– Ладно, Марченко, сработал нормально. Тяжелый подъем?
– Тяжелый, товарищ генерал, но группа подготовлена. Опыт есть.
– Я видел! Молодцы! Передай разведчикам благодарность.
– Есть.
Что касается нашей горной подготовки, несколько позднее, я еще раз отличился перед комдивом. Три дня спустя, мы вышли к уездному центру Бехсуд, где наше командование устроило соревнования со спецназом афганской армии. Задача состояла в следующем: две равные по численности и вооружению группы (моя и афганского спецназа) должны были по времени подняться на одну из довольно высоких вершин. Затем с вершины спустить на время одинаковое количество условных раненых и убитых. Разведывательная группа 80-й отдельной разведывательной роты под моим командованием на всех этапах задачи была не только первой, мы далеко в горах оставили хваленый афганский спецназ, подобранный из горцев. Я был горд за своих разведчиков, показавших себя настоящими бойцами, мужественно выполнявших боевые задания.
ГЛАВА 46
Холодок уже полз по телу – Унай напоминал о себе прохладой вечных снегов и, покрывших его вершину, ледников. На высоте около 3000 метров над уровнем моря, когда уже ощущался выход к его верхней точке, температура опустилась на минус. Обочина дороги, разделявшая проезжую часть от пропасти, была засыпана снегом, спрессованным в наст, и, чем выше колонна продвигалась к перевалу, тем чаще встречались куски ледниковой массы.
Темнело. Ничто не вызывало сомнений в моих расчетах, что верхнюю точку перевала преодолеем ближе к полуночи. Устроившись на башне боевой машины, я внимательнейшим образом отслеживал положение пропасти с левой стороны по ходу движения. Механики-водители, уставшие от пыли, жары, а теперь – наступившего холода, могли уснуть за рычагами и вместе с экипажем свалиться в бездну. Время от времени я хлопал по шлемофону своего Орлова, чтобы механик, не дай Бог, задремал на подъеме.
– «Стрела», следить за водителями, – скомандовал сержантам по радио.
Командиры отделений, сидевшие в боевых машинах слева от механиков, периодически хлопали их по затылкам, чтобы «механы» не уснули на ходу и не опрокинулись вместе с экипажами в пропасть. Зуев и Болотов – механики двух других боевых машин моего взвода из последних сил, преодолевая усталость, «тянули» «коробочки» вверх за моей командирской БМД-1К. Машины с надрывом (двигателям не хватало воздуха) карабкались вверх к перевалу. Слева была пустота – пропасть, справа – стенка из вечного снега, что не оставляло мне ни малейшего шанса отслеживать маршрут по карте. Я бросил ее на сиденье, как ненужный в данном случае атрибут, и косился на уходившую вниз темно-свинцовую бездну.
Несмотря на то, что ночь была светлой от снега, отражавшего свет небосвода, она обостряла ощущение абсолютной беспомощности перед природой, «духами» и самим собой. Интересно, я не мог поверить, что бородатые приверженцы Корана могут где-то здесь сидеть в ожидании нас в засаде, чтобы расстрелять колонну из гранатометов и безоткатных орудий. Свирепевший над ледниками шквальный ветер прижимал меня к покрывшейся инеем броне, проникал за воротник десантной курки, швыряя в лицо колючим настом.
Неизвестная обстановка, остановки на подъеме раздражали, нервировали и без того натянутые до предела нервы. Иногда по часу мы были в ожидании расчистки дороги от снежных заносов отрядом обеспечения, чтобы «протиснуться» на технике в узком коридоре спрессованного снега. Не все машины втягивались в сложный режим подъема: одни останавливались, скатываясь назад, другие перегораживали проезжую часть и были не в состоянии сдвинуться с места. Неимоверным усилием воли, физических сил технари растаскивали их на обочины машинами, освобождая путь для колонны всеми имеющимися средствами, вплоть до сталкивания в пропасть. Танками, БАТами (большой артиллерийский тягач) они цепляли, буксующие на скользком покрытии боевые машины, и вытягивали их на седловину перевала. Колонна судорожными потугами, медленно, но верно подходила к высшей точки перевала, где, наконец-то, достигла площадки, ведущей к обратному скату отрога.
Мы были на Унае. Ветром пронизывало десантные куртки, сковывало движения рук – они немели, коченели от холодной брони, приходилось по очереди прятать их за пазуху и греть теплом своего тела. Снежные заряды, следовавшие волной один за другим, закрыли видимость до идущей впереди машины. Более, чем на десяток метров вперед ничего не было видно. Снегопад в горах – это не мягко падающий снежок родной Сибири: пушистый и белый, а хлопья снежной массы, наметавшие в течение получаса огромные сугробы, которые можно было убрать только специальной техникой.
Очередным снежным зарядом закрыло видимость слева по ходу движения – там была пропасть, в которую, если свалиться – пропасть на веки вечные. Подъем становился положе, колонна настойчиво подбиралась к заветной цели – перевалу. Снежная стенка была выше машин, создавая впечатление, что мы двигались по тоннелю, не имевшего крыши.
Вот и седловина перевала. По вечному леднику мы вышли на его условную горизонтальную поверхность, с которой примерно через пару километров начнем спускаться вниз. Обернулся. Машины моего взвода шли одна за другой, отставших не было, командиры отделений, расположившись на башнях, контролировали проход в снежном коридоре.
Половина пути была преодолена, но спуск – не менее серьезное испытание, которое предстояло пройти уставшим механикам-водителям, но останавливаться нельзя – только вперед. Я запросил командиров отделений о самочувствии парней, валившихся от усталости на приборную доску. За исключением добросовестного и работящего Зуева, Орлов и Болотов были старослужащими солдатами, через месяц увольнялись в запас. Парни мужественно держались за рычагами бортовых фрикционов и делали свое нелегкое солдатское дело.
– Как самочувствие, Орлов? – спросил я по внутренней связи своего механика.
– Нормально, товарищ лейтенант.
– «Рубит»?
– Да нет, верчу головой.
– Давай, держись. Осталось – начать и кончить!
– Ага, товарищ лейтенант, – хохотнул ефрейтор-москвич.
– Сафаров, бутерброд Орлову.
– Понял.