Огромная луна с сумасшедше-сказочным отливом синего цвета свидетельствовала о наступлении темного времени суток – холодало. Неуютно было парням, ушедшим на задание в районы, раскинувшихся по долинам кишлаков. Понятны были проблемы, связанные у разведчиков со светлыми ночами, когда находишься где-нибудь у «духовского» кишлачка, словно голый на площади, и становишься беззащитным перед опасностью. Разведчики действовали круглые сутки: ночь – время решения специальных задач.
Сегодня мы отдыхали от проведенного накануне поиска за Черной горой, пространство которое мы «окучивали» с особым усердием и пока умудрились не нарваться на «духов». Сегодня мои разведчики отдыхали по личному плану, а поскольку наряды в армии никто не отменял, частично несли службу дневальными по роте, ПХД. Повседневная рутина становилась привычной к условиям войны, если в ней сформирована система устоявшихся отношений. Солдаты знали друг о друге, наверное, все, прижились на войне, ее особенностям. Острота переживаемых ощущений вызывала настоящую бурю эмоций и в свободное время они делились своими впечатлениями.
Я находился с разведчиками в боевой и обыденной обстановке, когда мы говорили на отвлеченные темы, общались, обсуждая политические и другие новости, письма из дома. Вглядываясь в их лица, я был уверен, что они не жалели о том, что, не попав по разным причинам в институты и техникумы, оказались на самой настоящей войне. Как я думаю, не завидовали и сверстникам, одноклассникам, поступившим в высшие учебные заведения. У моих разведчиков была своя школа: мужская, настоящая, боевая! Я ничуть не сомневался в том, что, придя на гражданку, их востребует общество в строительстве замечательного и светлого будущего, найдет им достойное место в жизни для свершения трудовых побед. После «мясорубки», которую они прошли в Афганистане, им будет все нипочем: ни тяготы, ни лишения не собьют их в жизни с верного пути. С любовью и гордостью я наблюдал за ними, иногда смеялся, слыша их шутки и смех. В моей памяти они остались мальчишками – дерзкими и готовыми на подвиг.
|
|
Чего только стоил Володя Сокуров, вечно подсмеивающийся над Архиповым или «дедом» Фетисовым, которому 24 года! Смешливый Баравков, принимавший серьезный вид, но давящийся внутренним смехом при виде грозного, а от этого – смешного, Анатолия Артемовича Родина. Андрей Ивонин, стремившейся вперед, в самое опасное место, зачастую я сдерживал его горячность, темперамент. Сергей Сафаров, мой заместитель, отличный спортсмен, способный взять на себя командование разведывательной группой. Слава Ксендиков, лучший наводчик-оператор боевой машины, метко стрелявший по противнику из вооружения БМД. Виль Мухаметзянов, сосредоточенный, малоразговорчивый, толковый командир отделения, пользующийся уважением подчиненных. Александр Фетисов, имевший высшее образование, старший из разведчиков: рассудительный, основательный мужик, его уважают, ценят советы, пожелания. Остальные солдаты моего взвода, которых я вспоминаю с теплом, были не менее достойны уважения. Так уж получилось, что судьба бросила их в пекло войны, которая только набирала ход, потери, поразившие нас вначале, были только цветочками в кровавом месиве многолетней бойни. Впереди еще было несколько Панджшеров, Нангархар, Газни, Гардез, тот же Кунар еще не раз польет свинцовым дождем…
|
|
С какой бы стороны, и на какую глубину я не анализировал события афганских лет, всегда вспоминаю разведчиков, которыми мне посчастливилось командовать: самоотверженных, преданных, вынесших на мальчишеских плечах все тяготы войны, решавших вдали от Родины проблемы разрушаемой страны. Говорят, что относительно небольшое количество военных, прошедших через Афган, растворившись в советском обществе, так и осталось непонятым народом. Неправда! Это враги общества в высшем эшелоне советской власти желали, чтоб именно так и случилось. Они уже развивали теории развала великого государства, продавшись «загнивающему» Западу, проводили политику внутреннего «разброда и шатания» общества, ими расчищалась площадка для нейтрализации прогрессивных сил, способных остановить процесс разложения государства. Вскоре к власти в стране пришел человек, так и не научившийся грамотно говорить на языке Пушкина, Лермонтова, Толстого, Достоевского. Смесь «французского с нижегородским» – малороссийского, была настолько неубедительна народу, что навевало мысли об абсолютной недалекости партийного функционера времен запоздалого Брежнева. Серость суждений о демократических началах оттолкнула народ от так называемого плюрализма, ускорения и перестройки, что и случилось в начале дешевой компании по переустройству советского общества.
В драматичные моменты истории России начала 90-х годов ХХ столетия, находясь в запасе, разведчики 80-й отдельной разведывательной роты дивизии воевали в своем государстве с не меньшим врагом: бюрократизмом, застоем, партийной косностью коммунистических лидеров, тормозивших развитие страны. Мне не стыдно ни за одного своего парня, с кем я под душманскими пулями выполнял воинский долг. Каждый из нас нашел место в переродившейся стране и честно выполнял обязанности гражданина, достойного лучшего к себе отношения со стороны государства.
|
|
А пока я смотрел на бойцов специальных операций ВДВ с гордостью командира и старшего товарища, готового помочь в трудную минуту в бою, повседневной солдатской жизни. Много отдыха для разведчиков не бывает: необходимо восстановить физические силы, отдохнуть от перегрузок и снять внутреннее морально-психологическое напряжение. Последнее, пожалуй, главное: физическое восстановление приходит после 8-9 часов хорошего сна, морально-психологическое равновесие может не состояться. Оно имеет особенность его накопления до критической массы, после чего происходит взрыв, выраженный любыми неадекватными действиями, порой, с тяжелыми последствиями.
Чертовски опасное состояние внутреннего дисбаланса человека, выполнявшего боевые задачи в тылу противника. Командир работает на упреждение опасных явлений в коллективе, для чего старается быть рядом с солдатом в его повседневной жизни, где его внутренние эмоции проявляются ярче. Отчасти это происходит потому, что человек расслабляется вне выполнения боевых задач, он на виду у сослуживцев, товарищей по оружию, поэтому я часто говорил с разведчикам о дембеле – трепетной теме солдат. Разговор о будущей жизни вызывал положительные эмоции. Кому, как не мне, знать такую простую вещь в солдатском коллективе? Беседы, общение – позитивный элемент влияния на психику молодого человека. Даже на политических занятиях я находил возможность уйти от темы лекций, чтобы поговорить с солдатами, что называется, за жизнь.
Они до сих пор помнят минуты свободного отступления от тем политических занятий. Недавно из Лондона мне позвонил Александр Бусыгин, разведчик моего взвода, первым сказавший мне такие слова:
– Командир, очень хорошо помню политические занятия, где Вы говорили не только о Брежневе и Политическом бюро, состав которого я помню до сих пор, но и вели задушевные беседы о жизни.
Это Бусыгин сказал! Думаю, лучшей оценки в отношениях офицера с солдатами просто не выдумать.
На днях из Ирака звонил мне Андрей Азарнов: «Спасибо Вам, Валерий Григорьевич, что научили нас настоящему делу – воевать!».
Разве имеют цену слова моих подчиненных, сказавших их мне через 30 лет после начала афганской войны? Андрей Азарнов окончил несколько академий, полковник, выполнял специальные задачи в Афганистане в начале 2000 года, Китае, Ираке, других странах. До сих пор находится на боевом посту, защищая интересы России за рубежом. Я горжусь своими разведчиками, и мне сегодня не стыдно за прожитую жизнь, зная о достойной смене, которая служит на благо Великой России, ее могущества и процветания.
ГЛАВА 43
Спустя много лет, появилась возможность поведать о внутреннем психологическом состоянии каждого из нас, разведчиков, при выполнении боевых задач в тылу жестокого и коварного противника. Отчасти эта тема была мной освещена несколько выше, но я коснусь ее вновь, потому что в Афганистане мы подвергались опасности не только на боевых заданиях - всегда. Опасность для жизни, как внешний фактор воздействия на человека, имела место повсюду, но сейчас мы поговорим об опасности особого рода - смертельной, крайней степени риска, когда в боевой задаче солдат, офицер объективно рискуют погибнуть. Насколько получится мне заглянуть в душу к самому себе, чтобы приоткрыть ее сокровенные уголочки, выразить сложность противоречивого состояния в минуты опасности – судить читателю, но определенно одно – очень непросто находиться в зоне смерти и при этом выдержанно и уравновешенно выполнять поставленные задачи и… остаться в живых. Многих людей, не испытавших состояние смертельной опасности, интересует вопрос: страшно ли было в бою, на заданиях в тылу у "духов"? Вопрос, задаваемый мне бесконечное количество раз в беседах с молодежью, в воинских коллективах, учреждениях образования всегда заставлял меня отвечать на него жестко, конкретно и по делу. Теперь же я позволю себе немного пофилософствовать на эту тему в гуманитарном, духовном аспекте проблемы.
Понимание смертельной опасности, ее ощущение каждой клеточкой тела происходит всегда, когда высшая нервная система сигнализирует: «Опасность». С этого момента организм живет и работает в условиях действия этой команды. Он по-разному реагирует на опасность, у каждого это состояние выражается неодинаковыми физиологическими признаками, в том числе - внешними. Мы все индивидуальны, имеем свою и только свою комбинацию генного кода и по-своему воспринимаем чувство опасности, как фактор психологического воздействия на психологический механизм человека. Организм оценивает ее самостоятельно на основе восприятия, анализа и выводов, формируя собственную защиту относительно степени риска в условиях действий. Условно я бы опасность разделил на следующие степени риска: минимальная, относительная, смертельная. Уточняю сразу: они все допускают смертельный исход, но в каждом отдельном случае шансов остаться в живых где-то больше, где-то - меньше, но просчитать в бою, на задании возможные риски и степень опасности не всегда удается. Конечно, мне, как командиру, положено оценивать ее в условиях боевых действий, но бой, разведывательные действия в тылу противника имеют высшую категорию опасности, в которой рассчитать возможные варианты развития событий не представляется возможным.
В любом виде боевых действий бой может развиваться в непредсказуемом для нас, командиров, направлении. Косвенные факторы появляются оттуда, откуда их никогда не ожидаешь, и бой приобретает совсем иной характер, иной исход. Соответственно, степень опасности уменьшается, или, наоборот, увеличивается в динамике событий. Организм реагирует на все изменения, происходящие в зоне опасности: мозг анализирует развитие событий, оценивает опасность, дает команду на реакцию человека. К примеру, опасность снизилась, я оцениваю ситуационную обстановку: «Ух, пронесло», – выдыхаю, вытирая потный лоб. Или видишь, что противник обходит, создавая угрозу для жизни, он уверен в своих силах и готовит атаку на уничтожение - в голове проносится: "Ах", – мозг включается в режим «Смертельная опасность», дает команду на конкретные действия. Будут ли они правильными или нет – другой вопрос, но он заставляет принимать решения, мобилизуя организм на работу сверх его возможностей.
Человек в минуты смертельной опасности открывается с самой неожиданной стороны: может совершить бесстрашный поступок, может растеряться и войти в ступор, из которого трудно его вывести, а потом с трудом себе самому объяснить, что же с ним произошло. Может поддаться панике: потерять над собой контроль, совершить неадекватное действие. В этой ситуации внешний фактор один – смертельная опасность, а внутренних факторов – сколько угодно: морально-психологическая подготовка, физическое состояние, готовность бороться за жизнь, личные качества и боевые возможности, поддержка товарищей, способность быстрого принятия грамотного решения и т. д. Вот здесь-то и проявляется клиника реакции организма на опасность. Как человек не только воспринимает ее, но и как реагирует во внешнем и внутреннем проявлении.
Постараюсь применительно к себе выразить реакцию организма на смертельную опасность. Для меня набор клинических реакций всегда был примерно одинаков. Они выражались в совокупности примерно одинаковых внешних и внутренних признаков, комбинации которых в различных случаях отличались друг от друга, но «букет» признаков был одним и тем же. Внешне опасность отражалась на мне набором классических признаков реакции организма: дрожь в коленях, когда руки и тело были в порядке, но коленки отбивали барабанную дробь "Марша славянки". Иногда судорогой сводило челюсти даже после того, как опасность уже миновала. Я их долго не мог разжать - зубы сжимались в сработанный капкан до немеющей боли в челюстном отделе. Частые позывы к оправлению естественных надобностей не только по «легкому», но и «тяжелому» – тоже сопровождали меня в режиме опасности. Озноб прокатывался волнами по спине и рукам, вызывая «мурашки» по телу. Что было, то было.
Внутренние проявления выражались общим волнением на сложившуюся ситуацию в целом. Это можно сравнить с прыжком с парашютом: волнение, выраженное необычным, противоестественным действием, которое предполагает совершение шага в бездну. Высота вызывает боязнь, если даже смотреть на нее с девятого этажа жилого дома, а здесь надо шагнуть в нее и делать что-то грамотное. Тем не менее, этот шаг при сильном, но контролируемом человеком волнении делается, и дальнейшие действия позволяют ему уверенно управлять парашютом, выбирать точку приземления, приземляться. Так и при выполнении боевой задачи: есть четкое понимание риска, опасности для жизни, есть волнение - сильное, захватывающее, оно заставляет быстрее осмысливать происходящее, принимать быстрые решения, действовать в интересах выполнения приказа.
Есть такое понятие – страх, которое я объясняю следующим образом: состояние психологического состояния человека в режиме бесконтрольной реакции на возникшую ситуацию. Человек теряет способность мыслить, совершать разумные действия, то есть попадает в состояние психологической гибели. Говорят, страх парализует, это, действительно так. Страх толкает человека к любым, не поддающимся никакой логике, действиям. Вспомните 1-ю Кунарскую операцию, о которой я рассказывал выше, проанализируйте действия отдельных персонажей и вам многое станет понятным. Сознание, разум мечутся в противоречиях друг с другом, заставляя совершать безумные действия, которые в последствии приводят к гибели. Паника, выход психики человека из работы нормального режима – процесс носит неуправляемый характер, требующий решительного вмешательства товарищей из вне.
Поэтому не будем смешивать в одну хорошую рюмку вина безумие и действия человека, вызванные временным смешением чувств. Вы думаете, у меня не было смешения чувств у кишлака Паймунар, когда я увидел «духов», охватывающих группу с обеих сторон? Они же могли нас уничтожить в течение несколько минут! Сколько было ситуаций при выполнении боевых задач, когда наши головы готовы были отделиться от тел! Но находили же мы варианты, чтобы избежать этого? Контроль над собой, своими действиями должен быть исключительно постоянным!
Бой – ситуация, которая развивается быстро. Она может продолжаться несколько секунд, но при этом принести непоправимые потери. Реакция, мышление должны быть настолько быстрыми и грамотными, чтобы не позволить противнику перехватить инициативу и диктовать условия боя. Мгновенное принятие решения в сочетании с железным отпором врагу, нанесением ему максимального ущерба, перехватом инициативы и развитием успеха жесткими, стремительными действиями. Здесь не надо церемониться и помнить о таких общеизвестных вещах, как гуманность, человечность – это пустое. Только огонь, огонь и еще раз огонь! Захват пленных, допрос, получение информации, удар ножом и вперед развивать успех! «Шкалить» противника по полной, лишать его глоточка воздуха, давить всеми силами и средствами! Никакой жалости к шакалам в человеческом обличье – только пуля приведет их к милосердию на этой земле! Поверьте мне, это так! А на том свете пусть они вымаливают милость Аллаха, авось поможет, у меня возражений нет.
Нам, разведчикам, помогало наработанное самообладание, появившийся опыт, желание – проявить себя в сложнейших ситуациях, а главное показать свой десантный разведывательный кураж. Без него мы бы ничего не сделали в бою! Это важный психологический момент состояния разведчиков ВДВ, несущий в сердце великое предназначение к ВОЙСКАМ ДЯДИ ВАСИ! Почувствовав силу и способность противостоять врагу в боевых операциях, у нас появилась дерзость, разумный подход к уничтожению коварного и жестокого противника.
Еще не раз я вернусь к внутреннему состоянию каждого из нас при выполнении боевых задач. В разведке это особенно важно и характерно. Мы действуем в тылу противника, вдали от главных сил, где у начальника разведки не всегда имеется возможность оказания нам своевременной помощи в случае попадания в засаду, эвакуации раненых, убитых. На это необходимо время, решения старших командиров, наличие соответствующих сил и средств. Мы, как правило, предоставлены самим себе по роду своей деятельности и можем рассчитывать только на свои возможности: смекалку, личную подготовку, выдержку и волю к победе. В боевой деятельности в Афганистане мы, разведчики, искали не каждого, а только нужного нам противника. Это специфика разведки! Нам нужен был только тот вражина, который был для нас носителем информации, другой противник нас не интересовал, с ним мы старались не встречаться во имя выполнения главной цели – задания. Не потому, что мы были не готовы к принятию боя, а потому, что перед нами были совершенно другие цели, подходы, приоритеты. Профессионализм выполнения боевых заданий разведчиками ВДВ в душманском тылу как раз и состоял в том, что они решались нами тихо и незаметно – разведка любит тишину! Еще раз повторяю: мы – тени, летучая мышь – эмблема военной разведки.
Внутреннее состояние каждого из нас в тылу противника очень напряженное. Враг повсюду и встреча с ним нежелательна, она может произойти неожиданно по воле стечения обстоятельств, и тогда мы вынуждены принимать, как правило, неравный бой. От этой ситуации мы уходим всеми возможными способами, поэтому напряжение зачастую просто зашкаливает. Поверьте мне, на самом деле, тишина, очень страшное состояние. С одной стороны, она необходима! Это значит, что противник нас не видит и не знает о нашем присутствии в его тылу, с другой - она невыносима непредсказуемым развитием событий. Пробираешься ли ты в горах, лесной местности – тишина, спокойствие – вроде бы все как надо, но в любой момент она может взорваться выстрелами и разрывами гранат. Поэтому, мы, разведчики, уважаем тишину, для нас она добрый знак, но мы ее и боимся. Что она принесет нам в следующую минуту? Как повернется? Только Богу известно.
В общевойсковом бою все гораздо проще: завязалась схватка, ты так или иначе видишь противника, контролируешь его, принимаешь решения. Нет дикого напряжения в его ожидании: командир отдает боевые приказы, производит перегруппировку сил, средств. Идет боевая работа, где каждый из военнослужащих знает место, роль в боевых порядках подразделения.
В разведке не так. Бой нам, во-первых – не нужен! Но он может возникнуть в любой минуту. Постоянная тревога в ожидании боевого столкновения с противником – очень тяжелый и напряженный момент. Он отнимает все резервы душевных и физических сил – мне тишина всегда была неприятной. До сих пор я ее боюсь! Бывает, просыпаюсь ночью и трясусь в неописуемом страхе – синдром отдаленных последствий после десятков лет окончания войны. Мне неприятны американские боевики и тем более наши, доморощенные, где «рейнджеры» творят в бою чудеса храбрости, при этом ковыряясь зубочисткой во рту. На самом деле все далеко не так: после боя трясет и колотит – организм реагирует на нестандартную обстановку бурно и болезненно. Но замечу, трясучка больше всего приходится на время после боевого столкновения. Во время боя принимаешь решения, действуешь, мозг контролирует ситуацию, дает команды на выполнение задач, и нет сопереживательных моментов в опасности. Знаешь, что она подстерегает тебя везде и всюду, принимаешь меры по ее минимизации, продолжая выполнять поставленные задачи. Другое дело после боя, на базе, особенно ночью, когда расслабляешься и в мозгу "прокручивается" прошедший бой – вот когда приходит страх, приходит ужас!
Морально-психологическое состояние разведчиков при выполнении боевых задач я раскрыл в рамках психологических ощущений, когда в условиях смертельной опасности сознание работает в режиме общего надрыва. Это тоже важный момент, требующий предельного контроля своих действий при выполнении задач, принятие быстрых и грамотных решений. Важно и такой момент: самого себя подчинить главной задаче, направить волю, усилие на ее выполнение. Героями не рождаются. В определенный момент боя создается обстановка, когда подготовленный человек совершает нечто такое, что недоступно другим. Организм помимо воли человека реагирует на опасность вне желания последнего совершать геройские поступки. Солдаты, военнослужащие на войне всегда подвержены опасности, и они это понимают. Сознание в зоне боевых действий адаптируется к режиму этого состояния и ставит его в нужные рамки повседневной деятельности. Не хочу сказать, что привыкаешь к опасности. Совсем нет. Сознание ставит организм в условия, когда опасность становится образом жизни и происходит адаптация на уровне подсознания. Морально-психологическое состояние военнослужащих, действующих в боевой обстановке, требует системной тренировки под руководством специалистов и командиров.
До сих пор иногда вскакиваю ночами от страха, пришедшего во сне видения какого-либо боя, имевшего место много лет назад. Буквально колотит от переживаний пришедшего сновидения. Пот заливает глаза, трясутся колени, зубы стучат по стакану с холодной водой – лучше с водкой. Страшное состояние, постепенно переходящее в спокойствие, но в эту ночь уже не заснешь. Лежишь, вспоминая бой во всех его подробностях, он может быть не самым жестоким и напряженным, но мозг подсознательно откликнулся именно на него – вот и вспоминаются события давно минувших дней…
Есть такое понятие, как подвиг – высшее напряжение душевных, моральных и физических сил. На поле боя создается обстановка, в которой избранники судьбы, способные на подвиг, с риском для жизни совершают действия, которые соратники по бою относят к героизму. Такие действия, как правило, изменяют его ход к победе. Я это рассказываю потому, что последствия боевых действий оставили в каждом из нас неизгладимые впечатления. Спустя много лет в разных вариантах они всплывают в памяти и подолгу не отпускают от себя, живой картинкой встают перед глазами, как будто и не было последних лет: молодые лица ребят и время, где мы еще все живы… Не рассказать об этом будет несправедливо, не получится полной картины войны. С одной стороны дерзкие боевые дела, с другой – сопереживания их последствий. Одно с другим неотделимо. Это важно понять не только воевавшим, но и тем, кому не дай бой Бог, придется столкнуться с войной…
…Морально-психологическая подготовка частей Советской Армии, призванных с оружием в руках вести боевые действия в Афганистане, конечно же, не соответствовала требованиям боевой обстановки. Сложной и драматичной оказалась она для контингента советских войск. Я подвергнул критике военачальников, бросавшихся в боевые действия в звене батальон – бригада, не потому, что они не соответствовали своим должностям – время было такое, а потому что ни их не учили, ни они сами не умели делать того, что необходимо на войне. Конечно же, не их дело решать задачи тактического уровня. От этого страдало оперативно-стратегическое направление боевых операций советских войск, которое не приводило к изменению обстановки в нужной нам динамике в рамках страны.
Военачальники прекрасно знали о слабой боевой подготовке частей и соединений, вошедших в Афганистан, поэтому стремились собственным присутствием в войсках эффективно влиять на ход боевых операций с меньшими потерями. Они рисковали собой, честью, репутацией, но вынуждены были бросаться в огонь боевых действий, организовывая взаимодействие, согласования боевых операций. Конечно же, честь и хвала Маршалу Советского Союза С.Л. Соколову, бесстрашно бросавшемуся в самые горячие районы боевых действий, генералу Меримскому. Они понимали в минуты суровых боев, что ротой должен командовать командир роты, а батальоном – командир батальона, но поступить другим образом они не могли – честь, долг высших офицеров Советской Армии заставлял их быть в передовых рядах воинского контингента. Такова реальность тех пламенных дней.
Слабое управление войсками, отсутствие современных средств связи не позволяло быстро менять динамику боевого столкновения, совершать маневр в ходе боевой операции. Неспособность командного звена полк – бригада – дивизия к быстрому реагированию на изменение обстановки, к принятию грамотных решений, заставляло руководство Оперативной группы Министерства обороны лично прибывать в войска для обеспечения взаимодействия и организации боевых действий. Высший командный состав вынужден был личным вмешательством решать несложные тактические задачи, с которыми могли бы справиться командиры батальонов, полков. Но сложившаяся порочная практика организации боевой подготовки Советской Армии не научила самостоятельности командиров самого действенного звена: батальон – полк – бригада принимать решения на бой, отдавать боевые приказы смело, решительно и доводить их исполнение до логического завершения. Поэтому высшее руководство Министерства обороны СССР, владея сложившейся ситуацией, лично выезжало в районы боевых действий для увязки простейших вопросов. Без их личного участия войска стояли, не зная ни задач, ни маневра, ни противника, постоянно подвергаясь нападениям моджахедов.
Душманы хорошо чувствовали нерасторопность, неуверенность, замешательство советских войск, использовали их недостатки в свою пользу. Удар следовал за ударом. Нашим подразделениям приходилось только «огрызаться» огнем стрелкового оружия, артиллерии, чтобы сохранить себя и боевую технику. Терялось время, отсутствовало взаимодействие с авиацией, другими подразделениями, находившимися по соседству для нанесения совместных массированных ударов по противнику, уменьшавших его боевой потенциал. Поэтому мы видели Маршала Советского Союза Соколова на самых важных в боевом отношении направлениях, пытавшегося властью, данной ему, привести в порядок войска для организованного вступления в бой.
Другим военачальникам армейского звена, также приходилось, что называется, курировать свои подразделения, вступившие в боевые столкновения с противником. Командиры батальонов, полков, выполнив ближайшую задачу в рейдовых операциях, зачастую не знали последующей задачи, дальнейшего порядка действий. По открытым средствам связи, которые контролировались противником, они уточняли задачи у старших начальников. Совсем неудивительно, что на пути движения наших войск устраивались засады, завалы, менялись русла рек, арыков для размывания дорог, устанавливались мины, фугасы. Первые рейдовые операции, в том числе в провинцию Вардак уезда Бехсуд в мае 1980 года показали, что противник отлично ориентируется относительно путей нашего движения и заблаговременно принимает меры противодействия продвижению колонн бронетехники.
В итоге первой рейдовой операции невозвратные потери дивизии составили: тринадцать солдат и офицеровубитыми и около двух десятков раненых. Начальнику инженерной службы 350-го гвардейского парашютно-десантного полка майору Курлюку, командиру разведывательной роты этого же полка гвардии капитану Литошу, есть о чем рассказать, вспоминая эту операцию. И мне многое вспоминается. Со своими разведчиками я принимал участие в первом для дивизии рейде, за успешные действия в котором был награжден орденом Красной Звезды, мои разведчики – боевыми медалями.
Я рассказываю о рейдовых операциях в Афганистане, их организации, тактике, чтобы читателю было легче ориентироваться в действиях командиров различных степеней, оценивать обстановку со своей точки зрения и главное – понимать, почему события развивались именно таким, а не другим образом, возможно, более эффективным и разумным. Основные причины были мною изложены выше и, к сожалению, они не всегда играли важную роль по конечному результату боевых действий. Кураторство, создание дополнительных звеньев управления (оперативные группы) откровенно вносило сумятицу в процесс ведения боя. Командиры батальонов, полков, оглядываясь на начальников вышестоящих штабов, не брали на себя ответственность на принятие нужного, своевременного решения, чтобы нанести поражение противнику. Упускалось драгоценное время: противник безнаказанно уходил, либо в командирской неразберихе наносил удары и скрывался на базах в горах. Надо обязательно было помнить, что в бою динамика событий менялась каждую минуту, секунду, командиру отводилось мало времени на оценку обстановки, принятие решения и отдание разумного боевого приказа. Это очень важный фактор в управлении боевыми действиями, которые носили еще и абсолютно непредсказуемых характер.
Противник воздействовал со всех сторон, маневрировал, заходил в тыл, фланг, уходил и вновь появлялся, перегруппировавшись, атаковал с направления, откуда его совсем не ждали. Командиру в таких ситуациях важно было не терять время на различные уточнения, согласования по средствам связи, а быстро и решительно реагировать на обстановку, работать по противнику всеми имеющимися в его распоряжении силами и средствами. Командир должен быть способным к самостоятельным решениям, независимым от различного рода кураторов, оперативных групп, центров боевого управления. Ему необходимо работать по задаче энергично, не оглядываясь назад, принимать решения на бой и бить противника, бить.
ГЛАВА 44
Для советских солдат и офицеров афганская весна 1980 года явилась начальным классом постижения опыта жестоких боев с отрядами моджахедов в составе крупных рейдовых группировок. Но окончание операций не приносило радости войскам – потери в личном составе и технике затмевали успехи, носившие, как правило, временный, частный характер. Тем не менее, личный состав обретал в боях опыт ведения боевых операций с применением бронетехники, артиллерийских систем, авиации. Командиры испытали себя на способность к управлению войсками в настоящем бою с решением вопросов взаимодействия с различными родами войск. Личный состав, понюхав пороха, прочувствовал свист душманских осколков и пуль, горечь потерь товарищей. В войсках формировалось понимание о бое, имеющего целью достижения победы, как о серьезной, кропотливой работе воинских коллективов, начиная от его подготовки до завершения эвакуации раненых и погибших.
Сложившаяся обстановка с началом активной фазы боевых действий и проведения войсковых операций диктовала штабам соединений армии о необходимости организации системной работы по добыванию о противнике разведывательных данных, его местоположении, намерениях. Без разведывательной своевременной и достоверной информации о боевом потенциале душманских отрядов ведение против них боевых операций было малоэффективным и обречено на провал. Противник, находясь в постоянном движении, менял базы, места дислокации, оседал в кишлаках для проведения полевых работ, опять уходил в горы, маневрировал, выискивал уязвимые места для нанесения по ним быстрых ударов, после чего скрывался в недоступных ущельях.
Над тактикой противника, применяемой им в различных видах атакующей деятельности, мы, разведчики, много работали, анализировали и набирались боевого опыта. Командуя разведывательными подразделениями соединения до конца 1981 года, я со своими разведчиками участвовал во всех рейдовых операциях, проводимых 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизией в провинциях Вардак, Пагман, Парван, Кабул, Каписа, Логар и других. Появившийся опыт боевых действий с использованием техники в горных, отрезанных от центра уездах, мы, разведчики, успешно применили при уничтожении душманских отрядов в кишлачных массивах и «зеленках». Именно в этих мероприятиях нами была отработана тактика молниеносного охвата районов оседлого проживания сельского населения, пополнявшего душманские отряды, где мы проводили специальные операции по захвату «языков», складов с оружием, боеприпасами, отвоевывали у «духов» кусочки территории. Наши интересы распространялись на кишлачные зоны, в которых приобреталась практика ведения боя в условиях жилых сооружений, осваивалась тактика действий в зеленых массивах, отличавшаяся особым способом перемещения на местности с ограниченной видимостью. И, слава Богу, воевали без потерь!
Активная деятельность разведывательных подразделений 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии позволила расскрыть замыслы противника о формировании им крупных отрядов для нанесения советским войскам наибольшего поражения. В провинциях, прилегавших к Кабулу, полевые командиры планировали крупномасштабные операции, пополняя отряды местным населением. Они его на базах готовили для боевых операций против советских войск.
В провинциальных и уездных центрах, контролируемых вооруженной оппозицией, действовали исламские комитеты и законы шариата. «Борцы за веру», вступавшие на путь войны с неверными подвергались активной религиозно-психологической обработке религиозными деятелями - муллами, которые, зачастую, возглавляли вооруженные формирования. Дисциплина у них была – железная! Эту информацию разведчики дивизии добывали тяжелейшей работой на износ в условиях максимального риска для жизни.
Обстановка накалялась. Правительство Кармаля было в полной неспособности, чтобы закрепиться властными полномочиями на местах и проводить там внятную государственную политику, быть убедительным народу в своих реформах и преобразованиях. Руководство Афганистана во главе с Бабраком Кармалем, отсиживаясь в Кабуле, не влияло на ход событий. Причины пассивного поведения руководителя Афганистана я анализировал выше, напомню лишь о том, что Бабрак уже понял ответ на ключевой вопрос: сельское население, составлявшее основу афганского народа, приняло сторону его противников. Все меры, прнятые им для укрепления собственной власти в стране, были исчерпаны: 40-я армия втянута в боевые действия с оппозицией по всему спектру афганских проблем, но это не дало желаемых результатов, а, значит, не было смысла в посещениях уездов, провинций, подвергаясь риску нападения пособниками заклятых врагов. Он отсиживался во дворце под охраной батальона десантников и пил от безысходности «горькую», время от времени показываясь на приемах высших лиц государства и военного руководства ограниченного контингента. Ничего не поделаешь, оставалось уповать на Аллаха – Всемилостивого и Милосердного.