(отрывок)
Берлин, 21 июня 1941 г.
(время приема телеграммы специально убрали, чтобы затруднить понимание документа)
«1. По получении этой телеграммы все зашифрованные материалы должны быть уничтожены. Радио должно быть выведено из строя.
2. Прошу Вас немедленно информировать господина Молотова о том, что у Вас есть для него срочное сообщение, и что Вы, поэтому, хотели немедленно посетить его.Затем, пожалуйста, сделайте господину Молотому следующее заявление: «Советский полпред в Берлине (Деканозов. — В.М.) получает в этот час от Имперского Министра иностранных дел меморандум с подробным перечислением фактов, кратко суммированных ниже…».
Лжецы! Исказили текст телеграммы! Деканозов должен получить в Берлине аналогичный текст ноты протеста, что будет вручена Молотову в Москве. Ведь наш Наркомат иностранных дел пошлет же запрос своему послу в Берлин о случившемся. К сожалению и то, что должно быть вручено Молотову, тоже убрали из текста.
Получается, что нашего наркома срочно должны известить о том, что его послу в Германии хотят вручить документ. Видимо, документ огромный по объему и представляет трудности его транпортировки в Советский Союз. Немцы решили так. Вручат его советскому послу Деканозову в Берлине и пусть русские сами думают, как доставить его к себе на родину. Молотову же, просто, вручат краткую аннотацию меморандума и уведомят о том, что данный документ вручен советскому послу. И мы должны верить в подобную глупость.
Тем не менее, рассмотрим представленный документ подробно.
Из пункта № 1 ясно и понятно, что необходимо уничтожить имеющуюся в посольстве секретную документацию. Способ прост и надежен, даже для сегодняшнего дня — сжечь! Читаем у Г.Кегеля:
|
|
«Когда я в субботний полдень 21 июня 1941 года подъехал к посольству, мне пришлось оставить машину на улице, ибо во дворе посольства шла какая-то суета. Вверх поднимался столб дыма — там, видимо, что-то жгли. На мой вопрос, что там горит, «канцлер» Ламла ответил «по секрету», что ночью он получил из Берлина указание уничтожить оставшиеся в посольстве секретные документы, за исключением шифровальных тетрадей, которые еще понадобятся. И поскольку уничтожить документы в печах посольства оказалось не под силу, ему пришлось по договоренности с послом развести во дворе костер. Через два часа все будет кончено, и я смогу снова поставить машину во двор».
Наши «борцы за историческую правду» постарались и в данных мемуарах исказить существо дела. Они «подредактировали» приезд Г.Кегеля в посольство, указав, что он приехал туда в полдень, т. е., примерно, в 12 часов дня. Не думаю, что господин Кегель был настолько крупной величиной в посольстве, чтобы мог позволить себе приезжать на работу к обеду. Он был, всего лишь, торговым атташе в Германском посольстве. Более того, этот «субботний полдень» не вяжется с той его (Кегеля) информацией, которую я приводил выше: «Мне надо было во что бы то ни стало передать Павлу Ивановичу эти важные сведения. Но в первой половине дня (т. е. 21 июня. — В.М.) я не мог незаметно выйти из посольства. Это удалось лишь после обеда».
Для чего наши «историки» передергивают факты? Задача, перетащить время этих действий как можно дальше к 22 июня, чтобы создать видимость, о которой нам говорил Молотов. Дескать, вручение ноты и нападение Германии произошло одновременно. А мы, теперь из пункта № 2 телеграммы, знаем, что по получении её, послу Шуленбургу необходимо «немедленно информировать господина Молотова о том, что … для него срочное сообщение » и чтобы он, Шуленбург, немедленно его посетил. Когда у нас господин Ламла сообщил Кегелю о получении сообщения из Берлина (читай, телеграммы)? Правильно, ночью, точнее, к утру субботы 21 июня. А, что нам говорил Молотов насчет послов, которые «министрам иностранных дел по ночам не звонят»?
|
|
Как всегда, Молотов «темнит». Ночью звонил не сам посол, а скорее всего, секретарь, который договорился об утреннем приеме Германского посла Шуленбурга главой наркомата иностранных дел, то есть, самим Молотовым.
Разумеется, Шуленбург дождался начала рассвета, отдал распоряжение об уничтожении секретных документов (пылающий костер из данных бумаг и увидел Гегель, приехав утром в посольство) и что он должен был делать, как посол? Действовать, в соответствии с требованиями своего начальства, т. е. на основании предварительных ночных договоренностей по телефону, поехать в Кремль к Молотову, чтобы вручить ему ноту о разрыве дипломатических отношений Германии и СССР. И это произошло не позднее, чем до обеда 21 июня, примерно, в 9. 30 утра.
Почему так точно, до минут? Дело в том, что немцы народ пунктуальный, да и у нас в наркомате, праздно шатающихся, вряд ли, увидишь? Ранее зафиксированные утренние встречи Шуленбурга с Молотовым проходили, именно, в это время.
Теперь читатель представляет себе всю ту, чудовищную, по своей значимости картину, произошедших событий. О начале военных действий со стороны Германии наше правительство было проинформировано еще до 12 часов дня 21 июня, т. е. в субботу.