Раю противопоставляется ад: по-китайски он называется ди-юй — «подземная тюрьма», или «преисподняя». Находится ад глубоко под землей на дне огромного океана. В больших храмах можно было увидеть «схематическое изображение» ада: в виде кругов, сужающихся кверху, причем в каждом круге устраивались особые ниши или выступы, куда помещались небольшие фигурки судей, чертей, палачей и грешников. Повелителем ада считается бог смерти Яма (по-китайски его называют Янь Лован).
По буддийским поверьям, когда человек умирал, его душа сначала направлялась к богу-покровителю данной местности, а затем к богу-покровителю городов. Эти боги представляли верховному божеству, Нефритовому императору, доклады о добрых и злых делах усопших. В соответствии с этими докладами усопших вознаграждали за добро или наказывали за грехи. Демоны ада заставляли грешников смотреть в огромное зеркало, в котором отражались все плохие дела, совершенные ими.
В буддийских легендах говорится о 20 отделениях ада, где грешники подвергаются различным изощренным пыткам в соответствии со злодеяниями, совершенными ими.
За совершенные преступления грешники приговаривались к различным наказаниям: их мучили голодом и жаждой, кололи вилами, клещами сжимали сердце и печень, наносили удары трезубцем, разрезали пилой на куски, клали на доски с торчащими острыми гвоздями, выкалывали глаза, вырывали язык, высасывали кровь, вешали вверх ногами, отрезали руки и ноги, бросали в котел с кипящим маслом и т. д. По воззрениям буддистов, человек подвергается наказаниям в аду не вечно, а проходит своеобразное «очищение» от грехов.
Самым главным испытанием для обитателей ада считалось «колесо закона», или «колесо жизни» — личный символ Будды.
В центре колеса изображены «три вредных существа»: змея — символ ненависти, птица — символ вожделения, свинья — символ невежества.
Круг колеса разделен на шесть отделений, из которых три находятся наверху и называются «три состояния блаженства»; три находятся внизу и называются «три состояния гибели», представляя собой различные круги ада.
Внешний узкий ободок, называемый «двенадцать действий», связан с главным замыслом «колеса жизни» — изобразить двенадцать различных фаз жизни от рождения до старости и смерти.
Испытывая жертву на «колесе закона», ее помещали между спицами вращающегося колеса. Если грешник оказывался наверху с правой стороны колеса, ему предстояло перевоплотиться в благородного человека; если грешник был внизу с левой стороны колеса, тогда ему отводился удел вдовца, сироты, бездетного, калеки, хромого или слепого. Неудачник, попавший в правую сторону внизу колеса, перевоплощался в живородящее существо, а в левую сторону внизу колеса — в яйценосное существо. И наконец, та жертва, что оказывалась в колесе с правой стороны и в самом низу, перевоплощалась в раковину или рыбу, а на таком же уровне с левой стороны — в насекомое.
В зависимости от тяжести преступления и поведения грешника судьи в буддийской преисподней принимали соответствующее решение: кем должен вновь родиться умерший — мальчиком или девочкой, красивым или некрасивым, богатым или бедным и т. д.
Из всех доктрин буддизма особенно привилась в Китае вера в перерождение. О перерождении в народе распространялись самые невероятные рассказы. Приведем один из них.
Господин Шэн родился в городе Сучжоу. До его рождения недалеко от дома семьи Шэн в небольшой часовне жил буддийский монах. Когда пришло время смерти монаха, он позвал к себе мать и сказал ей: «Я умираю, но ты не плачь обо мне. Скоро я перерожусь в младенца семьи господина Шэна. Ты должна ежедневно стоять у ворот его дома и просить милостыню. В день моего появления на свет слуги господина Шэна скажут тебе, что они очень заняты и им не до нищей, потому что у хозяина родился сын. Но ты никуда не уходи. Я буду кричать и вызову большой переполох в семье господина Шэна. Слуги будут в смятении и скажут, что не знают, как унять крик новорожденного. Тогда ты должна им предложить свои услуги, чтобы успокоить ребенка. Вначале они даже слушать тебя не захотят, но через некоторое время согласятся и пригласят тебя во двор. Когда я увижу тебя, я сразу перестану плакать, и ты станешь моей няней».
Мать сделала все, как велел ей сын. Каждый день она приходила к воротам дома господина Шэна и просила милостыню. Однажды его слуги велели ей убираться прочь — в семье родился мальчик и никому нет дела до нищенки. Она все же осталась и вдруг услышала крик ребенка. Слуги сбились с ног, стараясь успокоить дитя. Но все было напрасно. Старая женщина предложила свои услуги, но долго никто не хотел ее слушать. Наконец, устав от бесплодных усилий, слуги обратились за ее помощью. Ребенок сразу же умолк, и нищую взяли к нему няней.
Когда мальчик подрос, он часто гулял с няней недалеко от дома. Во время одной из таких прогулок, увидев маленькую часовню, он уговорил няню осмотреть ее. Войдя в часовню, мальчик сказал: «Здесь должен быть шкаф, а в шкафу книга, которую я оставил. Пойдем посмотрим!» Они вошли и действительно обнаружили шкаф, а на полке лежала книга. Так няня убедилась, что ее покойный сын перевоплотился в этого ребенка. Это было чудо, недоступное пониманию простых людей.
* * *
На протяжении многих столетий «три религии» — конфуцианство, буддизм и даосизм — сосуществовали в Китае, дополняя друг друга. Культ предков, который лежит в основе конфуцианства, буддизм и даосизм дополнили учением о рае и аде. Китайцы издавна верили, что души усопших продолжают где-то жить, но где именно и как это происходит, никто не мог ответить. Буддизм, приспособившись к культу предков, заполнил этот пробел учением о перерождении душ. Существует духовное родство между буддизмом и даосизмом в проповеди аскетического образа жизни.
Академик В. М. Алексеев писал о божествах в китайских храмах: «На иконах иногда рисуют всех трех патронов — Конфуция, Будду и Лаоцзы — в едином контуре, не делая разницы между ними. Каково Конфуцию, презиравшему религию и только высокомерно ее терпевшему, очутиться в объятиях Будды, а Будде, монаху, аскету, холостому ненавистнику плоти, видеть, как перед ним жгут свечи, прося о рождении сына или о скорейшей наживе и обогащении. Или философу Лаоцзы превратиться в родоначальника знахарей и заклинателей! Но, несмотря на столь резкую разницу вкусов, все они слились во всепоглощающей китайской народной религии, слепо ищущей заступничества от лиха, которое-де подстерегает на каждом шагу».
Многие божества одновременно принадлежат и даосскому и буддийскому пантеону, поэтому трудно провести между ними строгое разграничение. Божество Гуаньинь, относившееся, как уже говорилось выше, к буддийскому пантеону, со временем было включено и в даосский пантеон (у даосов — Няннян). Верующие, не делая различий между Гуаньинь и Няннян, поклонялись одной богине — покровительнице плодородия и сыновей. Изображения Гуаньинь можно было встретить и в буддийских, и в даосских храмах. Бога войны Гуаньди считали буддийским богом, однако он почитался и верующими даосами. Нефритового императора долгое время и даосы, и буддисты считали «своим», и только впоследствии, в борьбе за «овладение» этим божеством, верх взяли даосы.
В народных верованиях конфуцианство, буддизм и даосизм слагались в своего рода единый комплекс, каждый раз окрашенный некоторыми местными обычаями и суевериями. Поэтому в Китае невозможно было обнаружить в чистом виде ни буддизма, ни даосизма, ни конфуцианства. Это привело к возникновению религиозного синкретизма (соединения религий).
Все «три религии» почитали государственный культ, в котором император занимал место первосвященника; они пользовались поддержкой правительства, а некоторые божества буддизма и даосизма были причислены к государственному пантеону и удостоены официального поклонения.
Сделавшись буддистом, китаец в то же время продолжал поклоняться Небу, Земле, Луне, Солнцу и духам предков, соблюдать моральные наставления Конфуция, приносить жертвы усопшим и т. д. Китаец мог быть конфуцианцем и одновременно верить в учение буддизма и даосизма. «Почти во всех храмах (а их масса), — отмечал академик В. М. Алексеев, — я наблюдаю все тот же синкретический хаос, т. е. полное смешение всех трех учений (сань-цзяо): конфуцианства, даосизма и буддизма. Впрочем, к нелогичности такого порядка китайская религия вполне равнодушна: в ней, собственно, каждый молящийся — сам себе жрец».
И все же можно выделить наиболее характерные черты каждого из «трех учений»: в конфуцианстве — это проповедь послушания младших старшим в семье и обществе; в даосизме — мистическая вера в потусторонние силы; в буддизме — отрешенность от жизненных радостей.
«Из этих трех религиозных культов, — писал в 1902 г. французский китаевед Э. Реклю, — буддизм очень заметно преобладает над обоими другими числом своих приверженцев, но он только отчасти оказывает влияние на суть китайского самосознания, которое в действительности почти исключительно конфуцианское в силу того, что Конфуций обосновал свою доктрину о боготворении предков».
Действительно, несмотря на сосуществование и взаимовлияние конфуцианства, буддизма и даосизма, можно констатировать, что в многовековой истории Китая конфуцианство всегда было главенствующим началом в сложном процессе синтеза «трех учений», или «трех религий».