Получив воззвание Потемкина и видя, что значительная часть царских войск прибыла на реку Малку, кабардинские князья, к которым генерал послал специальных представителей, решили не высказывать правителю края свое «недоброжелательство». Девлет-Гирей и Бекмурза Касаевы с братьями, Атажука Хамурзин со своей родней и старик Джанхот Седаков, явившись в лагерь царских войск, изъявили свою покорность России. Потемкин вручил всем им подарки. Через этих приверженных России владетелей он передал заявление для враждебно настроенной части кабардинских князей. В нем он требовал возвращения пленных и плату за убитых. Князья созвали собрание для обсуждения этих вопросов, но было очевидно, что кабардинцы хотят лишь затянуть время, поскольку перед собранием они спешно отправили в горы свои семейства, скот и имущество.
Между тем Мансур, получив известия о встрече, которую готовят ему объединенные русские войска на реке Малке, оставил прежние планы, намереваясь прорваться между станицами и уйти обратно в Чечню. 30 октября генерал Потемкин получил сведения о том, что имам подошел к Тереку, где в ближайшее время соединится с кабардинцами и может произвести великое опустошение по всему оставленному войсками российскому берегу. Однако Мансуру не удалось совершить этот маневр. Недостаток продовольствия парализовал движение горцев. Имам обратился к кабардинцам, с тем чтобы они выделили для его войска с каждого двора по одной корове и мешку муки. Ожидая прибытия транспорта с продовольствием, Мансур остановился недалеко от станицы Червленой.
При попытке приблизиться к станице отряд горцев был остановлен стрельбой из пушек. Это были войска полковника Лунина, неотступно следившего за продвижением Мансура. После нескольких дней, проведенных в ожидании помощи, Мансур решил двинуться в сторону Кабарды навстречу продовольственным обозам. Однако тут его поджидал отряд полковника Нагеля.
За год войны Мансур стал опытным военным предводителем. Впереди его войска всегда двигались летучие конные разъезды. Они-то и обнаружили стоявшие в засаде русские войска. Горцы успели быстро занять лес и ущелье, подступающее с тыльной стороны к селениям Малой Кабарды. Таким образом, они теперь уже сами окружили отряд Нагеля. В группу Нагеля входили Второй Московский полк, гренадерский батальон из рот Кабардинского и Селенгинского полков, два эскадрона Астраханского драгунского полка, Моздокский казачий полк, 150 человек гребенских и семейных казаков и 150 человек донских казаков.
При наступлении русских горцы начали отступать, но при этом вели сильный огонь, скрываясь за деревьями. Отдельные группы горских всадников, прикрывая основные силы, постоянно выезжали в разных местах перед царскими войсками, не приближаясь, однако, на расстояние прицельного выстрела. Намерение Мансура состояло в том, чтобы завлечь российские войска в лесистое ущелье, где у горцев было очевидное превосходство в ведении боя. Полковник Нагель, однако, хорошо помнил историю гибели отряда Пиери и не поддался на эту хитрость. Русские войска остановились на открытом пространстве и стали ждать подхода подкреплений. Спешить им было некуда.
В отличие от русских горцы долго выжидать не могли — продовольствие у них закончилось. Необходимо было как можно скорее попасть в кабардинские селения. Мансур отправил к жителям Большой Кабарды их соотечественника, князя Дола, с сообщением о том, что им необходимо приготовить продовольствие, так как он вскоре прибудет к ним со своим войском. Это произойдет сразу, как только он разгромит царские войска, которые уже окружены им со всех сторон. Через князя Дола Мансур убеждал кабардинцев, что он непременно разобьет отряд Нагеля или же перекроет воду в горных речках, отчего русские вынуждены будут сдаться.
На рассвете 30 октября Мансур принял решение атаковать русские войска с разных сторон. Ожесточенный бой в ущелье продолжался в течение пяти чесов, но так и не определил преимущества какой-то из сторон. Горцы отошли в лес и перекрыли несколько горных речек, отчего отряд Нагеля вынужден был оставить удобное для обороны место и приблизиться к укрепленному местечку Татартуп.
2 ноября в 7 часов утра Мансур во главе восставших горцев предпринял атаку на отряд Нагеля возле укрепления Татартуп. Получив подкрепление от владетелей Большой и Малой Кабарды, Мансур развернул мощную атаку. Чтобы не позволить русским сосредоточить на одном направлении огонь пушек, Мансур опять предпринял несколько атак с различных направлений. Справа наступали лучшие кабардинские наездники во главе с князем Долом. С тыла русских атаковали кумыки во главе с самим Мансуром. Слева были тавлинцы и, наконец, с фронта — главная сила, состоявшая в основном из чеченцев. Тавлинцы, сражавшиеся пешими, первыми пошли в атаку, чеченцы и другие отряды держались немного поодаль и, скрываясь в лощине, в месте безопасном от пушечных выстрелов, вели перестрелку. После отражения атаки тавлинцев полковник Нагель сам перешел в наступление и вытеснил чеченцев из лощины, где они укрывались.
Видя, что инициатива переходит к противнику, Мансур, бросив ободряющий клич чеченцам и находившимся вместе с ними кумыкам, сам ринулся в гущу наступающих русских солдат. В этом сражении впервые были использованы изобретенные Мансуром подвижные щиты на колесах для прикрытия от губительного огня русской артиллерии. Щиты были сколочены из двух рядов бревен с насыпанной между ними землей. Каждый щит имел по две пары колес. Таких щитов в этом сражении использовалось пятьдесят. «Солдаты наши ударили в штыки, — пишет П. Г. Бутков, — жестокая сеча продолжалась шесть часов».
Благодаря подвижным щитам и рассыпному строю (так позже стал именоваться в военной теории атакующий строй, впервые примененный имамом в бою с регулярными войсками) Мансуру удалось сохранить в этом сражении большую часть живой силы. Противоборствующие стороны были измотаны длительным и жестким боем, в котором никто так и не смог достигнуть решающего преимущества. По донесениям Нагеля, погибло до 60 русских солдат. Количество убитых горцев он оценил в двести человек, хотя и в этом случае российские военачальники, скорее всего, завысили потери противника.
В итоге поле битвы осталось за имамом — Нагель отошел к Моздоку и попросил помощи. Командующий войсками на Кавказе генерал Потемкин послал к нему в подкрепление две гренадерские роты Ладожского и Бутырского полков, двести егерей Кабардинского полка, сто человек волжских и семьдесят человек семейных казаков. Отступление Нагеля открыло горцам дорогу на Кабарду. Шейх Мансур был принят кабардинцами как победитель и некоторое время гостил у князя Дола.
Но как же капризна и переменчива судьба народных вождей! Из Кабарды имам перебрался в Алды, но, по сообщению того же П. Г. Буткова, «был принят соотчичами без того энтузиазма, какой питали к нему прежде». Алдынские старшины опасались скорого прихода русских войск и не очень верили, что Мансур сможет защитить их. Не только в родном селении, но и во всем лагере сторонников Мансура начались волнения. Если бедняки по-прежнему поддерживали его, то богачи и владетели, включая старшин различных деревень, поняли, что война с русскими регулярными войсками оборачивается для них большими потерями и не сулит богатой добычи. Эти временные союзники покинули шейха Мансура и тут же обратились с просьбами о помиловании к царской администрации.
8 декабря 1785 года о своей готовности жить в дружбе с Россией сообщили и старшины родного аула Мансура — Алды. Они обратились с письмом к полковнику Савельеву, в котором заявили, что впредь от них никакого вреда не будет. Они уверяли, что будто бы до сих пор удерживали народ от нападения на царские войска. «Вы же без всякой нашей причины и преступления, — писали они, — причинили нам неслыханную до сих пор досаду и огорчения, то пред кем же мы теперь предстанем с донесением нашим объяснить свою невинность». Письмо они заключали словами: «Если оставите нас на прежнем основании, то и мы будем как прежде верными Ее Величеству». Во втором письме от 23 декабря алдынские старшины сообщали, что они получили письма от генерала Потемкина, и вновь уверяли, что остаются в верности России «непоколебимо».
В конце 1785 года к кизлярскому коменданту поступили письма от многих чеченских старшин с уверениями в дружбе и с просьбой принять их аманатов. Жители селения Атаги числом 500 дворов также заверили российское командование на Кавказской линии, что от них больше не будет никакого вреда. Генерал Потемкин, почувствовав перелом в настроениях восставших горцев, вновь обратился к ним с воззванием. «Обещаю, — писал он, — что если народы кумыкские и чеченские, обратись на путь истинный, принесут раскаяние и, поймав возмутителя, выдадут его в руки мои, то будут во всем прощены, оставлены в покое. Дано будет тем, кто приведет его живого, три тысячи рублей, за голову же от мертвого — пятьсот рублей. Но если и за сим народы не раскаются, и паки к нему прилепляться будут, тогда подвину я гром оружия и меч острый на поражение преступников».
Недаром сказано, что нет пророка в своем отечестве. Мансур, почитаемый как имам и пророк многими народами Северного Кавказа, не чувствовал покоя на родной земле, в своем собственном доме. Ему опять пришлось жить в укрепленном подвале, окружив себя верными мюридами. Но теперь он опасался не русских лазутчиков, а своих же богатых соотечественников-узденей, желавших не только избавиться от его опасного присутствия, но и получить награду за голову имама.
Российские власти начали охоту на князей и владетелей, оставшихся преданными Мансуру. Так, полковник Матцен сообщал из Владикавказа, что за поимку кабардинского князя Дола обещает двести рублей, 600 аршин холста или 150 аршин сукна. Понимая, что новое наступление царских войск неизбежно, многие горцы оставляли свои дома и уходили в горы со всем имуществом и семьями. Оставшаяся мужская часть поселенцев готовилась к обороне. Андреевские жители выкопали вокруг деревни ров и соорудили высокий вал. Жители Алдынской деревни, собравшись у своего кади и придя вместе с ним к Мансуру, стали спрашивать у него, что им делать дальше. Мансур убеждал их, что нужно беречь силы и выжидать, но ни в коем случае не складывать оружия — иначе рано или поздно все они станут рабами чужеземцев или вовсе исчезнут с лица земли. Многих его речи убедили, но богачи и старшины открыто выражали недовольство действиями имама. Мансур мог пресечь их протесты, но не желал допустить братоубийства и раздробления сил в канун будущих сражений.
Тем временем в конце 1785 года российские войска пришли на реку Баксан. Кабардинцы созвали собрание, на котором, хотя и готовы были просить помилования, но долго не решались высказаться открыто, опасаясь гнева Мансура и возмущения простых людей, которые по-прежнму доверяли имаму. Зная настроение большинства князей, Мисост Баматов, как старший кабардинский владетель, предложил исполнить требование царских властей. Он возвестил крестьянам, что сопротивление может навлечь много бедствий. Что русскими военными уже построен мост через реку Баксан, и они готовятся к переправе, после чего последует жестокое разорение селений. Собравшийся народ выбрал четырех представителей, которых отправил в лагерь российских войск. Депутаты везли с собой письма к императрице и князю Потемкину. В качестве гарантии исполнения требования властей кабардинцы выдали аманатов — по одному узденю от каждой знатной семьи.
В конце ноября были отправлены депутаты в Россию от четырех влиятельных владетелей Большой Кабарды — Атажуки Хамурзина, Биарслана Касаева, Кайсына Джанхотова, Исмаила Темрюкова. От Малой Кабарды отправили Тепсаруко Таусултанова и с ним узденя — капитана Шабасгирея. Командующий войсками генерал Потемкин передал с горскими депутатами, отправлявшимися в Санкт-Петербург, свое письмо, в котором просил светлейшего князя Потемкина назначить пенсии наиболее преданным кабардинским владетелям. Он полагал, что при явной жадности последних к деньгам это будет лучшим способом привлечения их на сторону России. Сам генерал подарил инициатору примирения князю Мисосту Баматову перстень с бриллиантами и такой же подарок отправил андреевскому владетелю Муртазали.
Для предупреждения нападений горцев было решено сформировать большой отряд под командованием того же полковника Нагеля. В него вошли Астраханский, Томский и Московский полки, три батальона гренадеров, восемь полевых орудий и казачьи войска. Нагелю приказано было при малейшей возможности захватить Мансура в Алдах, обещая при этом помилование жителям селения.
Видя, что новые военные действия грозят его аулу полным разорением, Мансур покинул Алды и перебрался к брату своей жены в деревню Шалинскую (ныне город Шали). При нем к этому времени оставалось не более двухсот верных бойцов и мюридов. Из Шали Мансур разослал письма к закубанским, татарским (кумыкским) и другим народам, призывая их вступать в его войско, а также постоянно совершать нападения на русские укрепления. Своим односельчанам Мансур написал, что временно покидает их, чтобы не навлекать на село беду, но по-прежнему верит им и надеется на их поддержку. Он опять повторял: «Все беды наши есть гнев Божий, Господне наказание за ослабление веры, взаимные несогласия и неисполнение предписаний Пророка. Очиститесь, станьте верными воинами Аллаха, и победы непременно придут!»
Постепенно положение начало улучшаться. Вновь широко распространились слухи о чудодейственных способностях Мансура. Говорили, что он может появляться, где ему необходимо, и мгновенно исчезать. Рассказывали также о поездке его на волшебном коне к Азовскому морю и о мудрых наставлениях шейха мальчику по имени Юсуп из Шалинской деревни, которого Мансур называл своим сыном и который теперь, как и сам Мансур, может излечивать больных наложением рук. Все это поднимало авторитет имама среди горцев Северного Кавказа.
Последователи Мансура теперь ожидали от него энергичных действий против российских войск, перешедших к наступлению на горцев. Но что мог сделать Мансур без военной силы? Без нового набора бойцов и серьезной их подготовки организовать сопротивление было невозможно. Мансур уже убедился в том, что попытка перенести военные действия из предгорий на равнину закончилась неудачей. Чеченские джигиты, представлявшие грозную силу в горах и предгорьях, не могли столь же успешно сражаться на равнине, тем более против российских военных укреплений, оснащенных пушками.
Зато другая, не менее важная цель имама — максимально расширить масштабы военных действий против русских войск, — осуществлялась успешно. К началу 1786 года весь Северный Кавказ от Каспийского до Черного морей был охвачен пожарами восстаний. Волнения, охватившие многие участки Кавказской линии на всем ее протяжении, не позволили генерал-поручику Потемкину организовать в конце 1785 года торжественное открытие Кавказского наместничества в Екатеринограде. Отборный лес, припасенный для сооружения присутственных мест и генерал-губернаторского дома, был сожжен восставшими горцами. Постройки, начатые администрацией еще в ноябре, при всех усилиях могли быть закончены не ранее января 1786 года.
Согласно указу императрицы Екатерины II Сенату, в Кавказское наместничество должны были войти две области: Кавказская и Астраханская. Кавказская область включала в себя уезды Екатериноградский, Кизлярский, Моздокский, Георгиевский, Александровский и Ставропольский. В Астраханскую область входили Астраханский, Краснодарский, Енотаевский уезды и Черноярский, отторгнутый от Саратовского наместничества. Город Екатериноград назначался губернским, а Астрахань становилась областным центром.
В конце 1785 года всем закубанским мурзам, кабардинским и кумыкским владетелям как подданным России было разослано официальное приглашение явиться в Екатериноград на торжества по поводу открытия Кавказского наместничества. Торжества состоялись 18 января 1786 года в присутствии более чем ста российских дворян и сорока кумыкских, кабардинских и ногайских князей и мурз. 20 января были проведены выборы уездных предводителей дворянства. Затем из них все единогласно избрали губернским предводителем генерал-фельдмаршала светлейшего князя Потемкина-Таврического. Это событие было тревожным сигналом для Мансура и его сторонников — оно говорило о том, что Россия все крепче утверждалась на Кавказе. Еще немного, и все попытки вытеснить ее отсюда окажутся тщетными. Это хорошо понимали не только в чеченских горах, но и в Стамбуле.
С начала 1786 года турецкое правительство начинает проявлять особенно пристальный интерес к действиям восставших горцев. Все чаще поступают письма к различным князьям и владетелям от турецких властей. В это время генерал Потемкин с Московским полком и батальоном гренадеров подошел к станице Червленой и потребовал от кумыкских и чеченских владетелей и князей принесения присяги. Такая присяга была принесена аксаевскими князьями и старшинами аула Старые Атаги в Чечне, однако алдынцы и другие соседние общества от нее отказались. Распространился слух, что дагестанский владетель Ахмет-хан Дженгутайский, находившийся в Константинополе, прислал нарочного с письмами ко всем дагестанцам, кумыкам, андреевцам, аксаевцам и чеченцам, извещая их в том, «что Порта дает им деньги и обещает в помощь против русских властей свои войска».
«Сие известие, — доносил рапортом от 4 января 1786 года князю Потемкину генерал-поручик Потемкин, — было причиной, что народы в принесении присяги остановились и, не отказываясь совершить оную, видно проводят время для того, чтобы узнать, правильно ли дошедшее к ним известие». Разнесся также слух, что Ахмет-хан написал своему брату письмо, в котором сообщал, что Порта его приняла весьма хорошо. Он получил много подарков и был представлен султану, который якобы самолично спрашивал его, в чем он более всего нуждается — в деньгах или войсках. На что он, Ахмет-хан, ответил, что если будут деньги, то войска он всегда найдет. После этого султан якобы пообещал дать ему все необходимое для борьбы против «неверных».
С начала 1786 года Мансур вновь активизирует свою агитацию среди чеченцев и соседних народов. Об этом свидетельствуют донесения российских агентов. Посланный в Шалинскую деревню 23 марта 1786 года татарин Дада Булатов сообщил, что имам намерен из деревни Шали переселиться в урочище Мартан недалеко от Карабулакской деревни. Сюда же якобы должны переселиться из Малой Кабарды два кабака (небольших поселения) с их владетелем князем Долом. «Кроме того, — сообщал Булатов, — Ушурма намерен переселить сюда, в урочище, живущих по этой стороне Сунжи татар, а также брагунцев и девлетгиреевцев. Если же последние не повинуются его приказанию, то имам может их разорить».
В этом же месяце, согласно известиям, доставленным аксаевским князем Адылом, кизлярский комендант Вешняков сообщал светлейшему князю Потемкину, что намерение Мансура состоит в следующем: собрать сколько возможно горцев и идти на Большую Кабарду, а оттуда, соединясь с кабардинцами и закубанцами, совершать нападения на Кавказскую линию. Сейчас у Мансура в отряде не более трехсот человек.
Горские владетели не осуждали открыто своих крестьян, переходившх в лагерь восставших. Они оставляли за собой возможность, в зависимости от обстановки, быть либо на стороне российских властей, либо на стороне Мансура. Однако наказание якобы «непокорных» крестьян местные владетели неизменно доверяли российским властям. Причем старались делать это втайне, чтобы крестьяне думали, будто они, владетели, не имеют к подобным карательным акциям никакого отношения.
Другие князья и владетели выступали против своих бунтовавших крестьян открыто. 4 апреля 1786 года в письме на имя кизлярского коменданта Вешнякова аксаевские владетели доносили, что «бунтовщик Ушурма, собравшись с чеченцами, был в Качкалыковской деревне, где и сделал с народом единое по замыслу его условие». Оттуда Ушурма поехал в Аксаевскую деревню, владетели которой не выразили ему своего согласия. «Однако же наш народ, — жаловались владетели, — весь из нашего повиновения вышел и предался бунтовщику… Ваше Высокородие, — писали они далее, — если качкалыковцев совсем беспутных не накажете, то они более других будут поощряться к злоумышленное™, ибо мы, сколько ни отвращали от сих предприятий, но отвратить не могли». На письма аксаевских владетелей кизлярский комендант отвечал: «За уведомление Ваше о бунтовщике Ушурме благодарю Вас, почтенных князей, но только крайне сожалительно, что не могли вы до приезду бунтовщика уговорить своих подвластных отвергнуть его».
В начале 1786 года Мансур активно вербует новых сторонников. Генерал Н. С. Шемякин сообщал Командующему войсками на Кавказе, что Мансур, прибыв на реку Койсу с отрядом в 80 человек, «требует от чеченцев с каждой мечети по три человека и на содержание их по двадцати копеек со двора». Генерал Потемкин, в свою очередь, поставил в известность об этом князя Потемкина. В частности, он отмечал, что хотя и «не видно, чтобы народы к нему сильно стекались, но осталось в них еще великое к шиху уважение».
В середине года Мансур продолжает собирать повстанческие отряды как в чеченских, так и в соседних районах, которые до этого почти не были охвачены мобилизацией. Теперь имам требовал, чтобы каждая горская деревня выставила «по 10 человек для его войска с полным довольствием, по 2 человека с каждого купа (квартал, часть селения, объединяемая одной мечетью. — А. М.) для несения караула, а также отдавать 9-ю часть хлеба и урожая». Посланный Вешняковым в горские аулы татарин сообщал, что Мансур, набрав 500 человек, приехал на реку Кою (Койсу) выше Алдынской деревни для продолжения мобилизации. После чего он якобы собирался пойти к местечку между реками Сунжей и Гудермесом, оттуда переберется к качкалыковцам и, наконец, к аксаевцам и андреевцам.
Для содержания войска местное население выделило Мансуру от каждого купа (квартала), то есть в среднем от двадцати дворов, по одной корове и по мешку муки с каждого двора. Для большей организованности и оперативности действий своего войска Мансур решил разбить его на небольшие группы по десять человек. Во главе каждого из отрядов должен был стоять тамада (начальник), и каждый такой отряд располагал своим кошем (содержанием).
Придя в Андреевскую деревню, Мансур собрал здесь всех горцев, в том числе и аксаевцев, и привел их к присяге, потребовав без его согласия не начинать никаких боевых действий против российских войск. За нарушение этого запрета он велел брать штраф, а также наказывать за грабежи. Каждая военная операция должна была начинаться только по его прямому указанию. Имам по-прежнему не терял надежды обуздать народную стихию, но это удавалось ему только отчасти. Кроме того, Мансур приказал народам, живущим по эту сторону Кабарды, выставлять с каждого купа по два человека для караула. Вскоре андреевский владетель Темиров сообщал коменданту Вешнякову о том, что все андреевские, аксаевские и карабулакские жители обещали дать имаму по два человека от каждой квартальной мечети. Ему обещали дать и барабанщиков, которые в отрядах Мансура, как и в полках русской армии, использовались для сбора людей и поддержания боевого духа.
Глава 2
КОЛЬЦО СЖИМАЕТСЯ
С начала 1786 года число сторонников Мансура вновь начинает расти. Андреевский владелец Али-Солтан Чепалов и другой кумыкский мурза Муртазали Чепалов, недавно отошедшие от имама, вновь помирились с ним и тайно приехали в Чечню. «Али-Солтан, — писал о Чепалове генерал-поручик Потемкин, — с самого начала здешних замешательств был главнейшим помощником и другом бунтовщика Ушурмы… а как он половиною всех кумыцких селений владеет, то дружба его бунтовщику тем была полезнее, что подвластные сего Али-Солтана составляли лучшую опору бунтовщика». В письме от тарковского шамхала Мухаммеда, направленном в российскую администрацию, сообщалось, что, несмотря на все его старания запретить дагестанцам помогать Мансуру, они самовольно уходят к бунтовщикам.
В рапорте от 20 февраля 1786 года генерал-поручик Потемкин сообщал светлейшему князю Потемкину, что он получил от своих агентов сведения о том, что к Мансуру приехали два турка, которые обнадеживают имама присылкой из Стамбула войск, пушек и денег. Такие же показания поступили от агентов, побывавших в селении Шали, где в это время проживал Мансур, и от агентов, находившихся в закубанском крае и в Грузии. «В предположении, что турки дадут войска, — замечал генерал Потемкин, — вероятности нет, ибо провести войско им невозможно, а что касается денег, то их они могут прислать». Через месяц кизлярский комендант Вешняков доносил, что аксаевский князь Адыл известил его о том, что Порта прислала к Мансуру письмо с тремя черными печатями. Письмо это было зачитано шесть дней назад в мечети Аксаевской деревни на собрании всех жителей. Его, как слышал бригадир Вешняков, привез посланный имамом в Мекку и Стамбул чеченец по имени Аджи. В этом письме Порта будто бы обещала в скором времени прислать имаму войска и артиллерию. После этого многие князья и уздени постановили «следовать повелениям оного лжепророка». Небольшое число более осторожных князей заявило, однако, что они не поверят известию, пока не увидят своими глазами турецкие пушки.
Намерение Мансура в начале 1786 года состояло в том, чтобы собрать возможно большее число восставших и пойти с ними в Большую Кабарду. Затем, соединившись с кабардинцами и закубанскими народами, он планировал совершить нападение на Кавказскую линию. В то время в отряде Мансура по-прежнему было не более 300 человек. Он продолжал рассылать по всем горским селениям прокламации и письма, в которых призывал горцев подняться с оружием против царских властей и проклинал тех, кто повинуется им. К этому времени для армии имама было изготовлено большое знамя на длинном копье с серебряным навершием, сшиты специальные мешки для провианта, закуплены огромные котлы для приготовления пищи. Зная о намерении властей захватить его, Мансур приказал расставить вокруг своего дома караул из местных жителей. Пленить или убить имама было невозможно, ибо преданные имаму горцы тщательно скрывали его местопребывание.
Были, конечно, среди них хищники, любители наживы. Одни являлись к русским властям на Кавказскую линию и предлагали за определенную сумму доставить голову Мансура, но не могли исполнить своих обещаний. Другие, пользуясь доверием администрации, все же получали деньги и бесследно исчезали. Говорили, что среди них были люди, которые действовали по указанию имама и таким образом зарабатывали деньги для восставших.
Как-то к полковнику Савельеву из селения Шали от одного из духовных сподвижников Ушурмы, Умар-Хаджи, явились два его ученика. Это были Курмат Алисултанов и Мурдар Турлов в сопровождении узденя Девлетгиреевской деревни Гулая Баматова. Они сообщили полковнику, что их якобы прислал сам Умар-Хаджи, который самолично обещал убить Мансура, но с тем условием, чтобы власти дали за голову имама две тысячи рублей. Из них тысячу он требовал вручить авансом его посланцам и переправить с ними в Девлетгиреевскую деревню. Все было сделано так, как предложил Умар-Хаджи. Полковник Савельев с разрешения высшего начальства выдал деньги на поимку Мансура. Однако последующие события показали, что деньги эти были потрачены на покупку оружия для восставших. Посланный по тайному приказу генерала Потемкина для захвата в плен или уничтожения шейха уздень Баташ со своими людьми, возвратившись, сообщил, «что по большой сего человека осторожности нет никакого способа выполнить этого дела».
В это время направленные российским командованием к закубанским народам и в Кабарду агенты доставляли на линию тревожные сведения о воинственных намерениях горских народов в связи с возобновившейся активностью шейха Мансура. Уздень Аслан-Гирей Бабуков сообщал генерал-майору Шемякину из Константиногорска, что будто бы от шейха, находящегося в Шали, прислали письмо кабардинскому эфенди Исаку. В письме имам возвелел кабардинцам готовиться к большому собранию, которое состоится в апреле на реке Баксан. Там должны были присутствовать многие мусульманские народы. Правда, в письме ничего не говорилось о планах, которые должны были утвердить на столь представительном собрании народов Кавказа. Однако казалось несомненным, что горцы готовились к объединенному выступлению против России под знаменем Мансура.
В рапорте генерал-майору Шемякину полковник Савельев извещал, что 23 февраля 1786 года в Шалинскую деревню приехал кабардинский князь Дол — один из первых и самых верных сподвижников шейха Мансура. Он пробыл там несколько дней и взял у имама письма владетелям Малой Кабарды — Кайтуке и Келемету. Полковник Матцен сообщал из Владикавказа, что он через ингушей и осетин узнал, что князь Дол уже третью неделю живет у Мансура и якобы в скором времени вообще «намерен уйти в Чечню и поселиться там». Вскоре стало известно, что Мансуру прислано письмо от казикумухского хана, в котором тот сообщал, что прибудет к нему весной со своим войском. Сообщалось также, что два человека из Шалинской деревни поехали к хану с ответным письмом от шейха Мансура. В связи с этим чеченцы и кабардинцы начали волноваться. «Сему злу теперь заводит корень разбойник Дол», — доносил полковник Савельев.
Среди жителей ингушских деревень также царило беспокойство в связи с распространявшимися слухами о том, что горцы во главе с Мансуром намереваются в ближайшее время совершить против них нападение. Дело в том, что некоторые ингушские старшины, сотрудничая с российскими властями на Кавказской линии, совершали нападения на отряды Мансура и Дола. Одним из таких постоянных противников Мансура был ингушский старшина Чош. Другой старшина Баков, предвидя возможность нападения, сообщал российским властям о том, что ингуши в случае опасности со стороны восставших чеченцев помышляют «прийти все к Владикавказу и просить об укрытии их в крепости».