Леонид Израилевич Лиходеев
Звезда с неба
Леонид Израилевич Лиходеев
Звезда с неба
Рисунки автора
ПРОЛОГ
Человек снял с неба звезду.
Звезда была горяча, как печёная картошка. Человек перебрасывал её с ладони на ладонь и, обжигаясь, радовался:
– Я сотворю из неё великое дело!
И вдруг он услышал за спиною:
– Поклади назад казённую вещь! Все великие дела уже сотворены!
Человек удивился и обернулся. Ему было интересно – кто бы это мог так высокомерно утверждать, что все великие дела уже сотворены? Дерево? Верблюд? Попугай? Но ни дерева, ни верблюда, ни попугая он не увидел.
Перед ним стоял просто другой человек, похожий на него, как близнец. Он только был чуть‑чуть скучнее. И глаза у него были чуть‑чуть холоднее. И голос у него был чуть‑чуть значительнее. И, глянув на него, человек, снявший с неба звезду, сообразил, что радоваться рановато.
Он правильно сообразил, потому что этот, другой, человек отнял у него звезду и повесил её на место, и звезда погасла. Ибо однажды снятая с неба звезда погибает, если вовремя не превращается в великое дело.
– Из‑за тебя только руки обсмолил, – сказал другой человек, дуя себе на ладони, на которых вскочили волдыри.
– Напрасно ты обжёгся! Видишь – она всё равно погасла, ты её не спас. Ты помешал ей превратиться в великое дело, и она не выдержала.
– Ты меня ещё учить собрался?
– Но ты ведь не можешь знать всё наперёд!..
– Это я‑то не могу? Я – венец творенья? – заревел другой человек и, несмотря на волдыри, кинулся с кулаками.
Боль ожесточала его. Он считал, что виновником этой боли был человек, снявший с неба звезду. Он был жесток, потому что человек, снявший с неба звезду, поколебал его взгляды. Он был беспощаден, потому что к боли ещё примешивалась жгучая обида.
Может быть, это был первый научный спор – кто теперь может сказать?
Люди с тех пор научились многому и ко многому привыкли. Они научились варить суп, ездить верхом, пахать землю и плавить металлы. Они научились играть в домино, стрелять из лука и плавать по морю. Они научились писать, читать и придумали таблицу умножения.
Но, кроме этого, на земле ещё научились упорствовать в своих заблуждениях. И с необыкновенной жестокостью защищать свои установившиеся взгляды. Это не так просто – снять с неба звезду. У неё много сторожей.
Было время, когда одни люди казнили других людей за то, что те хотели заниматься анатомией.
– Мы хотим узнать, как устроен человек, чтобы помочь ему в страданиях, когда он болен, – говорили одни.
– Вы не смеете этого делать, потому что человек есть творение божье, а прикасаться к божьему творению мы вам не дадим!
Было время, когда одни люди казнили других людей за то, что те хотели понять, почему на свете есть богатые и бедные.
– Мы хотим узнать, как устроено общество, чтобы облегчить его страдания!
– Вы не смеете этого делать, потому что мир устроен так, как он устроен, и прикасаться к нему мы вам не дадим!
Было‑время, когда одни люди казнили других людей за попытку сказать, что все рождаются свободными, а рабство есть великое преступление.
Мы уходим вперёд, оставляя за собою время, которое становится историей. И мы видим, что во времени этом люди, искавшие истину, были безоружны и честны, а люди, охранявшие заблуждения, были злобны и коварны. И ещё мы видим, что люди, искавшие истину, были простодушны и доверчивы, а люди, охранявшие заблуждения, были подозрительны, жестоки и злы. Эти люди всегда старались иметь понятное объяснение своим взглядам, привычкам и образу жизни и не любили пересматривать свои взгляды. Они хотели иметь не журавля в небе, а синицу в руках.
И чтобы сохранить спокойствие, они были готовы скорее назвать свою синичку страусом и жар‑птицей, чем гоняться за журавлём в небе. И они уже так привыкли обманывать самих себя, что воспринимали этот самообман как истину, совершенно не заботясь о том, что в руках у них не истина, а обыкновенная синица. Больше всего на свете им хотелось верить в свою исключительность.
Они верили, что человека создал не кто иной, как бог, причём создал его не иначе, как по образу своему и подобию. На меньшее они не соглашались и страшно кичились этим сходством, наивно полагая, что бог – это пожилой человек выше среднего роста, с бородою. При этом они упускали существенное различие, которое сами придумали, – то, что бог, по их же представлениям, в резкое отличие от человека, бессмертен и не подвержен ни мирским болезням, ни несовершенству человеческих отношений. Они как‑то упускали из виду, что богу вовсе не надо ни пахать, ни сеять, ни задумываться над тем, как прокормить семью, в отличие от большинства людей. Но одно сходство по бороде и росту ужасно радовало этих людей, и они не обращали внимания на вопиющее несходство во всём остальном.
Они верили в превосходство своей расы над другими расами, своей религии над другими религиями, своего образа жизни над другими.
А когда один упрямец сказал, что люди произошли от обезьяны, – возмущению их не было конца. Они возмущались, потому что считали неуместным, постыдным и противным иметь таких родичей.
Ложная уверенность в собственной исключительности только подводила людей. Ах как подводило их пустое тщеславие! Даже пресмыкаясь перед своими владыками, они кичились тем, что именно у них – и ни у кого больше – такие замечательные владыки!
И тщеславие своё люди обставляли обрядами, законами, правилами и защищали его казнями, карами и насилием.
Почему же так трудно было пробиваться истине и так легко было господствовать заблуждению?
Потому что заблуждение всегда примитивно и понятно, а истина требует усилий для понимания. Очень понятно и очень приятно, что Земля есть центр Вселенной и никаких других подобных миров не существует. Очень приятно и очень понятно, что человек есть вершина совершенства, подобная богу. А если к этому добавить, что, скажем, твоя раса, твоя религия, твой образ жизни – самые лучшие, то представляете, что получается? Получается, что ты – совершенство среди людей, живущих в центре Вселенной! Пусть жизнь у тебя хуже собачьей, пусть каждый день ты сталкиваешься с несправедливостью – не беда. Важно, что ты – пуп земли, а это не каждому дано.
«Ничего, что сейчас у нас не ладится, – уговаривали себя эти люди. – Не беда. Важно, что в будущем мы обязательно попадём в рай, потому что мы самые совершенные существа».
И расправлялись с каждым, кто действительно хотел истины и добра уже сейчас, а не в завтрашнем раю. Замечательные существа сжигали библиотеки, растаптывали учёных, подкладывали дрова в костры инквизиции и сжигали в крематориях людей «низшей расы», потому что слепо верили в своё превосходство и тупели от этой дикой веры.
Но почему же те, кто снимал с неба звёзды, не угомонились? Почему они, преодолев чудовищное сопротивление, двигали человеческую мысль и приближались к истине несмотря ни на что?
Потому что высоким восторгом горели их сердца, и огонь этот испепелял душу. И огонь этот всегда настораживал тех, кто признаёт звёзды только на небе и ворча сторожит их. Ах как они боятся двинуться с места, живя своими привычками и заблуждениями! Как тупо убеждены они, что их ладони предназначены только для того, чтобы класть на место то, что нельзя немедленно скушать! Они ни разу ничего не придумали и ни разу ничего не сделали первыми. Зато они первыми мешали.
Но есть, есть, есть на земле люди, которые не боятся обжечь ладони, делая своё горячее, сверкающее дело…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРЕДСКАЗАНИЕ ПРОШЛОГО
Когда Обезьян почувствовал, что в его голове появилась мысль, он прежде всего испугался, потому что никогда ещё не испытывал ничего похожего. Ему показалось, что он заболел страшной болезнью, от которой непременно умрёт. Он изо всех сил старался ни о чём не думать, чтобы поскорее выздороветь.
Но было поздно, потому что он всё равно уже думал…
Истерический факт.
УСПОКОИТЕЛЬНЫЕ ПИЛЮЛИ
Странная находка. Автора посещают сомнения. Появление героев этой книги. Серьёзное предостережение. Трагическая гибель тираннозавров
В пятницу утром я обнаружил на своём столе большой пакет с сургучными печатями.
Четыре печати оберегали углы пакета, а пятая красовалась посередине. Она была круглая, с выпуклыми буквами по кругу. В центре её находился барельеф, изображающий тарелку, расположенную на спинах трёх китов. Киты эти довольно весело, даже нахально ухмылялись. На тарелке росли деревья, стояли домики и текла сургучная речка в сургучных берегах. А вокруг барельефа сургучные буквы складывались в слова: «Мы не знаем ничего такого, чего бы мы не знали».
«Ловко, – подумал я, – какие молодцы! Приятно иметь дело с людьми, которым уже всё на свете известно! Но что же это за тарелка с домиками? А! Да ведь это Земля! Ну конечно! Это – плоская Земля, стоящая на трёх китах! Ничего себе новость! Интересно, из какого такого века этот пакет?»
И, чтобы поскорее выяснить, из какого он века, я поспешил вскрыть его, поскольку мне никогда ещё не приходилось получать письма непосредственно из древности.
Однако, вскрыв пакет, я удивился ещё больше. В пакете находился первый номер красочной газеты под названием «Не хочу ничего знать».
Не помню, чтобы я когда‑нибудь выписывал эту газету. Я даже не слыхал о её существовании. Такой газеты просто быть не могло. Как это так – не хочу ничего знать? Чепуха какая‑то! Газета должна называться «Хочу всё знать». Или, в крайнем случае, «Хочу кое‑что знать». На первой странице большими буквами было написано:
Дорогой друг!
Наконец‑то вышел в свет первый номер газеты, о которой всегда мечтали лучшие умы человечества.
Уже давно люди заметили, что знания очень обременительны, требуют постоянных усилий и вызывают массу неприятностей. Почему же люди вынуждены считаться с такой напастью, как наука?
Знания приходится терпеть потому, что существуют экзамены. Если бы на свете не было экзаменов – никто не занимался бы наукой. Потому что никакой нормальный человек не станет учиться просто так, для самого себя.
Появление экзаменов было самым чёрным днём на земле. Но человечество не сдавалось. Борясь с экзаменами, оно придумало множество способов, чтобы эти экзамены обойти. Если же обойти их не удавалось, лучшие умы изо всех сил старались знать ничуть не больше того, что их могут спросить, и всегда следили за тем, чтобы экзамены были лёгкими и соответствовали тем сведениям, которыми эти умы располагали, поднатужась.
Вдумайся, как прекрасно звучат слова «от сих до сих»! Какие радостные перспективы открывают эти слова для каждого, кто не желает знать больше, чем его спросят! Законная гордость наполняет говорящего: «Этого мы не проходили!»
Разве не ясно, что, пока развивается наука, мы никогда не успеем стать образованными, потому что никак не сможем её догнать? Зато когда наука остановится – мы сразу станем очень образованными, и нам будет приятно смотреть друг на друга, поскольку мы достигнем, наконец, непревзойдённого уровня.
Мы не знаем ничего, чего бы мы не знали.
То, чего мы не знаем, заранее никуда не годится. И поэтому мы не хотим ничего знать!
Прочитав такое вступление, я очень обрадовался. Мне показалось, что издатели наконец‑то отнеслись к человечеству по заслугам. Действительно, с одной стороны, мы слышим – будьте образованными, а с другой стороны – не успеешь образоваться, как опять нужно поторапливаться, чтоб не отстать. И, чтобы не терять времени, я стал читать газету…
В девятом классе «А» проходят интересные занятия по разным предметам. Если ученики не желают чего‑нибудь знать, они аккуратно вырезают из учебника те страницы, которые их раздражают. Успеваемость от этого значительно повысилась.
Недавно один ученик вклеил в свой учебник несколько забавных страничек из жизни своего двора, чем значительно обогатил историческую науку. Соученики с радостью приветствовали новатора.
ЧТОБЫНЕ ОГОРЧАТЬ РОДИТЕЛЕЙ
Недавно пятиклассники придумали интересный способ повышения знаний. Дети применили на практике сведения из арифметики. Так, они заметили, что если к единице прибавить два. в сумме получится три, если к двойке – два, получится четыре, а если к тройке – получится целая пятёрка. И они стали прибавлять к своим отметкам недостающее число. Таким образом, в классе не осталось ни одного ученика с единицей или двойкой.
Любопытный опыт произвели юные натуралисты восьмого класса «Б». Они решили вырастить на помидорном кусте апельсины. Для этого они привязывали яблоки к фикусу. Идя дальше по намеченному пути, дети заменили яблоки муляжами и вместо фикуса использовали этажерку. Получилось очень красиво.
На днях был рассмотрен способ выращивания любого растения на любом при помощи карандаша и бумаги.
Прекрасные рисунки невиданных гибридов украшают стены биологического кабинета.
На уроке географии ученики седьмого класса «В» решили закрыть Америку, поскольку ничего хорошего в ней всё равно нет. Освободившаяся часть карты была использована для стенгазеты.
ЗАНЯТИЯ ПО МЕТЕОРОЛОГИИ
Погода должна быть всегда хорошей! Так решили ученики десятого класса «А» иа специальном сборе, посвящённом солнцу, воздуху и воде. Слово у ребят не расходится с делом. Взяв график погоды, дети закрасили все его дни – все триста шестьдесят пять квадратиков – в оранжевый цвет.
– Год будет солнечным! – постановили они.
Чтобы дожди и облака не мешали их постановлению, ребята вычеркнули из своего графика все слова, которые относятся к плохой погоде.
Ребята из шестого «Б» выбрали чемпионку класса по бегу среди девочек. Ею оказался Петя Иванов, потому что чемпионская майка приходилась ему как раз впору и очень шла к цвету его лица.
КАК БОРОТЬСЯ С СОРНЯКАМИ?
Для того чтобы бороться с сорняками полезных растений на пришкольном участке, нужно взять лист бумаги и написать на нём: «Долой сорняки!» Буквы должны быть разборчивыми.
Я очень увлёкся, читая эту удивительную газету. И вот, когда я увлёкся, я услышал чёткий голос, который произнёс:
– Какое увлекательное чтение!
Я взглянул на пепельницу, на которой сидел мой старинный приятель Тикк, небольшой человечек величиной с окурок, в красной куртке, подпоясанный шпагой, в синих штанишках и в белых чулочках.
Тикк спрыгнул на стол, сделал несколько движений из комплекса утренней физзарядки и сказал:
– Ну, так и быть, я сниму с твоих глаз пелену… Раз! Два! Три!
И едва он это сказал, как замечательная красочная газета вдруг исчезла, словно её и не было. Исчезла вместе с пакетом, сургучными печатями и китами.
– Что ты сделал?! – возмутился я. – Ты лишил меня самого приятного чтения, какое только можно представить!
– Зачем ты это сделал?! – раздался другой голос, и из‑за настольной лампы вышел другой мой старинный приятель, очень похожий на Тикка, но тем не менее резко отличающийся от него, потому что курточка на нём была синяя, а штанишки, наоборот, красные. И звали его Такк.
Между прочим, когда я кому‑нибудь рассказываю о своих приятелях, все обязательно начинают удивляться. Правда, никого не удивляет, что они оба величиною с окурок. Мало ли что бывает на свете! Но как только я называю их имена – все удивляются.
– Одного из них, – говорю я, – зовут Тикк.
– Ясно, – отвечают мне. – А другого?
– А другого – Такк.
– Как? – спрашивают у меня.
– Такк.
– Как так?
– Такк.
– Как же его зовут?
– Его зовут Такк. Одного Тикк, а другого Такк. Тикк, Такк, Тикк, Такк, Тикк, Такк…
– Это часы так зовут, а приятелей зовут, например, Вова или Боря.
– А почему вы так считаете? Потому что ваших приятелей так зовут? Может быть, вы скажете, что и ваши приятели – величиною с окурок? Да? Может быть, к ваши приятели тоже сидят на пепельнице и болтают ногами? Хотел бы я видеть, что было бы с вашим письменным столом, если бы ваши приятели вздумали делать на нём физзарядку! Даже не всю, а только некоторые движения!
Тогда все обижаются и надувают губы.
Но это я – к слову, чтобы рассказать о своих приятелях и не возвращаться к данному вопросу.
Так вот, появившись из‑за пепельницы, Такк спросил у Тикка:
– Зачем ты убрал эту газету? Она привлекла бы массу подписчиков! Почему ты не любишь делать людям приятное?
Тикк нахмуррлся:
– Потому что я более высокого мнения о людях. Я не подсовываю им успокоительных пилюль, подобно тебе!
И, чтобы зря не затевать спора, он добавил, обращаясь ко мне:
– К делу! Потому что, тик‑так, время не ждёт ни минуты. Расчисть нам место на своём столе, чтобы мы могли прохаживаться, не цепляясь за книги. Ибо то, что написано в книгах, мы видели собственными глазами, и ещё мы видели многое такое, чего в книгах не написано!
– Может быть, – говорю я, – вы не знаете ничего такого, чего бы вы не знали?
Такк, который мне всегда казался более солидным, скромно отвечает:
– Да.
– Не преувеличивай, – говорит Тикк, – мы действительно были свидетелями кое‑чего… И, так сказать, есть кое‑что такое, что мы действительно знаем. Мы, например, знаем, что болтать языком легче, чем делать дело.
– Значит, вы сговорились подсунуть мне эту распрекрасную газетину? – спрашиваю я.
Тикк, который мне всегда казался легкомысленным, отвечает:
– Чтобы предостеречь тебя от самообольщения. На земле бывало немало случаев, когда люди принимали желаемое за сущее. И, пожалуй, немало бед происходило от этого.
– Неправда, – возразил Такк, – мы решили тебе сделать приятное. Потому что, принимая желаемое за сущее, люди бывали счастливы…
– Неправда, – возразил Тикк, – люди от этого бывали несчастливы!
– Нет, счастливы!
– Нет, несчастливы!
– Счастливы!
– Стоп, ребята! – говорю я. – Не спорьте, давайте выясним истину…
Тикк смотрит на меня с удивлением:
– Но разве родилась бы истина, если бы не было споров?
Разве могут окрепнуть мышцы без упражнения? А разве мог бы развиться мозг, если бы в него вскочила пагубная мысль, что он уже развился и совершенно готов к употреблению?.. Электрический заряд преодолевает сопротивление проводника, росток преодолевает сопротивление почвы. И если бы не было сопротивления, жизнь давным бы давно остановилась. И радоваться тому, что всё очень легко, могут только глупцы.
– Зачем ты произносишь такое грубое слово? – покраснел Такк. – Нужно говорить: «Недостаточно умные».
– Ах, извини, пожалуйста, – поклонился Тикк, – совсем забыл. Ты ведь придаёшь больше значения словам, чем тому, что они выражают…
– Я никогда не начинаю спор, – обижается Такк и ищет у меня поддержки: – Я всегда хочу, чтобы всем было хорошо.
Тикк не унимается:
– Да‑да, он хочет, чтобы всем было всегда хорошо без всяких споров. Это я заметил ещё во времена тираннозавров.
– Каких тираннозавров? – спрашиваю я.
– Обыкновенных, – говорит Тикк. – Ископаемых. Эти самые тираннозавры заполонили всю землю. Они достигали сумасшедших размеров. Еды у них было сколько хочешь, места вдоволь, и пухли они от этого изобилия неимоверно. Но и росли они как‑то чудно – тело растёт, а голова какая была, такая и остаётся – крошечная[1]. А наш распрекрасный Такк смотрит на них и радуется: «Какие они большие! Какие они могучие! Какие они несокрушимые!» А на них было противно смотреть! Головки крошечные, морды спесивые.
– Не морды, а в крайнем случае, физиономии! – возмущённо перебивает Такк.
– Прекрасно – «физиономии»! Я говорю: «Они скоро подохнут от скуки, потому что у них нет никаких духовных интересов». А Такк возражает: «Какие там духовные интересы, когда им нужно столько жратвы?»
– Как можно? – возмутился Такк. – Разве мог я когда‑нибудь произнесли такие слова?! О ужас! Что ты мне приписываешь?!
– Извини, – улыбнулся Тикк и стал передразнивать: – «Как можно говорить такие вещи, когда им надобно столько пищи!» Помнишь? Я говорю: «Вымрут они оттого, что нету у них никакого интереса в жизни. Они самые крупные, их никто и не смеет зацепить. Ты думаешь, они самые сильные на самом деле, а они давно обрюзгли! Им не о чем говорить. Поэтому они становятся неуклюжими, ленивыми и тупыми. Ей‑богу вымрут!» А он надулся и ушёл! Обиделся! Ладно. Когда через пятьсот лет заявляется и спрашивает: «Ну как?» – я говорю: «Вымерли! Вчера последнего схоронил».
– Да, – смущённо соглашается Такк. – У них за последнее время на лицах было написано некоторое самодовольство. Я это видел, конечно, и даже радовался за них, полагая, что они счастливы…
– Постойте, ребята, – говорю я, – как же это у вас получилось? Тикк остался на месте, Такк куда‑то исчез – что же было со временем? В одном месте – тик‑тик‑тик, а в другом – так‑так‑так? Очень странно…
– А время в то время остановилось! – отвечает находчивый Тикк, и я успокаиваюсь.
Этот рассказ показался мне слишком достоверным: и кому ещё может повезти настолько, чтобы услышать рассказ очевидцев о том, как и почему погибли тираннозавры!
И я записываю этот рассказ, чтобы не позабыть его.
– Мне ничуть не жаль тираннозавров, – говорю я, – так им и надо. Более того: я могу привести много примеров, когда отсутствие интересов и присутствие самомнения приводили в ничтожество даже людей. Однако согласитесь, друзья, что прежде чем впасть в ничтожество, человек должен был сначала произойти хотя бы от обезьяны. А вы никак не даёте мне описать этот немаловажный факт.
– О да, – говорит Тикк. – Необходимо сначала появиться на свет. Поэтому произведи человека от обезьяны, а мы пока подождём и потом расскажем, что из этого вышло…
– Что из этого вышло, ребята, я вижу сам, а вот как произошёл человек – я попробую сейчас выяснить.