризатор богатейшего духовного наследия армянского народа в русской среде, в течение всей своей жизни систематически исследовал армянскую литературу и культуру. Его работы публиковались на страницах широко распространенных тогда органов печати и по мере накопления издавались в литературно-критических сборниках. В его статьях объективно отображены светлые начала и теневые стороны армянской действительности. В этой связи большой интерес представляет статья Ю. Веселовского «Тогда и теперь», опубликованная в № 9 за 1916 г. в журнале «Армяне и война». В этой статье Веселовский как бы подводит итог той большой работе по ознакомлению русского общества с армянской действительностью, которая проводилась за последние два с половиной десятилетия. Он справедливо подчеркивал, что теперь, как никогда возрос интерес русской публики к армянской действительности, что лет 20-25 назад, хотя и выходили «в свет книги об армянах, переводились армянские рассказы и стихотворения», время от времени публиковались в периодике статьи, то теперь все это приняло более широкий характер и главное теперь «со всем этим знакомятся более обширные круги читателей».
Что же привело Ю. Веселовского к выступлению в печати с такой публикацией? Ответ на этот вопрос мы находим в его же словах. На праздновании юбилея 10-летия литературной деятельности в январе 1900 г., в ответном слове Ю. Веселовекий сказал: «Я занимался и занимаюсь армянской литературой, так как эта литература имеет присущие ей привлекательные стороны, это сокровище, к которому, к сожалению, нужно признать, очень мало кто приходит. Я отношусь к изучаемым материалам как человек и, верно, не знаю, как еще можно к этому относиться. Я не знаю более привлекательной идеи, чем идея всеобщего братства. Верно, что этой, да этой идее принадлежит будущее и рано или поздно победит. Именно этой идее я ставил на службу до настоящего дня свое слабое перо, этой же идее поставлю на службу и в будущем мои скромные силы».
Стихотворение«Из поэмы “Думы армянского узника”» публикуется по «Армянскому вестнику» (1916, № 3) [140]. «Узнать Армению, восток…», «Армения», «Армянскому народу», «Старый армянин к маленькому сыну».
ИЗ ПОЭМЫ
«ДУМЫАРМЯНСКОГО УЗНИКА»[141]
Заснул Босфор в объятьях ночи чудной...
Ильдиз — киоск в молчанье погружен...
Затихло все на улице безлюдной;
Базар и храм — все погрузилось в сон!
Но он не спит в сырой своей темнице...
Герой-борец, в безмолвный час ночной
Проклятье шлет бездушной он столице
И рвется вдаль, к стране своей родной.
Он родился в Армении несчастной
И, с давних пор свидетель мук и зла.
Он скорбных жертв услышал вопль ужасный
И увидал, как братьев кровь текла!..
И здесь, в тюрьме турецкого султана,
Вдали от всех тоской души томим.
Он вспомнил вновь заветный берег Вана —
И встала вновь Армения пред ним.
И вспомнил он, как, горем истомленный.
Он поклялся всей славою отцов
Будить умы в отчизне угнетенной
И не щадить безжалостных врагов!
Его призыв могучею волною,
В годину мук пронесся над страною;
Он звал армян бороться с грозной тьмою,
Он говорил о новом, светлом дне.
Он говорил: «Не вечен сон народа,
Не вечен гнет турецких палачей.
Смирится курд... вернется к нам свобода...
Лишь жизнь должны любить мы горячей!»
Печаль и мрак в сырой его темнице,
Где стойкий вождь, не сломленный судьбой,
Проклятья шлет врагам своим в столице
И смерти ждет за смелый подвиг свой.
Но не страшит конец его ужасный.
Он не один... уж много есть борцов!
На их крови в Армении безгласной
Воскреснет вновь геройский дух отцов...
А он умрет, бесстрашный, благородный,
Храня в душе надежды юных лет;
В своих мечтах он видит край свободный.
Он смело даст мучителям ответ!
Не станет он молить в слезах султана,
Своих друзей не выдаст до конца...
Но... кто придет на берег дальний Вана,
Сказать, что нет уже борца?!
УЗНАТЬ АРМЕНИЮ, ВОСТОК…
К армянам
Я не родился там, где вы могли родиться,
Востока жаркий луч меня не согревал.
Нет! В северной стране я должен был томиться,
Но я далёкий край любить не перестал.
Он вдохновлял меня; меж трудностей науки
Он для меня светил отрадною звездой,
Я видел новый свет, другие слышал звуки,
И я стремился вдаль восторженной душой.
Аракса древнего шумящее теченье,
Под шапкой белою великий Арарат,
Развалины дворцов и замков разрушенье
Мечтанья разные невольно возбудят.
И вспомнил я тогда про древние сказанья,
Победы Гайка я, Арама воспевал,
Тиграна славного великие деянья
Я с уважением и страхом вспоминал.