«Ну, при них ничего не могли обсуждать, вывели арестованных, а Михаилу говорят; «Ты иди, пожалуйста, в приемную, посиди, мы тебя вызовем еще раз. А тут мы обсудим».
Только начали обсуждать, к ним вбегают из приемной и говорят, что Михаил Каганович застрелился. Он действительно вышел в приемную, одни говорят — в уборную, другие говорят — в коридор. У него при себе был револьвер, и он застрелился. Он человек был горячий, темпераментный. И кроме того, он человек был решительный и решил: в следственную тюрьму не пойду. И лучше умереть, чем идти в следственную тюрьму».
По-моему, туман не рассеивается, а становится еще гуще. Согласитесь, что приемная, коридор и уборная, это все же разные места, по определению. Так, где же, по воспоминаниям Лазаря Моисеевича, действительно покончил с собой его брат? Что же не поинтересовался, где же именно тот застрелился? Кроме того, от кого Лазарь узнал, что Михаил решил: «в следственную тюрьму не пойду. И лучше умереть, чем идти в следственную тюрьму». Вероятнее всего, что между братьями был предварительный разговор. Иначе, откуда такие слова, что Михаил «решил »? Видимо, Михаил поделился с братом своими тревогами, по поводу предъявленных обвинений. Они, надо полагать, имели такой компрометирующий характер, что Михаилу трудно было их парировать. Надо учесть, еще одно обстоятельство. Рассказывая Куманеву сцену допроса М.Кагановича, откуда Лазарь Моисеевич узнал, что брат кричал на Ванникова и других: «Сволочи, мерзавцы, вы врете… ». Откуда узнал, что было на очной ставке, если, как говорит, не присутствовал на ней? Вряд ли Маленков, Берия или Микоян стали бы пересказывать Л.Кагановичу бранные слова его брата в адрес обвиняемых. Скорее это был пересказ самого Михаила Кагановича своему брату Лазарю после первого допроса обвиняемых, на котором он был, после чего младший Каганович и пошел, якобы, к Сталину или Лазарь Моисеевич, сам присутствовал при сцене допроса своего брата, но счел за благо промолчать об этом. Кроме того неясно, неужели это были все же обвинения в заговоре, о которых Л.Каганович поведал Ф.Чуеву и после которых старшему Кагановичу и пришлось расстаться с жизнью?
|
|
Придется обратиться за «помощью» к Никите Сергеевичу Хрущеву. Этот борец «за оттепель» в своих мемуарах написал следующее:
«Молотов был ближе к Сталину, хотя Каганович (Лазарь Моисеевич — В.М.) тоже был очень близкий к нему человек, и Сталин его за «классовое чутье», за «классовую непримиримость» к врагам выставлял как эталон решительного человека. Мы потом хорошо узнали, что это за «решительность», что это за человек, который и слова не сказал за своего брата Михаила, и брат покончил жизнь самоубийством, когда выхода у него уже не было, когда ему предъявили обвинение, что он немецкий агент и Гитлер метит его в состав русского правительства после захвата Москвы. Что может быть нелепее: Гитлер еврея Михаила Кагановича намечает в правительство России! Я не слышал, чтобы кто-либо говорил об этом, и никогда Каганович не возвращался к трагедии своего брата, даже когда уже выяснилось, что это была нелепость».
Получается, что в деле Б.Ванникова — М.Кагановича, все же присутствовал момент об образовании русского правительства со стороны заговорщиков. Хрущев, привел этот эпизод, чтобы разыграть антисемитскую карту и на этом примере, якобы, высмеять всю несостоятельность обвинения по созданию «русского правительства». Обратите внимание: Хрущева не удивило, что Гитлер намечал состав нового русского правительства после захвата Москвы! Ему, видите ли, показалось нелепым то, что именно еврей Михаил Каганович будет в составе того правительства. Будь М.Каганович русским по крови, или кто-то другой на его месте, не еврей, — тогда, выходит, другое дело!? Кроме того, ведь это были только обвинения, выдвинутые в ходе следствия. Почему М.Каганович, так остро отреагировал на них? Заметьте, что самоубийство М.Кагановича помогло выйти «сухим из воды» Ванникову. Все концы «замкнули на мертвом М.Кагановиче, и следствие, вынуждено было освободить подельников по данному делу. Но давайте, порассуждаем. Почему М.Каганович не смог парировать выдвинутые против него обвинения? И почему, после его самоубийства были выпущены и Ванников, и тот же Мерецков? А Мерецков был повязан по делу Д.Павлова. То, что Б.Ванников подставил М.Кагановича ясно, но как это могло выглядеть в реальности? Ведь, по рассказу Лазаря Моисеевича, те то, были арестованы и находились под следствием, а М. Каганович, якобы, был на свободе? И каким же образом, строилось обвинение Михаилу, если после его смерти, его подельники обрели свободу?
|
|
А что сам Ванников, говорит по такому поводу в своих «Записках наркома»?
«… В первых числах июня 1941 года, за две с половиной недели до начала Великой Отечественной войны, я был отстранен с поста Наркома вооружения СССР и арестован. А спустя менее месяца после нападения гитлеровской Германии на нашу страну мне в тюремную одиночку было передано указание И. В. Сталина письменно изложить свои соображения относительно мер по развитию производства вооружения в условиях начавшихся военных действий.
|
|
Обстановка на фронте мне была неизвестна. Не имея представления о сложившемся тогда опасном положении, я допускал, что в худшем случае у наших войск могли быть небольшие местные неудачи и что поставленный передо мной вопрос носит чисто профилактический характер. Кроме того, в моем положении можно было лишь строить догадки о том, подтвердило или опровергло начало войны те ранее принятые установки в области производства вооружения, с которыми я не соглашался. Поэтому оставалось исходить из того, что они, возможно, не оказались грубыми ошибками, какими я их считал.
Конечно, составленную мною при таких обстоятельствах записку нельзя считать полноценной. Она могла быть значительно лучше, если бы я располагал нужной информацией.
Так или иначе, записка, над которой я работал несколько дней, была передана И. В. Сталину. Я увидел ее у него в руках, когда меня привезли к нему прямо из тюрьмы. Многие места оказались подчеркнутыми красным карандашом, и это показало мне, что записка была внимательно прочитана. В присутствии В. М. Молотова и Г. М. Маленкова Сталин сказал мне:
— Ваша записка — прекрасный документ для работы наркомата вооружения. Мы передадим ее для руководства наркому вооружения. В ходе дальнейшей беседы он заметил:
— Вы во многом были правы. Мы ошиблись… А подлецы вас оклеветали…»
Да за такие «дела», относительно написания «прекрасного документа для работы наркомата вооружения» ордена мало! Может Л.Берия его, Ванникова специально и посадил, чтобы тот, после начала войны в тюремной камере проявил свои творческие дарования? Смущает, однако, фраза приписываемая Сталину: «… Мы ошиблись… А подлецы вас оклеветали… ».
Кого же Сталин, мог подразумевать под «подлецами »? Не М.Кагановича же? Если сам Лазарь Моисеевич утверждает, что ходил просить к Сталину за брата, и в одном из вариантов воспоминаний, как помнится, Сталин даже дал добро на очную ставку.
Как видите, многого из данных мемуаров не выжмешь. Ванников закрылся, как устрица в своих створках. Лишнего не сболтнул. А то сидел, понимаешь, в следственной тюрьме на Лубянке, якобы, без предъявления обвинения, были очные ставки с М.Кагановичем — тоже молчок. Чтобы записку по наркомату вооружения написать что ли, посадили? — так надо понимать, изложенные выше мемуары наркома?
Тут, и с этим, Михаилом Кагановичем, происходит странная история. Как же он умудрился, находясь под следствием, застрелиться на Лубянке? Официальные источники все до одного, уверяют нас, что Михаил Моисеевич Каганович покончил жизнь самоубийством 1 июля 1941 года. Тогда, как прикажите понимать их акцент на то, что покончил с жизнью, дескать, «в обстановке массовых репрессий». Какие уж тут массовые репрессии, когда началась война? Скорее следует задаться вопросом: «Почему с началом войны свел счеты с жизнью? И где это, именно, произошло?» Поэтому и написана подобная глупость о М.Кагановиче, чтобы не привлекать к данному самоубийству лишнего внимания.
А дело представляется, происходило следующим образом. Накануне войны начались аресты сотрудников аппарата ВВС Красной армии. Разумеется, зацепили и работников наркомата авиапрома. Еще в 1940 году, старшего Кагановича крепко понизили в должности, сместив с наркомов и назначив директором авиазавода № 24 в Казани. Михаил Моисеевич особых лавров на посту наркома не заслужил, более того, видимо и место директора завода, для такого «корифея авиастроителя» было ему не по плечу. Он взлетел вверх по служебной лестнице в результате революции, где проявил себя ярым ее приверженцем. Время же, все расставило по своим местам. Он не был умным человеком, а лишь создавал видимость значимости своей фигуры. Кроме того использовал значительный авторитет и «вес», своего младшего брата Лазаря, входившего в состав Политбюро. Судя по воспоминаниям людей, близко с ним работающих, Михаил Моисеевич, плохо представлял работу вверенного ему авиапрома, чем могли воспользоваться его недоброжелатели или просто, как например, Ванников, попавший в трудное положение, использовать его в своих целях. М.Каганович, по своей слабой компетенции в области самолетостроения, мог наподписывать массу официальных бумаг, иной раз, видимо, смутно понимая значимость оных, которые в ходе следствия, могли сильно попортить картину его «яркого» прошлого.
Лазарь Моисеевич, сильно выпячивает фигуру своего брата Михаила, представляя, что дело по его «разборке» происходило в Совнаркоме. К этому моменту, его брат был простым директором завода, хотя по инерции, еще оставался членом ЦК. Разумеется, его забрали на Лубянку. Михаил, пользуясь своим статусом члена ЦК связался со своим братом Лазарем и посвятил того в перипетии «дела о заговоре». Перспективы были не радужными. М.Каганович, понимал, что следователи на Лубянке — это не товарищи из комитета партийного контроля и намотают ему срок на полную катушку, если не больше. Выход ему подсказали «товарищи по ЦК ». Помните, как волновался Лазарь Моисеевич о том, останется после смерти брат членом ЦК или нет. Как убежденно он уверял Ф.Чуева, что было «специальное решение Политбюро » по делу М.Кагановича. Видимо, сам же Лазарь и «уговорил» брата о «таком» выходе из положения. Кроме того, М.Каганович, видимо, был трусоват, что в прочем, не мешало ему жить на широкую ногу. Боязнь, что в тюрьме он может многое рассказать лишнего и что, тогда ему все равно не выйти на волю, побудило его, видимо, принять «совет» брата. Жена и дочь, в таком случае будут не родственниками «врага народа », а получат соответствующий пенсион, по случаю потери кормильца. Думаю, что эту мысль Лазарю (для передачи Михаилу) внушил именно, Анастас Иванович. А то, с чего бы это, так играть в молчанку о М.Кагановиче. Заметьте, обе стороны: Л.Каганович и А.Микоян остались довольны. Лазарь Моисеевич помог жене брата и племяннице вести привычный образ жизни, а Анастас Иванович вызволил «друга детства » и «очень способного организатора» из тюрьмы, по очень щекотливому делу.
Организация «самоубийства М.Кагановича», могла быть оформлена и в стенах Лубянки. Пистолет внутрь Лубянки, спокойно мог пронести и сам Лазарь Моисеевич, обладавший всевластными привилегиями члена Политбюро. А то, «я был занят делом», когда решалась судьба родного брата. Каганович старший, проинструктированный, что нужно делать, отпросился «до ветра». Товарищи, ведшие дело, не стали особо вникать в разборки партийных верхов. Все оказалось шито-крыто. Если не считать, что Борис Львович Ванников, думается, написал «покаянное письмо» в адрес Политбюро и вышел на волю с «чистой совестью». Относительно реакции товарища Сталина, по поводу его похвалы в адрес «прекрасного документа для работы наркомата вооружения» — оставлю на совести автора «Записок».
Но это, что касается «романтической» стороны дела. Ведь могла быть и другая сторона, менее благопристойная — без пистолета. Согласитесь, что стрельба подследственного в стенах Лубянки, это все же неординарное событие. Все могло быть оформлено гораздо тише. Это Лазарь Моисеевич, впоследствии будет лепить из брата ореол мученика за правду, а реалии жизни могли быть и проще и жестче. Надо, видимо было, чтоб Михаил Каганович «тихо ушел», он и «ушел». Имеет ли смысл гадать о «технике ухода»? Важно, какие преследовались цели и были ли получены нужные результаты? Судя о последствиях, всё всем — удалось.
Не надо, однако, забывать, что по партийным правилам члены партии не могли быть привлечены к аресту. Сначала дело рассматривалось в узком кругу руководящих партийных работников (на бюро), которых знакомили с материалами следственного дела, а уж затем бюро, в случае неопровержимых доказательств вины подозреваемого, давало добро на лишение членства в компартии данного товарища, попавшего в орбиту следственных органов. И только человек, лишенный партийного билета, и ставший, уже бывшим членом компартии, мог подлежать аресту. Вот такой, примерно, существовал механизм ареста партийного работника. Поэтому и происходит необъяснимая круговерть, якобы, с привлечением брата Лазаря Кагановича к аресту и дачи показаний, то в Совнаркоме, то на Лубянке. Концы-то, не вяжутся. Так что, всё, связанное с делом Михаила Кагановича, темень непроглядная.
Что же касается Лаврентия Павловича, думается, вряд ли его посвятили в «партийный междусобойчик». Кроме того, Ванникова не восстановили в первоначальной должности, а направили заместителем в наркомат боеприпасов. В дальнейшем, в связях, порочащих «настоящего коммуниста» замечен не был, за что получил в свое время от правительства, кучу орденов и всяческих наград. И все же, «боевой» путь закончил почему-то, не в преклонном возрасте, а во времена Хрущева, в 1962 году. Между прочим, жена Михаила Кагановича, Цицилия Юльевна закончила свой жизненный путь, тоже во времена Никиты Сергеевича, в 1959 году и тоже, как говорится, не в глубокой старости.
Ну, а мы продолжаем рассматривать события в Москве 41-го года. Отсутствие Сталина в Кремле, примерно, с 22 по 25 июня по невыясненным обстоятельствам, будет играть на версию покушения на Сталина, а значит и на заговор военных и, как видите, не только их. Конечно, 22 июня взято условно, потому что «нейтрализация» Сталина могла произойти и чуть раньше этого срока.
Глава 13. Москва, 22 июня 1941 года. Кремль без Сталина?
Вот, наконец, уважаемый читатель, мы с вами и добрались до начала войны в Москве в июне 1941 года. Как ее восприняло руководство страны во главе со Сталиным?
Давайте, более пристально рассмотрим события этих дней. Тут, без «мемуаров» Жукова, не обойтись. Ночь перед нападением Германии на Советский Союз. Все спят — один лишь он, Жуков, из лучших генералов, бодрствует! Звонит на дачу Сталина: «Тревога! Тревога! Враг напал на нашу страну! Срочно все просыпайтесь и дайте мне разрешение немцев побить! Что, не хотите отвечать, товарищ Сталин? Да вы хоть понимаете спросонья, что я вам говорю? Ага! Дошло, наконец! То-то, же! … Сейчас, еду в Кремль, и вас там жду». Читатель спросит, почему эти события изображены так карикатурно? А как надо относиться ко всему тому, что написано Жуковым о первом дне войны? Вся его писанина о происходящем — в лучшем случае, художественная лирика, в худшем — подлое вранье, и не более того.
Министр иностранных дел Германии И.Риббентроп на пресс- конференции сообщает о начале войны против СССР. 22 июня 1941 года.
То, что у Жукова было, как указывал выше, образования, всего-то ничего: 3 класса церковно-приходской школы и 4-й класс городского училища (собственноручная запись в Личном листке по учету кадров), плюс командирские курсы, т. е., довольно скромный багаж знаний для литературного творчества. К тому же обыск на даче Жукова (будем считать, что 1948 года), показал полное отсутствие советских книг на русском языке!? Зачем забивать голову «великого» полководца всякой литературной «чепухой». Он и так, за всю свою военную службу, кроме заявлений да резолюций, другой «литературной» деятельностью» себя обременял. И ведь исхитрился написать мемуары довольно объемные по содержанию. Разумеется, ему в этом сильно «помогали». Но все равно, это его маленький личный «подвиг» — к тому же, хотелось, наверное, выглядеть и «беленьким и пушистеньким». Отчасти это удалось. Но, думается, что эти мемуары ему, все же, написали в Институте истории СССР и те, полторы тысячи замечаний сделали не ему, а он им. А может быть, что замечания могли быть и взаимными. Посудите, сами. Жуков жил на своей даче, как затворник. У него было ограничено свободное перемещение. К тому же надо было работать с архивными материалами. Молотову же, не дали такой возможности. Просто Жукова «использовали», как имя, для написания более-менее, приглядной книженции, подразумевая официальную версию Великой Отечественной войны.
Существует Записка отделов ЦК КПСС в ЦК КПСС «Об издании военных мемуаров Г.К. Жукова » от 19 июля 1968 года. В этой записке много чего говорится о Жуковских мемуарах, но главное в том, что
«… вопрос об издании мемуаров Г.К. Жукова обсуждался на Секретариате ЦК КПСС. Секретариат поручил редакционной группе в составе: доктора исторических наук Г.А.Деборина, начальника Института военной истории Министерства обороны СССР генерал-лейтенанта П.А.Жилина, члена редколлегии журнала «Коммунист» В.П.Степанова, совместно с автором внести в рукопись необходимые исправления и дополнения.
Некоторые предложения по рукописи мемуаров Г.К. Жукова были высказаны Министерством обороны СССР (тт. Гречко, Якубовский, Захаров, Епишев).
В соответствии с поручением, редакционная группа совместно с автором и издательством АПН провели необходимую работу по подготовке рукописи к печати…».
По-моему, все достаточно ясно изложено. Но вернемся, к так называемым, Жуковским «мемуарам». Не являясь первооткрывателем по части критики «Воспоминаний и размышлений», — и до меня, Георгию Константиновичу доставалось «на орехи», — тоже, во многом, разделяю точку зрения предыдущих товарищей по перу. Вообще, эта «страшилка» о спящем Сталине накануне фашистской агрессии является типичным оговором человека. Ему, Сталину и спать нельзя, что ли? То же касается и в отношении начальника охраны Власика — это специфика данной работы. Начальник охраны обязан спать вместе с охраняемым лицом. Как же будет чувствовать себя Н.С.Власик на следующий день, если накануне бодрствовал всю ночь? Его обязанность руководить охраной, а не быть ночным сторожем у дверей спальни товарища Сталина. Для этого есть другие лица из той же охранной команды. Теперь, по поводу самого звонка. Все это глупость, написанная с одной целью — скрыть истинные события произошедшего.
Сталину не надо было подходить к телефону, так как Жуков, видимо никогда не был на даче Сталина, поэтому и не знал, что там находится телефонный коммутатор. На коммутаторе находится оператор связи, а не начальник охраны, как нас пытается в этом уверить Георгий Константинович. Когда абонент звонит на дачу, он попадает на оператора, находящегося на коммутаторе и представляется ему, называя свою фамилию, должность и, по возможности, цель звонка. Что Жуков и сделал, как абонент, когда мы читаем его «Воспоминания». Если бы дело происходило днем, то оператор соединился бы, по внутренней связи со Сталиным и выяснил бы у него, желает ли тот разговаривать с данным лицом. Получив утвердительный ответ, оператор просто бы соединил абонента со Сталиным, в какой комнате тот находился бы в данный момент. В случае же, с Георгием Константиновичем, как он рассказывает нам, дело происходило ночью и Сталин, разумеется, должен был спать. А по воспоминаниям охранника Сталина Лозгачева, «когда он спит, обычно их (телефоны — В.М.) переключают на другие комнаты». А мы уточним, что телефон переключают в комнату начальника охраны. Поэтому, когда, якобы Жуков звонил на дачу Сталина, он, сначала должен был попасть на оператора, тот соединил бы его с начальником охраны. Выяснив, какие важные обстоятельства вынудили Жукова звонить на дачу, начальник охраны пошел бы в спальную комнату и разбудил бы спящего Сталина. После этого оператор бы переключил звонящего Жукова на телефонный аппарат спальни Сталина. Но, наверное, для Жукова и всех тех, кто готовил данные «Воспоминания» к публикации, именно такое положение дел, было бы не интересно. Кроме того, есть и варианты (?) происходящий событий. Ведь, недаром же говорят, что все течет (имеется, виду время), все изменяется. Почему бы, не измениться и данным мемуарам?
(Вариант 1). Жуков вспоминает: «Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В.Сталина. Минуты через три к аппарату подошел И.В.Сталин. Я доложил обстановку и просил начать ответные боевые действия».
Все выше изложенное очень напоминает описание заурядной коммунальной квартиры на несколько семей, а не дачи главы государства. Так и видится картина: у наружной двери, на тумбочке, находится общий телефон, возле которого на табуретке примостился спящий генерал, выполняющий обязанности вахтера. Ночной звонок Жукова пробудил его от глубокого сна. Еще бы: «Звоню непрерывно ». Это как? Вроде электрического звонка в двери, что ли? Наконец, уяснив, кто звонит, генерал топает по общему коридору к комнате Сталина с целью разбудить вождя и убедить его подняться с постели. Наверное, пришлось напугать товарища Сталина, так как «минуты через три», он, видимо не одетый и в тапочках на босу ногу, подошел к телефону в коридоре.
В более позднем издании «Воспоминаний» уточнены некоторые детали. Все же должны знать, кто у «глупого» Сталина такой «нерадивый» генерал, спящий у телефонного аппарата. И к тому же не ясно, из-за чего этот «нерадивый» генерал пошел будить Сталина.
(Вариант 2) «… Наконец слышу сонный голос генерал Власика (начальника управления охраны).
— Кто говорит?
— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
— Что? Сейчас?! — изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит.
— Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война.
Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили:
— Подождите.
Минуты через три к аппарату подошел И.В.Сталин ».
Как видите, в другом варианте «Воспоминаний» Жукову пришлось сразу своим сообщением напугать начальника охраны, а то бы тот, ни за что бы ни пошел будить Сталина. Ну, а то, что на даче был, судя по всему, всего один (?!) телефон, и видимо, «на тумбочке у входа», пишущую братию с Жуковым во главе, видимо не смущало. Насколько все это описание соответствует истине, остается только догадываться.
Итак, по Жукову, Сталин жив и здоров. Рано утром 22 июня приехал в Кремль. Рассмотрел предложенные ему проекты документов, внес поправки и дополнения. Но документ о создании Ставки, который доставили Жуков — Тимошенко, Сталин, якобы, не подписал, а отложил, чтобы потом, обсудить этот документ на Политбюро. Жуков пытается ввести читателя в заблуждение, представляя работу высшего эшелона власти как спонтанную реакцию на агрессию Германии. По Жукову, дело, надо понимать, происходило так, что до 22 июня представители высшего звена Советской власти собирались под руководством Сталина чаи гонять, и только с началом военных действий, стали думать, как руководить страной в данной ситуации, а тут сам Жуков подсуетился и «документ о Ставке» в «клювике» Сталину принес.
Как должны повести себя заговорщики, если нападение Германии на Советский Союз и является сигналом для государственного переворота внутри нашей страны? Разумеется, попытаться взять в свои руки центральную власть, т. е. первое — устранить главу государства (на данный момент это был Сталин). Мы не можем исключить и такой вариант — «нейтрализация» главы нашего государства и является сигналом к началу агрессии Германии.
Второе — сместить сторонников Сталина с государственных постов (может быть и путем их физического уничтожения). Вспомните убийство Л.П. Берии в 1953 году и его соратников. Как устранить Сталина? Выбор средств невелик: стрельба и отравление. На счет стрельбы еще в 1937 году эту функцию брал на себя сторонник Тухачевского, некий Аркадий Розенгольц, нарком внешней и внутренней торговли, «зачищенный» в 38-ом году. Предлагаю отрывок из книги В.Лескова «Сталин и заговор Тухачевского». Валентин Александрович скрупулезно изучал данное дело и вот как он описывает планируемые действия А.Розенгольца:
«Он должен был ранним утром попасть к Сталину на прием под предлогом разоблачения заговора… И вот, явившись в его рабочий кабинет, в присутствии Молотова, Кагановича, Ежова и Поскребышева (а лучше без них), Розенгольц собирался лично произвести покушение на Сталина, а его спутники, тщательно выбранные, с большим боевым опытом, должны были стрелять в других, кто находился бы в кабинете. Важно было вывести из игры Сталина, с остальными, даже если их в кабинете не будет, оппозиция полагала, что легко справится, благодаря их ничтожеству ».
В то время, в 1937 году, это не удалось. Видимо, заговорщики, повторили попытку покушения во второй раз, в 1941-ом. Но, а может быть, была использована попытка отравления? Ведь, как известно в 1953 году «операцию по отравлению» осуществить удалось. Как убрать сторонников Сталина, которые находятся в Москве? Желательно установить свой контроль над Московским военным округом и ввести в столицу войска верные заговорщикам. Затем произвести захват ключевых учреждений государственной власти. В конце июня 1953 году командующего МВО Артемьева заговорщики смогли отправить на маневры под Ярославль, а на его место тут же назначили и.о. командующего Москаленко, своего ставленника. С помощью такой несложной рокировки они смогли на время парализовать действия противной стороны и привлечь на свою сторону «колеблющихся» военных. В результате, государственный переворот удался.
Кстати, люди принимавшие участие в «аресте» Л.П.Берии, (а точнее в его убийстве) и не скрывали этого факта. Более того оставили кучу воспоминаний по данной теме. Одни, участие в «аресте», делали по убеждению, другие по корыстному мотиву, а третьи — по приказу. Как вспоминал Москаленко, один из тех, кто навсегда «арестовал» Берию — вместе с ним были Баксов, Юферев, Батицкий, Неделин, Зуб, Гетман и Жуков — это из военных. Ими руководил Булганин, вместе с Хрущевым. Кроме того, Москаленко, почему-то, не указал Бирюзова, который по его собственным словам, якобы, лично пристрелил Берию? Не каждый, согласитесь, станет хвастаться такими «подвигами». Кроме того, Москаленко предложил, пригласить на «операцию» Василевского, что тоже не красит этого маршала, но Булганин отверг эту кандидатуру. По его мнению, Василевский, все равно бы не согласился. Действительно, Александр Михайлович был очень осторожным человеком. Булганин это видимо знал, поэтому не желал тратить время на уговоры. Но ведь, просто так, не стали бы обсуждать кандидатуру Василевского?
Перечисленные здесь люди были живы и в 41-ом году. Правда, не в таких высоких званиях и должностях ходили, как в 53-ем году, но, тем не менее, некоторые, как например, сам Москаленко, были генералами. Представляете, как они начали и прошли войну? Это все очень интересно, но, к сожалению, это другая история. Хотя с Жуковым и Хрущевым, мы уже встречались по данной теме, и они показали себя во всей красе, — с новыми «товарищами» еще не сталкивались. Эти «отличники» боевой и политической подготовки «ярко» проявят себя на фронтах Великой Отечественной войны. Москаленко и Неделена мы можем встретить по первым дням войны на Юго-Западном фронте. Булганин «засветится» на Западном фронте, под Вязьмой. Василевский вместе с Бирюзовым, оставят свой след под Сталинградом, в конце 1942 года. Об их «вкладе» в общую победу, мы еще в будущем, поговорим отдельно.
А перед нападением Германии были ли такие люди в Москве, как Булганин, Москаленко и компания, способные совершить подобное дело? Всем людям свойственен стереотип мышления. Каюсь, что я тоже не избежал подобной участи. Почему-то, все время попытка покушения ассоциирует со стрельбой и отравлением. Тем более что отравление, вроде бы, удалось осуществить в 1953 году. И выйти за границы очерченной версии бывает очень трудно. Но, к счастью это произошло и, по всей видимости, новый вариант покушения и будет основным. К этому событию мы обратимся, по законам литературного жанра, значительно позже, в конце работы, чтобы не рвать нить повествования.
Сейчас нам предстоит рассмотреть день 22 июня 1941 года. Был ли Сталин в этот день в Москве? Вопрос этот, далеко не праздный и простым он кажется только, на первый взгляд. Мог ли руководитель государства отсутствовать на своем рабочем месте, в Кремле, в столь важный для страны момент? Тема-то, как понимаете, весьма «щекотливая». Прямо об этом никто, разумеется, не говорит. Но, ни у кого в воспоминаниях нет прямого упоминания о том, что он видел или слышал, что Сталин был в Кремле 22 июня. Вот в чем вопрос? Что со Сталиным могло быть? И что же, в таком случае, вообще, могло происходить в «окрестностях» Кремля? Автор признается, что здесь он не совсем точен. Есть ряд воспоминаний, где упоминается о том, что Сталин был в Кремле 22 июня. Но это или воспоминания тех, кто-либо сам причастен к заговору, как например Г. К. Жуков, А.И. Микоян, или такие лица, показания которых требуют определенных пояснений, как например, Молотов, Каганович, видимо, тот же, Н. Г. Кузнецов. Обо всех этих и других воспоминаниях, будет рассказано ниже.