Варни схватил меч и вскочил даже быстрее, чем открыл глаза. А потом заморгал, удивленно оглядываясь. В туннеле никого не было. Железные кровати по‑прежнему перегораживали вход. Варни уже собрался опустить меч, как вдруг кто‑то сказал:
– Эй!
– А?
– Сюрприз! – сказал мистер Круп, появляясь в кругу света.
Варни сделал шаг назад – и очень зря. В висок ему тут же уперлось острие ножа.
– Дальнейшие телодвижения нежелательны, – сообщил мистер Круп. – А то может приключиться досадный инцидент при участии любимого ножичка мистера Вандемара. Смертность от бытовых травм по статистике самая высокая. Правда ведь, мистер Вандемар?
– Мне плевать на статистику, – вяло ответил мистер Вандемар, протянул руку, затянутую в перчатку, отобрал у Варни меч, погнул его и бросил на пол.
– Ну, Варни, как жизнь? – поинтересовался мистер Круп. – Надеюсь, неплохо. А? Ты в отличной форме, бодр, свеж и готов отправиться на рынок? Знаешь, кто мы такие?
Варни кивнул, если можно, конечно, кивнуть не шелохнувшись. Да, он знал, кто такие Круп и Вандемар.
Он незаметно оглядел стены. Вот он, моргенштерн – деревянный шар на цепи, утыканный гвоздями. В самом дальнем конце туннеля.
– Мы тут узнали, что одна известная юная особа собирается сегодня выбрать себе телохранителя. Как ты насчет того, чтобы получить такую работу? – Мистер Круп поковырял в своих гнилых зубах. – Говори прямо.
Усилием мысли Варни снял с крюка моргенштерн. Это был его коронный номер. Теперь осторожно… не торопясь… Он поднял его под самый потолок… А мистеру Крупу сказал:
– Варни – лучший наемник и телохранитель во всем Нижнем мире. Говорят, лучше меня была только Охотница.
Варни придвинул моргенштерн ближе к мистеру Крупу и остановил чуть позади его головы. Он проломит череп Крупу, а потом займется Вандемаром.
Шипастый шар просвистел в воздухе, Варни бросился на землю, избавившись наконец от ножа у виска. Мистер Круп даже не поглядел в сторону орудия. Он просто нереально быстро повернул голову. Моргенштерн пронесся мимо и рухнул на пол, взметнув осколки кирпича и бетона. Мистер Вандемар одной рукой поднял с пола Варни.
– Убить его? – спросил он у напарника.
Мистер Круп покачал головой: не сейчас – и сказал Варни:
– Недурно, недурно. Итак, «лучший наемник и телохранитель», мы хотим, чтобы ты сегодня отправился на рынок. И сделал все, что потребуется, чтобы стать личным телохранителем небезызвестной юной особы. А когда ты им станешь – помни: охраняешь ее от всех, кого хочешь, но когда она понадобится нам, ты ее отдашь. Понял?
Варни провел языком по обломкам зубов.
– Хотите меня подкупить?
Мистер Вандемар поднял моргенштерн и принялся не спеша разбирать цепь. Разогнутые звенья одно за другим падали на пол.
Бряк.
– Нет, – сказал мистер Вандемар. Бряк. – Мы хотим тебя запугать. – Бряк. – И если ты не сделаешь так, как сказал мистер Круп… – Бряк. – Мы будем тебя жестоко мучить… – Бряк … – очень долго… – Бряк. – А потом еще более жестоко убьем.
– Ясно. Значит, мне придется согласиться, так?
– Конечно, – сказал мистер Круп. – Только, увы, никакой компенсации за труд не предполагается.
– Ничего, переживу.
– Отлично. Поздравляем с новой работой.
* * *
Это был великолепный механизм внушительных размеров из полированного дерева – ореха и дуба, – меди, латуни, стекла и резной слоновой кости. Тут были зеркала и кварцевые призмы, медные шестеренки и пружины. Весь прибор был больше, чем широкоэкранный телевизор, хотя сам экран – всего шесть дюймов. Перед экраном располагалось увеличительное стекло. Сбоку приделан латунный рожок, вроде слухового, или раструба старинного граммофона. Все вместе напоминало телевизор и видеомагнитофон, какими они могли бы быть, если бы их изобрел триста лет назад Исаак Ньютон. Впрочем, так оно и было.
– Смотрите, – сказала Дверь и положила деревянный шар на подставку. На самом аппарате и на шаре зажглись огоньки, шар начал вращаться.
На крошечном экране вспыхнуло яркое цветное изображение – и появилось аристократическое лицо лорда Портико. Словно из глубины времен послышался голос, который изредка прерывало потрескивание.
– …что эти два мира так близки и в то же время так далеки друг от друга, – говорил он. – Там наверху – хозяева жизни, а здесь, внизу, – мы, те, кто из нее выпал.
Дверь с каменным лицом смотрела на экран.
– …Однако, – продолжал ее отец, – я совершенно уверен, что именно наша разобщенность разъедает Нижний мир. Система ленов глупа и бессмысленна.
Лорд Портико был в потертом сером смокинге и шапочке вроде кардинальской. Трудно было поверить, что запись сделана несколько недель назад. Казалось, его голос летит через столетия.
Лорд кашлянул.
– И не я один так считаю. Есть те, кто хочет сохранить статус‑кво. Есть такие, кто хочет углубить разобщенность, но есть и другие, которые…
– Нельзя ли все это пропустить? – спросил маркиз. – Можешь найти последнюю запись?
Дверь кивнула. Нажала на рычажок из слоновой кости, и картинка расплылась, смазалась, а когда снова стала четкой, лорд Портико был уже без шапочки и не в смокинге, а в длинном плаще. На голове у него кровоточила рана. Теперь он не сидел, вальяжно развалившись в кресле, а склонился к прибору и говорил торопливо, почти шепотом:
– Не знаю, кто найдет мой дневник, не знаю, кто увидит эту запись. Но, кто бы ты ни был, пожалуйста, передай ее моей дочери Двери, если она выживет… – Послышался треск, изображение на секунду пропало. – Дверь, девочка моя, все очень плохо. Не знаю, сколько у меня времени. Они скоро и до этой комнаты доберутся. Кажется, мою Порцию и твоих брата и сестру – всех убили, – звук стал нечетким, картинка дрожала.
Маркиз бросил взгляд на Дверь. По ее лицу текли слезы, но она словно не замечала, что плачет, не пыталась смахнуть их, а только неотрывно смотрела на своего отца и внимательно вслушивалась в его слова.
Тррр. Щелк. Хррр.
– Послушай меня, дочка, – говорил отец. – Иди к Ислингтону… Ислингтону можно верить… Ты должна ему верить… – Изображение стало мутным. Кровь текла со лба лорда Портико, заливая глаза. Он отер кровь и продолжил: – Дверь! Отомсти за нас. Отомсти за свою семью.
Послышался громкий удар. Портико покосился куда‑то вбок, испуганно, затравленно.
– Что такое? – пробормотал он и вышел за пределы экрана.
Некоторое время экран показывал только стол на фоне белой стены. Вдруг в стену ударила яркая струя крови. Дверь быстро нажала на рычажок, экран погас, и она отвернулась.
Маркиз протянул ей носовой платок.
– На.
– Спасибо. – Она вытерла слезы и громко высморкалась. А потом проговорила, глядя в пустоту: – Ислингтон.
– Никогда не имел с ним дела, – сообщил Маркиз.
– Я думала, его не существует. Что это только легенда…
– Отнюдь, – маркиз взял со стола золотые часы и открыл крышку. – Славная работа, – заметил он.
Дверь кивнула.
– Это часы моего отца.
Маркиз захлопнул крышку.
– Пора отправляться на рынок, а то опоздаем. Время работает против нас.
Она снова высморкалась, сунула руки в карманы куртки и повернулась к маркизу. Ее многоцветные глаза ярко горели, брови были сурово сдвинуты.
– Вы в самом деле думаете, что мы сможем найти телохранителя, способного справиться с Крупом и Вандемаром?
Маркиз улыбнулся, блеснули белоснежные зубы.
– Справиться с этими господами? Нет! Со времен Охотницы никто даже и не пытается. Я надеюсь, что мы найдем такого телохранителя, который отвлечет на себя их внимание и даст тебе время сбежать.
Он пристегнул цепочку к жилету и опустил часы карман.
– Что вы делаете? Это же часы моего отца!
– Ну, они же ему больше не нужны, разве не так? – Маркиз поправил цепочку. – Смотри. По‑моему, очень элегантно.
Маркиз с интересом наблюдал, как отчаяние на лице девушки сменяет ярость. Дверь успокоилась и безучастно произнесла:
– Нам пора.
* * *
– До моста уже недалеко, – сказала Анестезия.
Ричард облегченно вздохнул. Они истратили две свечи, и теперь горела третья. В голове не укладывалось, что они все еще под Лондоном. Казалось, они должны быть где‑то на полпути в Уэльс.
– Мне так страшно! – продолжала девушка. – Я никогда раньше не была на мосту.
– Ты говоришь, что бывала на рынке, – удивился Ричард.
– Это же Плавучий рынок! Я ведь говорила. Он «плавает», перемещается. Он всегда в разных местах. Последний раз, когда я ходила на рынок, это было в такой большой башне с часами. Большой… кто‑то там. А в другой раз…
– Биг Бен?[19]
– Да, кажется. Прямо внутри часов, там, где огромные шестеренки. Бусы, кстати, оттуда, – девушка приподняла бусы, и кварцевые шарики заискрились в свете свечи. Она улыбнулась, как ребенок, и спросила: – Нравится?
– Да, очень красиво. Дорогие?
– Я их кое на что сменяла. Здесь, внизу, нет денег. Мы просто меняемся.
Тут они вышли из‑за угла и увидели мост. Ричард подумал, что так мог бы выглядеть один из мостов через Темзу пятьсот лет назад – огромный каменный мост, перекинутый над черной бездной, – под ним не было воды, над ним не было неба. Все тонуло во мраке. Интересно, кто его построил… и когда? – подумал Ричард, подивившись, что такой огромный мост стоит себе под городом, и никто об этом не знает. У него вдруг засосало под ложечкой, и он понял, что тоже отчаянно напуган.
– А нам обязательно идти через мост? – спросил он. – Неужели нет другого пути?
Они остановились.
– Есть. Но тогда рынка там не будет.
– Как это? Что за бред? Если в каком‑то месте что‑то есть, то оно там есть, разве не так?
Анестезия только молча покачала головой.
Сзади послышались голоса. Кто‑то толкнул Ричарда, и он шлепнулся на землю. Обернувшись, он увидел огромного человека, покрытого примитивными татуировками, в одежде, которая, казалось, была сшита из автомобильных чехлов и ковриков. Он равнодушно смотрел на Ричарда. Позади толпились люди, человек десять – мужчины и женщины, одетые так, будто собрались на деревенский маскарад.
– Ты стоял у меня на пути, – проговорил Варни. Настроение у него было паршивое. – А я этого не люблю.
Как‑то раз, в детстве, Ричард шел из школы и увидел в канаве крысу. Заметив его, крыса поднялась на задние лапы и угрожающе зашипела. Тогда он отошел подальше, удивляясь, как такое маленькое создание не боится постоять за себя – ведь он по сравнению с ней просто огромный. А сейчас Анестезия встала между ним и Варни. Она едва доставала ему до груди, однако уставилась прямо в глаза и сердито зашипела, обнажив зубы, словно маленькая разъяренная крыса. Варни отступил и плюнул Ричарду под ноги. А потом повернулся и пошел к мосту, уводя своих спутников.
– Ты как? – спросила девушка, помогая Ричарду подняться.
– Нормально. Ты очень смелая.
Она потупилась.
– Нет, я не смелая. Я боюсь моста. Но даже эти его боятся. Поэтому и сбились в кучу. Они думают, что вместе не так страшно, и нападать стаей легче.
– Если вы собираетесь идти через мост, я с вами, – послышался сзади женский голос, густой и сладкий, как мед.
Ричард так и не понял, что это за акцент. Сначала он подумал, что канадский или американский. Позже ему стало казаться, что скорее африканский или австралийский, а может, даже индийский. Женщина была высокой, с длинными темно‑каштановыми волосами и кожей цвета жженого сахара. Одета во что‑то серо‑коричневое, из пятнистой кожи. Через плечо перекинут потрепанный вещмешок – тоже кожаный. В руке она держала боевой шест, на поясе висел нож, а на запястье болтался электрический фонарик. И это, безусловно, была самая красивая женщина из всех, каких Ричард когда‑либо встречал.
Секунду подумав, он сказал:
– Вместе не так страшно. Присоединяйтесь. Меня зовут Ричард Мэхью. Это Анестезия. Из нас двоих только она знает, что делает.
Анестезия приосанилась.
Женщина в пятнистой коже оглядела его с ног до головы.
– Ты из Верхнего Лондона, – заключила она.
– Да.
– Человек из Верхнего мира рука об руку с крыситкой! Ну и дела!
– Я его проводник, – сердито вмешалась Анестезия. – А ты кто такая? Кому ты служишь?
Женщина улыбнулась.
– Я никому не служу, детка. Кто‑нибудь из вас раньше ходил по мосту? – Анестезия покачала головой. – Что ж… Думаю, будет весело.
Они подошли к мосту. Анестезия отдала Ричарду самодельную лампу.
– Возьми, – сказала она.
– Спасибо, – ответил Ричард и спросил у женщины в коже: – Чего именно надо бояться? Рыцарей?
– Нет, ночи.[20]
Анестезия взяла Ричарда за руку. Он стиснул ее крошечную ладошку. Она улыбнулась и пожала ему руку. А потом они взошли на мост, и Ричард начал понимать, что мрак – не просто отсутствие света, а нечто реальное, ощутимое. Он чувствовал, как мрак касается его кожи, оглаживает, проверяет, проникает в мозг, забирается в легкие, в глаза, рот…
С каждым шагом свет свечи все тускнел. Как и фонарика – в руке у женщины в коже. Складывалось ощущение, что это не свет тускнел, а гуще становилась темнота. Ричард закрыл глаза, а когда открыл – вокруг был полный, непроглядный мрак. Послышался шорох, шепот. Ослепленный мраком, Ричард отчаянно моргал. Снизу доносились безобразные, какие‑то голодные звуки. Ричарду показалось, что он различает голоса, словно под мостом притаилась целая армия огромных, уродливых троллей…
Что‑то проскользнуло мимо них.
– Что это? – пискнула Анестезия. Ее ладошка дрожала в его руке.
– Тс‑с… Не привлекай их внимание, – прошептала женщина.
– Что происходит? – спросил Ричард еле слышно.
– Ничего. Это темнота, мрак, а во мраке – все кошмары, которые рождались в ночи с древнейших времен, когда мы, завернутые в шкуры, жались друг к другу в поисках тепла и защиты. А теперь… – проговорила она, – пора бояться темноты.
Ричард почувствовал, как что‑то ползет по его лицу. Он закрыл глаза, но ощущения остались прежними. Мрак был абсолютным. И тогда начались видения.
* * *
Фигура с горящими волосами и распростертыми крыльями, объятыми огнем, летит прямо на него.
Он вскинул руки – ничего.
Джессика глядит на него с презрением. Он хочет крикнуть ей, что ему очень стыдно…
И идет дальше.
Он снова маленький, возвращается из школы поздним вечером по улице без единого фонаря. Он здесь ходил тысячу раз, но от этого ему не легче, и он умирает от страха.
Он в лабиринте, глубоко под землей. Зверь ждет его. Он слышит, как капает вода. Он знает, что Зверь выжидает. Крепче сжимает копье… И тут за его спиной раздается утробный рык. Он оборачивается. Медленно, как во сне, Зверь мчится к нему.
Зверь атакует.
Ричард умирает.
И по‑прежнему идет по мосту.
И снова и снова на него во мраке ночи мчится Зверь.
* * *
Послышался треск, вспыхнул свет – такой яркий, что Ричард зажмурился и отшатнулся. Это была свечка в бутылке из‑под лимонада. Трудно было поверить, что одна свеча может давать столько света. Он поднял ее вверх, облегченно отдуваясь. Сердце гулко стучало в груди.
– Кажется, мы успешно прошли мост, – сообщила женщина в коже.
Сердце билось так сильно, что Ричард сперва не мог вымолвить ни слова. Он заставил себя дышать ровнее, успокоиться. Они были в огромном зале, точно таком же, как на той стороне моста. Ричард даже подумал, что это тот самый зал. Однако темнота была гуще, и перед глазами у него вспыхивали разноцветные круги, как после яркой вспышки.
– На самом деле, – медленно проговорил Ричард, – бояться было нечего, так?.. Это как дом с привидениями… что‑то шуршит в темноте, а ты уже воображаешь невесть что. Нам ведь ничего не грозило, верно?
Женщина посмотрела на него с состраданием, и Ричард вдруг обнаружил, что Анестезия больше не держит его за руку.
– Анестезия?..
Из мрака на мосту послышался шорох – или вздох, – и к его ногам покатились кварцевые бусины. Бусы Анестезии. Ричард поднял один шершавый шарик.
– Надо… надо вернуться. Она там…
Женщина посветила фонариком через мост. Там никого не было. Пустота.
– Где она?
– Ее нет, – просто ответила женщина. – Ее поглотил мрак.
– Мы должны что‑то сделать, – не сдавался Ричард.
– Да? И что же?
Он открыл рот, но не нашелся, что ответить. Глядя на россыпь бусин на земле, он вертел в пальцах одну из них.
– Ее больше нет, – сказала женщина. – Мост взял свою дань. Радуйся, что он выбрал не тебя. А теперь, если ты хотел попасть на рынок, нам туда. – Она махнула фонариком в сторону узкого темного коридора, уходящего вверх.
Ричард не шелохнулся. Его охватило оцепенение. Он не мог поверить, что девушки больше нет, что она потерялась, исчезла, пропала… а женщина в коже при этом делает вид, что ничего не произошло, как будто терять людей – обычное дело. Нет, не может быть, чтобы Анестезия погибла, иначе…
Ричард вздохнул и закончил свою мысль: …иначе получается, что это его вина. Она не просилась идти с ним. Он до боли сжимал в руке кварцевый шарик, вспоминая, как она хвасталась своими бусами. И думал о том, как сильно привязался к ней за те несколько часов, что они провели вместе.
– Ты идешь?
Несколько секунд Ричард стоял в темноте, а потом осторожно опустил бусину в карман джинсов и пошел вслед за женщиной, которая шагала к выходу из зала. И тут он сообразил, что до сих пор не знает, как ее зовут.
Глава V
Люди с фонарями, лампами, факелами, свечами проплывали в темноте. Ричарду вспомнилось кино о подводном мире, которое показывали в школе: точно так же в океане сновали блестящие рыбы – глубоководные обитатели, ориентировавшиеся во тьме без зрения.
Вслед за женщиной в коже Ричард поднялся по ступеням с металлической окантовкой и понял, что оказался в метро. Они встали в очередь, тянувшуюся от решетки, приоткрытой не больше чем на фут, за которой были двери на улицу.
Перед ними стояли двое юношей с веревками на запястьях. Концы веревок держал бледный лысый тип, от которого попахивало формальдегидом. Сразу за ними встал бородатый старик с черно‑белым котенком на плече. Котенок тщательно умылся, лизнул хозяина в ухо, свернулся калачиком и заснул. Очередь медленно продвигалась по мере того, как люди, один за другим, проскальзывали за решетку и исчезали в ночи.
– Зачем тебе на рынок, Ричард Мэхью? – тихо спросила женщина в коже.
– Я надеюсь встретить там своих друзей. Точнее, одного друга. Честно говоря, я мало кого знаю в Нижнем мире. Только познакомился с Анестезией, и… – Он умолк, а потом задал вопрос, который не решался задать раньше: – Она умерла?
Женщина пожала плечами.
– Кто знает? В любом случае, к прошлой жизни она не вернется. Надеюсь, ты найдешь на рынке то, что ищешь, и ее смерть окупится…
Ричарда передернуло.
– Сомневаюсь.
Они приближались к решетке.
– Чем вы занимаетесь? – спросил он.
Она улыбнулась.
– Оказываю персональные физические услуги.
– А‑а… И что это за услуги?
– Я продаю свое тело, – ответила она.
– А‑а…
Ричард прекратил расспросы – он слишком устал и к тому же, как ему казалось, догадался, что она имеет в виду.
Наконец они вышли на улицу. Ричард оглянулся. Над входом в метро была надпись: «Найтсбридж». Он горько усмехнулся. Судя по всему, ночь приближалась к концу. Ричард поглядел на часы и ничуть не удивился, увидев пустой дисплей. Может быть, села батарейка, а может, подумал он, время в Нижнем Лондоне не имеет ничего общего с тем, к которому он привык. Ему было наплевать. Он снял часы и выбросил их в ближайшую урну.
Причудливо одетые люди из Нижнего мира пересекали дорогу и скрывались за двойными дверьми на той стороне улицы.
– Нам туда? – взволнованно спросил он.
– Туда, – кивнула женщина.
Перед ними было огромное здание, сверкающее огнями. У входа висели стилизованные гербы с горделивыми надписями о том, что здесь отоваривались многие члены королевской фамилии. Ричард, который часами таскался за Джессикой по лучшим лондонским магазинам, тут же узнал этот, даже не поглядев на вывеску…
– «Хэрродс»? – удивился он.
– На этот раз да, – ответила женщина. – Где будет следующий рынок, никто не знает.
– Но неужели в «Хэрродс»?.. – пробормотал Ричард. Прокрасться сюда ночью казалось ему кощунственным.
Они прошли в боковую дверь и оказались в темноте. Пробрались мимо обмена валюты, мимо отдела подарочной упаковки, прошли через зал с солнечными очками и статуэтками и оказались в египетском зале. Свет и цвет хлынули на Ричарда, как приливная волна. Его спутница зевнула, как кошка, прикрыв розовый рот коричневой ладошкой, улыбнулась ему и сказала:
– Ну все, вот ты и на рынке. Целый и невредимый. У меня тут кое‑какие дела. Так что счастливо, – На прощанье она кивнула и растворилась в толпе.
Оставшись один, Ричард растерянно огляделся. Здесь царил хаос. Безумный, сумасшедший хаос, шумный, чудовищный и в некотором смысле замечательный. Все кричали, спорили, толкались и пели. Расхваливали свой товар, зазывали покупателей. Гремела музыка. Разные мелодии звучали одновременно, исполняемые в самой разной манере на всевозможных немыслимых самодельных инструментах. Пахло едой: в основном карри, но улавливались и запахи мяса и грибов. На стеклянных прилавках, где днем лежали часы и парфюмерия, янтарь и шелковые шарфы, а также рядом с ними были разложены товары. Все что‑то покупали. Все что‑то продавали. Ричард медленно побрел через толпу, прислушиваясь к выкрикам торговцев.
– Свежайшие сны. Первосортные кошмары на любой вкус!
– Оружие! Вооружись! Защити свое жилье, нору или берлогу! Тебе это необходимо! У нас это есть! Подходи, не стесняйся – вооружайся!
– Му‑у‑сор! – гаркнула толстая старушонка в самое ухо Ричарду, когда он проходил мимо ее вонючего прилавка. – Хлам! Рухлядь! Обломки, осколки, обрезки! Подходи! Все битое, рваное, сломанное. Самое нужное!
Человек в латах стучал в барабан и орал:
– Потерянное, утраченное! Потерянное, утраченное! Никаких подделок, все честно, легально, все официально!
Ричард как сомнамбула шел по залам универмага. Трудно было даже представить, сколько тут собралось народу. Тысяча? Две? Пять?
Один из прилавков был весь заставлен бутылками – пустыми и чем‑то наполненными, всевозможных форм и размеров: от обычных винных до гигантской блестящей бутыли, в которой, судя по ее виду, наверняка скрывался джинн. Рядом продавались свечи – восковые и сальные, а также всевозможные лампы. Кто‑то сунул Ричарду под нос нечто похожее на отрубленную детскую ручку, сжимающую свечу, и прокричал: «Священная длань, сэр! Ваши враги сбегут аж в Бедфордшир. Стопроцентная гарантия!». Ричард поспешил отойти подальше. У него не было ни малейшего желания выяснять, что это за «священная длань» и чем она полезна. Он прошел мимо ювелира, торговавшего золотыми и серебряными украшениями, а потом мимо другого прилавка с украшениями – на этот раз сделанными, как ему показалось, из проводов и резисторов от древних радиоприемников. Он увидел лотки со всевозможными книгами и журналами и вешалки с одеждой – старой, залатанной, перешитой и перекроенной самым невообразимым образом. Увидел несколько татуировщиков. И, похоже, невольничий рынок, от которого решил держаться подальше. Увидел стоматологическое кресло со сверлом на педальном приводе и целую очередь несчастных, которые пришли сюда, чтобы запломбировать или вырвать зубы, увидел и самого дантиста, который, пожалуй, чересчур наслаждался своей работой. Он увидел сгорбленного старичка, торговавшего чем‑то непонятным – то ли шляпами, то ли произведениями современного искусства. Он увидел нечто, смахивающее на переносную душевую кабину, прошел мимо небольшой кузницы…
Чуть не каждый четвертый торговец продавал еду. Некоторые готовили прямо здесь же, на кострах – запекали картошку, каштаны, огромные грибы, обжаривали всякие булки. Глядя на эти костры, Ричард удивился, как это до сих пор не сработала пожарная сигнализация. А потом, с не меньшим удивлением, подумал, что всем этим людям было бы гораздо проще ограбить универмаг. Зачем тащить сюда свой товар, если можно все взять прямо здесь? Впрочем, он уже хорошенько ознакомился со здешними нравами и понял, что не стоит ни к кому приставать с дурацкими вопросами… На нем, казалось, было написано, что он из Верхнего мира, и все поглядывали на чужака с презрением.
Есть в них что‑то первобытное, подумал Ричард и попытался вычленить конкретные типы. Были здесь люди, словно сбежавшие из общества исторической реконструкции, были какие‑то хиппи и альбиносы в серых одеждах и темных очках, были авантюристы в дорогих костюмах и черных перчатках, были огромные женщины на одно лицо, которые ходили по двое – по трое и раскланивались, встречая себе подобных, были чрезвычайно вонючие субъекты с нечесаными волосами, будто вылезшие из канализации, и сотни других, ни на кого не похожих людей…
Он представил, каким хаотичным показался бы чужаку обычный Лондон – его Лондон, и это придало ему смелости. Он начал спрашивать прохожих: «Простите! Я ищу человека по имени Карабас и девушку, которую зовут Дверь. Вы их случайно не видели?». Люди качали головами, отводили глаза и уходили.
Ричард сделал шаг назад и наступил кому‑то на ногу. Этот кто‑то оказался семи футов ростом, весь покрытый густой рыжей шерстью и с остро заточенными зубами. Огромной лапищей размером с баранью голову он схватил Ричарда за шкирку и поднес к своему лицу, отчего беднягу чуть не стошнило.
– Простите, – пискнул Ричард, – я… я ищу девушку по имени Дверь. Вы не знаете…
Великан швырнул его наземь и ушел.
Ричард снова почувствовал запах еды и вдруг вспомнил, что ничего не ел с тех пор как отказался от сочного куска кошатины много часов назад. У него потекли слюнки, и он понял, что ни о чем не может думать, кроме еды.
За ближайшим прилавком с едой стояла женщина с жесткими рыжими волосами. Она едва доставала Ричарду до пояса. Когда он к ней обратился, она покачала головой и поднесла палец к губам, показывая, что то ли не может, то ли не хочет с ним говорить. Пришлось жестами объяснять ей, что ему нужны два бутерброда с сыром и листом салата, а также стакан домашнего лимонада (если он правильно понял, что это лимонад), а взамен он готов отдать шариковую ручку и коробок спичек, которые обнаружил у себя в кармане. Видимо решив, что он явно переплатил, торговка сунула ему вдобавок два крошечных кекса с орехами.
Ричард стал в сторонке и принялся жевать, глядя на хаос вокруг и слушая, как кто‑то исполняет «Зеленые рукава» на мелодию «Якети‑як».[21]Кому пришло в голову такое странное сочетание, трудно было представить.
Покончив с бутербродами, он вдруг понял, что проглотил их, не почувствовав вкуса, и решил съесть кексы и допить остатки лимонада более осмысленно. Он с наслаждением потягивал лимонад, когда у него за спиной вдруг раздался бодрый возглас:
– Хотите птичку, сэр? Грачи, вороны, скворцы, вороны. Отличные умные птицы. Мудрые и вкусные. Просто замечательные.
– Спасибо, не надо, – ответил Ричард и обернулся.
Над прилавком была вывеска: «Птицы и информация от старины Бейли». И еще картонки с надписями: «Только спросите – получите ответ!», «Самые жирные скворцы только у нас!!!», «Нужен грач – обращайтесь к старине Бейли!». Ричард вдруг вспомнил, как однажды, когда он только приехал в Лондон, увидел на станции «Лестер‑сквер» человека с плакатом: «Как победить похоть? Вот ответ: меньше белков, никаких яиц, мяса, фасоли, сыра – и наши собрания».
Птицы подпрыгивали в тесных клетках, сделанных из телевизионных антенн.
– Значит, вам нужна информация? – продолжал старина Бейли, не желая терять потенциального покупателя. – Карты крыш? История? Тайное мистическое знание? Я всегда говорю так: если я этого не знаю, значит, и знать там нечего.
Старик был в том же пальто из перьев, весь опутанный веревками. Он несколько раз моргнул, нацепил на нос очки, которые висели у него на шее на обрывке бечевки, и принялся пристально разглядывать Ричарда.
– Постой‑ка, я тебя знаю! Ты был с маркизом Карабасом. На крыше. Помнишь? Я старина Бейли. Не забыл? – и он кинулся горячо пожимать Ричарду руку.
– Вообще‑то, я как раз ищу маркиза. И девушку по имени Дверь. Думаю, они могут быть вместе.
Старик заплясал на месте, отчего во все стороны полетели перья из его пальто, а птицы в клетках захлопали крыльями и сердито закричали.
– Информация! Информация! – заорал он в толпу. – Видали? Я же говорил! В торговле нужно разнообразие! Нельзя вечно торговать только грачами на бульон, – все равно бульон из них получается неважный, а мясо жесткое, как подошва. И бестолковые они ужасно. Совершенно безмозглые птицы. Пробовал когда‑нибудь грача? – Ричард покачал головой. По крайней мере, в этом он был совершенно точно уверен: грачей он не ел. – Так что ты мне дашь? – спросил старина Бейли.